Ленин: человек, который будет жить вечно. А мы?

На днях, 22 апреля 2018 года, исполнилось 148 лет со дня рождения Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата и создателя Советского государства.

Первый в стане тех, кто готов протянуть нам руку помощи «с того берега». Непревзойденный гений политической борьбы с открытым забралом. Вершитель исторических судеб России, сам превративший каждого пролетария в хозяина собственной судьбы. Человек, на чью усыпальницу нанесло даже больше мусора, чем на могилу Сталина, который, по легенде, предвидел загробную расправу, но верил в очистительный «ветер истории». Так случилось, что именно Ленин угодил в перекрестье времен, словно в прорезь прицела. Чтобы взять Владимира Ильича на мушку, врагам потребовалось 70 лет — и вот он уже падает замертво от ржавой ельцинской пули. Вождь, которого не смогла застрелить Фанни Каплан, был сражен теми, с кем она наверняка постеснялась бы ходить по одной земле и коптить одно небо. Без ритуального убийства Владимира Ильича по сей день не обходится ни один антисоветский шабаш. Вот и бандеровский мятеж на Украине прошел под знаком Ленина, в очередной раз упавшего с постамента где-нибудь в Полтаве и разбившегося насмерть под улюлюканье беснующейся толпы. Видимо, такова уж его посмертная доля — гибнуть всякий раз заново и всякий же раз оставаться вечно живым.

Куда же на самом деле «глаза его глядели»? Едва ли нам суждено добиться ответа на этот есенинский вопрос. Живя неотложными частностями, Ленин мало что успел поведать о светлом будущем, в которое неустанно стремился сам и вел остальных. Ему было некогда ломать перья ради философской сложности, которой так дорожили Луначарский, Горький или Богданов, сами сломавшие все копья в политической борьбе с ним. Будучи в цейтноте, он ограничился скромным признанием, что «история вообще, история революций в частности, всегда богаче содержанием, разнообразнее, разностороннее, живее, „хитрее“, чем воображают самые лучшие партии, самые сознательные авангарды наиболее передовых классов». Тем прискорбнее, что этот «завет Ильича» обернулся для «птенцов гнезда Суслова» мертвящей догмой, вместо того чтобы стать руководством к действию или хотя бы вдумчивому исследованию, на которое у самого вождя недостало ни времени, ни сил.

Зато Ленин верил в тех, у кого должно было хватить и того, и другого — в миллионы простых русских людей. Ведь пути бытию, сколь бы оно ни довлело над нашим «несчастным сознанием», расчищает живое творчество масс. Тех самых масс, которым Владимир Ильич «просто, ясно, прямо» говорил «горькую правду». Он мог и не прикладывать ухо к земле, подобно Зиновьеву, чтобы «услышать шаги истории». К чему подобные ухищрения, если эта поступь была внятна вождю, как биение собственного сердца, которое, увы, столь рано и несвоевременно остановилось? Ленин не боялся приглашать всех к «государственному пульту», как иезуиты не страшились заходить с проповедью в чумной барак. Что большевикам было за дело до вековой «заразы», которая шла от этого «пультá», если на кону стояло ее полное искоренение? И пусть «ленинскую гвардию» все-таки поразил «вирус культа», но мы никогда не забудем, по какому поводу Владимир Ильич говорил о «кухарке, способной управлять государством». Как коварно нас когда-то соблазнили на то, чтобы «кончить [советскую] историю и разойтись» назад по своим кухням! Вот мы, на свою беду, и поддались этому соблазну на излете XX века. Тогда нам еще только предстояло узнать, как эта «кухонная» (кое-кто прорычал бы — «нор-р-рмальная») жизнь наливается не меньшими «свинцовыми мерзостями», чем подковерная борьба в кремлевских кабинетах...

Трудно судить, почему рабочим так и не удалось стать полноправными «хозяевами земли», как пелось в известной песне на стихи В. Матусовского. Возможно, русскому пролетариату недостало ни революционной сознательности, ни культурного багажа, который было сложнее экспроприировать у буржуазии, чем награбленное добро. Да и откуда этой сознательности было взяться, если рабочие только-только вышли на торную дорогу истории и и едва-едва принялись оглядываться по сторонам? Потому и Рабкрин пришлось «реорганизовать» по-сталински, а не так, как об этом мечтал Владимир Ильич. Как бы Ленин отнесся к «великому перелому» через 5 лет после своей смерти? Мог ли «демократический централизм» по Ильичу помочь нам выжить в капиталистическом окружении, или в 1930-е годы было не обойтись без карающей длани и указующего перста «отца народов»? Пусть ответ на эти «проклятые вопросы» подскажет пепел Советского Союза, что стучится в наши сердца.

Вождь мирового пролетариата не мог себе представить корабля под названием «Советский Союз» в бушующих водах капиталистического окружения. «Если немецкая революция не наступит, — мы погибнем», — писал Владимир Ильич в 1918 году. Когда же ему стало ясно, что «Земшарной Республики Советов» в обозримом будущем не случится, он не выдержал удара. И учиться навигации пришлось уже под руководством другого капитана, которому Ленин уступил почетное звание «отца народов», сам оставшись в народном сознании скромным «дедушкой».

Ленин не был ни закоснелым доктринером, ни фанатиком «прямого действия». Сегодня он никогда бы не пошел по стопам тех «леваков», которые в угоду своим анархистским фетишам готовы отдать Россию на съедение хищникам из НАТО. Он ни за что бы не поселился в псевдокоммунистическом гетто, в котором на радость себе давно обжился Зюганов. Владимир Ильич был всем своим естеством сопричастен реальности, сколь бы «неприкрашенной» и «горькой» она ни была.

Блистательный Александр Проханов однажды назвал Сталина «способом существования России в XX веке». Владимир Ильич — это способ жить для всего человечества. Сталин — маэстро выживания. Ленин — гений полнокровной жизни, о чем не даст соврать ни один советский классик. Перечитайте «Высокую болезнь» Пастернака или «Лонжюмо» Вознесенского, в чью тогдашнюю искренность так хочется верить. Вспомните бессмертный «Разговор с товарищем Лениным» и попробуйте перенестись в ту самую комнату, где Маяковский сиживал наедине с Владимиром Ильичом. И почувствуйте себя вечно живыми для предстоящего вечного боя.