Можно ли доводить альтернативное мнение о вакцинах до миллионов?

Выдержки из стенограммы передачи «Вечер
с Владимиром Соловьевым» от 17 мая 2021 года

Перед началом обсуждения темы о докладе аналитического центра Чатем-Хаус ведущий программы Владимир Соловьев высказался о 3-й волне коронавируса в Санкт-Петербурге и призвал слушателей вакцинироваться

Кургинян: Вы меня спрашиваете об отношениях Запада и России, о докладе Чатем-Хауса.

Но поскольку у Вас была первая реплика, касающаяся вакцинации, а я, как известно, имею особое мнение по поводу вакцинации, то начну тоже с нее.

Во-первых, я хочу обратить Ваше внимание на то, что председатель Госдумы Вячеслав Володин, которого я знаю как очень разумного и осторожного политика, сказал прямо, что COVID-19 — это разработка Форта Детрик. То есть биологическое оружие, если я умею слышать. При этом медицинские светила стояли, как-то странно глядя на него, а он очень убежденно про это говорил. Поэтому, поскольку я исключаю, что наш спикер может вдруг проявлять избыточную эксцентрику в своих высказываниях, не ориентируясь на мейнстрим, думаю, что сам этот мейнстрим меняется.

А тогда возникает очень много вопросов, да? Абсолютные неудачи в сфере вакцинации СПИДоподобных заболеваний. Врезки ВИЧ в это заболевание, его природа — вопрос сложный. Не могу сказать, что являюсь ковид-диссидентом или противником вакцин вообще. Я, например, когда ездил в геологические партии, спокойно кололся от энцефалита и не считал, что это вредно. Но к происходящему сейчас вопросов очень много.

Я обращаю внимание на то, что опять недавно группа из 57 ведущих ученых, врачей и политических экспертов потребовала прекращения программы вакцинации от COVID-19. Также [обращаю внимание] на проблему с гриппом, которая по существу с помощью вакцинирования не решена, а главное — на проблемы со СПИДом, лихорадкой Денге и прочими заболеваниями, при которых было запрещено в итоге вакцинироваться в связи с так называемым антителозависимым усилением инфекции (ADE), которое работает не везде, но (!) в ряде заболеваний.

Я не медик, поэтому не могу сказать окончательно, как всё происходит с данным заболеванием, и хотел бы услышать единое мнение медицинского сообщества. Но прежде всего я бы хотел, чтобы не затыкали рот немалому числу профессионалов, которые о вакцинации в случае коронавируса говорят крайне негативно, и чтобы по этому поводу, наконец, состоялась публичная дискуссия. Ибо именно такая дискуссия положит в результате конец настороженному отношению большой части народа, очень разных народов к идее вакцины от ковида во всех ее модификациях.

Соловьев: Вы имеете в виду, к «Спутнику»?

Кургинян: Нет-нет, не к «Спутнику». «Спутник»-то как раз наиболее безопасен, видимо. Он наиболее безопасен, наиболее эффективен, он наращивает эти антитела. Но вопрос, нужны они или нет, — это большой научный вопрос, а он их наращивает, антитела памяти.

Соловьев: Я говорил с Гинцбургом, который разработчик и который отслеживает, и я исхожу еще из рекомендации президента Российской Федерации — он себе сделал.

Кургинян: Понятно. А я исхожу, например, из того, что никто антителозависимое усиление инфекции не называет антинаучным подходом, и из того, что я Вам назвал. А также из того, что если есть крупные врезки ВИЧ в этот геном, то вопросы встают совсем тяжелые, потому что вакцинация при аутоиммунных заболеваниях и их модификациях заведомо неуспешна, как показала скандальная история с корпорацией «Мерк» и другими корпорациями.

Соловьев: Я как раз этот вопрос обсуждал с Гинцбургом, про аутоиммунные, вот он сказал, что, исходя из тех миллионов, которые уже есть в России и не только, ― пока всё хорошо.

Кургинян: Да, возможно. Гинцбург — специалист, я — нет, но я обращаю внимание на то, что мнения специалистов разные, мнения именно специалистов разные.

Если в начале нашего обсуждения — в котором Вы-то как раз занимали, как мне казалось, нормальную позицию, — были истерики, дескать, «Кургинян сошел с ума и говорит, что это биологическое оружие, фи-фи», то теперь о биологическом оружии говорится, как мы видим, уже и на высшем российском уровне.

Соловьев: Я с первого дня говорил, что я не верю в естественное происхождение коронавируса.

Кургинян: Мы помним, кто говорил, что это «фи-фи» и какой дурной тон, моветон даже так подумать! Нет, это — так.

И помним другое, что врезы «вичеподобные» есть, один из них большой. Тогда вопрос сложный. Я ведь не говорю, что имею право тут высказать категорическую позицию — ее может высказать только сообщество профессионалов. Но дайте им обсудить это честно, не сажайте в сумасшедший дом крупных ученых — это на Западе, не у нас, упаси бог, — и не запрещайте обсуждать антителозависимое усиление инфекции. И не стучите карандашиками по графину, когда специалисты, военные биологи с большим опытом начинают это обсуждать, не затыкайте рот Нобелевским лауреатам. Не надо никому затыкать рот! Тогда, как мне кажется, наоборот, если эта вакцинация успешна, она будет проводиться более спокойно, потому что вот эти огромные сомнения, которые существуют и наращиваются, — они хоть отчасти приобретут характер рационального дискурса.

Соловьев: Вот смотрите, у нас получается как: Израиль полностью прошел вакцинацию, и у них вируса больше нет, Сан-Марино полностью прошло — проблем сразу нет. Мы, к сожалению, на 7% в общем количестве, я имею в виду, чтобы обе [вакцинации] были. И мы, конечно, по этим показателям сильно уступаем и Штатам, и Китаю.

Кургинян: Вы приводите эти примеры, а я вам привожу пример, как на Филиппинах от лихорадки Денге проводили вакцинацию. Хотели вакцинировать миллион детей. В итоге результаты были чудовищные.

Корпорация «Мерк» и евангелисты хотели от СПИДа вакцинировать всё население Африки — население начало ускоренно умирать.

Соловьев: Давайте про Филиппины расскажем — этим занимался непосредственно Фаучи, это был его колоссальный провал.

Кургинян: Да, да, да. Это был судебно доказанный провал.

Соловьев: Поэтому мы и не берем американский подход, а берем свой — разработанный, глубокий, уверенный.

Кургинян: А что с полиомиелитом происходило, Вы знаете? Что сначала Солк и другие сделали две вакцины. Потом одна из них оказалась преступной, автор другой обвинял в этом. В итоге были выплачены огромные компенсации. Я же не говорю, что полиомиелит не победили в Америке. Я же не говорю, что его не победили. Его в итоге победили. Какой ценой и что там дальше происходит — вопрос отдельный.

Я только хочу сказать, что проблема очень сложна, последствия не мгновенные. Мы знаем, какие именно последствия бывают от определенных вакцин. Что касается нашей, то она самая безвредная и наиболее эффективная с точки зрения получения антител.

Что касается Pfizer, AstraZeneca, то это просто преступные продукты, как мне кажется. А Moderna — суперпреступный, он уже вообще ориентирован не на антитела, а на изменение генома.

Соловьев: И они построены на другом принципе, чем наша.

Кургинян: Да, наш «Спутник V» самый мягкий, он действительно производит антитела и его вредные последствия, по крайней мере, не так очевидны, как у AstraZeneca или Pfizer.

Соловьев: Сергей Ервандович, но мы видим и другую проблему: болезнь дает тяжелейшие последствия. И страшная трагедия состоит в том, что мы не понимаем последствий коронавируса. Потому что даже у тех, кто переболел, тяжелейший ковидный «хвост» и неизвестно, какие будут последствия. Поэтому, как это часто бывает, исходя из той логики, о которой Вы говорите, если мы имеем дело с тем, что де-факто можно воспринимать как сконструированный вирус, близкий к оружию, то, значит, нужно…

Кургинян: Значит, кто-то эти наши шаги предполагал. Вот Вы говорите, ветрянка. С ветрянкой всё было хорошо, а с корью ― хуже.

Соловьев: Но, значит, нужен и антидот. Знаете, как, есть отрава — значит, должен быть и антидот, потому что последствия заражения очень тяжелые. Ну то есть по логике. Но это побочная тема. А теперь к основной.

Кургинян: Теперь о Чатем-Хаусе, да. В 2014 году наша организация «Суть времени» рискнула провести одновременно с митингом нашей либеральной интеллигенции против присоединения Крыма митинг «За» и так называемый «Красный марш», и придать ему военизированный характер.

Тут же прошло отдельное заседание Чатем-Хауса, где сказали: «Вот это уже чересчур!» А дальше — внимание — а дальше я хорошо отследил, как решение Чатем-Хауса начинало реализовываться в России. То есть кто немедленно после Чатем-Хауса начал атаковать — так, так и так.

Соловьев: То есть сеточку сразу оживили.

Кургинян: Да. Это мгновенно происходит: «Партия сказала — «надо», комсомол ответил — «есть!»

Что такое Чатем-Хаус? Чатем-Хаус был организован, как все знают, в качестве главного центра, соединяющего американцев и Европу, как такой центр, который позволял вырабатывать единую стратегию. Одним из главных руководителей этого мозгового центра поначалу был великолепный историк и философ Тойнби. Это была очень высокая школа. И все мои знакомые, которые занимаются исследованиями специального характера, всегда говорили: «Начинается всё там».

Но «таперича — не то, что давеча». Сейчас это уже резко снизившая свои стандарты аналитическая организация, в которой есть не только наши российские сограждане, но и очень много украинцев, они фактически просто лоббируют там определенные вещи. Поэтому что такое сейчас Чатем-Хаус и тот ли это Чатем-Хаус, который был при Тойнби, ― отдельный вопрос. Но и при Тойнби, и сейчас это был и есть главный антирусский центр. Антисоветский, антирусский.

Главный же вопрос: когда мы разграничим Чатем-Хаус как войну с Россией, и наших граждан, которые, как Вы сказали, участвуют в работе этого Чатем-Хауса? Когда перестанет сплетаться эта гидра? Потому что отдельно должен быть Чатем-Хаус, и он должен воевать с нами и говорить, как именно мы нехороши, — это нормально. Отдельно — наши граждане (либеральные, патриотические — любые), которые должны отстаивать интересы России по-либеральному или как-то еще. А когда это сплетается, то что означает сия гибридная конструкция? Она же существует не только в Чатем-Хаусе, она пронизывает всё!

Дискуссия о том, должна ли РФ поддерживать «друзей» России за рубежом

Кургинян: Это вопрос очень сложный, вы знаете, очень сложный. Вот я после всего, что происходит сейчас в мире, когда вот так разрушаются все нормативные сетки, все сетки, и оказывается, что мир просто катится в безнормативность, которая адом обернется, и это и есть тренд, и на это уходят триллионы долларов, — я с любыми консерваторами лично готов объединяться. Потому что такая задача удержать эту нормативную сетку, что уже не до жиру, быть бы живу.

Но мы хорошо знаем, что такое организации типа «Синергия». Во что превратится достаточно быстро «Союз правоконсервативных сил» — не нормальных консервативных сил, которые, наверное, я надеюсь, всё-таки победят, если Европа не сошла с ума, а вот этих. Это превратится в так называемый Черный интернационал вместо Красного. А куда там что будет, и будет ли там пророссийскость — вопрос огромный. Откуда вдруг взялось, что новые правые — более пророссийские, чем новые левые? На самом деле ощущение, что и те, и другие враги. Это первая позиция.

Вторая. Хотел сказать: Сергей, вот Вы говорите, что такими вопросами должны заниматься люди, которым положено. Я, когда дело Магнитского возникло, первым назвал фамилию Браудер. Конечно, завизжали наши либералы. Потом это дело дальше начало двигаться. И вот я как посмотрел в глаза всем тем людям, которые должны бы были всё это делать профессионально… Они боятся, они страшно боятся. Они боялись назвать имя Браудера, а потом, когда разрешили назвать Браудера, то уже проследить связь между Браудером и Терезой Мэй (а она очевидна) и другими персонами — это было страшно просто до ужаса. И кто-то из них мне сказал: «Вы что, еще хотите, чтобы я обсуждал Royal Bank of Scotland? Да я боюсь слово сказать!»

То есть вопрос заключается в том, что на сегодняшний день приоритеты в пределах России расставлены так, что эти люди, «которым положено», совсем не ощущают, что они могут идти по взятому следу, докуда-то докапываться. Потому что они придут в такие кабинеты, из которых, как только они туда зайдут, их сразу же и снимут.

Вопрос заключается в том, что пресловутого консенсуса нет. Если тупо говорить до конца ― нет национальной «ложи». Вот нет ее как таковой. А мы все спрашиваем: а кто это будет делать? Ничего, кроме властной пирамиды, нет. Наверху «своих» нет. Нет своей элиты, которая могла бы что-то сделать. И, конечно, нет своей национальной интеллигенции. Это компрадорская интеллигенция целиком. И пока другой не появится, будет всё время вот это полуколониальное существование.

И главная задача заключается в том, чтобы успеть что-то сделать в этом направлении до того, как нам навяжут войну, которая будет проиграна. Им это нужно, ну поверьте мне! Я знаю, чего они хотят: они хотят любой ценой проигранной войны и считают, что это можно сделать, как в первую чеченскую, управляя чем-то здесь. Вот все эти «зубы дракона», которые здесь попытаются создать этот проигрыш ―, а мы видели, что происходило, в том числе и на Украине, мы видели, как это всё строят, — они должны быть отодвинуты от рычагов государственного управления раньше, чем нам навяжут крайнюю ситуацию. Потому что потом будет поздно.