Второе рождение военного преступника Александра Колчака
Чуть более 15 лет прошло с первой попытки реабилитации военного преступника Колчака. За эти годы мы прошли долгий путь: от странных рассказов о Колчаке-полярнике (будто художество оправдывает Гитлера, а педагогика — Чикатило) — до исполненного пафоса рыцарственности и служения высшей любви фильма «Адмиралъ». В социальных сетях любой желающий уже сейчас может увидеть результат — воздыхания молодых барышень по самым чистым и благородным белым офицерам: Колчаку и Маннергейму.
И вот — мы прибыли в точку назначения: на доме № 3 по улице Большой Зелениной была установлена мемориальная доска «выдающемуся русскому офицеру» Александру Колчаку. Нравится? Мне — не очень.
Хотя бы потому, что, несмотря на полярные зарисовки и белый мундир, Колчак реабилитирован не был. Не помогли ни возникающие каждые 3 года причитания «правозащитника», главы фонда памяти жертв политических репрессий Сергея Зуева, ни вмешательство иеромонаха Никона Белавенца (одновременно радеющего за ренегата-Колчака, монархию, Краснова и Власова — что называется, найдите общее) в 2001-м. Иначе говоря, вслед за доской человеку, пришедшему к власти в своей стране на иностранных штыках и устраивавшему этнические чистки русских (Карлу Маннергейму), во второй столице России решили установить мемориальный знак такому же «деятелю», но еще и официальному военному преступнику. Вот тебе, бабушка, и народное единство…
Но поскольку память на всё плохое у людей коротка, давайте вспомним — кто же он, Колчак? И чем заслужил такую нелюбовь?
«Монархист»
Как ни странно, но карьера будущего «адмирала» в императорской России с самого начала не задалась. Знаменитая полярная экспедиция 1900–1902 годов во главе с бароном Эдуардом Толлем (знаменитым когда-то полярником, почему-то померкшим перед достижениями белого адмирала) закончилась смертью последнего. Оказавшись на острове Беннета, он до последнего ждал помощи от колчаковского китобоя «Заря», однако тот задержался во льдах и пришел уже слишком поздно. Сам Колчак в ходе спасательной операции провалился под лед, что в дальнейшем сказалось на его здоровье и способности к настоящему военному делу. Можно только посочувствовать исследователю, пострадавшему в ходе выполнения своей миссии, — пожалуй, даже если миссия окончилась провалом. Однако странно слышать его имя в одном ряду с погибшим Толлем, Степаном Макаровым, Василием Чичаговым, Георгием Седовым, Георгием Брусиловым и многими другими. Еще более странно — слышать про Колчака и не слышать про всех перечисленных героев-исследователей.
В любом случае результаты Колчака получили низкую оценку упомянутого вице-адмирала Степана Макарова — выдающегося исследователя и военного, защитника Порт-Артура во время войны 1904–1905 гг.. Японский поэт Исикава Такубоку напишет про его подвиги:
Замрите со склоненной головой
При звуках имени его: Макаров.
Его я славлю в час вражды слепой
Сквозь грозный рев потопа и пожаров.
С началом русско-японской войны Макаров назначил Колчака на крейсер 1-го ранга, занятого мелкими и рутинными работами. Даже после гибели вице-адмирала Колчак далеко не продвинулся: 4 дня на минном заградителе, затем — миноносец «Сердитый», охраняющий гавань и сопровождающий тралящие суда. На время основных событий на море будущий адмирал слег с воспалением легких, а выздоровел только ко времени перехода боевых действий на сушу. При следующей возможности вступить в открытый бой — когда русская эскадра прорывалась к Владивостоку — Колчак и вовсе сдал командование миноносцем.
Закончилась русско-японская война для «адмирала» в том же духе — он оказался в числе осажденных в Порт-Артуре, но к моменту сдачи города был уже тяжело болен и потому сдался в плен к японцам.
Потребовались многие годы и еще одна война, чтобы Колчак приобрел влияние и известность как командующий Черноморским флотом. Однако с наступлением февраля 1917 года всё резко поменялось: «адмирал» отрекся сначала от царя, а затем и от своего флота.
В связи с нынешним ренессансом прониколаевских воззрений много говорится о том, что Колчак официально принял отречение Николая II не 2 марта, а 5–6-го. Однако это не показательно, поскольку телеграмма Михаила Алексеева, фаворита императора и по совместительству — одного из заговорщиков, не сразу нашла адмирала на месте. Интересней его судьба как командующего флотом.
На родину — в английском вагоне
В июне 1917 года, когда Колчак уже в полную силу служил Временному правительству, американский адмирал Гленнон (с которым Колчак ехал из расположения флота в Петроград) при поддержке военных властей Великобритании пригласил его в США. Несмотря на долгие обсуждения с Керенским судеб флота, проходившие еще пару недель назад, Колчак принимает решение бросить своих подчиненных и воспользоваться возможностью эмигрировать. Он посылает Керенскому запрос о командировке — зная, что тот надолго уехал, — получает формальный ответ от дружественного ему Совета министров и отплывает на Запад.
Западные коллеги обещали Колчаку программу, не предполагавшую скорое возвращение на родину: академии в США, Япония, а затем — по приказу британских властей — командование союзническими войсками на Месопотамском фронте. В протоколах Чрезвычайной следственной комиссии есть высказывание самого «адмирала» по этому поводу:
«...я обратился к нему [английскому посланнику в Токио сэру Грину — Д.Б.] с просьбой довести до сведения английского правительства, что я прошу принять меня в английскую армию на каких угодно условиях. Я не ставлю никаких условий, а только прошу дать мне возможность вести активную борьбу... Недели через две пришел ответ от военного министерства Англии. Мне сначала сообщили, что английское правительство охотно принимает мое предложение относительно поступления на службу в армию и спрашивает меня, где я желал бы предпочтительнее служить. Я ответил, что, обращаясь к ним с просьбой принять меня на службу в английскую армию, не ставлю никаких условий и предлагаю использовать меня так, как оно найдет это возможным. Что касается того, почему я выразил желание поступить в армию, а не во Флот, то я знал хорошо английский Флот, знал, что английской Флот, конечно, не нуждается в нашей помощи... Наконец, очень поздно пришел ответ, что английское правительство предлагает мне отправиться в Бомбей и явиться в штаб индийской армии, где я получу указания о своем назначении, на месопотамский фронт».
Фактически с этого момента Колчак перестает быть российским адмиралом и становится британским офицером. Однако через два месяца после провозглашения советской власти планы англичан изменились. Командующий британскими войсками генерал Редаут передал Колчаку телеграмму, в которой генштаб Великобритании сообщал: планы изменились, и «адмиралу» следует отправиться на Дальний Восток, поскольку это «с их точки зрения является более выгодным».
«Я тогда послал еще телеграмму с запросом: приказание это или только совет, который я могу не исполнить. На это была получена срочная телеграмма с довольно неопределенным ответом: английское правительство настаивает на том, что мне лучше ехать на Дальний Восток, и рекомендует мне ехать в Пекин в распоряжение нашего посланника кн. Кудашева. Тогда я увидел, что вопрос у них решен».
В Россию Колчак вернулся в вагоне английского генерала Нокса и дальнейшую кампанию проводил в составе войск иностранных интервентов.
Карьера преступника
Пользуясь поддержкой интервентов, Колчак пришел к власти в Омске, где в это время находился один из трех осколков бывшего Учредительного собрания (заметим: большевики среди «свергнутого» ими правительства расстрелов не проводили, в отличие от колчаковцев). На следующий же день «адмирал» приказал арестовать большую часть «учредиловцев», которые находились тогда в Екатеринбурге — в гостинице «Пале-Рояль». В ходе ареста пролилась первая кровь.
Оставалась последняя ветвь правительства — уфимская. Она выпустила ноту протеста, в которой обвиняла Колчака в узурпации власти, реакции и требовала освободить членов Директории. Аналогичные депеши с просьбой поддержать «русскую демократию в ее трудной борьбе» были направлены представителям США, Великобритании, Японии и других стран. Генерал Нокс ответил на это, что омский переворот произошел «не без ведома правительства Его Величества».
Получив отмашку английского начальства, Колчак перешел к решительным действиям. Он постановил пресечь деятельность оставшихся членов Директории с применением оружия, а затем предать их военному суду, доставив в омскую тюрьму.
В ответ на жестокость «адмирала» восстание подняли омские рабочие — им даже удалось освободить членов Директории, но подоспевшие колчаковские силы перебили бунтовщиков. Выжившие члены бывшего Учредительного собрания решили не пускаться в бега, а сдаться, надеясь на благородство «белого рыцаря». Однако «в отместку за восстание» группа пьяных колчаковских офицеров убила 9 человек из числа сдавшихся.
Расправившись с самого начала с «временщиками» и первыми народными восстаниями, поднятыми большевиками, Колчак оказался в позиции марионеточного тирана, живущего на средства интервентов и занимающегося полицейщиной, подавлением восстаний. Историки отмечают его роль как организатора специфической «контрразведки», в которую вошли, в том числе, бывшие жандармы — она занималась террором против российского населения и сторонников большевиков. И занималась этим весьма успешно.
Помимо британцев в Колчака «вложились» также американцы, французы и японцы. Они поставляли ему «штыки» и гуманитарную помощь — в первую очередь, в обмен на вывозимое с территории России золото. В народе сложили такой куплет:
Мундир английский,
погон французский,
табак японский —
правитель Омский.
Американский посол Моррис в письме госсекретарю США пишет:
«Колчаковское правительство не может продержаться без открытой поддержки нашего правительства. Благодаря нашей своевременной и активной поддержке Колчак удержится, мы окажемся в преимущественном положении для того, чтобы содействовать и руководить делом реконструкции России».
Силами «полицейщины» и войск интервентов «белый рыцарь» проводил в Сибири карательные операции, в ходе которых без суда и следствия было повешено, расстреляно и сожжено заживо более 75 000 человек. Противостояли Колчаку в основном партизанские отряды. В селах Омской области до сих пор есть братские могилы, где захоронены убитые карательными отрядами «адмирала» мирные жители, и живы родственники погибших.
Практиковались массовые казни политзаключенных вроде расстрела 120 человек в Старо-Загородной роще — популярном до установления колчаковской тирании месте отдыха. Колчак писал:
«Гражданская война должна быть беспощадной. Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем, или они нас. Так было в Англии во время войны Алой и Белой розы, так неминуемо должно быть и у нас, и во всякой гражданской войне».
Зверства «белого рыцаря» вызывали протест даже у его союзников. Так, руководители чехословацкого корпуса пишут руководству интервентов:
«Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление».
Один из командующих войсками интервентов — американский генерал Гревс — вторит этой оценке в своих мемуарах:
«В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами... Крестьяне не хотели брать в руки оружие и жертвовать своими жизнями ради возвращения этих людей к власти, их избивали, пороли кнутами и хладнокровно убивали тысячами».
По воспоминаниям сторонников Колчака, карательные отряды уподоблялись в зверствах фашистам: закапывали людей живьем, выпускали внутренности, резали сухожилия и т. д.
Загадки памяти
Подводя итог, нетрудно понять, почему ни один суд не готов взять на себя ответственность за реабилитацию такого военного преступника, как «адмирал» Колчак. Труднее ответить на вопрос, почему из всех великих личностей Российской империи, из всех героических полярников, из всех лидеров белого движения прославлять нужно именно Колчака — на котором, как говорится, живого места нет?
Почему так необходимо героизировать Карла Маннергейма — пособника Гитлера, ставленника интервентов, убийцу русских людей? Зачем при этом надо — накануне Дня народного единства, не меньше! — во всеуслышание выставлять себя дураками и провокаторами, заявляя о том, что Ленин и Гитлер — «изверги ХХ столетия»?
Почему проверять на оскорбление чьих-то чувств нужно фильмы про Николая II, причем на основании запроса никому не известной «общественной организации», состоящей из одномесячной страницы «ВКонтакте» и лидера, преклоняющегося перед нацистами из СС и иконами с Распутиным (они же еще и «православные», за «царя-батюшку»)? В конце-то концов, почему отрекшийся от престола Николай II, а не Павел I, «умерший нашим императором»?
Что объединяет все эти фигуры? Что делает их особенно ценными? Антикоммунизм. На это недвусмысленно намекает содержание раздела «О нас» сайта «Белого дела» — организации, инициировавшей установку колчаковской доски:
«Большевизм оказался не только богоборческой доктриной, отрицавшей Христа, историческую традицию, право и личное достоинство, но и стал искусительным соблазном для нашего народа... последовательно и упрямо разрушалась собственная страна, попирались ее культура и прошлое... мы хотим посильно продолжить традицию Белого движения, положившего начало самоотверженной борьбе русского общества за родину, честь и свободу, как писал о том знаменитый журнал «Часовой». Ценный политический, идейный, творческий и моральный опыт небольшевистской России должен быть востребован сегодня».
Накануне 100-летия Великого Октября противники «красных» решили устроить реванш.
Понятно, что это всё идет вразрез государственному курсу на «примирение» и «единство истории». Однако кому-то настолько надо устроить провокацию и посмеяться над памятью народа (который уже не раз — и в соцопросах, и на телевидении, и в интернет-голосованиях — доказывал, что советский период истории для него ценность), что этот кто-то готов задействовать даже официально осужденных военных преступников.
Окоротят ли «сверху» эти странные устремления (как это, похоже, произошло с установившими доску Маннергейму)? В каком-то смысле это не так важно. Важно, что рядовые граждане, а также не утратившие еще чувство ответственности за страну и общество интеллигенты, должны сказать этому странному движению свое «нет». Иначе за Колчаком мы можем увидеть и Краснова, и Власова, и что угодно еще.
