О коммунизме и марксизме — 71
Специалисты указывают на некие общие черты обитателей страны под названием Детство-2.
Черта № 1. Одежда и то, что современная молодежь называет прикидом. Конкретно имеются в виду маечки с Чебурашками и разного рода любимыми зверями нашего детства. А также Микки-Маусами и тому подобным. Под стать этим маечкам — брючки, отягченные чудовищным количеством никому не нужных карманов и кармашков. А также сандалии а-ля детство, коротенькие суперъяркие платьица а-ля детство, волосы, раскрашенные в яркие цвета (красный, розовый, фиолетовый, синий), татуировочки а-ля детство.
Но если бы эта черта детства-2 была единственной... Живет себе этакая обладательница ярко-красных волос и вкалывает почем зря, двигая вперед науку и технику. Но то-то и оно, что только что обсужденная черта № 1 — не единственная.
Черта № 2. Ориентация на непостоянный вид работы, не требующий усердия, настойчивости, многолетнего совершенствования в выбранной профессии, любви к этой профессии, порождающей к ней привязанность, а значит, и обусловленность ею. Работа должна быть быстро меняющейся, легкой и желательно высокоприбыльной. Место такой работы по преимуществу — глобальная сеть. Нежелание приковывать себя к чему-нибудь определенному превращает такое место работы в особую территорию детства-2, обитатель которой просто не может повзрослеть. Но он и не хочет.
Черта № 3. Нежелание связывать себя обязательствами, руководствоваться несовместимым с детством-2 чувством долга. Это нежелание порождает отказ от нормальной семьи, то есть от того, что просто не может не быть связанным с чувством долга, бытовой рутиной и тому подобными нежелательными для детства-2 тяготами. Детей рожать не надо: это пагубно сказывается на карьере, это связано с дискомфортом, это сокращает ресурсную материальную базу для детства-2.
Черта № 4. Тяга к игрушкам. Игрушками становятся мопеды или мобильники, фотоаппараты, компьютерные «прибабахи».
Черта № 5. Тяга к определенному отдыху. Танцы до упаду... Бегание голышом в теплой компании... Постоянное высасывание из бутылочек чего-нибудь этакого, конечно, не маминого молока, а алкоголя или легких наркотиков. А главное — полная деинтеллектуализация отдыха.
Черта № 6. Тип речи. Речь начинает походить на потуги плохо говорящего ребенка.
Черта № 7. Тип коммуникаций. Мгновенная смена настроений, забывание вчерашних привязанностей и т. п.
Специалисты утверждают, что такой стиль характерен для всё большего числа молодежи. Что на этой территории детства-2 вскоре поселится большая ее часть. И что речь идет не о подростках, не желающих переходить из детства в юность, обремененных разного рода физиологическими проблемами. Нет, речь идет о людях в возрасте от 22 до 33 лет. Эти люди уже прошли все подростковые ломки, уже пережили все комплексы и проблематизации. Они возвращаются в детство не для того, чтобы по-новому стартовать из него во взрослость. Они возвращаются в детство-2, из которого никуда не надо стартовать, в котором можно жить вечно. Надо ли говорить, что на такой территории детства-2 невозможна ни жертвенность, ни даже ответственное гражданское поведение, ответственный патриотизм и так далее. Да и достойное поведение на этой территории тоже невозможно.
Обитатели страны детство-2 скажут, что они спрятались в эту страну от того ужасного мира, который им предлагают. От того мира, который тычет им в лицо кровавые жестокости разного типа, от мира, где их должны пожрать либо террористы, либо какие-то непонятные войны, либо жестокие дяди и тети, предлагающие им все возможные виды насилия, так сказать, на завтрак, обед и ужин. Но любому стороннему наблюдателю понятно, что создана мощнейшая индустрия детства-2, что эта индустрия будет развиваться, причем стремительно. И что ее создателям нужны и колоссальные прибыли, извлекаемые из этой индустрии, и нечто другое, еще более важное.
Это другое — сродни колдовскому мороку. Большую часть человечества, причем ту часть, которая должна идти к новым рубежам, надо заколдовывать разного рода финтифлюшками, одаривать дешевыми подачками и отчуждать от главного — от Истории.
А люди, отчужденные от Истории, — это уже не люди. Или это постлюди, или это недолюди. Когда фашисты говорили о недочеловеках, они имели в виду разного рода расовые химеры. То, что молчком осуществляет некий как бы либерализм, — неизмеримо страшнее.
Ведь человеком и впрямь мало родиться — им надо стать. Ребенку надо предоставить определенные условия, позволяющие ему сформироваться как личности. Ведь не формируются же как личности и уж тем более как полноценные личности реальные Маугли, весьма не похожие на героя одноименного произведения Редьярда Киплинга. Да, такие реальные Маугли не вполне звери, но они и не люди.
Реальные наблюдения за подобными существами показывают, что они, скажем так, в очень малой степени люди. А почему они не стали людьми? Кстати, они и в тотальное зверство не впали. Они, говоря образно, чуть лучше зверей и гораздо хуже людей.
Произошло это потому, что не было правильных условий для формирования личности, а какие-то условия для выживания были. И в этих глубоко ненормальных условиях вместо личности формируется нечто другое. Но оно ведь формируется, правда? Ну и почему бы вместо случайного попадания в среду, препятствующую нормальному формированию личности, не создать специально среду, которая опять же воспрепятствует этому самому нормальному формированию личности, сформировав вместо нее не Маугли, а ребенка-2?
Почему бы не поставить это на конвейер? Не придать этому супермассовый характер? Не вписать это в новый, квазисоциальный формат, именуемый «бездумное общество потребления»?
И не говорите, пожалуйста, что этого не происходит. Это разворачивается на всю катушку, в это вкладываются сотни миллиардов долларов, из этого извлекаются колоссальные прибыли. Это неслыханно укрепляет непрозрачную, анонимную, но очень хищную глобальную власть.
Мало-мальски ответственные родители просто воют от того, что происходит с детьми. И даже родители-конформисты, какое-то время отказывавшиеся признавать неблагополучие, теперь начинают его признавать. Разводя при этом руками: «А что мы можем сделать? Таков он, современный мир... Идут мощнейшие процессы, и мы плывем по течению, у нас нет сил не плыть по течению. А даже если мы откажемся плыть по нему, что это изменит? Ведь мы не можем повернуть поток! Он загадочен, он невероятно могуч, а мы слабеем день ото дня, в том числе и глядя на это, да и вообще... Может, самим покрасить волосы в ярко-фиолетовый цвет, самим побегать-поверещать? Всё как-то более оптимистично, чем выть по поводу происходящего».
Ну и как ты отреагируешь, читатель, на предъявленную мной картину? Ты скажешь, что я выдумываю? Ты и впрямь это скажешь, наблюдая за тем, что происходит вокруг тебя? Тут, знаешь ли, или-или. Или ты нагло врешь себе и другим, или ты сам уже куда-то спрятался, в какие-нибудь компьютерные игры, например. Причем в этом случае ты осознанно или инстинктивно спрятался для того, чтобы не видеть, что происходит. При этом ты и не бомж, и не алкоголик. Ты зарабатываешь деньги и всерьез исповедуешь принцип «все лучшее — детям».
Что «лучшее»? Лучшие средства для превращения детей в странных существ, проживающих на территории детства-2? Что мне ответят те, кто имеют детей, а главное те, кто собираются их заводить? И разве по факту всё это не является прямым воплощением проекта «Великий инквизитор», он же — проект «Счастливое дитя»?
Воплощение этого проекта осуществляется не в Парагвае, читатель. И не в тайных иезуитских катакомбах. Оно осуществляется у тебя на глазах. И является неумолимым следствием определенного устройства общества и власти.
Увы, мы не задумываемся над тем, что стоит за скромной формулировкой «общество потребления». Общество потребления не может быть гражданским обществом. Потребитель — это не гражданин. Это антигражданин. В сколько-нибудь нормальном мире, мире какой-нибудь человечности, потребительское общество невозможно.
То есть в любом мире и во все времена люди что-то потребляли. Но потребительское общество — это не общество, где потребляют. Не зря же в народе наряду с термином «дерьмократы», существует и термин «потреблятство». Зря такие слова не возникают, а уж если возникают, то не слишком часто вводятся в речевой оборот. Такие слова возникают, когда улавливают какую-то скверну. Что же это за скверна?
Человек не может добровольно проводить в магазинах по 5–8 часов. Его в каком-то смысле в магазины надо загнать. Кроме того, человек не может добровольно бессмысленно менять вещи. Тем более — залезая в непосильные потребительские кредиты.
У меня был водитель, человек средних лет, хороший работник, очень неплохой семьянин. Он умер от тяжелой болезни много лет назад. И я до сих пор сохранил о нем теплые воспоминания. Это был не обитатель детства-2. Это был рабочий, любивший свою работу, и готовый ее делать, причем без оглядки на трудности и усталость. Выросший в деревне в советское время, получивший профессию в советское время, легко берущий серьезные трудовые нагрузки потому, что его к этому приучили в советское время... Этот водитель был полностью втянут в потребительскую оргию.
Вначале я это обнаружил, когда по моей просьбе водитель покупал продукты или какие-то мелочи. Он всегда покупал это в самых дорогих магазинах. И мои робкие попытки обратить его внимание на то, что в самых дорогих магазинах далеко не всегда продают самые лучшие продукты, имели нулевую результативность.
Потом водитель начал мне задавать вопросы...
«Почему вы не меняете телевизор? — спрашивал он меня, — он у вас маленький». У меня был большой телевизор, кроме того, я его практически не смотрю. «Да у меня телевизор в два раза больше размером и гораздо современнее», — говорил мне водитель. «На какие деньги вы его купили?» — спросил я в ответ. «Как на какие? Кредит так легко получить!» «А отдавать?» — спросил я. Этот мой вопрос имел такую же нулевую результативность, как и другие. Потом водитель, набрав слишком много кредитов, что называется, «залетел», и его пришлось вытаскивать из кредитного капкана. Как только я его вытащил, он снова в него залез.
Еще раз подчеркну, что этот водитель ну никак не относился к тем, кто проживает на территории детства-2. Казалось бы, взрослый, нормальный, ответственный мужчина. Но по мере втягивания в потребительский морок этот мужчина начинал терять взрослость. В его голосе и облике появлялось что-то из этого самого детства-2.
Не буду увязывать эту его растущую регрессивность, то есть обратное движение из взрослости в детскость, и его болезнь. Но в конце концов, есть же термин «впадение в детство». Да, такое впадение в детство часто обусловлено неумолимыми физиологическими причинами. Но почему бы не предположить, что социальная обусловленность, если ее созданием заняты злые и высокопрофессиональные люди, может срабатывать так же, как обусловленность физиологическая?
Долго наблюдая за своим шофером, я вдруг понял, что ему очень и очень скучно, что эта скука сосет его изнутри, причиняет ему настоящую боль, которую надо чем-то заглушить.
Вы скажете мне, что во все времена такую боль глушили наркотиками и алкоголем. И что скука тоже была во все времена. Это и так, и не так. То есть насчет алкоголя и наркотиков это, безусловно, так. А вот насчет скуки — извините. Скука скуке рознь. Кроме того, скука всегда возникает при снижении уровня исторической энергии, которой обладает то или иное общество. Ну какая скука в условиях высокой исторической энергетики?
А вот в условиях низкой исторической энергетики скука превращается из личного состояния, которое надо преодолевать опять же личностным образом, в массовый синдром. И тогда она перестает быть скукой. Она становится человеческой нормой. Если скука не является такой нормой, ее давят алкоголем или наркотиками, а если она является нормой, ее давят иначе. Потому что она тогда уже не скука, а почти неосознаваемый антропологический дефицит.
Погасить сосущее изнутри (еще раз подчеркну, что почти неосознаваемое) ощущение этого дефицита, который существует не только у тебя в силу твоих особых качеств и обстоятельств или того, что ты воспринимаешь как порождение этих качеств и обстоятельств, а у всех подряд, может только потребление. Причем потребление, превращенное в разновидность хищной, наркотизирующей детской игры.
Маркс говорил о том, что когда человек отчужден от своей творческой родовой функции, то есть превращен в машину, то сфера его свободы находится за рамками всего, что связано с этой сущностью. А за этими рамками находится звериное. В условиях капитализма сфера свободы у работника, нанятого капиталистом, да и у капиталиста тоже, смещена в сторону звериного, то есть в сторону секса, еды, агрессии.
В этом Маркс видел тупик капитализма и был абсолютно прав. Но бегство из несвободы в царство зверя продемонстрировало свои издержки, имя которым — классический нацизм, он же — гитлеризм. И тогда было решено, что нужно создать возможность для другого бегства — не в рев «Хайль Гитлер!», а в шопинг. Бегство в шопинг оказалось лекарством от скуки, превращенной в общечеловеческую норму. И тут мы вплотную приближаемся к главному.
Капитализм имеет свою антропологию. Он вовсе не сводится к прагматике, реализму и уж тем более, атеизму. Антропологическая формула капитализма очень проста: человек — это звучит скучно. Точка.
Это при коммунизме имеет место другая формула: человек — это звучит гордо.
Суть капитализма в том, что человек — это звучит скучно и именно скучно. Причем речь идет о скуке, становящейся эрзацем родовой характеристики человека. А от родовой характеристики в алкоголь и наркотики не побежишь. От некоего несчастья побежишь, а от родовой характеристики надо бежать в другом направлении.
Когда капиталисты выдумали фашизм, то вместе с ним родилась другая антропологическая формула: человек — это звучит страшно. Тут вам, пожалуйста, Ницше — человек-зверь, белокурая бестия.
Очень быстро эта фашистская формула переходит в другую: человек — это звучит смертно. И тогда орут уже не «Хайль Гитлер!», а «Да здравствует смерть!».
Но изрядно перепугавшись определенных издержек, связанных с двумя фашистскими антропологическими формулами, капитализм, наконец, изобрел другие.
Одна из них (основная): человек — это звучит скучно.
Другая (дополнительная): человек — это звучит жалко.
Принял эти две формулы — добро пожаловать для начала на территорию детства-2 и в шопинг. Ну а потом наступит время для других пространств утоления разного рода сосущих ощущений антроподефицита. И зачем со зверским видом загонять в душегубки, если можно со сладкой улыбкой приглашать в эвтаназийные утолители?
Сначала добро пожаловать в скуку, утоляемую потребительством, и в бессилие, утоляемое детством-2.
А потом добро пожаловать в смерть!
(Продолжение следует.)
