Чем грозит принятие или непринятие поправок в Конституцию? — интервью

Любой исход предстоящего голосования по поправкам в Конституцию РФ несет серьезные риски для страны в настоящем или будущем, не гарантируя при этом гражданам России ничего существенного взамен.

Такое мнение в беседе с корреспондентом ИА Красная Весна высказал философ, доктор политических наук, профессор кафедры истории и теории политики факультета политологии МГУ Сергей Черняховский.

ИА Красная Весна: На 1 июля назначено всероссийское голосование по поправкам в Конституцию. Как Вы оцениваете его перспективы?

— Думаю, что большинство пришедших голосовать проголосует за поправки. Другое дело, что это скорее не будет большинством от всех граждан страны. И те, кто это инициировал — отлично понимают, что они пройдут в силу ряда причин и в силу того, что у нас может падать авторитет кого угодно, кроме авторитета первого лица. Поскольку он такой не всегда рациональный, образный, основывается на личном восприятии. То, что Путин всегда отличался умением, принесенным из своей профессиональной сферы, расположить к себе собеседника и сделать его сторонником — известно. Это профессиональные навыки.

На самом деле я не знаю, что лучше: чтобы поправки оказались приняты, или чтобы не набрали большинства. Точнее, даже — что хуже: в нынешней ситуации и то, и то — плохо. Если наберут — вижу очень много минусов в последующей ситуации, на будущее. А если не наберут, я вижу большие минусы для политической ситуации в настоящем.

ИА Красная Весна: Какие будут минусы, если народ не проголосует за поправки?

— Если не проголосует — это будет крупнейшее политическое поражение власти. В частности, поражение главного инициатора изменения этих конституционных положений. Я, честно говоря, примерно представляю, как я бы сманеврировал в этом случае, но об этом рано говорить. Но в принципе это будет тяжелое поражение. Он призовет всех голосовать. Если поддержки не будет — это окажется его первым личным электоральным поражением.

И в ближайшей перспективе даст возможность оживить все те силы, которые делают ставку на борьбу против страны посредством ударов по флагману, как при Цусиме было. Японцы выбивали русские корабли, идущие впереди эскадры. Весь огонь на одном, на флагмане. Топили каждого — и каждого последующего. Кто поднимал вымпел флагмана — того и топили. Японцы весь огонь сосредоточивали на головном корабле. А российская эскадра вытянулась хвостом, орудия задних кораблей своим огнем не доставали до японских.

Проблемна и тема «обнуления» сроков. Главное здесь не в том, что будет после 2024 года, а в том, что будет до 2024 года. «Обнуление» снимало попытки представить президента уходящей политической фигурой. Президент, избранный на последний свой срок, ослаблен фактом своего будущего ухода: начинают присматриваться представители бюрократии, гадать, кто будет следующим лидером. Начинается смотр преемников. И бюрократические соревнования в поиске, на кого поставить, кому предать нынешнего руководителя, кому присягнуть.

В этом отношении «обнуление» сроков имело единственный политико-инструментальный плюс: предотвращение ситуации распада. Вопрос о том, идти или не идти на будущие выборы — хранит интригу. А сохранив стабильность, потом можно и не избираться.

Во всём остальном мне эта картина с «обнулением» не нравится. Но если это не пройдет на голосовании за поправки, то на фоне его личного политического поражения это будет означать усугубление негативных факторов последних лет: Первый уходит — надо давить на него и на страну.

Происходит демобилизация части сторонников, приходящих к выбору, что уже сегодня стараться — бессмысленно: будущее неизвестно. Нужно думать о себе.

А в этом случае, если не пройдут поправки в Конституцию, тем более будут ослаблены позиции поддержки страны и государственнического блока, приводя к нарастающей дезорганизации.

ИА Красная Весна: Какие Вы видите минусы, если народ проголосует за поправки?

— А если поправки будут приняты — возникнут негативные последствия в перспективе. Столкнутся, с одной стороны, первая и вторая глава, с другой, все остальные главы, измененные нынешними поправками. Скажем, вторая глава гарантирует свободу совести: «Всем гарантируется право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой». А по известной поправке, мы «сохраняем память предков, передавших нам веру в бога». Оба положения противоречат друг другу. Потому что тогда оказываются людьми «неконституционного поведения» те, кто не сохраняют память предков «передавших веру в бога», хотя им это гарантировано второй главой.

Дальше возникает вопрос: с точки зрения Конституции все остальные статьи, если они вступают в противоречие с первой и второй статьей (они как бы подчинены им), как они могут им противоречить? На самом деле противоречия может не быть, но оно будет разыгрываться. А дальше возникнет еще вопрос: почему поправки принимались с нарушением закона 1998 года. Нельзя было одним законом вносить все поправки. Это по сути изменение Конституции. А раз изменение Конституции — значит должен был быть референдум.

В поправках внесены моменты идеологической направленности, а у нас в первой главе запрещено наличие обязательной государственной идеологии. Ложь, что у нас запрещена идеология вообще, это спекулятивный фейк, постоянно повторяемый. У нас запрещена обязательная государственная идеология, но у нас при этом плюрализм партий. А это значит партия каждая руководствуется своей идеологии. Раз так, то просто народ, выбирая ту или иную партию, принимает какую-то идеологию, как основополагающую для политического развития на данном этапе. Но будет это использовано для разделения и объявления противоречий.

А дальше будет подниматься вопрос, раз уж мы затронули поправки, то давайте вспомним, что сама Конституция незаконна. Вне закона приняли изменения во вне закона принятую Конституцию. Ну и так далее. Когда будет стоять задача разыгрывания этой карты, то в эту виртуально создаваемую трещину будет нанесено достаточное количество ударов.

Отдельная большая тема изменения полномочий тех или иных органов. Вводят Госсовет в Конституцию. Но в первой главе перечислены высшие органы государственной власти. Госсовет — изначально неконституционный орган. Он не назван в первой главе. Ну и прочие подобные моменты.

Во-первых, можно было спокойно жить со старой Конституцией. Она достаточно безликая и позволяет делать то, что считаешь нужным в ее рамках. Во-вторых, если менять — ее менять нужно было тогда полностью и, главное, именно с учетом того, что она была принята неконституционным путем.

Но и заниматься сейчас полноценной сменой этой Конституции, чтобы это была легитимная смена, это тоже вносить дополнительные линии раскола. Хотя большинство вносимых туда поправок в верном векторе идет, пусть и носит абсолютно декларативный характер, лишь обозначая ничем не гарантированные намерения. Но они красивы — и народ будет голосовать за них.

ИА Красная Весна: Как Вы считаете, может ли скандал вокруг невыплат медикам обещанных Путиным надбавок негативно сказаться на голосовании за поправки?

— Исполнительная структура работает со скрипом, это очевидно. Это некая проблема, которую власти нужно решать и систему перестраивать. Но вместе с тем, если мы имеем ситуацию, когда исполнительные структуры работают со скрипом, а президент борется с ними, требует, наказывает, и они начинают что-то выплачивать, эта схема выигрышная, работающая на президента. Вот президент занялся, навел порядок — надо ему еще расширить полномочия и подольше быть у власти, а то чиновники совсем обнаглеют. Борьба президента с «гидрой» бюрократии будет работать на поддержку президента.

ИА Красная Весна: А как Вам кажется, идет ли какая-то игра, чтобы снизить явку или мобилизовать народ голосовать против поправок?

— Игра, безусловно, идет против политической стабильности в стране. И судя по тому, что я наблюдаю во всей этой кампании против ограничений по COVID-19. И повторяющиеся фейки о голодающих медсестрах, о том, кто потерял работу и прочее, на фоне, безусловно, безобразной работы самой исполнительной структуры.

Все более чем похоже на деморализацию общества конца 1980-х и атаки и на власть, и на силовые структуры — все как тогда. Власть разная, строй другой — враги те же. Всё то же самое, что делалось под предлогом якобы неверно подсчитанных голосов на выборах в 2011–2012 годов. Все то, что делалось в Сербии, Грузии, на Украине — где угодно… Создать фон протеста, расшатать и дезорганизовать ситуацию. И, что главное, почему идут эти призывы: да не обращайте внимания, в масках ходить плохо, не нужны нам эти «намордники»?

Во-первых, в ближайшей перспективе это работа на увеличение числа зараженных. Во-вторых, сознательно конструируется ситуация, демонстрирующая слабость власти, ее бездействие и недееспособность. Это целенаправленная информационная война. Она даже более масштабная, чем работа против поправок в Конституцию. Но, в частности, она направлена и на это.

Если бы Москву взяли в кольцо войска, вырыли защитные валы, перекрыли всё движение, ввели жесткий карантинный режим, как было в Китае, для того, чтобы пресечь цепочки заражения, проводили бы расстрелы по отношению к тем, кто нарушают карантин, мы за две недели покончили бы с эпидемией.

Если бы мы всё это закончили еще в апреле, тогда число умерших измерялось бы десятками. Встал бы вопрос, сколько людей надо расстрелять при этом. Но это уже проблемы тех, кто не соблюдал бы правила карантина: они сами выбрали свой путь. Это не жертвы эпидемии. Это жертвы собственной дурости или собственной провокативности. На самом деле можно было бы обойтись и без расстрелов, но чтобы все четко знали — расстрелять могут.

Мы пошли по некоему среднему пути. Мы этот путь еще не прошли, у нас намечаются какие-то «зарницы» позитивных начал. Все эти позитивные начала в чем? В том, что у нас притормозилось увеличение количества заразившихся. Но оно вышло просто на уровень апреля, когда мы вводили эти ограничения. Они у нас были нежесткие, поэтому заражения продолжались. А когда некие запреты, установленные властью, оказываются нежесткими, они провоцируют на то, чтобы считать власть слабой и постоянно нарушать ее нормы.

Вот смотрите, к концу апреля ВЦИОМ опубликовал данные о снижении материального благосостояния: 60% респондентов сказали, что материальное благосостояние не понизилось, еще 15% сказали, что понизилось, но незначительно. 1% сказал, что значительно повысилось. И 19%, что оно действительно существенно понизилось. А информационная война уже была полностью развязана.

Есть мир телевидения, есть мир интернета, а есть мир реальной жизни. Так вот в чем-то мир реальной жизни ближе к миру телевидения. Потому что телевидению, чтобы оно действовало эффективно, приходится точнее всё показывать. По тому же телевидению показывают, как где-то наказывают чиновников, как где-то снимают главврачей, которые не осуществили выплаты.

Недавно пострадала чиновница, которая сказала: «Когда ничего не платили, никто не жаловался, а как стали платить, так начали ныть, что мало и не вовремя». Это же тоже правда. Когда не даешь — всё спокойно, а когда даешь, начинается разговор, что даешь мало.

Несколько иная ситуация в Москве, где не 60% сказали, что не снизился уровень жизни, а 48%. Москва в этом отношении пострадала больше.

Но, как показали последующие опросы, рубежа мая-июня, 66% поддержали принятые меры из опрошенных по стране, чуть более 60% — по Москве

ИА Красная Весна: А что Вы думаете об изменениях в Трудовой кодекс про особый порядок увольнения работников? Может ли это повлиять на голосование?

— На электоральные настроения, если это не будет раскручено определенным образом информационно, это никак не повлияет по двум причинам. Во-первых, не все слышали, что они будут и не все понимают, будет это хорошо или плохо. Во-вторых, у нас нормы Трудового кодекса в чистом виде не работают. Там сложно уволить человека и сложно быть не уволенным, когда тебя захотели уволить. Тут обоюдная ситуация.

А должен вообще работодатель иметь возможность уволить работника по своему желанию или не должен? Почему работодатель должен терпеть работника, который плохо работает? А это же не ситуация, когда можно сказать: ты выпустил 100 деталей, 90 пошло в брак, и ты прогуливаешь и пьешь. Тут особо ни к чему не придерешься.

Придираться можно только к тому, что ты не на рабочем месте и надо ходить и проверять регулярно. А работник будет сидеть, пить чай и ничего не делать. Это тоже ненормальная ситуация. Как ненормальная она и в том случае, когда действительно обычного незлонамеренного работника хотят уволить за то, что просто не понравилось его высказывание, личное поведение, и он не может себя защитить.

Чем в условиях подобного рода, я имею в виду, не в советской, а в нынешней системе должно определяться право работника не быть уволенным? Оно должно определяться только его профессионализмом. Если он профессионально и функционально нужен работодателю, государственному или частному, значит его не уволят. Если он стал вести себя так, что он почему-то вызывает раздражения больше, чем приносимая им польза, почему он должен работать дальше?

Это может быть ограничено так или иначе сильной профсоюзной системой. Но у нас нет реальных профсоюзов. Да и люди на сегодня не готовы в них вступать. В Советском Союзе была в принципе другая ситуация. Там существовали определенные смысловые стержни, определявшие четкие установки: в стране победившего пролетариата не учитывать мнение профсоюзной организации — означало совершать политическую и идеологическую диверсию. Положено было с ними считаться.

Почему в Советском Союзе практически не могло быть забастовок? Потому что там, за исключением каких-то экстренных ситуаций, никакой директор завода не мог позволить себе не заплатить вовремя зарплату. Потому что дальше включался механизм: начинается недовольство рабочих, члены партии звонят и обращаются в вышестоящие партийные организации. Секретарю райкома партии звонят из горкома партии и говорят: «Слушай, Петр Петрович, ты что забыл, в какой стране живешь? Ты не понимаешь, что значит, если рабочий класс не получает зарплату, а мы говорим, что у нас страна социализма».

Это был не экономический момент не заплатить вовремя зарплату. Это был политический момент. Если ее не платили — это на уровне политической диверсии. Поэтому все эти моменты, даже когда сами по себе они не вполне искренними были, они всё равно подтягивали систему к тому, какой она должна быть.

Сейчас парткомов и Комсомола, естественно, нет. И профсоюз — номинален: его можно слушать, а можно не слушать.