Российское общество на фоне пенсионной реформы

— Стоят два мужика среднего возраста, курят. Я подхожу к ним и предлагаю подписаться. Получаю ответ: «Мы против реформы, но подписывать не будем». Я прямо спрашиваю — в надежде на спор и возмущение: «Боитесь?» Они мне прямо отвечают: «Да, боимся», — причем без иронии. Я настолько обалдел, что сказал: «Так вот, мы не боимся и будем вместо вас биться против этой реформы!» А они крикнули мне: «Молодцы! Мы болеем за вас», — и чуть не аплодировали. Я просто не нашелся, что на это ответить. Пожалуй, это самый мерзкий диалог за всё время сбора.

— Сегодня подписались молодые люди, пара 1993 и 1996 г. р. Через 10 минут вернулись и стали выяснять, куда пойдут подписи. Потом — о моем отношении к Навальному. Оказалось, они испугались, что подписались у сторонников Навального. Про нас не слышали. Успокоил, дал ссылку на сайт про сбор...

— Самая популярная причина отказа, что «это ничего не изменит». Хорошо, что в 1941-м люди не говорили, что, мол, всё уже решено и сопротивление ничего не изменит.

— Мне частенько на призыв в духе: «Мы же не крепостные, надо же как-то бороться», — говорят, что мы уже рабы и ничего не поделаешь.

— Очень многие пенсионеры говорят, что им уже всё равно, так как их это не касается.

— Сегодня мне сказали: «Пусть молодые и борются». Но когда я ответил: «Так мы и боремся, но нам нужна ваша помощь», — подписали.

— Каждый день на сборе подписей находятся люди, которые, обязательно с улыбкой, сообщают: «А мы — за!» Это Москва.

— И таких немало. В Питере тоже. И много очень напуганных пожилых телезрителей, которым объяснили, что «иначе пенсий вообще не будет!». Они с воплями и чуть ли не с кулаками кидаются.

Мы им враги. И тут же рядом полно стариков подписывается.

— Мне вчера женщина с улыбкой сообщила, что она на пенсии, а дети и внуки пусть сами разбираются.

— Это еще ладно, вчера мне интеллигентная дама пенсионного возраста, чуть не дрожа от гнева, говорила, что мы глупцы и приведем Россию к катастрофе. Ни одного аргумента, как именно приведем, не смогла сказать, но что мы враги страны — выдавила из себя.

— С пенсионерами всё сложнее. Примерно три подгруппы.

Одна группа отказывается подписывать, мотивируя тем, что уже на пенсии и их голос не нужно учитывать именно по этому. Их довольно легко убедить. Неплохо срабатывает шуточный вопрос: «Вам же уже есть 18?»

Вторая говорит, что их это уже не касается. Но на вопрос: «А разве Вам нравится эта реформа?» — отвечают, что нет, и с некоторой вероятностью подписываются. На вторую подгруппу иногда отрезвляюще действует информация о средней продолжительности жизни.

А третья группа уверена, что эта реформа во благо, они считают, что либо не хватит денег и надо уменьшить число пенсионеров, либо считают, что надо работать больше.

Короче, пенсионеры мало отличаются от студентов с их незамысловатым «я не доживу».

— А у меня регулярно получается, что это: «А я — за» произносится прямо в момент, когда я рассказываю людям, что да, попадаются такие, которые за. Смотреть на то, как они потом друг друга разглядывают — это отдельный социальный опыт. Нет, не скажу, что там какие-то искры социальной вражды летят. Скорее, даже наоборот: те, кто на нашей стороне, бросают взгляды примерно такие же, какие были бы у античных греков, когда они, наконец, встретили легендарных псоглавцев. Которых прежде считали всего лишь выдумками хитрых географов.

Прямо как в анекдоте: «Так вот ты какой, северный олень...»

— Ко мне вчера подходили два немца и заявили, что типа «Работать надо! У нас в Германии возраст...» Вот французы, испанцы — они нормальные. А немцы с издевательской улыбочкой такие... сразу нетолерантно обозвала их про себя фашистами. Я у немца спросила, какие у них зарплаты. И еще потом рассказала, какая у нас средняя продолжительность жизни. И посоветовала не по Невскому прогуливаться, а отъехать от города на 200 км и посмотреть, как живут люди. Тут же рядом подписывающиеся сказали, что можно даже на 100 км отъехать. Немец ретировался.

— Вчера батюшка подписал из районного села. Начал подписывать и спросил, кто мы. Я говорю — «Суть времени». Он говорит, что-то знакомое, кто ваш лидер? Я говорю — Кургинян. Он остановился. Я подумал, что всё — сейчас бросит и начнет проклинать, но нет, подписал и пожелал удачи. Сказал, что тоже против реформы.

— Заметил странную особенность: есть невменяемые — с ними всё понятно, а есть такие, которые исподтишка интересуются, выспрашивают, потом вспышка эмоций, шипят или кричат гадость какую-то и быстро убегают. Вчера такой выспрашивал, потом задает вопрос: «Так вы коммунисты?» Мы: «Да». Тот зашипел: «Мерзавцы!» И быстро убежал. А поговорить?..

— Один мужик мне на улице сказал, что он настолько сильно ненавидит эту реформу и тех, кто ее внедряет, что он от злости даже написать сейчас ничего не сможет, насколько он зол. И убежал.

— У меня пальму первенства держит мужик: «Я бы всех убил, но на данный момент я занят».

— Ничего, у меня говорили: «Ненавижу вашу «Суть времени», вашего лидера, ничего с вами делать не буду, но подписать — всё равно подпишу».

— У нас известная правозащитница либеральная вчера подписалась.

— У меня вчера Марк Гальперин подписался со свитой.

— У меня подписывались сторонники Сванидзе.

— У меня подписывались сторонники Навального.

— Отклик от сборщика-добровольца: «Собрано 29 подписей. Могу сказать, что треть подписывала потому, что хорошо меня знает и доверяет, небольшая часть внимательно читала обращение и задавала вопросы, остальные слышали слова «пенсионная реформа», «против» и подписывали, не читая».

— Позвонил мужчина, которого мы подписывали в электричке на Дмитровском направлении. Спросил, как у нас дела, что мы дальше планируем делать. Дал ему адреса pensii.eot.su и «Красной Весны», чтобы он следил за результатом, и заручился его поддержкой на митинге. Люди в нас верят.

— Ко мне подходили и не хотели подписывать, потому что мы коммунисты. Я сказал, что собираю подписи не за коммунизм, и подписывали после этого.

— По поводу оплаты говорю, что [получаю] 50 тыс. р. за каждую подпись. На квартиру зарабатываю.

— Вы поаккуратнее, пожалуйста. Шиза зашла так далеко, что скоро и в это будут верить. У меня один гражданин на полном серьезе интересовался, сколько тысяч мне за подпись платят.

— Я в таких случаях никогда не говорю «нисколько». Начинаю с жаром говорить, что платят сто тысяч миллионов. Причем начинаю его бойко убеждать, что так и есть, именно сто тысяч миллионов и сплошь в долларах. Просто когда говоришь, что, мол, ничего не платят, люди зачастую воспринимают как оправдание. А когда говоришь бредовую цифру, они понимают, что ты глумишься, и легче принимают тот факт, что мы работаем без денег.

— Шутки шутками, а у меня председатель совета дома из соседнего двора, который обещал 300 подписей по своему дому, спрашивал, есть ли вариант за деньги собирать. Он бы и сам пособирал за деньги. Только потому, что он обещал 300 подписей, не послал его по известному пути. Но по итогу по его дому всего 40 подписей получилось. Можно было и послать...

— Мне сейчас девушка шоколадку дала на сборе...

— Мне недавно женщина денег на шоколадку дала, я так обалдела, что не нашлась чем возразить...

— А мне — парень [шоколадку дал] и долго благословлял. Кстати, в тему, я как раз без обеда.

— А говорите — нам не платят...

— Мне 32 года... деньги на шоколадку...

— Выглядишь на 16, значит.

— Бабуля — торговка цветами уволокла случайно мой пакет, потом вернулась, купила мне пирожок и оставила телефон, чтобы я позвала на митинг. И погода хорошая.

— Мне ручки приносили...

— Мне банан дарили...

— А меня один батюшка перекрестил.

— Бывает, меня конфетами кормят.

— Все через это проходили. Нас в автобусе тоже угощали. Хотя тоже не дети.

— Я встретился при сборе на улице с человеком из агентства недвижимости. Он сказал: «Заходи к нам, там подпишутся до фига». Зашел, его не было, но другой парень коллег быстренько сгоношил. Штук 30 подписей за 20 минут получил.

— Исчезающий вид у нас в провинции подписался — яблочник, который против Навального. Говорит: «Мне ваша организация не нравится». Но на вопрос: «А реформа, значит, нравится?» не смог ответить никак, кроме как подписью.

— А нам сегодня экстремист попался. На предложение поставить подпись сказал, что не поставит. Пусть, говорит, еще хуже станет, тогда народ, может, проснется. А вообще он за майдан. Его уже несколько раз за экстремизм задерживали.

— В Чебоксарах народ спокойнее Москвы, недовольных так же много, но чувства выражают сдержаннее. Один чуваш сегодня сказал, подписывая: «Поможет или нет — не знаем, но царя побеспокоить надо!»

— У нас кавказцы — самая активная категория. Подавляющее большинство подписывается.

— У меня дагестанцы много подписывались. Даже приводили друзей. А вот из Чечни ни одного не было. Один мимо проходил и сказал: я же из Чечни, мы ведь за Путина.

— Вроде стоит кучка нагловато ведущих себя, мягко говоря, кавказцев... Видят табличку или слышат призыв — и всей кучкой подписываются.

— А у меня сегодня подписалась бабушка 1933 года рождения. И потом долго стояла рядом, покрикивая на проходящих: «Пенсионеры, не проходите мимо, подписывайтесь!» Действовало.

— Бабушки и дедушки такого возраста регулярно у меня подписываются. Но вот 102-летняя бабушка — такой подписи, наверное, ни у кого нет. Сегодня знакомая принесла лист с подписью своей бабушки 1916 г. р.

— Недавно собирали подписи. Подписывается бабушка 1930-х или 1940-х годов рождения. Подписалась, а мимо ее ровесницы идут, она их давай завлекать — что же вы мимо идете, это же о ваших детях забота, подумайте, как они будут жить. Они идут себе мимо. Бабушка была впечатлена.

— У меня школьник из школы через дорогу взял листочек «учителей подписать». Лет 12–14.

— У меня был забавный случай. Стояли на пикете в Коломенском. Подъезжает мальчишка лет 12 на велике. «Подписи собираете против пенсионной реформы? Я бы подписался, но, увы, я еще слишком молод. Но ничего, мое время еще придет».

— Вот извините, реально бесит, когда идет пара, и девушка говорит: «Давай подпишем!» А парень с видом политического волка, прошедшего огонь, воду и медные трубы, отвечает: «Да фигня это всё...» И идет дальше. Девушек подписывает 70 % от общего числа.

— Молодые женщины не чаще других подписывают. Нет никакой закономерности по возрастам и полу.

— У нас кришнаиты сегодня подписывались.

— Мне тут еще одна сторона пенсионной реформы открылась — сооружение еще одной пропасти между поколениями. Довольно много стариков чуть не с кулаками кидаются на молодых, которые подписываются: «Как вам не стыдно, вы должны работать и нас кормить! Нам из-за вас без пенсий оставаться?» Довольно многих пенсионеров запугали из телевизора. Хотя полно стариков подписываются ради детей и внуков.

В общем, непонятно, что пересилит. Надеюсь, что единение, а не разлад. И альтруизм, а не шкурность.

— Ну, из-за истерящих бабок при мне никто не бросил ручку. Действие обратное. Сегодня один пенсионный неадекват торчал рядом и полчаса кричал, что я работаю на дестабилизацию. Ушел, когда понял, что из-за его воплей собралась толпа желающих подписаться.

— Вообще много людей одного типажа — сереньких, в круглых очечках и с выдвинутым вперед лицом, которые подходят только для того, чтобы торжественно сообщить: «А я вам не верю!»

— Сегодня собирал в таком месте, где много гуляющих молодых родителей с детьми, в основном мамочки. Подписывали, естественно, почти все. Но главный тренд общения — «мы не доживем». Прямо какое-то общество обреченных.

— Общался с тремя городскими отраслевыми профсоюзами, все отказались от сбора подписей и даже не согласились, чтобы я у них поговорил с работниками и сам пособирал. Жалкие трусы!

— Очень многие спрашивают, а что это даст? Смотрю людям в глаза и говорю, что мы будем бороться, а если не бороться — ничего не получится. Тогда они на глазах меняются, подписывают и желают удачи.

— Вчера на «Новослободской» мужчина подписался, парой слов перекинулись о несправедливости и сплочении народа. Потом подошла компания молодежи, все семеро подписались. Похвалил их, редко такие дружные встречаются. И один из них сам (!) вызвался пособирать подписи. Взял планшетку, пошел в люди, девушка его поддерживала.

И вдруг возвращается тот мужчина. Дарит мне бутылку шампанского и говорит: слушайте, вам надо к негативу (против!) добавить позитив. Я вот, говорит, представитель среднего класса — того, который уже вот повыше чем средний, и я готов платить прогрессивный налог. А они (показывает на небожителей) не готовы. Так давайте против пенсионной реформы и за прогрессивный налог! Я растрогался и обнял его. Непобедим наш народ.

А шампанское отдал той молодежи. Думаю, их 15 подписей за 20 минут заслужили награды.

— Да, вчера день хороший был — количество жарких рукопожатий и «спасибо вам за то, что вы делаете!» было непривычно большим.

— Кстати, товарищи, последнее время отмечаю повышенное число людей, которые говорят «все равно это ничего не изменит, но мнение высказать надо» и яростно подписываются.

— Есть такое дело.

— Да, есть такое.

— Они видят, что даже после обращения Путина люди не сдались, продолжают собирать подписи, проводить митинги, и, может, какая-то надежда появляется.

— То неловкое чувство, когда тебя узнают в метро люди и здороваются с тобой...

— А молодежь активно подписывает.

— Не могу не поделиться... Чудный человек сегодня попался на сборе подписей вечером в Беляево. Все мы, занимаясь сбором подписей, раз от разу сталкиваемся с ситуацией, когда кому-то хочется поговорить. Но на этот раз здесь было нечто более глубокое, чем просто возмущение происходящими процессами. Мы разговорились. Подписавшийся оказался инженером-строителем высокой квалификации, приобретенной в советское время. Весьма востребованный в сфере строительства, но до мозга костей оставшийся порядочным и честным человеком, тем самым человеком, которого воспитала советская эпоха. Самым для меня удивительным стали имена авторов книг, которые он читает. В их числе значился Бушин, написавший о Солженицыне книгу «Гений первого плевка». И мой новый знакомый очень сокрушался, что не может ее прочитать, поскольку нет в продаже. То есть передо мною оказался человек, ищущий ответы на сложные вопросы и интуитивно догадывающийся об ответах. Книга эта у меня была (мне ее подарили). Он страшно обрадовался и попросил дать почитать. Уже достаточно стемнело, и я предложила, не откладывая дело в долгий ящик, подъехать к моему дому и забрать книгу. Так мы и сделали. Заодно захватила ряд наших газет, в том числе тех, в которых повествуется о Солженицыне. При всем при этом мой новый знакомый настойчиво попросил подписной лист, чтобы облегчить нам задачу сбора подписей. Вот такая история...

— Вчера на сборе подписей общался с одним мужиком. Он был с семьей. Сын маленький. Жена подписала, а он говорит, что не может. Потому что работает в государственной структуре. И боится потерять работу, если узнают, что он подписал. А у него ипотека и всякое такое. Поэтому мысленно он с нами.

— Нам благоприятствовала погода (она обычно значительно хуже в сентябре), запах беды, на который среагировал 1 % населения — или это мы сумели встретиться только с этим одним процентом. Как-то нужно продолжать работу на улице, в конце концов, сознание советских людей меняли циничными рекламными щитами, яркими утвердительными нужными образами. Нужны разные формы воздействия, без уличной начинаешь тешить себя вредными иллюзиями.

— Со мной собирает подписи одна активная дама. Она не имеет отношения ни к СВ, ни к РВС. Просто неравнодушный человек. Познакомилась с ней, когда пытались защитить стадион от застройки. Она военный пенсионер, 1967 г. р. Рассказала, что этим летом отдыхала в военном санатории в Судаке (Крым). Там шикарная библиотека, и ее планомерно уничтожает новая власть. Приказывают все заменить глянцем, как она выразилась. Это тоже делается для изменения сознания.

— В этом чате все, каждый по-своему, пишут об отсутствии у народа оформленного яростного желания жить и бороться. Есть некий протест, но он не оформлен, его легко подавить. По факту только «Суть времени» борется по-настоящему.

— В копилку историй. Подошел человек, рассматривал визитку с солдатом, сказал, что он пацифист. Помялся. В итоге подписал. Перед уходом сказал, держа кулак, что живыми мы не сдадимся.

Вот такие в России пацифисты.

— В России и пацифисты с кулаками, и атеисты православные.

— Кстати, не стоит думать, что все, подписывающиеся против пенсионной реформы, поддерживают нашу (и вообще левую и патриотическую) повестку. Мне вчера один мужик всё честно подписал, но потом говорил, что надо убирать Путина, валить из Сирии и оставить в покое Украину. Когда я его спросил, а хотели бы вы, чтобы Дом Профсоюзов состоялся не только в Одессе, но и в Крыму, в Луганске и в Донбассе, он ответил, что судьба людей там ему безразлична (термин был другой).

— У нас очень много тех, кто подписался вообще-то «за Навального», а Путина терпеть не могут.

— Мне вчера женщина, когда узнала, кто у нас лидер, сказала, что он ужасен и вообще «сталинист проклятый», но при этом всё равно подписала.

— У всех подписываются граждане очень разных мнений и о стране, и о руководстве, и о том, что для страны хорошо. Тут неоднократно писали, что подписываются и прямо говорят, что против нас, коммунистов. Поэтому постоять и собрать тысячу подписей очень полезно хотя бы для того, чтобы понимать спектр представлений о действительности у широчайших масс населения не из тырнетов, а непосредственно от них самих.

— Сегодня в самом конце сбора подходим к скамейке, предлагаем поставить подпись. Пожилая женщина: «А я за реформу». Взываю к совести, призываю подумать о детях и внуках. В результате она выдает шедевральную фразу: «Пусть работают и меня кормят».

— Мой знакомый (подполковник ФСБ в отставке) был сегодня в Управе Рязанского района Москвы на совещании, кого ни спрашивал там — все против реформы, а подписались — ноль.

— Одна тетя, нумеролог-астролог-экстрасенс и всё такое прочее сначала категорически отказалась подписывать, а через пару недель начала прямо-таки требовать подписной лист, я зазвал ее на пикет — собрала порядка сотни подписей. О как!

На мой вопрос, почему она так внезапно переобулась, загадочно отшутилась тем, что мы победим, а она хочет быть с победителями.

Как говаривал Винни-Пух, «это жжжж неспроста».

— Мне сегодня школьный учитель (Петербург) сказал, что учителя средних лет боятся подписывать, мотивируя отказ не боязнью увольнения, а страхом физической расправы. Это очень удивило моего собеседника, и он мне сообщил. Видимо, видео с расправы с навальнятами плюс ажиотажное комментирование к нему делает свое черное дело. Из 70 сотрудников его школы удалось с трудом подписать только десяток. Молодые учителя не верят никому и ничему, пожилые — боятся. Вот кого такие педагоги воспитают?

— У меня взяла воспитатель из бывшей школы лист. В итоге никого не подписала и сама не подписалась. Чистый лист. Трусы! Противно.

— Я заметил, что бюджетники вообще крайне трусливы. Причем с возрастанием ранга трусость растет в геометрической прогрессии. И учителя тут прямо-таки в лидерах.

— Педагоги сейчас, мягко говоря, не те. Они продались с потрохами. Они трясутся за свои места. Их, как и врачей, должны давить и унижать наиболее жестко, что и делается во всех возможных формах. Покупают и унижают. Но сопротивляться они не хотят и не будут. Не все, но в большинстве — именно так.

Другим — простительно (степень предательства меньше), а учителя и врачи, когда сдают всех, — это в десятки раз более подло.

— Особенно детей когда сдают. И потворствуют вмешательству в семью.

— У нас подошли подписывать две женщины... До того, как подошли, мило болтали — подружки, идущие вечерком, теплым и неторопливым, с работы. Улыбчивые, в хорошем настроении. Одна останавливается и начинает подписывать, второй протягивают планшет.

Она: «Я педагог, у меня уже есть пенсия (педагогическая)». Как обычно, звучит вопрос: «А другие? Как же им? Ради них?» Ответ: «У меня есть, я подписывать не буду». Подруга, с удивлением, как будто заново увидела свою товарку: «А я? Хотя бы ради меня?» — и повисла тишина.

А вы говорите — педагоги.

— Странно. В нашей поселковой амбулатории подписались все врачи и медсестры. И это при том, что главврач ЦРБ — злая тетка и везде имеет уши... Никто не испугался. А также подписалось множество учителей.

— С Москвой-то всё понятно — здесь зарплаты большие у учителей. Есть, что терять...

— А у меня заведующая детсадом взяла лист, через 2 дня отдала полностью заполненным, взяла еще два — там было под 150 подписей через неделю, и пока мы рядом собирали подписи, на родительском собрании собрала еще 17.

— У меня врач взяла лист собрать у себя в больнице, на следующий день — 60 подписей.

— В Москве нет уже заведующих садов. Есть управленцы — директора холдингов, в которых вместе школы, сады, центры допобраза и т. д. Средняя заработная плата такого эффективного менеджера, директора школы-комплекса — 235–250 тыс. руб. в месяц. У замов по дошкольному образованию — поменьше, но они — подчиненные и место свое знают.

— А у меня сегодня мужик лет 50 пытался вырвать листы из трех планшетов, я, как на амбразуру, легла на планшеты грудью, а на него заорала, люди рядом поддержали, ушел быстро. Враги не дремлют.

— Сегодня отдавал подписчик газеты, который брал несколько листов и грозился много собрать, всего около 15 подписей собрал, был очень расстроен. Говорит, что у него в НИИ директор подписался, а рядовые сотрудники массово отказывались. Мимо нас сегодня тетенька прямо-таки пробежала с возгласом «Не могу, уволят!». То есть страх просто иррациональный какой-то.

— Сегодня один интеллигент подходил и пытался рассказать другим подписывающимся, как в Москве ФСБ всех сажает и убивает. Я добавлял, что еще варит и ест. Причем сам Путин. Народ смеялся и подписывал. Он в итоге тоже подписался. Наверное, мазохист.

— Поначалу было очень неприятно, когда люди мимо проходили, и только малая часть откликалась, сейчас уже этого нет, есть понимание, что людей будить нужно, и это можно сделать.

— Мне как-то каждый сбор как бальзам. Добровольные помощники, граждане, которые юродствующих нодовцев и иже с ними сами гоняют и у виска пальцем крутят. Видимо, реальность оказалась чуть лучше первоначальных заниженных ожиданий.

— У нас количество бабок «пустьработают» весьма велико. Говорят, калужане немцев с караваем встречали. Наследственность, видимо?

— У меня подписался член партии «Справедливая Россия», который (!!!) участвовал в организации группы по сбору подписей за референдум. На вопрос, почему же не видно никого, кто собирает эти подписи, ответил, что их собирают «в офисе». Но искренне хотел помочь — советовал сменить место (мол, если перейти метров на пятьдесят, то будет больший поток людей), привел подписаться жену.

— У меня подписывался помощник депутата ЕР.

— Поделюсь курьезным наблюдением. На митинг КПРФ идут знающие меня по профессиональной деятельности люди, совершенно далекие от зюгановцев. Первым на подходах к митингу видят меня, с удивлением осознают, что я из СВ. Завязываем разговор, в ходе которого выясняется, что идут на митинг от безысходности, а СВ единственные, кто предложил понятную стратегию борьбы:).

— Студенты у техникума подписывались гораздо охотнее проходящих мимо бабушек.

— На митинге КПРФ в Нижнем Новгороде — около 800 человек. Полиция заявила, что 500. Зато сегодня, спасибо зюгановцам, у СВ планшеты просто рвали из рук! Ребята собирали на входе, а я прошла металлоискатель, чтобы сделать несколько фотографий, держа в руках 1 планшет (на всякий случай). Ко мне сразу подскочила девушка: «Вы собираете подписи? Я хочу подписать!!» Через минуту вокруг меня образовалось кольцо: человек 8 безропотно ждали, когда освободится единственный планшет, приговаривая, что КПФР ничего дельного делать не хочет. Когда мальчишки меня догнали (уже на территории митинга), все планшеты разлетелись враз. Появилось много помощников в сборе, еле отвоевали свои почти целиком заполненные листы. У-ух...

— Сегодня впервые столкнулся со здоровым мужиком, который сдался, чем чуть не бравировал. Начало разговора было стандартное.

— Сбор подписей против пенсионной реформы...

— Ничего не изменится, за нас всё решили.

— А Вы что, так легко сдались?

— Да, я сдался!

Сдался он, а такое ощущение, что на меня ведро помоев вылили.

— Сегодня одна бабка кричала мне: «Как вам не стыдно! В Норвегии уже давно такой пенсионный возраст!»

— А у меня сегодня было трагичное известие. Сначала прибежал дед и начал вопить, что пить меньше надо и доживешь до ста лет. А потом проходящая мимо женщина в черном сказала, что муж у нее подписался у меня против реформы, а через шесть дней умер и не дожил ни до какой пенсии. А ведь не пил. И чуть не плача пошла дальше. Двое стоявших рядом мужчин с Кавказа с большим сочувствием это слушали и даже хотели подписаться, но выяснилось, что гражданства нет.

— Мужчина лет пятидесяти послушал в сторонке мои призывы подписаться против ПР и сказал:

— Это уже не поможет.

— А что может помочь? — спросил я его.

— Я, — говорит, — своему сыну сказал: учись как следует, получай хорошие знания и уезжай побыстрее из этой страны!

— Значит, вы полностью сдались?

— Да, — ответил он мне со злостью, оглядываясь вполоборота. И стремительно удалился от места сбора подписей.

— Я уже слышал довольно часто: «Да что ты всё говоришь... Проект «Россия» исчерпал свою историческую роль, не будет этой страны скоро, объективно, как не стало Римской империи»...

— Не думаю, что они именно сдались, стоит спросить, а считают ли они Россию всё еще их страной? Или это место проживания по воле судьбы? У многих уже нет ощущения, что за страну надо бороться как за свое.

Не настолько он очевиден, ответ, я задавал этот вопрос, ответы разные.

— Сегодня подписывать приехали на ярмарку. Не успели начать, как сначала мужик подошел и начал выяснять, что мы тут делаем и кто разрешил. А после него — полиция. Ну так они, после выяснения кто и чего, а у Семена как раз паспорта не оказалось с собой, только корочки корра, так он их и показал. Потом, пока за паспортом он к машине бегал, полиция меня расспрашивала, чего мы из Москвы сюда приехали? Это они в корочках прочитали. А тут еще люди подходить стали, активнее ставить подписи. Мужик один с наездом на полицаев, стал их агитировать поставить подпись. Они отказались. Попросили нас уйти к остановке через дорогу, а то, говорят, сейчас губернатор приедет, и у него настроение испортится, если мы тут стоять будем. Мы ушли. Зачем же губернатору настроение портить, у него и так в городе в этот день два митинга против пенсионной реформы.

— У нас сегодня пара подписывала, муж после инсульта. Два года осталось до пенсии, так распереживался из-за реформы, что вот — инсульт. Это его жена сказала.

— У меня случай был. Стоял у магазина. Народу было не сказать чтобы много, но постоянно кто-то у меня стоял и подписывался. Мимо меня проходит в магазин пожилая степенная дама. Предлагаю ей подписать наше обращение и слышу дежурную фразу: «Я уже на пенсии, мне всё равно». Я ей вдогонку кричу: мол, а как же дети, внуки? Но она уже зашла в магазин, через какое-то время вышла и сходу стала высказывать мне претензии. Типа я, такой молодой, назвал ее бабушкой, а ее никогда бабушкой не называли. Я поправил ее, сказав, что ей, очевидно, что-то послышалось, потому что я даже к совсем дряхлым старушкам не привык так обращаться. Пока мы проясняли эти вещи, пока обсудили сложность работы после пенсии учителя (которым она оказалась), мимо проходила девушка и я, извинившись перед пенсионеркой, повернулся к девушке и предложил оставить подпись. На мои извинения пенсионерка ответила: «Да я подожду своей очереди». Спрашиваю: «Хотите оставить подпись?» Она: «Конечно, о детях и внуках же нужно думать!»

— Вчера на сборе подписей возле «Партизанской» чуть два мужика не подрались. Один пенсионер, 60+, второй — предпенсионного возраста, 50 с лишним. Пенсионер попытался было вякнуть «работать надо», второй мужик тут же на него заорал: «Я бы работал, так не дают! Я стекольщик, уже несколько месяцев не могу работу найти! Сразу возраст спрашивают; узнают, что за 50 — тут же прямым текстом: иди на..!»

— Женщина пожилая, кажется, 1947 года, подписывая, увидела в соседних строчках годы рождения: 1941, 1950... приятно удивилась: «Вот, правильно, молодцы! Мы за вас, молодежь! Нам не всё равно, как вы жить будете».

— Со мной несколько раз выходила собирать подписи девушка, которая до того собирала с КПРФ.

К нам единственная претензия — что слишком поздно начали собирать.

— Часто от пенсионеров приходится слышать, что они на пенсии, а молодежь пусть работает. Подписываются вчера две девушки, о себе не думают, говорят, что родителей очень жалко им. У меня наболело, говорю им, что они молодцы, а пенсионеры их не особо жалеют. Только проговорила, за спиной товарищ зазывает проходящих подписаться. А проходила там как раз такая бабуля. Ну и исполнила традиционный номер про пенсию. Эмоционально так. Лица у девушек вытянулись, они посмотрели и обещали никогда не превращаться в таких даже в старости.

— «Спасибо» от людей при сборе подписей все-таки слышишь чаще, чем «не поможет», «все решено», «пропало» и т. д. Всепропальщики, выражающие вслух свое мнение, — они, конечно, едкие, шипящие, злорадные, цепляющие, но видно, что слабые и быстроубегающие даже от возможности дискуссии.

— Вообще, весь этот подписной процесс — американские горки. Пообщаешься с одними — теряешь веру в людей, пообщаешься с другими — обретаешь веру в людей. И так почти каждый день... Много людей либо проходит мимо, либо вещает в стиле «всё пропало». Для кого-то это — тупо оправдание своего нежелания что-либо делать. Ведь если ничего сделать нельзя, так можно и не делать ничего. Но думаю, что многие реально потеряли веру в свою возможность хоть как-то повлиять на окружающий мир. Надеюсь, что мы рано или поздно заборем эту реформу. И когда это случится, может, устроить какую-то кампанию по аналогии с «#народговорит», только на этот раз — «#народможет». Надо как-то возвращать людям веру в их силы.

— [После телеобращения Путина] Сейчас собираем. Очень много мата и ругательств. Но настроения не изменились: кто хотел — подписывает, кто не хочет — не подписывает. Путина смотрели все.

— [После телеобращения Путина] Собирала сегодня подписи в парке (Тула) — женщина увидела меня и закричала: «А я вам говорила, что всё бесполезно?! Уже всё решено, и зря вы тут ходили и подписи собирали». (Видимо, в прошлый раз мы с ней спорили.) Позвонила девушка, которая взяла подписной лист, и сказала, что теперь все отказываются подписывать. До обращения Путина были готовы, а сейчас боятся репрессий на работе.

— [После телеобращения Путина] Вчера одна пожилая женщина, после обращения Путина, сказала, что всё решено и ничего не изменить. Потом посмеялась: типа гном борется с великаном. Я напомнил про Давида и Голиафа.

— К нам приехал патруль (трое полицейских) и долго-долго созванивались с начальством, чтобы выяснить и т. д. Вызвал их провокатор, который очень хотел, чтобы нас повязали за несанкционированный пикет.

И вот пока стояла полиция, и у людей складывалось впечатление, что нас хотят прогнать — люди решительно шли «на драку». Спрашивают: что, гонят что ли? А? А мы идем и подпишем! И прямо хватают планшет, рядом с полицейскими встают и демонстративно подписывают.

Просто удивительно было, давно такой ярой решительности не видела.

Вот такая накаленная и близкая к бунту у нас ситуация...

— У нас точно такая же ситуация.

— Примерно то же. Подписываются даже как будто больше, когда полиция нас проверяет.

— Сегодня на сборе получился один пугающий момент. К нам в конце сбора к столику подъехал милицейский уазик с мигалкой. Оттуда вышли два милиционера и стали записывать данные, интересоваться, что делаем, куда-то звонить. Вели себя очень корректно и на словах поддерживали наши действия. Увидев, что к нам подъехала полиция, народ, который уже подписался, не отошел, а стал подходить ближе. Один парень, который только подписался, подошел вплотную и стал смотреть на полицейских крайне свирепо и решительно, практически готовый кинуться в драку с ними. Ему полицейские говорят: «Да мы просто узнать». Я ему говорю: «Я им подписи не отдам, не переживай». А он так и стоял и смотрел волком, другие стояли чуть дальше тоже с очень характерными лицами. После ситуации в Москве и Ленинграде очень многие подписанты уверены, что Росгвардия и полиция просто били протестующих против пенсионной реформы.

Мысли очень тревожные: часть граждан начинают смотреть на представителей правопорядка как на прислужников преступной власти, которые будут протестующих давить. Эти граждане уже готовы сопротивляться не только на словах. Взгляд у парня был просто страшный.

— Меня вчера бабки «крышевали». Все выходные стояла у перехода, а рядом бабушки торговали. После субботы одна подошла ко мне и говорит: ты, если что, нас зови, мы поможем. Так и сказала, что будут моей «крышей». И действительно, пару раз в конфликтных ситуациях все вставали со своих мест и «разруливали». Последний номер газеты прочитали еще все. Где-то в середине дня подошла одна и говорит: у нас тут сомнения, а не пойдут ли наши подписи за какого-нибудь депутата. Я ей показала шапку листа, оборот. Она своим: тут все чисто, я проверила.

— Мне позвонил человек из УВД, отвечающий за безопасность всех мероприятий на улице (пикетов, матчей и т. д.). Я на следующий день позвонил ему и пришел познакомиться, объяснив, что мы делаем, кто такие и что занимаемся тем, что стараемся выполнить их работу и предотвратить майдан, так как скоро Навальный будет бегать с детьми по улицам и кидать бутылки в полицию и витрины. «Жечь-то будут вас, — говорю, — а мне от этого мало веселого потому, что страны не будет». Отдал ему обращение, под которым подписи собираем. Во всё время разговора я посматривал, как за нашим разговором следят его пять коллег, работающих в кабинете. Итог. Собираем позавчера подписи на ярмарке, подошли два мента, поинтересовались чего мы и как (долго звонили, уточняли мои слова про сбор подписей). Затем подошел какой-то полковник пузатый и попытался с полунаездом выяснить, что мы такое. Через 10 минут подошел еще один в форме (я в званиях не разбираюсь), начал говорить всем, чтоб отвалили, не наезжали на нас, так как все в порядке. И даже на полковника этого наехал. А мне сказал: «Я Вас видел, когда вы к М. (отвечающему за безопасность мероприятий) приходили». В итоге постовые остались и ходили где-то недалеко, иногда подходили и интересовались, как у нас дела.

— Одна пенсионерка стала приставать к молодым девочкам, которые подписывались, почему они против пенсионной реформы. Девочки ответили, что это плохо. А она на них: «Вы работать не хотите! Нужно зарядку делать и работать. Вот я нянечкой всю жизнь на 8 тыс. проработала и сейчас не хочу с внуками сидеть, а хочу работать». На мои слова: «Ну и слава богу, вам здоровье позволяет» и прочие, стала еще больше расходиться. В общем, хорошо, что у меня была «крыша» из бабушек у перехода. Они ее прогнали.

— Бывший военный подписался и сказал, что готов стать карателем. Прям так и сказал.

— Сегодня собирал подписи, подошел наряд полиции. Представились, взяли объяснительную. Пока разговаривал с полицией, подошло человека четыре и, глядя на полицию, стали подписываться. Некоторые спрашивали полицию, что было бы, если бы я собирал подписи за реформу? То есть прямо с вызовом люди смотрят на полицию.

Полицейские взяли объяснительную и попросили записать телефон на тот случай, если будут особо ярые сторонники за реформу, набрать их — они помогут.

— Идет, идет рост агрессии к представителям власти. Очень дорого им обойдутся репортажи с «избитыми» протестующими против ПР.

— Причем я выгораживал полицию, объяснял, что они за нас. Полицейские чувствуют, что мы можем их как-то оправдать в глазах общества и понимают опасность ситуации. По крайней мере, мне так показалось.

— Около станции метро «Арбатская» полицейские задержали 5 ребят, собиравших подписи. Увезли в ОВД, взяли объяснительные.

— Дня не бывает, чтобы кто-то не просил автомат, вилы, топор. «Я подпишусь, а автомат дадите?» или «Когда автоматы раздавать будете?»

— Вилы и топор в любом хозмаге есть. Задешево. Автомат жирно будет. А вообще это типичный пример ролевой игры. Дай им реальные автоматы — побледнеют и слиняют.

— Очень часто призывают к автоматам те, кто подписывать не хотят. «Хе-е, что эти подписи! Автоматы пора брать!» На что отвечаем: «Вы подпись поставить боитесь, а еще про автомат что-то там рассуждаете».

— А часто спрашивают, когда патроны начнут раздавать? У нас достаточно часто. Только сегодня милая с виду интеллигентная женщина высказалась, что пора поднимать путч, как в начале 90-х...

— Периодически спрашивают. Те, кто автомата в огороде не закопал и не тренируются регулярно в составе подразделения, они что с этим автоматом делать-то хотят? Покрасоваться только.

— Про автоматы меня особенно бесит. Просишь поставить подпись — мнутся и выдают мантру про автомат. На вопрос, кто должен брать автомат, когда лично вы даже подпись боитесь поставить, обижаются. Иногда подписывают, иногда улетучиваются.

— Было трое таких. Одному сказал, что есть у меня оружие. Только идеологическое. Давай, говорю свой телефон — всё расскажу, как будет время. Передал контакт в город, где живет сей гражданин.

— Оружие просили один-три раза за день. Отвечал, что это все понты, пройдите «учебку» — соберите тысячу подписей сперва.

— Не все из просящих при этом решаются взять ручку. Когда дадут автомат, они включат «житейски мудрого человека» и выяснится, что цели уже недостойны борьбы.

«Суть времени»