Кургинян: Перебесятся? Станет ли динозаврик добреньким

Интервью Сергея Кургиняна Общенациональному телевидению Белоруссии от 16 марта 2022 года

Философ Ноам Хомский удивлялся тому, что звонящие на радио любители высказывались о футболе более профессионально и содержательно, чем комментаторы. Так и ведущий белорусского телевидения обращается к философу, политологу, лидеру движения «Суть времени» Сергею Кургиняну алчуще: как всем нам начать понимать и прогнозировать мировые процессы? Ответ прост: для этого нужно увидеть картину целиком, ничего не вырывая из контекста.

Дмитрий Бочков: Сергей Ервандович, до этой фазы украинского кризиса мы беседовали со многими экспертами из Белоруссии, Украины, России. И среди прочего, конечно, спрашивали: «Не дойдет ли так до войны? Будет ли война?» И только Вы тогда, практически не задумываясь, отвечали: «Будет». Неужели тогда всё было настолько неизбежным?

Сергей Кургинян: Я тогда сказал, что неизбежность эта проистекает из того, что это было нужно хозяевам запуска процесса, что они прекрасно знали, что в любом случае могут создать действия, на которые российская власть будет вынуждена реагировать. Эти действия они могли создать двумя способами: способ № 1 — милитаризировать Украину так сильно, как это недопустимо для России, несовместимо с ее экзистенциальными интересами. И способ № 2 — атаковать Донецк так сильно, что России придется реагировать.

Они использовали фактически оба эти способа.

Почему это нужно Западу, почему была такая необходимость Россию демонизировать — вопрос отдельный, и он очень длинный. Почему нельзя было взять Россию в НАТО и Евросоюз после 1991 года, когда тогдашний министр иностранных дел РФ Козырев подымал платки американских послов? Почему этого же нельзя было сделать позже? Путин Клинтону задавал этот вопрос о НАТО в 2000 году? Почему это нельзя было сделать в 2001-м, когда Россия как никто поддержала контртеррористическую операцию США после удара по башням, и не возник условный альянс «Буш — Путин»? Почему этого нельзя было сделать во все дальнейшие годы? Вот почему-то было нельзя.

Логическая причина заключается в том, что Россия слишком велика, у нее много ядерного оружия, и ее вхождение в Европу означает, что она становится там чуть ли не доминирующей силой.

Более скрытая причина в том, что соединение немецкого промышленного потенциала с сырьем России приводит к такому росту возможностей этого объединенного субъекта, который для американцев недопустим.

Еще одна причина, очень давняя, в том, что в принципе не должно быть единой Евразии.

Но есть какие-то гораздо более глубинные причины, в любом случае связанные с тем, что русские — это чужие, это ненавидимые, это то, что та цивилизация в себя не может вобрать как фундаментально инородный элемент.

Тут возникает вопрос: а в чем такая инородность? Вроде бы христианская цивилизация, часть ее, пусть и другая. Вот то-то и оно что другая! Вроде бы всё есть — и прогресс, и гуманизм, и техническая цивилизация, а не архаика, попытки движения к вершинам современной технологии и всё прочее. Тем хуже! Чем больше это похоже на Запад, тем это опаснее.

Совершенно ясно, что Россия более враждебна этому Западу в силу своей христианскости, в силу своей приверженности прогрессу и гуманизму, чем Китай, или Индия, или цивилизации, которые принято называть неисторическими.

Путин для Соединенных Штатов сейчас, как когда-то Митридат для Древнего Рима: да, свой, не варвар — а всё равно чужой. Все говорили о том, что, дескать, вот сейчас возможна интеграция: глобальная экономика, сближение… И эту иллюзию испытали все, и Белоруссия, и Россия и т. д. Потому что хотелось и казалось — а вдруг можно? На алтарь этого были принесены большие жертвы. Казалось, что это даст большие приобретения, а потом вдруг — раз, и это всё рассыпалось.

Дмитрий Бочков: Я бы хотел вернуться к первому вопросу, но трансформируя его: может быть, теперь Вы так же однозначно можете ответить на вопрос: «Когда и чем всё закончится?»

Сергей Кургинян: Да, конечно. Я только хотел еще раз подчеркнуть, что всё, что я говорю, существует в нашей высшей прагматической политике — и вашей, и нашей. Сколько нефти будет, по какой цене, куда перекачано? Или — какой завод мы построим? Всё остальное находится за рамками расхожего представления о происходящем.

А на самом деле стоило бы подумать о том, кому нужно крушение Бреттон-Вудской системы, например, которое началось при этом запуске украинского триггера. И какие еще глобальные процессы будут порождены тем, что сейчас запущено? Предположим, продовольственные кризисы в Африке. Это ж не просто продовольственный кризис — это миграция. Миграция пойдет куда? В Европу.

И вся украинская миграция двинется туда же. А может быть, кто-то облизнулся просто эту Европу грохнуть? А Европа, как баран, идет на это? Тут очень много процессов. Они спутанные, они разноуровневые. И когда ты более или менее на них смотришь, то можешь давать прогнозы, как мне кажется.

И мой прогноз был связан с моей идеологией, метафизикой — моим представлением о движущих силах. Раньше говорили о классовой борьбе. Она сейчас не классовая, но еще более острая. Капитализма-то уже нет! Триллионные предприятия, в которых один процент акций — это уже доминирование — это же не капитализм, это же не Крупп, не Рокфеллер. Разрушение семьи в пользу перверсий — это же не капитализм. Капитализм это пресекал. Разрушение духа морали — это не капитализм. Всё это вместе не капитализм, это уже посткапитализм. А посткапитализм ведет себя с подмандатными территориями по своим законам, совсем не таким, как законы капитализма.

Вот это всё вместе позволяет что-то прогнозировать.

Дмитрий Бочков: То есть, чем закончится, сказать мы не можем?

Сергей Кургинян: Опять возник вопрос чисто прагматический: а когда всё это кончится?

Тут начались какие-то идиотские прогнозы американцев… Мол, у русских есть превосходство в воздухе, они сотрут к чертям собачьим все города, и всё дело закончится, а мы потом будем сто лет орать, какие они военные преступники. Военные преступники, как мы видим, образовались с другой стороны — это те, кто нанес «Точкой-У» удар по Донецку. Я пользуюсь случаем, чтобы выразить свое глубокое соболезнование жителям Донецка и назвать вещи своими именами. Вот они, эти военные преступления! Они-то с другой стороны, и мы знаем их, мы знаем, что их много.

Но русские действуют совершенно иначе, в значительной степени опираясь на сирийский опыт. И если это всё не будет смято какими-то вмешательствами дипломатии с ее попытками что-то залатать, что-то загладить и так далее, то совершенно понятно, что через какое-то время еще этого месяца марта с противостоянием в Мариуполе будет покончено. Процесс перенесется в Николаев. Там будет довольно сильное огрызание, после чего процесс перенесется в Одессу, где будет кульминация.

Одновременно с этим Днепропетровск, Харьков как промежуточные пункты, Киев, а дальше вопрос очень непростой: с Западной Украиной и со всем, что происходит там. С одной стороны, вроде бы ну совсем чужое и лучше не трогать, а с другой стороны, если оно будет нагнетать милитаризацию и завязывать столетнюю войну на территории оставшейся Украины, то и тут вопросов много.

Параллельно на севере процессы будут продвигаться мирно, ну и где-нибудь между августом и сентябрем, будем надеяться, эта операция закончится.

Я не говорю, что так будет. Есть всегда осложняющие моменты. Мир вообще висит на грани ядерной войны. Мы наблюдаем какие-то процессы на Ближнем Востоке, при которых цены на энергоносители могут удвоиться. Идут крупные мировые процессы. К ноябрю республиканцы должны взять власть в представительных органах Соединенных Штатов. Это будет новый мир. Мы посмотрим.

Я с любопытством жду, как развяжется узел с господином Фаучи или сыном Байдена, в том числе и по коронавирусу и по многим другим делам. Конечно, мир сложнее, это будет вносить свои коррективы в процесс. Но самым простым образом — это вот так.

А когда люди находятся в плену идиотизма, что все города будут стерты, и через пять дней сапог встанет на всей территории, то, конечно, они не могут давать прогноз. Тогда им начинает казаться: «Боже мой, а как всё долго». Что значит «долго»? Огромная европейская страна с колоссальной армией, с шестьюстами тысячами тех, кто участвовал в операциях АТО. С очень серьезно промытыми мозгами. Да окститесь! Какими жертвами со стороны России можно было этот форс-мажор организовывать? Почему они должны быть, эти жертвы? Я еще раз подчеркиваю, хотя бы посмотрите сирийский опыт — и тогда что-то станет яснее.

Еще один момент: скажите, пожалуйста, в мировой истории какая-нибудь воюющая страна, когда осаждали ее — не важно, крепость или город, — она пренебрегала возможностью вывести через гуманитарный коридор мирное население: женщин, детей и стариков? Ни одна страна за всю историю войн человечества этим не пренебрегала! Им далеко не всегда это давали, но когда давали, какая страна отказывалась? Только одна — Украина! Только сейчас. Разве одного этого маленького факта недостаточно для того, чтобы увидеть лицо той силы, с которой русским сейчас приходится выяснять отношения? Нет, не видят.

Дмитрий Бочков: Еще вопрос, Сергей Ервандович. Внутри России звучат упреки в том, что на фоне гигантского санкционного давления продолжаются поставки нефти на Запад. А вот вы как считаете: стоит перекрывать кран в ответ?

Сергей Кургинян: Во-первых, не стоит. А во-вторых, не об этом речь. Речь идет о той реальной России, которая есть! Эта реальная Россия строила свою инфраструктуру с давних пор под вхождение в Запад.

Скажите, пожалуйста: а зачем нужны эти «Северные потоки — 1, 2» и так далее? Это же всё в Европу! Если всё равно было ясно, что Европа впадет в долговременное безумие, зачем нужны трубопроводы, которые тут же перекроют? Тогда нужно было строить «Силу Сибири — 85», а не «Северный поток — 2»! Нужно было как-то иначе себя вести.

А все верили в это вхождение. Вера сильнее, чем идеология. Я приведу простой пример. Если, предположим, какой-то близкий товарищ некоего Петрова знает, что жена Петрова тому изменяет, ведет себя совершенно непристойно, и имеет на то доказательства. Он может об этом сообщить Петрову? Нет. Потому что станет его главным врагом. Понимаете? То же самое и здесь.

Мы говорили на протяжении многих лет: «Милые, родные, не устраивайте это „вхожденчество“! Ничего не будет». Оно состоялось. Логика существующего общества, больших элитных групп очевидна. Как она официально себя презентует? «Перебесятся». Кто это говорит? Министр иностранных дел. Мол, мы выясним отношения, побуцкаемся — и они перебесятся. Но как я могу полностью отвергнуть такую позицию или позицию замсекретаря Совета безопасности Медведева, который говорит: «Да знаем мы, как это бывает», — когда эти люди в реальном формате времени постоянно встречаются с «сильными мира сего»?

Знаете, «пчелы собирают мед не для того, чтобы его есть». Олигархи обворовали население, но не будут долго сами этим пользоваться. Потом будет экспроприация. Западом! Уже ради одного этого стоило бы шухер заварить, чтобы начать экспроприацию. Значит, постоянно будет идти: порыв — разочарование, порыв — разочарование, порыв — разочарование, и где-то потом всё это хрустнет и возникнет принципиально новый формат.

Дмитрий Бочков: А как насчет иностранных компаний, которые громко уходят, но до конца закрыть двери не спешат?

Сергей Кургинян: Ну тут логика простая, и она возобладает. Если вы не вернете 600 миллиардов долларов, то мы экспроприируем тут всё и получим 1 триллион 200 миллиардов, примерно. Наши 600 миллиардов забирайте, а мы на экспроприированные 600 сделаем одно, а еще на 600 другое — фонд восстановления Донецка, Луганска или укрепление вооруженных сил. Конечно, эта логика единственно возможная, но она же не вхожденческая, она «моветонная».

И только когда будет окончательно понятно: всё, вхождению конец, только когда будет признано, что это была иллюзия, мечта, и эта мечта рухнула не по нашей вине, только когда изменится весь формат и вся элитная матрица, — только тогда может установиться другая действительность с ее экспроприациями, с ее правильным отношением к средствам массовой информации. Которые обязательно должны быть свободны, которые должны высказывать свою точку зрения, но не должны устраивать хулиганства во время войны. И логика-то простая — там умирают наши люди.

Дмитрий Бочков: Сергей Ервандович, еще одну тему очень важную хотел с Вами обсудить. На поверхность всплыла, пожалуй, одна из самых страшных сторон войны — это биологические лаборатории Пентагона на Украине, порядка трех десятков. С какой целью пытаются использовать вот эти рычаги? Ведь запасной планеты у нас нет.

Сергей Кургинян: А мы что, разобрались хоть как-нибудь серьезно с коронавирусом? Заметьте, он исчез, его нет, он так испугался Украины и нашей спецоперации, что просто исчез. А мы разобрались? А сейчас новые данные о роли сына Байдена — мы разобрались со всем этим, с этим Дашаком и всем остальным? Мы вообще-то понимаем, что произошло? Нет. Мы представляем себе, в чем закрытая стратегия генштабов западных стран по отношению к самой возможности биологической войны? А если ее следующие туры будут еще более, скажем так, генетически избирательными?

Знаете, одна моя соратница повела свою маленькую дочку, очень оптимистически настроенную, в Палеонтологический музей. Там девочка увидела скелет динозавра с оскаленной пастью и долго потом, цепляясь за маму, говорила: «Мама, ну скажи, ведь динозаврик добренький, он же добренький!»

Мы всё время хотим, чтобы Америка, этот американский динозаврик был добренький. А это динозаврик, который жег города. Он сжег Дрезден, сжег Гамбург, в Японии города горели синим пламенем еще до Хиросимы и Нагасаки, потом шлифанули ядерной бомбой. Это внутренне безжалостная цивилизация, для нее «чужой — это мертвый». Под холеной оболочкой, под завываниями о демократии и мире — безжалостное нутро. Так что, это нутро, если бы оно могло, не задействовало бы биологическое оружие? Да, конечно, задействовало бы.

Я уже в одной передаче говорил. Люди, вы 20 лет знаете Путина. Это не Тамерлан, не Чингисхан. Вы говорите, что он долго готовил спецоперацию. Но все, кто следил за процессом, понимают, что она пошла с колес, сразу. Это была мгновенная реакция на угрозу. Лавров достаточно достойный, решительный человек, но он абсолютно не оголтелый. Эти люди абсолютно не оголтелые. Почему они так вдруг отреагировали? Потому что поняли, что через два-три дня Донецк будет гореть, как Гамбург горел когда-то, как Дрезден. По нему будет выпущена не одна «Точка-У», а 500 крылатых ракет, которые превратят это всё в большой пожар.

А давайте себе представим такую бредовую картинку, что Россия капитулировала, согласилась на все условия Запада и вообще сказала, что она будет жить по его указке. А он в финале этого согласия не долбанет ядерным оружием по 12–15 городам? Для удовольствия? Для оргазма, вне всякой рациональной необходимости. И пока люди не поймут этот западный властный психотип, как можно прогнозы на добренького динозаврика держать в фокусе, когда динозаврик уже рычит? И вообще-то говоря, мы находимся в такой турбулентности, в такой горловине, в которой весь мир будет стремительно переформатироваться. Исчезают все правила, все нормы. Мир будет совершенно другим, это только начало. И к этому внутренне надо готовиться.

Дмитрий Бочков: Напоследок у меня есть вопрос на эту тему. Мир сейчас в точке бифуркации. И то, куда мы все пойдем — вверх или вниз, — зависит от решений, принимаемых именно сейчас. В какой культурной, идеологической, или даже так — бытийной трансформации мы нуждаемся сегодня?

Сергей Кургинян: Я это вижу, как ни странно, совсем просто. В этом новом будущем мире люди будут нужны или нет? И зачем? Производительные силы развиваются очень быстро. Нынешний посткапитализм, мутакапитализм или шизокапитализм, как говорили некоторые философы, нацелен на что? На прибыль, на какое-то благоденствие, на материальное благополучие. Помните, Данте, спустившись в ад, увидел Одиссея, который ему сказал: «Неужели мы рождены для скотского благополучия»? А капитализм нацелен на это, у него за этим никаких особых целей нет. Так и зачем ему все люди в мире? Ему нужны те, кто будут производить блага. Их максимум будет 500 миллионов. А зачем остальные?

Они будут разлагаться, колоться, пить. Что с ними делать? Значит, они — это антропомасса, которая должна быть уничтожена.

Должно умереть 95% населения. А как иначе?

Для того чтобы ответить на вопрос «как иначе», нужно вернуться, прошу прощения, к религии и коммунизму. Для восхождения, для того, чтобы раскрепостить все высшие творческие способности. Пробудить и раскрепостить. Не для скотского благополучия, а для чего-то другого рождены люди.

Человек — либо восходящие существо, либо опаснейший зверь с ядерными клыками, уничтожающий свой же собственный вид, уничтожающий миллионы и миллионы, десятки миллионов, сотни, если с Китаем. Вот уничтожает — и всё.

Весь вопрос заключается в том, что будущее, его точка бифуркации, зависит от того, что такое человек и зачем он. И никаких других вопросов нет.

Вот холодный термоядерный синтез. Может быть, — утопия, может быть, не утопия. Но давайте представим, что не утопия. Значит, наступит эра изобилия. Энергии сколько угодно. А в этом изобилии что должны делать эти лишние люди? Зачем они элите? Они ей не нужны.

Сейчас опять какие-то сомнительные проекты обсуждают. И вполне себе, с моей точки зрения, небезопасные. Машина, которая будет богом… Если у элиты будет всё, и она в условиях изобилия или роста производительных сил начнет принимать решения — те еще решения будут.

Этот Шваб, все эти инклюзивные капитализмы — это всё, знаете ли, обсуждение того, как заставить тигра есть сено. Еще Бернард Шоу этим занимался, Фабианское общество… давайте сделаем капитализм лучше… динозаврик должен стать добреньким… А он не хочет. Он хочет мяса и прямо об этом заявляет.

Всё это потребительское общество было создано, чтобы противостоять СССР, показать, «как у нас хорошо». А зачем оно сейчас? Зачем так много платить?

Поэтому, если этот тигр хочет мяса, то мясом для него станет большая часть человечества. Она ему не нужна ни для того, чтобы производить, ни для того, чтобы его обогащать, ни для того, чтобы ему служить. А зачем она тогда вообще? В чем ее ценность?

Надо обеспечить деградацию этой части, вот и обеспечивают. Вы думаете, все эти, так сказать, шалости постмодернистского типа, все эти гендеры-мендеры, они коснутся высшего господствующего класса? Совсем нет! Это нужно для того, чтобы разложить, деградировать, и всегда было нужно.

Для чего было движение хиппи? Все эти sex, drugs, rock? Для того чтобы молодежь случайно не возмутилась после вьетнамской войны. Ну ее и слили в унитаз. И сейчас сливают очень форсированно — через культуру, через массмедиа, через все эти нововведения, связанные с тем, чтобы извратить существо человека и убить любовь как таковую. Ибо сказано в нашей цивилизации — Бог есть Любовь.

И если это всё будет двигаться в эту сторону, то, соответственно, и бифуркации будут такие. А если всё будет двигаться в другую сторону, то у этой другой стороны должен быть лидер.

Если Россия, которая непрерывно на протяжении 30 лет говорила, что она не лидер, что пусть те двигают куда-то, а она идет в общем западном тренде — если она проснется и заявит, что ей нужна свобода для восхождения человека к высшим возможностям, а не свобода от любви, семьи, морали и так далее, что она движет человечество другими путями, то Россия с примкнувшими к ней странами изменит ход истории, и всё двинется по другой ветви этой самой бифуркации.

Это единственное, на что я надеюсь, потому что в самом своем ничтожном состоянии, оседланная олигархами, верящая в Запад Россия — всё равно она «возбухнула». Не Китай с его неограниченными возможностями, не кто-то еще, а она. Потому что есть тут что-то. И это единственная надежда человечества. Поэтому так остро вдруг засомневались африканские, азиатские и прочие страны. А может, русские возвращаются на авансцену истории? Чего они творят там, на Украине? Нет, нет, мы не будем поддерживать санкции, нам это не надо. Зачем нам, если только русские вернутся…

Весь вопрос в том, что «элита вхождения» не хочет возвращаться на авансцену истории. Она хочет двигаться в тренде, сзади, конкурировать за приличное место. И всё. И пока это так, все решения будут паллиативными.

Но враг нас не предаст. Это в спецназе была такая поговорка: «Враг нас предал». Так вот, враг нас не предаст. Он будет давить и показывать свою омерзительную инфернальную харю каждую минуту — ну, выразили бы хоть какое-нибудь соболезнование людям в Донецке или тогда, в 2014-м и позже, хоть бы чуть-чуть остановили бомбардировку тяжелой артой и авиацией мирных городов!

Этот разнузданный Запад покажет еще такую харю, что волей-неволей придется из вхожденчества переходить в парадигму альтернативного существования, задающего цели не только себе, но и дающего ответ на вопрос о том, зачем человек живет, кто он такой и к чему он движется.