Жизнь в гетто. Как Украина превратила город в вымирающую деревню

На протяжении 5 лет Украина строит якобы сильное европейское государство на демократических началах и свободе слова, протягивает дружескую руку Донбассу, стремясь закончить там войну. А что же происходит на самом деле на той территории Донбасса, которая подчинена «дружественному» Киеву? Корреспондент ИА Красная Весна поговорил с уроженкой города Лисичанска Луганской области, которая в 2014 году покинула свой родной город, но каждый год приезжает навестить своих старых родителей.

Корр.: В 2014 году на территории Луганской области после событий в Киеве и захвата власти на Украине, Вы, Марина Сергеевна, одна из немногих людей вашего возраста покинули свой родной город Лисичанск в Луганской области и выехали в Россию. Вам до пенсии оставалось отработать всего ничего. И, насколько мне известно, Вы ехали в полную неизвестность и не знали, что вас ожидало в чужой стране. Так что Вас побудило пойти на такой отчаянный шаг?

Марина Сергеевна: Это непринятие майданных ценностей. Я прекрасно понимала что то, что нам показывают по телевидению не соответствует тому, что на самом деле происходит на Майдане. Не понимала, зачем делать переворот в стране, если до официальных выборов оставалось совсем немного.

Можно сказать, все эти моменты послужили предпосылкой. Но основное событие, повлиявшее на мое решение, это конечно обстрел города ВСУ в 2014 году. Тогда мы три дня просидели в подвале вместе с пожилыми родителями. Это был просто ужас! И когда я на наших улицах увидела украинские танки, и когда увидела вот этих военных, в черной форме, которые на украинском языке мне сказали «пані чого ви боїтесь» (пани чего вы боитесь — прим. ИА Красная Весна).

А я ничего не боялась, пока они не зашли в мой город. И после этого я окончательно приняла решение, что что-то нужно менять!

Корр.: Вы вот все-таки стараетесь каждый год, летом приехать к себе на родину в Лисичанск. Что вас заставляет это делать?

Марина Сергеевна: Там остались пожилые родители. Люди более преклонного возраста, чем я, не хотят покидать своих родных мест. Они там прожили всю жизнь, они построили дом, они там работали. И самое смешное — они не понимают, и я не понимаю — от кого нас освободили.

Вот все украинские пропагандисты кричат, что нас освободили. От кого? Мы прекрасно жили в нашем городе, был замечательный город! Я очень любила и люблю его! Ну и, конечно, тоска по родному городу, когда я приезжаю, я думаю, а вдруг я ошибаюсь? А вдруг что-то изменилось?

Корр.: Вам в отличие от постоянно проживающих в городе людей контрастно видны перемены. Правда ли то, что ваши соотечественники, проживающие в Лисичанске, свою жизнь характеризуют как «жизнь в гетто» или это все же слухи?

Марина Сергеевна: Нет, это не слухи. Я общалась с людьми разного возраста, но больше всего меня удивило и поразило общение с молодым поколением. Тут можно сказать сработала украинская пропаганда. И мне вот молодое поколение напомнило индейцев, которых купили за стеклянные бусинки американские колонизаторы.

Они радуются всякой ерунде, например тому, что в школах раздаются холстинные сумки с какими-то надписями. Радуются тому, что в школах на американские деньги создаются комнаты отдыха, где они могут прийти и попить чай. Разве это суть нашей бытности?

И еще меня до глубины души удивило, что американцы собирают волонтерскую бригаду из школьников для того, чтобы приехать к нам в Лисичанск и делать ремонты в домах многодетных семей. Разве этого не может сделать украинская власть? Да и школьники, какой ремонт смогут сделать? Также собираются школьные группы для поездки на какие-то семинары в Прибалтику.

Сам же город — это вымирающая деревня. Вот я живу в южной части города в девять часов вечера полный мрак и тишина. Довоенное время все было освещено, люди гуляли по проспекту, была жизнь. Когда я видела завод резинотехнических изделий (РТИ) в 2015 году, он еще просто не работал и все. То в этом году я увидела зияющие дыры от окон и все это сравняли с землей. А когда я на дизеле (междугородний поезд на дизельном топливе — прим. ИА Красная Весна) проехала мимо стекольного завода, который китайцы в свое время модернизировали, меня просто повергло в шок — одним словом — руины.

Также я увидела в городе очень много не местных жителей, они не знают названия улиц, не знают как и куда доехать и дойти. Цыган стало в этом году очень много, я слышала, что после цыганских погромов в Киеве и в Одессе они перебрались сюда. Очень много людей, которых из мест лишения свободы послали воевать, а теперь они вернулись. Все очень плачевно.

Корр.: Говорят что «Правый сектор» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) занимает для своей дислокации медицинские учреждения. Правда ли это?

Марина Сергеевна: Да! В отреставрированном до войны бывшем здании больницы, в переездной, расположился «Правый сектор» (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Висит их флаг, все огорожено колючей проволокой и натянута маскировочная сетка. А вот на днях приехала знакомая. Так она мне сказала, что они на входе еще повесили табличку «заминировано».

Касательно обычных украинских военных, так им война выгодна. У меня знакомый работает в бывшей части МЧС в Лоскутовке, где базируется ВСУ. Так вот он однажды у них поинтересовался, почему так часто происходит ротация? На что они ему ответили: «Да у нас тут целая очередь приехать в Донбасс. Мы приезжаем на месяц, получаем 20 тысяч, удостоверения участника боевых действий и пользуемся льготами. К тому же, согласно закону, рабочее место остается закрепленным на момент службы. Нам это выгодно».

Корр.: Вы вот наблюдали тенденцию послемайданного развития города и вам есть с чем сравнивать. По вашему мнению, какое будущее уготовлено Лисичанску?

Марина Сергеевна: Еще 5 лет такого проживания и город умрет, города не будет вообще. К примеру, в районе РТИ кроме двух магазинов и каких-то ларечков не осталось ничего. Даже сейчас его нельзя назвать городом, даже поселком городского типа нельзя назвать — это чисто умирающее село.

К тому же растет потерянное, растерянное и злое поколение, потому что они не видят будущего, их родители не видят будущего в своих детях. Это можно провести аналогию 90-х, когда не понятно, что получилось после распада СССР.