Кавказская Албания: псевдоисторические мифы на службе политики
Корр.: Андрей Григорьевич, могли бы мы поговорить об истории Закавказья? Ведь, согласитесь, история сейчас очень недвусмысленно вторгается в актуальную политику.
Андрей Арешев: Спасибо за приглашение к интересному и серьезному разговору. Мне хотелось бы сразу отметить, древняя история любого народа полна тайн и противоречий, не разгаданных в силу объективных причин, в силу крайнего дефицита источников и нагромождения различных интерпретаций, зачастую прямо противоположных.
Корр.: Есть какие-то тонкие, спорные вещи, а есть вещи очевидные, понятные, и сейчас речь идет в большей степени о них. Сейчас в Азербайджане люди, которые представляются историками, археологами, заявляют, что в Карабахе все архитектурные памятники являются албанскими, а не армянскими. Что в Карабахе армяне вообще появились чуть ли не в XIX веке впервые, что их привез Грибоедов. Разговор идет на этом странном уровне. Вас как специалиста он не удивляет?
Андрей Арешев: Речь тут о некоторых псевдоисторических концепциях, насчитывающих не один десяток лет. Еще в советский период, несмотря на серьезные усилия и поддержку Академии наук СССР и на официально господствующую идеологию «пролетарского интернационализма», так и не получилось написать общую историю народов Закавказья. Самостоятельные исторические «нарративы» Грузии, Армении и Азербайджана формировались и развивались отдельно друг от друга, создавая предпосылки для будущих конфликтов. Это же относится к отдельным сюжетам, особенно к вызывающим разноречивые трактовки. В частности, как отмечает А. Аликберов, «…в советское время не было проведено ни одной международной или всесоюзной конференции по Кавказской Албании, хотя такие попытки имели место. Так, в 1980-х гг. Институт истории АН СССР в лице его директора, чл.-корр. АН СССР А. П. Новосельцева, академические интересы которого распространялись в том числе и на Кавказ, предложил организовать такую конференцию, но диаметрально противоположные взгляды ряда ведущих ученых-кавказоведов на многие узловые вопросы, политизация (уже тогда) научных проблем, связанных с историей Кавказской Албании, не позволили исследователям собраться вместе и обсудить важнейшие проблемы истории народов Кавказа».
В 1970-е и особенно в 1980-е годы, в условиях слабеющей центральной власти и разгорающихся этнополитических конфликтов, в республиках стали возникать свои интерпретации исторических фактов, выгодным образом сопровождающие претензии местных элит. Такая «правильная» интерпретация исторических фактов приобретала роль едва ли не основного маркера национальной идентичности. В том числе и для тех национальных движений, которые отстаивали право своего народа на землю, стремясь как можно больше «удревнить» пребывание данного народа на этой земле и тем самым подчеркивая его «естественные права».
История кавказского края предопределила мозаичный, чрезвычайно пестрый этноконфессиональный состав его населения. А пребывание в орбите притяжения множества империй, в частности Персидской, Османской, а затем и Российской, обусловило неоднократные массовые переселения народов всех без исключения закавказских государств. К слову, хотя Нагорный Карабах, вошедший в состав Российской империи по Гюлистанскому договору в 1813 г., не был исключением, но там, в силу природно-географических условий и некоторых других факторов, элементы армянской государственности сохранялись и после того, как канули в небытие средневековые армянские царства Багратидов, Хетумидов и прочие.
В Азербайджане, доказывая «пришлость» армян в Карабахе и Восточной Армении в целом, любят цитировать «Записку о переселении армян в наши области» и иные выборочно подбираемые свидетельства. На это можно напомнить, что речь идет о событиях заключительного этапа русско-персидской войны 1828–29 гг., завершившей, в основном, процесс присоединения к России территорий нынешнего Закавказья (или, по западной терминологии, Южного Кавказа). В своих рассуждениях о «переселении армян» бакинские авторы забывают о событиях предшествующих столетий и о том, по каким причинам армяне, собственно, оказались в Персии. Между тем XVI–XVII вв. — это период разрушительных турецко-персидских войн, особое ожесточение которым придавал конфессиональный фактор противоборства (Сефевиды и Каджары — шииты, Османы — сунниты). Военные действия на Ближнем Востоке и в Закавказье привели к опустошению огромных территорий, население которых сгонялось перед наступающим противником с целью лишения его ресурсной базы. При этом персидские власти были заинтересованы в развитии внутренних областей страны, переселяя туда армянских ремесленников и купцов — обычная практика любой крупной империи тех времен, да и последующего периода. Из «Книги историй» Аракела Даврижеци и из других источников мы знаем, в частности, о переселении в начале XVII века шахом Аббасом армянского населения из Джуги (современная Джульфа в Нахичеванской Автономной Республике) в окрестности Исфахана — тогдашней столицы государства Сефевидов. В общей сложности в ходе событий, известных как «Великий Сюргюн», в центральные и северо-западные области Ирана было переселено несколько сотен тысяч человек. Собственно, их прямые потомки и возвращались обратно после присоединения края к России, обеспечившего относительную безопасность, а также перспективы экономического развития и приобщения местных народов к русской и европейской культуре.
Еще одним способом ведения исторических войн является «приватизация» историко-культурного наследия Кавказской Албании, что, очевидно, получит новый импульс сейчас, после перехода под контроль Азербайджана ряда раннесредневековых христианских памятников на территории Кельбаджарского, Лачинского и некоторых других районов. Так, в начале декабря азербайджанские СМИ сообщили о «возвращении» удин в монастырь Дадиванк в Кельбаджарском районе (кстати, административная карта 1940 года относит его к Мардакертскому району НКАО). Удины — небольшой народ, «наследники» одного из 26 легендарных племен Кавказской Албании, вопрос об истории, границах, этноконфессиональном составе и языке которой до сих пор остается предметом оживленных научных споров и дискуссий. На протяжении столетий история этого региона была тесно связана с соседними Арменией и Грузией, что подтверждается имеющимися источниками.
Корр.: Кого в Карабахе можно назвать автохтонными, местными народами? Там же не один народ. И какое отношение имеют к азербайджанскому народу удины?
Андрей Арешев: Мы уже частично затронули этот вопрос, когда говорили о волнах выселений и переселений, обусловленных географическим положением Кавказа как перекрестка дорог на север и на юг, на восток и на запад. Особо следует подчеркнуть, что так складывалась история многих народов и земель — в качестве примера вспомним хотя бы о «батыевом нашествии» на русские земли в XII веке, кардинально «переформатировавшем» эту часть Евразии и имевшем долговременные последствия для политических и этнических процессов.
А вот что говорится о периоде средневековья во втором томе многотомной академической «Истории Востока»:
«…Отдельные группы тюрок проникали [в Закавказье] и прежде, преимущественно с севера (хазары, булгары и т. д.), но они не изменили этнический состав населения закавказских стран. Иное дело сельджуки. Их племена прежде всего обосновались на превосходных пастбищах Южного Азербайджана (собственно Азербайджана) и Мугани, а затем Арана. Предгорная часть Арана (то есть Кавказской Албании, позднее — междуречье Куры и Аракса. — ред.) особенно интенсивно заселялась тюркскими кочевниками на протяжении XII–XV вв., и постепенно древнее название Аран заменилось на Карабах (тюркско-иранское Черный сад). В то же время горные районы усиленно сопротивлялись тюркизации и стали прибежищем христианского населения, к тому времени арменизированного.
Проникновение тюрок в Восточное Закавказье постепенно привело к тюркизации значительной части местного населения, что положило именно в XI–XIII вв. начало формированию тюркоязычной азербайджанской народности… Окончательное размежевание малоазиатских тюрок (современных турок) и кавказско-иранских (нынешних азербайджанцев) случилось не ранее XV–XVI вв. и связано с историей Османской империи, с одной стороны, и государствами Ак Коюнлу и Сефевидов — с другой…
Разумеется, дело не ограничилось собственно сельджукским периодом (XI–XIII вв.). Массы тюркоязычного населения прибывали в Закавказье и позже, с монголами и Тимуром. В основном это были огузы или родственные им племена, на основе наречий которых и сложились турецкий и азербайджанский языки…
Сельджуки быстрее всего утвердились на южных армянских землях, откуда армянское население вынуждено было эмигрировать в пределы Византии… На Армянском нагорье начался многовековой процесс оттеснения армянского и курдского населения пришлым тюркским. То же самое имело место и в пределах Закавказья…»
Интересно было бы рассмотреть многочисленные исторические нарративы и фальсификации как советского, так и постсоветского периода. Их достаточно, но скажу сразу: представленную выше «классическую» точку зрения, на мой взгляд, убедительно никто так и не опроверг. Разумеется, я не беру в расчет сказителей, руководствующихся в своих рассуждениях принципом «а вот мне так кажется»… Конечно, это не означает, что ответы на все вопросы получены. Естественно, что споры о том, кого считать автохтоном и что из этого следует, не прекращаются, и зачастую они приобретают деструктивную направленность.
Вы спросили насчет удин. Безусловно, удины на протяжении всей своей истории были тесно связаны с окружающими народами — с азербайджанцами и с армянами, компактно проживавшими не только в Нагорном Карабахе (географически охватывавшем куда большую территорию, нежели Нагорно-Карабахская автономная область), но также и на восточных отрогах Большого Кавказа. Кстати, немногие знают, что удинское происхождение имел один из военачальников первой Армянской Республики (1918–1920 гг.) Мовсес Силиков, как и один из провозвестников освободительного «фидаинского» движения в османской Турции Саркис Кукунян.
Конфессионально удины были связаны с Армянской Апостольской церковью, однако сегодня «удинская христианская община» в Азербайджане находится под опекой местной епархии Русской Православной Церкви. Разумеется, власти Азербайджана будут предпринимать всё возможное для «албанизации» армянского наследия на Южном Кавказе. Кстати говоря, несколько месяцев назад «удинскую» службу уже пытались провести в армянском монастыре на острове Ахтамар на озере Ван в Турции. Турецкие лидеры, активно поддерживающие Баку все эти годы, вполне откровенно заявляют о «новой эре в истории Кавказа», которую пишут победители.
Присвоение историко-культурного наследия покоренных народов — хорошо известный почерк, глубоко чуждый российской политической, культурной и академической традиции. В этой связи мне хотелось бы отметить несколько представительных международных форумов, проведенных при участии Института востоковедения РАН — «Кавказская Албания и этнокультурное наследие» (Ереван, 2007 г.), «Кавказская Албания и лезгинские народы: историко-культурное наследие и современность» (Москва, 2008 г.) и «Место и роль Кавказской Албании в истории Азербайджана и Кавказа» (Баку, 2011 г.). Результатом совместной деятельности профессиональных ученых-албанистов и специалистов из смежных научных дисциплин стал выпуск в 2015 г. продолжающегося академического издания Albania Caucasica. Наконец, 1–2 ноября 2018 года в Москве состоялась международная научная конференция «Кавказская Албания в историко-культурном пространстве Евразии».
Все это отражает значительно возросший в последние десятилетия научный и общественный интерес к истории и культуре древнейшего на Восточном Кавказе государственного образования, известного под названием Кавказская Албания и игравшего на протяжении почти тысячелетия важную роль на исторической арене Кавказа.
Корр.: Но ведь звучат все время обвинения в подделках. В том числе азербайджанские специалисты заявляют, что армяне уничтожили албанские надписи в храме Гандзасара и нанесли вместо них новые, на армянском языке.
Андрей Арешев: Это околонаучная политизированная публицистика, а в последние годы — ролики на YouTube, сработанные кустарно либо же вполне профессионально, но подчиненные при этом одной единственной задаче — доказать «пришлость» армян на Кавказе. С далеко идущими политическими последствиями! Сравните карты той же Кавказской Албании в азербайджанской «Википедии» и в любой другой языковой версии нынешнего «источника знаний» для широкого круга интернет-пользователей. И вы увидите, что стремление существенно расширить границы этого средневекового конгломерата языков и племен (наименований некоторых из них мы даже не знаем) идет рука об руку с его «тюркизацией» — настолько, насколько это возможно. Всё это сформировало предпосылки для вполне определенного взгляда как на прошлое, так и на настоящее и будущее региона, получившего сегодня, после «второй карабахской войны», вполне определенное политическое звучание.
Выступая 10 декабря на так называемом «параде победы» в Баку с участием турецкого лидера Эрдогана, президент Азербайджана прямо заявил о том, что Гейча (то есть озеро Севан), Зангезур и Ереван — это, дескать, «исконные азербайджанские земли». Вслед за этим мы узнали об увеличении военного бюджета Азербайджана, параллельно с попытками зафиксировать максимально выгодные для Баку позиции в ходе территориального разграничения в Сюникской области Армении. Что также наводит на размышления. И ведь в случае возобновления военных действий как бы оправдывающие их псевдонаучные изыски (в которые, заметим, вкладывались немалые деньги) — уже готовы! Вплоть до абсурдных утверждений о том, что три известных храма Армянской Апостольской церкви (ее упорно называют «армяно-григорианской») в Эчмиадзине тоже, мол, являются «албанскими». Равно как и хачкары, еще в 1986 году представленные в книге «Архитектура древнего и раннесредневекового Азербайджана» некими албанскими «хачдашами». Логику во всем этом найти, конечно, трудно. Особенно если вспомнить о разрушении старинного армянского кладбища и варварского уничтожении 7 тыс. хачкаров в той же Джуге в середине 2000-х годов (о чем стало известно благодаря съемкам с сопредельной иранской территории). Скажите, с чего бы, будь это «свое», азербайджанское наследие, его стали заливать бетоном? А вот если оно армянское — тогда логично. Нет древнего кладбища — нет проблемы с историей. Таковы гримасы постсоветского «нациестроительства».
Корр.: Вернусь к теме христианских памятников. Достаточно странно говорить о едином этногенезе азербайджанцев и удинов, если иметь в виду Средневековье. Там народы-то в принципе формировались на основе религии. И заявлять, что в формировании этого народа участвовали люди другой веры, — в этом есть немножко какое-то нарушение логики.
Андрей Арешев: Ну, а разве мы видим логику в конструктах современной украинской националистической мифологии? Всё, что можно поставить на службу формированию новой национальной идентичности, — всё идет в дело. И надо признать, что выигранная «вторая карабахская война» способствует укреплению азербайджанской постсоветской политической идентичности, в общем-то, поколебленной неудачным для Баку исходом первой войны в 1994 году. Новый импульс получило и азербайджано-турецкое «братство», и теперь уже вряд ли кто-то будет задумываться о причинах и подоплеке вышеупомянутых турецко-иранских войн, притом, что «азербайджанское государство Сефевидов» — это хоть и распространенный, но весьма поздний исторический конструкт.
Корр.: А не может ли быть в этой тотальной албанизации Азербайджана еще и знака какого-то отстранения от Турции? Так, чтобы вроде и пользоваться ее поддержкой, но и не совсем в этот пантюркизм погружаться?
Андрей Арешев: Тотальная «албанизация» христианского наследия Кавказской Албании ничуть не противоречит его тюркизации, признаки которой прослеживаются уже в научной и околонаучной литературе, издававшейся в 1960–1970-е годы. К примеру, в книге академика Зии Буниятова, оказавшего огромное влияние на исторические концепции в Азербайджане, говорилось о том, что «тюрки-аборигены» обитали на нынешней территории республики задолго до появления там сельджуков. Связывая этих «древних тюрок» с гуннами, сабирами и хазарами, он датировал тюркизацию прикаспийских степей IV–V веками. Как пишет в своей работе «Войны памяти…» В. Шнирельман, «у Буниятова не было сомнений в том, что предками азербайджанцев были тюркизированные и исламизированные албаны. К ним же, но на этот раз арменизированным и обращенным в христианство, он возводил и армян Карабаха. Мало того, он всеми силами пытался доказать, что албаны приняли христианство раньше, чем это сделали армяне». Как мы понимаем, отсюда всего полшага до того, чтобы объявить Кавказскую Албанию «древнетюркским государством», чем и занялись куда более творчески одаренные последователи Буниятова — А. Сумбатзаде, Ю. Юсифов, С. Алияров и др., а также многочисленные беллетристы, творения которых легли в основу «национального возрождения» 1980-х годов. Разумеется, этот процесс был характерен для всех республик Советского Закавказья, способствуя их стремительно набиравшему силу взаимному отчуждению в период приснопамятной перестройки. Сегодня же и вовсе можно прочитать (позвольте процитировать), что «…самая ранняя история тюркских племен, живущих в Азербайджане, восходит к 4–3 тысячелетиям (разумеется, до нашей эры. — прим. ред.). Древние суммерийско-аккадские, ассирийские, египетские, вавилонские источники фиксируют названия ранних тюркских племен и государств, таких как куц, су, турукки и луллуби. Древние азербайджанские государства Манна, Кавказская Албания и Атропатена были прямыми потомками этих ранних тюркских племен в Азербайджане».
Таким образом, все подчинено тюркизму как интегральной идее, в которой выделяется некий «христианский» сегмент, используемый для «диалога», в частности, с РПЦ и в качестве доказательства собственной «толерантности» и «мультикультурализма».
Корр.: Но как все происходило на самом деле? Ведь действительно была Албания, никто этого не отрицает. И какой-то ее малый осколок — вот эти удины-христиане. А куда делись остальные двадцать пять племен?
Андрей Арешев: В уже цитированной выше «Истории Востока» читаем о периоде IX–X вв., непосредственно перед сельджукским нашествием: «В эту пору [понятия „албанский“, „Албания“] уже были, скорее, историческими. Значительная часть албанского (разноязычного) населения на правобережье Куры была арменизирована (процесс этот начался еще в древности, но особенно активным был, по-видимому, именно в VII–IX вв.). Источники еще фиксируют аланский (аранский) язык в округе Берда в X в., но затем упоминания о нем исчезают. Пестрое в этническом плане население левобережной Албании в это время все больше переходит на персидский язык. Главным образом это относится к городам Арана и Ширвана, как стали в IX–X вв. именоваться две главные области на территории Азербайджана. Что касается сельского населения, то оно, по-видимому, в основном сохраняло еще долгое время свои старые языки, родственные современным дагестанским, прежде всего, лезгинскому».
Таким образом, включение Кавказской Албании в орбиту Персидского (Сасанидского) государства сменяется исламизацией основной территории Восточного Закавказья в ходе арабского завоевания в VII–VIII вв. и вторжением тюрок-сельджуков в XI–XII вв. В отличие от Армении и Грузии, христианство здесь начинает постепенно угасать. Согласно версии, считающейся канонической (и которую никто убедительно не опроверг), представители основных племен Кавказской Албании являются предками народов нынешнего Южного Дагестана, отчасти — чеченцев и ингушей. Похоже, удины — практически единственные из них, кто сохранил христианство до нынешнего времени, хотя известно, что процесс исламизации Кавказа, а особенно его горных районов, имел достаточно растянутый по времени характер. Изначально столицей Кавказской Албании был Чор (нынешний Дербент), и только потом она была перенесена в Патрав (ныне Барда) на территории современного Азербайджана. Таким образом, не только географически, но и политически Кавказская Албания была тесно связана с Дагестаном, и особенно с его южной частью. Так что неудивительно, что именно в этой российской республике — одна из достаточно мощных и серьезных научных школ по изучению Кавказской Албании и ее христианского наследия.
Корр.: Ранее в нашей беседе неоднократно упоминалось о Нагорном Карабахе, историческим центром которого (и эпицентром многих драматических событий в истории края, что в очередной раз подтвердила недавняя война) является город Шуша. Хотелось бы узнать, что с ним происходило в этническом плане за время его истории? За него же идет очень большой спор. Это и с географической, и с военной точки зрения очень важная точка. А при этом она еще и культурно очень значимая, хотя город относительно молодой.
Андрей Арешев: Имеется предположение, что название «Шуши» происходит от слова «шош» (так же называется одно из соседних сел). Согласно Ш. Мкртчяну, на местном карабахском диалекте молодое, стройное дерево именовалось шоши цар (дерево шоши), во множественном числе — шошот. Согласно многим источникам, а это очевидно и для любого, кто хотя бы раз бывал в тех краях, в древности территория расположенного на почти неприступном холме города-крепости и окружающая местность были покрыты лесами. По свидетельству биолога В. Петрова, «на первоначальном этапе человек столкнулся [в Карабахе] со сплошными лесными массивами».
Историко-археологические памятники этой части Арцаха (Нагорного Карабаха) позволяют вести «биографию» поселений на месте нынешней Шуши как минимум с XIII века. Курортный климат, выгодное географическое положение на перекрестке дорог во многом обусловили исторические судьбы города, ставшего, наряду с Гандзасаром, одним из центров армянских меликов (князей) прорусской ориентации, стремившихся освободиться от персидской вассальной зависимости и обезопасить край от разорительных турецких набегов, сопротивление которым, кстати, зачастую объединяло местных армян и тюрок-шиитов. «Издаваемые нами документы дают полное основание утверждать, что фундаменты крепостных сооружений Шуши были заложены сотником Аваном еще в 1724 г., если не раньше», — пишет академик А. Иоаннисян в сборнике документов «Армяно-русские отношения в первой трети XVIII века» (Ереван, 1964 г.). В Архиве внешней политики России хранятся письма, петиции и документы армянских меликов и сотников Карабаха, написанные в 1724–26 гг. в схнахе (схнах — военное укрепление естественного происхождения. — Прим. ред.) Шош или Шошва-кала. Речь идет о «персидском походе» Петра I, всколыхнувшем, как известно, христианское население Кавказа, но в силу ряда обстоятельств не приведшем в тот период к радикальным изменениям политической карты региона (что произойдет почти веком позже).
Раздоры в середине XVIII века между меликами (владетелями основных пяти княжеств Арцаха) привели к казавшемуся временным союзу одного из них, Шахназара II, с предводителем кочевого тюркского племени джеваншир Панах-ханом. В результате к 1750 году на карте региона появляется Карабахское ханство, которое просуществует вплоть до присоединения края к России в начале XIX века.
«…Не зря облюбовал Вагиф холмы скалистые Шуши, Благоуханный перл-цветок на голом камне лишь ютится», — такие строки есть у Вагифа Молла-панаха, поэта и государственного деятеля, визиря Карабахского ханства в XVIII веке.
Значительную часть первых жителей города составляют крестьяне армянских поселений как самого Нагорного Карабаха (особенно провинции Варанда), так и отчасти выходцы из Сюника, образующего с Арцахом единый историко-географический регион, что находит отражение и в наименованиях некоторых кварталов и церквей — Агулецоц, Мегрецоц, Казанчецоц… По мере укрепления Карабахского ханства появляются жители-мусульмане, постепенно образующие отдельный квартал; строятся (а в XIХ веке достраиваются и перестраиваются) «верхняя» и «нижняя» мечети. На рубеже XVIII–XIX века Шуша, как и весь Карабах, находится в эпицентре русско-персидских войн и внутренних междоусобиц, приведших к значительному сокращению населения края, гибели и вынужденной эмиграции множества местных жителей.
По результатам ряда русско-турецких и русско-персидских войн первой трети XIX века Российская империя окончательно утверждается в крае, что, как мы говорили выше, означало гарантии безопасного существования местных народов, возможность их экономического, культурного, а затем и политического развития. Однако сложно было бы рассчитывать на полное искоренение всех противоречий, особенно — в условиях чересполосного расселения народов, отличающихся как по этноконфессиональному признаку, так и по характеру преимущественной экономической деятельности. Так, ежегодный перегон скотоводами (по преимуществу тюрками и курдами) своих обширных стад с зимних пастбищ на высокогорные летние и обратно воспроизводил регулярные конфликты с оседлым земледельческим населением, получая со временем этническую, а затем и политическую окраску. Так, конфликты за пастбища составляли неотъемлемую черту взаимоотношений независимых Азербайджана и Армении еще в 1918–20 гг., и сегодня, сто лет спустя, мы наблюдаем, что ресурсная составляющая является важным фактором противостояния. Разумеется, снять эти и иные противоречия можно было не просто в одном государстве, а при наличии наднациональной идеологии и практической политики, ориентирующей народы не на разрушительное противостояние, а на совместное развитие и взаимодействие, свободное от стародавней вражды.
Первая русская революция 1905–1907 гг. в Российской империи «аукнулась» на Кавказе, не без подпитки извне, массовыми погромами и военными действиями де-факто иррегулярных вооруженных формирований с обеих сторон, что известно в истории как «армяно-татарская резня». Сто лет назад, в марте 1920 года, на излете поддержанной турками, а затем и англичанами Азербайджанской демократической республики армянский квартал Шуши был полностью разрушен и сожжен, а жители — частично убиты, частично стали беженцами. По большому счету, город так и не смог восстановиться, утратив статус одной из культурных столиц Закавказья, третьего по величине после Тифлиса и Баку, где относительно комфортно чувствовали себя представители разных национальностей. Не случайна столь богатая россыпь талантов именно из этого уголка Кавказа, известных далеко за его пределами, начиная с ашугов-музыкантов и заканчивая государственными деятелями общесоюзного уровня, такими как Иван Тевосян, или героями войны — такими как прославленный летчик Нельсон Степанян. Если же говорить о вкладе карабахцев в целом — то тут говорить можно, наверное, бесконечно…
Вплоть до начала активной фазы нагорно-карабахского конфликта в 1988 г. основную часть жителей Шуши составляют азербайджанцы. Господствующее положение как над столицей Нагорного Карабаха Степанакертом, так и на стратегической дороге в Армению, породило известную «формулу», что «тот, кто владеет Шушой — тот владеет Карабахом; кто владеет Карабахом — тот владеет Зангезуром». Эта расхожая аксиома была очевидна в 1992 году, когда штурм города-крепости армянскими силами самообороны края (операция «Свадьба в горах») стал одним из переломных моментов в ходе первой карабахской войны (хотя, на мой взгляд, не единственным). Не менее очевидно это и сегодня, когда маятник качнулся в другую сторону, и границы уже не Нагорного Карабаха, а Республики Армения в Сюнике чертят «победители» — под бездарно-предательские действия «режима Пашиняна». Но об этом, наверное, мы поговорим позже…
Корр.: Да, насколько видно из истории региона, там какой-то мир и нормальное существование были только тогда, когда он входил в какую-то империю. В Персидскую, в Российскую Империю, в Советский Союз… А как только империя ослабевала или разваливалась, начинались конфликты.
Андрей Арешев: Да, и этому имеется масса свидетельств. «В эпоху контрреволюционного националистического взрыва… через Карабах прошли огонь и железо — не фигурально, а буквально, — пишет Мариэтта Шагинян в книге „Советское Закавказье“ о событиях 1918–20 гг. — Из общего числа 212 сел было стерто с лица земли 59. Четверть населения (37 000 тысяч душ) осталось без крова, 7000 хозяйств сожжено, города превратились в пустыню. Степанакерт после 1920 года насчитывал уцелевшими два-три дома, в Шуше сожжена и превращена в развалины вся армянская часть. После безумных зверств и сплошного обнищания население как бы удержало у себя в памяти горький вкус стыда. Круговая порука забвения: никто ни о чем не вспоминает; на прошлом поставлена точка — и молчаливый упор в работе, страстная тяга к восстановлению. Азербайджанцы и армяне мудро держат курс на это забвение, и в результате — стихийный подъем хозяйства, можно сказать, пустыми руками, потому что бюджет этой замечательной страны невелик. В Степанакерте население с 300 душ увеличилось до нескольких тысяч, дома растут как грибы. Строятся молочные фермы, агропункты, показательные участки, открываются разрушенные шелкомотальные фабрики, проводится огромная работа по изучению лесов — главного богатства Карабаха, произведено обследование богатых серебро-свинцовых мехманинских рудников. Маленькая страна похожа на птицу, сидящую, подняв крылья; она еще сидит, но уже перед полетом…»
Сегодня состояние края, разделенного как старыми, так и вновь прочерченными границами, если и можно сравнить с птицей, то разве что с тяжелораненой. Советского Союза, в рамках которого, при всех проблемах и сложностях, было возможно относительно бесконфликтное сосуществование двух народов, уже 30 лет нет, а союзная Азербайджану Турция, всё активнее заявляющая о своих правах на регион, мягко говоря, свободна от поисков сбалансированной линии между азербайджанцами и армянами.
Кардинальные изменения современного мироустройства актуализируют стабилизирующую роль России на постсоветском пространстве, без которой едва ли возможно поступательное развитие и самой нашей страны, связанной с ближайшими соседями множеством видимых и не слишком видимых связей. Как отмечает профессор В. Дегоев, «именно способность империи (в русско-российской и советской разновидности) объединять, примирять, защищать заслуживает фундаментального изучения. Российская империя, как ни парадоксально, демонстрировала эту способность тем убедительнее, чем острее и запутаннее оказывались обстоятельства, осложнявшие ход утверждения ее власти и влияния на имперской периферии. На такой крайне проблемной окраине, как Кавказ, где не было недостатка в подобных обстоятельствах, Россия многократно являла яркие примеры эффективности невоенной политики». Сказано про другую эпоху, но звучит более чем актуально, особенно в контексте разворачивающейся в регионе миротворческой и гуманитарной миссии Российской Федерации, спасшей Нагорный Карабах от полного разгрома.
(Окончание следует…)
