Психологическая травма ковида, и как ее преодолеть

Развернувшаяся недавно с благословения ведущих российских СМИ агрессивная пропагандистская кампания в пользу принудительной вакцинации от COVID-19, как ни странно, показывает, насколько глобализованным стал если не весь наш мир, то уж точно наше информационное поле. Язык этой кампании, с ее хамским высокомерием по отношению к людям с точкой зрения, отличающейся от официозной, язык, практически клеймящий их как людей второго сорта, для носителя русского менталитета кажется невиданной ранее дикостью.

Но этот язык, по большому счету, является еще одним примером ухудшенного копирования и внедрения в российское информационное поле западных концепций. Язык истерической взаимной ненависти вокруг ковида стал применяться в США значительно раньше. Он тогда наложился на предельную поляризацию общества вокруг американских президентских выборов 2020 года. После смены власти в США риторика ненависти к носителям другого мнения никуда не делась, став удобным инструментом в руках сторонников подхода «разделяй и властвуй».

Надо отметить, что противники активно насаждаемой администрацией Байдена принудительной вакцинации не сидят сложа руки и не ушли в глухую оборону. Они пытаются осмыслить этот вызов, в котором видят покушение и на свои ключевые ценности, и на основы своей государственности, и выработать на него полноценный и многосторонний ответ.

Важнейшей площадкой для поиска такого ответа в этом году стал «Саммит белых халатов» организации «Американские врачи с передовой», прошедший 27 июля. Особого внимания в нынешних условиях заслуживает доклад детского психиатра Марка Макдоналда, посвященный тому, что он называет «пандемией страха» и «коллективной психологической травмой», нанесенной обществу с целью его раскола на противоборствующие лагеря. Обозначив таким образом проблему, психиатр ищет пути ее решения и находит их в построении параллельных общественных структур, призванных заменить собой старые институты, уже ставшие недееспособными.

Приводимый ниже текст — сведенный воедино перевод двух выступлений доктора Макдоналда на «Саммите белых халатов» 27 июля 2021 года.

Лев Коровин

===============

Психологическая травма 2020 года ― индивидуальная и национальная

Меня зовут доктор Марк Макдоналд. Я детский и подростковый психиатр из Лос-Анджелеса, штат Калифорния. Я работаю с детьми, подростками и взрослыми в частной практике уже более десяти лет. И то, что я увидел за последние полтора года, ― это полная катастрофа. Я уже больше года говорю о пандемии страха ― не медицинской пандемии, а пандемии страха. Я уверен, что сегодня страх является главной движущей силой всех разрушений, которые охватили нашу страну с начала 2020 года.

Но сегодня я хотел бы поговорить не только о страхе, но и о том, к чему он приводит. Сейчас, оглядываясь на последние 14–15 месяцев, я считаю, что каждый человек в этой стране в той или иной степени был травмирован страхом. Когда люди ― как отдельные личности, так и все вместе ― день за днем испытывают страх, когда им говорят, что они умрут, если покинут свой дом, что их дети убьют свою бабушку, если не наденут маску, что если они переступят порог школы, то они заразят своих одноклассников, это создает в голове травмированное состояние.

Самое главное, что происходит с людьми, когда они травмированы, ― они теряют способность мыслить, обрабатывать информацию и проявлять мужество перед лицом страха. Они теряют все эти способности. Человек теряет способность думать, размышлять, действовать самостоятельно, обрабатывать информацию, различать правду и ложь. Тогда человек становится покладистым и начинает выполнять приказы, потому что это всё, что он может. Он не думает о том, что делает. Он просто делает, просто действует.

Пару дней назад ко мне на прием пришла мама с 13-летним мальчиком, которого я не видел в своем кабинете больше года. Мы общались только через программу Zoom. Они оба пришли в масках, и первое, о чем они меня спросили, было: «Доктор Макдоналд, вы привиты?» Я не стал отвечать на этот вопрос, а вместо этого задал свой: «Я готов ответить на этот вопрос, но я хотел бы знать, почему вы меня спрашиваете, почему это вас беспокоит?»

Мать сидела, очень тревожно поправляя маску. Я называю это масочной тревогой. Вы, наверное, видели людей, которые постоянно так делают. Она тянула ее вверх-вниз, вправо-влево, просто какой-то нервный тик. На мальчике тоже была маска, и у него был iPad, и он увлеченно клацал по нему. Она сказала: «Я спрашиваю, потому что, во-первых, в нашей семье все привиты. Я просто хочу сказать вам, что мы все привиты, не он, но все взрослые привиты», — ожидая, что я как-то выражу ей одобрение по поводу вакцинации.

А я ничего не сказал, я просто слушал. Она сказала: «Мы все привиты. Но если вы не привиты, я не буду снимать маску». Я сделал паузу и спросил ее: «Почему вы так говорите? Вы не уверены, что прививка защищает вас, как было обещано?» ― «Ну, знаете, есть все эти прорывные случаи, разные штаммы». И маленький мальчик, набирая текст на своем iPad, смотрит на меня и говорит: «О да, так много разных штаммов, и мы должны быть в безопасности, и мы должны защищаться с помощью масок».

Он как будто читал слова по сценарию, а ему всего 13 лет. Я продолжал задавать вопросы в виде сократического диалога, и она начала успокаиваться и стала мягче. Призналась, что многого не знала. А я так и не ответил на вопрос о прививке.

Из разговора с ней я обнаружил, что ее травмировали в течение целого года. Она не выходила из дома. Она не позволяла своему ребенку выходить из дома. Ребенок играл только в компьютерные игры. Он боялся ходить в гости с ночевкой. Он боялся играть со своими друзьями. Отец не выходил из дома. Вся семья была травмирована, и всё потому, что они думали, что убьют своих родителей, бабушку и дедушку ребенка. Они вошли в зону подчинения. Полного, безрассудного, бездумного подчинения.

Мне кажется, это было в первый раз, когда кто-то сидел с ней в комнате, лицом к лицу, а не через экран, и действительно бросил вызов этому ее представлению. Она ушла, чувствуя себя немного лучше, с облегчением, она даже сняла маску. Мальчик снял маску, и она не стала его поправлять. Я подумал: хорошо, это была маленькая битва, которую я выиграл. Но, боже мой, умножьте это на 330 млн человек. Большая будет задача.

Помимо подчинения, мне в глаза бросается нечто еще менее здоровое и очень трудно преодолимое ― это идентификация обиженного с обидчиком. Несколько дней назад ко мне пришел пациент двадцати шести лет, который развозил продукты из магазина по домам. Он зашел в магазин, взял продукты, подошел к кассе, на нем не было маски, кассир напомнил ему, что нужно надеть маску, а он спокойно сказал кассиру, что не считает это необходимым. Мужчина за ним в очереди, возрастом в семьдесят с чем-то лет, с тростью, начал кричать на него. «Убийца, убийца, убийца!» ― кричал он. Мой пациент, к его чести, спокойно повернулся к этому пожилому человеку и сказал ему: «Я не думаю, что это Вас касается». Взял продукты и вышел. Другой мужчина начал спорить на повышенных тонах с тем, который кричал. Между ними завязалась потасовка. Прибежали сотрудники и выгнали их обоих из магазина.

Когда мой пациент выезжал с парковки, он через зеркало посмотрел на дверь магазина. Он увидел мужчину с тростью, выходящего оттуда. Первым делом тот стянул маску. Конечно, мой пациент не смог удержаться. Он высунулся из окна и сказал: «Эй, похоже, ваша маска сползла». Семидесятилетний мужчина с тростью стал преследовать его, бегая по парковке, и бить тростью по машине.

Этот человек отождествил себя со своим обидчиком, которым является государство. То есть государство сказало ему, что все люди, которые не получили вакцину, которые не носят маски, ― это на самом деле враги. И он поверил в это, он действительно готов нападать на людей и их убивать, потому что, конечно же, они убийцы. Он потерял рассудок.

Это подводит меня к более крупному вопросу: какая именно тактика здесь используется для того, чтобы сделать людей боязливыми, травмированными, податливыми, отождествляющими себя с обидчиком? Я думаю, что это новая тактика по крайней мере в этой стране, которая заключается в том, чтобы, настроив группы, по сути, против самих себя, склонить их к войне друг против друга. И это очень, очень эффективно. Там, где я живу, в округе Лос-Анджелес и в штате Калифорния, мы видим каждый день на первой странице новостей слова директора окружного департамента здравоохранения. Я называю ее, Барбару Феррер, доктором-самозванкой, потому что она доктор социальной работы. Она никогда не работала в клинике, никогда не училась в медицинском институте, но тем не менее она имеет абсолютную власть над 10 миллионами жителей округа Лос-Анджелес в самых интимных сторонах их жизни ― в частности, в решениях о том, что носить на лице и могут ли их дети ходить в школу или нет.

И она неоднократно говорила, что пандемия всё еще продолжается в основном по вине тех, кто не сделал прививки. Что это значит? Все люди, которые послушно пошли и сделали прививки, думая, что они могут снять маски и отправить своих детей в школу, сейчас ужасно страдают, как и их дети, не из-за государства, а из-за вас, вас и вас ― всех тех, кто не сделал прививки! Вот что я имею в виду под межгрупповой войной.

Есть также другой злокачественный процесс, идущий в семьях. На этой неделе ко мне в офис пришла еще одна семья. Это всё примеры с прошлой недели, мне даже не нужно возвращаться на полгода или год назад. Замечательная семья. Двое родителей, три дочери. Отец и одна из дочерей сделали прививку. Мать и две другие дочери ― нет. Это почти как контролируемый эксперимент. Они все поехали во Флориду и вернулись обратно на машине. В день, когда они вернулись из поездки, все они заболели, у них появились симптомы, они пошли и сдали анализы ― все положительные.

Муж и дочь, которые неохотно, но согласились сделать прививку, потому что считали, что так будет правильно, потому что они ― покладистая половина семьи, в отличие от жены с двумя дочерьми, которые бунтарки, пришли ко мне в офис и признали, что их обманули, но они не боролись между собой. На самом деле борьба шла с родителями отца, сделавшего прививку. Его родители живут на Восточном побережье. Они очень богаты. У них есть дом в Хэмптоне, и каждый год семья собирается вместе, едет в особняк и проводит там месяц. Угадайте, кто не приглашен в этом году? Жена и две дочери, которые не прошли вакцинацию.

Это и так было бы плохо, даже если бы они еще не переболели и не получили естественный иммунитет (который, как все знали до марта–апреля 2020 года, дает широкий иммунитет, в отличие от специфической вакцины). Но родители отца не разрешают им поехать в Хэмптон, потому что они не сделали прививки. Мне даже не кажется, что они сами верят, будто это опасно. Мне не кажется, что они боятся. Я думаю, они используют тактику, согласно которой правительство дало им эту дубину, чтобы бить ею членов семьи, которые не хотят подчиняться их желаниям из-за политических разногласий в семье. Поэтому они превратили это в политический вопрос и заставили их подчиниться, или по крайней мере они хотят, чтобы те подчинились. Это привело к войне внутри семьи. И я слышал такие истории от многих семей. Я уверен, что все вы тоже слышали.

Эта тактика довольно новая для Соединенных Штатов, но она характерна для диктаторских режимов. И в одной очень значимой стране ― в Китайской Народной Республике ― она всё еще продолжается. Мы все слышали о системе социальных баллов. Мы слышали о том, как родители оборачиваются против своих детей, а дети ― против родителей. Именно эта тактика применяется теперь здесь, в Соединенных Штатах. Это тактика психологической войны, и она очень эффективна.

Если вы отнимаете что-то у кого-то и вините не себя или тех, на кого вы работаете, а других ― угадайте, что произойдет? Они станут пожирать друг друга, а вы потом отступите назад и просто будете смотреть, как кровь льется в океан. Сейчас мы все пожираем друг друга. Вместо того чтобы обратить свое внимание на настоящего врага, которым являются государство, профсоюзы учителей, фармацевтические компании, крупные технологические корпорации, все выразители «коллективных интересов», которые разжигают вражду, чтобы мы пожирали самих себя.

Я считаю, что эта проблема возникла не в прошлом году. Фундамент был заложен 30 или 40 лет назад с помощью тактики страха, такими известными мантрами, как: «окружающая среда уничтожит нас, если мы сейчас же не покончим со всей нашей капиталистической политикой», «страна заражена системным расизмом, все, у кого нет темной кожи, ненавидят всех тех, у кого она есть», «мужчины ужасно токсичны… токсичная маскулинность… культура изнасилований…»

Обо всем этом нам кричат особенно громко последние десять лет, но это началось 30 или 40 лет назад. Нас настроили на страх. Нам внушили, что все вокруг хотят нас обидеть, особенно женщин. Женщины пострадали от этого гораздо больше, чем мужчины, и многие из них впали в истерику.

Почему? Я не виню женщин. Они на самом деле здесь жертвы. Женщины стали жертвами, потому что мужчины стали пропадать, перестали вести себя мужественно.

Когда мужчины уходят, женщины пытаются заполнить эту брешь, но обеспечивать людям физическую безопасность ― это не их роль. Это роль мужчин. Мужчины и женщины вносят свой вклад по-разному, и это прекрасно. Но сейчас не могут сделать ничего ни те, ни другие, потому что женщины истеричны, а мужчин оскопили, и все пожирают друг друга.

Пока мы не решим эту проблему, мне кажется, мы не продвинемся дальше. Далее я намерен объяснить это на более системном уровне, с точки зрения институтов и того, как нам нужно использовать эти институты, чтобы помочь людям проявлять личное мужество, личную храбрость и подавлять свои страхи. Но мы также, я думаю, должны рассмотреть корни данного явления. А оно началось задолго до 2020 года. Всё началось с системной атаки на нашу культуру.

Это своего рода троянский конь. Речь идет не только о «неприкосновенности тела», «информированном согласии» или масках. Все это симптомы более глубокой, более серьезной проблемы, которая на самом деле лежит в психологической и культурной плоскостях. И именно там мы должны переходить в атаку, если хотим выиграть нынешнюю битву за медицинскую безопасность и при этом не стать жертвой «секьюритизма», преклонения перед идеей безопасности. Ведь смысл жизни не в безопасности, а в полноценной жизни.

Давайте стремиться к этому. Дело в том, чтобы изменить свою жизнь, а не просто в решении узкой медицинской задачи.

Страх и травма парализовали всё наше общество и отдельных людей в огромной степени, сделав их фактически сумасшедшими, психопатичными, безумными, агрессивными друг к другу. Очень покладистые люди с прекрасным характером теперь стали бесполезными: бесполезными мужьями, бесполезными женами, бесполезными родителями, во многих случаях неосознанно жестокими. И это очень печально. Это трагедия.

Но что нам с этим делать? Это действительно большой и очень важный вопрос. Мне представляется, что сейчас у нас люди разделились на две категории. Есть травмированные, боязливые, податливые люди, которые создают для нас проблемы. И есть другая группа людей, которые пытаются эти проблемы решить. За последние полтора года мы, по сути, получили сильно расколотое общество. В психологическом смысле, не только в смысле политики, взглядов и географии. Я имею в виду действительно психологический раскол.

С одной стороны, у нас есть группа людей, которым свойственен нарциссизм и огромное стремление и желание контролировать. То есть у нас есть люди, которые очень сильно озабочены собой, своей самооценкой, собственной значимостью, и одновременно с этим желанием указывать другим людям, что им делать, желанием играть роль полицейского.

Пример, который привели совсем недавно, ― это бортпроводники. Я не считаю, что все бортпроводники готовы стать полицией масок, но некоторые из них готовы. Я знаю это, потому что мне лично в прошлом году пожизненно запретили летать на Delta Airlines, я получил письмо, которое до сих пор хранится у меня в электронной почте, от одного из руководителей Delta. Как это произошло?

Я летел в Молину, штат Айова. Никто даже не знает, где находится Молина. Знаменитый «Аэропорт четырех городов» в Молине, в штате Айова находился в 45 минутах полета после пересадки в Атланте. Во время полета я пил воду из бутылки. Незаметно для меня один из бортпроводников засекал время по секундомеру. Через несколько минут он подошел ко мне и сказал: «Вы пьете эту воду уже шесть минут». Я спросил: «А что?» Он ответил: «Вы нарушаете правила». Я сказал: «Какое правило я нарушаю? Разве есть ограничение по времени, сколько можно пить воду?» Ему это не понравилось. Ему это совсем не понравилось. Он пошел обратно, пыхтя и отдуваясь, и достал ламинированную карточку с надписью «Последнее предупреждение», вернулся и отдал ее мне. И сказал: «Чтобы вы знали, это не последнее предупреждение. На самом деле я уже собираюсь передать письмо дежурному по станции, когда мы подойдем к воротам, и я сделаю так, что вы больше никогда не полетите нашей авиакомпанией». Я спросил: «Почему тогда вы делаете мне последнее предупреждение?» Он сказал: «Мне нужна эта карточка обратно». ― «Но я хочу оставить ее себе на память». ― «Нет, нельзя!»

Это действительно произошло. Я не выдумываю. Это было больше года назад. Я сказал: «Ого, вам действительно нравится это, не так ли?» Он слегка усмехнулся и снова опустил свою улыбку. И он признался мне, что он бывший полицейский. Я говорю: «Так вы перешли от охраны порядка к охране масочного режима?» Ему это тоже не понравилось.

Мы все с этим сталкивались. Мы все слышали истории об этих блюстителях масочного порядка, будь то бортпроводники, продавцы в продмаге, охранники на входе. Некоторые из них, очевидно, вынуждены делать это, потому что это их работа. Я не о них говорю, мы все знаем, что можем определить, когда кому-то действительно нравится это делать. Одно дело, когда человек говорит извиняющимся тоном: «Извините, так получилось. Я должен сказать вам, чтобы вы надели маску, но я буду смотреть в другую сторону, когда вы войдете внутрь». Мы чувствуем это отношение, в отличие от случаев, когда нам говорят: «О! Вы не войдете сюда без маски!» У всех нас был такой опыт.

Это нарциссы. Это те, кто хочет контролировать нашу жизнь. И они, к сожалению, находятся не только вокруг нас, играя роль полицейских. Они также находятся на государственных должностях, в первую очередь тех, куда не избираются, ― это бюрократы. Они самые худшие. Они хуже всего, потому что они не подотчетны избирателям. Они также в большинстве своем не очень умны, не очень трудолюбивы и не очень хорошо образованы. Им греет душу возможность наконец-то получить власть над другими, которой они никогда не имели в своей ничтожной чиновничьей жизни. И именно этим они сейчас занимаются по всей стране.

С другой стороны, людей, которые не относятся к этому лагерю, я бы назвал теми, кто хочет думать самостоятельно, и хочет, чтобы их оставили в покое. Они не хотят контролировать жизнь других людей, они не очень высокого мнения о себе. Они не считают себя особенными. Они не считают, что у них есть право диктовать жизнь, поступки, слова и поведение другим людям. Они просто хотят жить своей жизнью, со своими семьями и заниматься своими делами. Как сказал мне один сотрудник здесь сегодня во время утренней прогулки: «Я просто хочу жить своей жизнью, просто дайте мне работать, просто дайте мне заботиться о своей семье. Это всё, чего я хочу». Он иммигрант из другой страны, и он пережил много стихийных бедствий. Он сказал: «Я столько пережил. В моей стране часто случаются стихийные бедствия. Я пережил четыре из них. Мы тогда не бываем дома по 18 месяцев. Мы выходим и работаем во время стихийного бедствия, потому что это единственная возможность, которая у нас есть». И он сказал: «Некоторые из нас не выживают, но мы смиряемся с этим, потому что мы здесь не для того, чтобы жить в безопасности. Мы здесь, чтобы жить полноценной жизнью». Как я и говорил ранее.

Итак, у нас есть раскол, у нас есть два отдельных общества, и я действительно верю, что это отдельные психологические общества. Они совершенно разные, и вы можете это почувствовать. Когда вы находитесь в группе, вы чувствуете разницу. Вы чувствуете, думают ли люди, с которыми вы разговариваете, наблюдают ли они за другими, заботятся ли они о других людях, или они заботятся только о себе и просто ищут, что сказать и как это сказать, что делать. Это ощущается очень быстро.

Я действительно верю, что на индивидуальном уровне люди, которые сейчас страдают, боятся и хотят контролировать других, должны сами найти свой выход ― найти правду и найти мужество. Я считаю, что это их ответственность. Общество не обязано их исправлять. Это их обязанность.

Но как насчет других людей? Как насчет людей, которые пытаются просто жить своей жизнью среди всего этого? В Лос-Анджелесе, я бы сказал, что 80% людей ― это нарциссы, которые хотят контролировать других людей, около 80%. А как насчет остальных 20%? Что им делать? Что делать, пока те, другие, не придут в себя, если вообще придут?

Что ж, на более широком общественном уровне, как мне кажется, необходимо создать институты и структуры, которые будут поддерживать людей, входящих в эти 20%.

К построению лучшего будущего

Начнем с медицины. Мы обсуждали ранее важность отдельных врачей, отдельных практик, независимых аптек. В настоящее время в Лос-Анджелесе есть три крупных учреждения, больницы ― и все они управляются корпорациями по вертикали, сверху вниз. Они почти как маленькие диктатуры, обязывающие своих сотрудников и персонал делать прививки.

У меня есть друг, который разговаривал по звонку в Zoom с главным врачом одной из больниц этой большой тройки в Лос-Анджелесе. Она высказала свою позицию неприятным, снисходительным, самовлюбленным, невежественным комментарием в ходе Zoom-созвона всех главных исполнительных директоров и всех директоров различных отделений в больнице. Она сказала: «Я просто не понимаю. Я не понимаю такого отношения. Я не понимаю, почему так много людей не хотят делать эту прививку. Что с ними не так?»

Это ее тон. Так она говорила. А она ― врач, один из ведущих врачей в больнице. Это проникает в больницу, и все в ней теперь понимают, какова правильная позиция. Даже если они не хотят вводить вакцину и не хотят, чтобы ее вводили их пациентам. Они не хотят ее делать, но должны, иначе под угрозой окажется их рабочее место.

Это происходит по всему Лос-Анджелесу. Здесь, в Техасе, 128 врачей недавно были уволены за отказ от вакцинации, и их иск был отклонен. Сейчас они обжалуют его.

Нам нужны независимые врачи. Нам нужны независимые фармацевты. Нам нужны независимые медицинские практики. Мы не можем сейчас продолжать сосуществовать с теми учреждениями, которые у нас есть, потому что они коррумпированы, и нам нужно строить новые. Нам нужно построить новые институты, новые медицинские учреждения, которыми будут управлять люди, верящие в правду, честность и дискуссии, а не заинтересованные только в собственной прибыли. Это должно произойти.

Нам также нужны открытые медицинские журналы. Система медицинских журналов полностью коррумпирована, начиная с журнала The Lancet.

Это было большим потрясением для меня. Дело было в апреле–мае прошлого года. После того, как статья «Гидроксихлорохин или хлорохин с макролидом или без него для лечения COVID-19: анализ многонационального реестра» была через несколько недель отозвана, я понял, что этот журнал, по сути, установил прецедент. На статью всё еще ссылаются 14 месяцев спустя, всё еще выдвигается ложное утверждение, будто гидроксихлорохин убивает людей, и что он неэффективен! (Статья была отозвана после того, как оказалось, что приведенные в ней данные были, по сути, сфальсифицированы. ― Прим. переводчика.)

Эта статья была липовой. Она была полностью основана на ложных данных, собранных компанией, которой руководила французская порноактриса. Это звучит как анекдот, но так всё и было на самом деле.

И затем множество статей в течение следующих двенадцати месяцев делали практически то же самое и перекрывали любую возможность дискуссии о том, что мы могли бы получить реальное амбулаторное лечение. Потому что всё время возвращались к той же статье для «проверки фактов» и как к инструменту «борьбы с дезинформацией». Нам нужна новая система журналов, однако не такая, чтобы публиковалось просто все подряд. Журнал должен быть рецензируемым, но он не может контролироваться одной заинтересованной группой и быть коррумпированным.

Нам нужна новая финансовая структура. У нас банки и страховые компании отзывают банковские счета и контракты на страхование жизни людей, придерживающихся мнения, не совпадающего с мнением большинства. Я никогда не видел такого в своей жизни. Если вы не можете пользоваться банковскими счетами, если вы не можете отправлять деньги, потому что вы не согласны с тем, что считается правильным, то вы не можете обмениваться товарами и услугами.

К счастью, у нас есть целый букет растущих криптовалют, которые набирают силу, и некоторые из них могут заменить валюту очень и очень скоро. И я надеюсь, что этот процесс будет продолжаться, потому что многие из этих валют полностью изолированы от любого внешнего вмешательства ― правительства или третьей стороны.

СМИ коррумпированы полностью. Они управляются небольшим числом личностей, которые демонстрируют предельный нарциссизм и желание контролировать мысли и мнения других людей, они работают сейчас согласованно с правительством, действуя фактически как агенты цензуры.

На прошлой неделе мы услышали от администрации президента: «Сегодня мы с гордостью можем сказать, что мы активно работаем с Facebook, чтобы искоренить дезинформацию из общественного пространства». Это пресс-секретарь нынешнего президента признала, что федеральное правительство работает в сотрудничестве с частными компаниями, которые имеют монополию на всю информацию, передаваемую через интернет, чтобы по существу исключить всё, что расходится с мнением нынешней политической администрации! Это было неслыханно до прошлого года. Неслыханно! Мы не можем вести дебаты. Мы не можем даже общаться, если у нас нет независимого источника передачи информации. Он должен появиться.

В прошлом году единственное приложение, которое было широкодоступно, фактически самое скачиваемое приложение, в то время предлагавшее альтернативное мнение о происходящем в медицине, политике и культуре ― Parler ― было полностью удалено тремя большими технологическими компаниями, потому что растущая популярность Parler сделала его угрозой для них. Оно исчезло. Сейчас у нас нет ничего подобного, хотя некоторые новые площадки набирают популярность и, возможно, его заменят.

Итак, нам нужна новая система медиа именно для того, чтобы передавать информацию. Даже системы электронной почты и серверы в основном контролируются Amazon Server Farm, которая может вывести вас из строя за одну ночь, и тогда у вас больше не будет сайта. У вас нет своей системы электронной почты, и это должно измениться.

Школьное образование очень важно. В настоящее время наша школьная система ― как государственная, так и частная, ― и далее университеты, является не более чем системой индоктринации. Это действительно всё, чем она является в большинстве случаев. Если у вас нет возможности выйти из этой системы, вашим детям будет нанесен непоправимый вред, поскольку они останутся в ней. И если у вас дома нет двух родителей, которые прилагают все усилия, чтобы остановить поток пропаганды, ваш ребенок окажется на выходе с полностью промытыми мозгами.

Как минимум нам нужен выбор школы. Хотя бы для начала. Нам нужно, чтобы могли иметь альтернативу родители, у которых нет денег для определения своих детей в частные школы. Если в вашем районе есть частная школа, которая не испорчена ― а в Лос-Анджелесе таких нет ― я могу сказать, что лучше ходить в негосударственную школу или чартерную школу, где есть местные учителя, которые верят в честное и правдивое преподавание, предлагают разные мнения и допускают дебаты. Но я думаю, что в большинстве крупных городов США таких школ очень, очень мало. Мы должны дать своим детям такое школьное образование.

Университеты. Я не знаю, можно ли реформировать университеты. Я думаю, что на данный момент это уже потерянное дело. Единственные оставшиеся некоррумпироваными специальности в университетах ― это точные науки, технология, инженерия, математика. Вот и всё. Других нет. И очень скоро мы потеряем и их. У нас уже есть федеральная политика, которая обязывает нанимать профессоров и принимать студентов по цвету кожи, а не по результатам тестов в этих областях науки и технологии.

Я думаю, что нам как личностям придется пойти на некоторые жертвы, объединяя наши ресурсы и формируя группы, которые затем вырастут в институты, способные прийти на смену тем, что падают сейчас в пучину коррумпированности. Но придется пойти на некоторые утраты. И я имею в виду не только потерю денег. Я имею в виду не только потерю благосклонности вашего начальника. Я имею в виду, что вам придется смириться с тем, что большинство больше не будет принимать вас и относиться к вам с одобрением и любовью. Но вы должны задать себе вопрос: хотите ли вы нравиться большинству или вы хотите быть правым? И возможно, вы больше не сможете иметь и то, и другое. К сожалению, это может оказаться невозможным.

В Лос-Анджелесе появилось несколько групп, которые встречаются на открытом воздухе в парке, все разных возрастов, слоев общества, профессий, и я недавно присоединился к одной из них. Все участники договорились встречаться, чтобы честно, правдиво, открыто обсуждать злободневные проблемы. Не обязательно достигать согласия, но предлагать друг другу поддержку и искать пути для того, чтобы каждый из этих людей мог преуспеть. Мне кажется, нам нужно больше таких групп, и я думаю, что именно такие группы, как «Американские врачи с передовой», которая начинала как маленькая группа, а теперь стала гигантской организацией, могут помочь продвинуть дело вперед.

Находящиеся в изоляции люди, безусловно, могут проявлять мужество. И это замечательно. Часто удается привлечь большое внимание и использовать влияние СМИ. Но противоположная сторона, сторона нарциссов, тех, кто хочет контролировать, очень хорошо организована, они очень хорошо финансируются, и они не остановятся ни перед чем, потому что озабочены они только собой. Поэтому мы должны быть одинаково с ними мощными, одинаково сильными, одинаково организованными, а также одинаково готовыми что-то потерять. Часто самое большое, что вы теряете, ― это не деньги и даже не работа. Это ваш комфорт. Чувство, что вас принимают, и вы нравитесь людям.

Дети, с которыми я работаю, подростки, как только они достигают определенного возраста ― от восьми или девяти лет до семнадцати-восемнадцати, ― больше зависят в самооценке от своих сверстников и от того, приняты ли они в их кругу, от того, нравятся ли они, чем от кого-либо другого в жизни, включая их собственных родителей. И родители в этом зале, вероятно, подтвердят это.

Это стремление быть принятым удивительно сильно, и сторона контроля использует его в своих интересах, чтобы принудить детей к вакцинации. Я не встречал в своей практике ни одного подростка, который пришел бы ко мне и сказал: «Я действительно считаю, что стану более здоровым и защищенным, если сделаю эту прививку, потому что с медицинской точки зрения она полезна».

Все до единого говорили одно и то же. Например: «Я не смогу получить работу в лагере этим летом. Я не смогу играть со своими друзьями. Я не думаю, что меня и дальше будут любить, если я буду единственным, кто не сделает эту прививку».

Это определение принуждения, а не согласия, это ― принуждение. Мы, взрослые, должны признать, что мы тоже испытываем подобное давление в нашей жизни. Может быть, не в такой степени, но мы чувствуем его, и мы должны признать, что если мы собираемся противостоять лжи, пропаганде, давлению и принуждению с помощью правды и мужества, мы можем быть подвергнуты остракизму. Мы можем потерять друзей. Мы можем перестать нравиться другим, нас могут критиковать, и это может быть очень больно, но альтернатива еще хуже.

Альтернатива ― это просто пустить всё на самотек, пока в конце не останется ничего. Я вспоминаю цитату бывшего узника концентрационных лагерей пастора Мартина Нимеллера: «Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал: я не был коммунистом. Когда они сажали социал-демократов, я молчал: я не был социал-демократом. Когда они хватали членов профсоюза, я молчал: я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной ― заступиться за меня было уже некому».

Это то, с чем мы сейчас сталкиваемся. Мы действительно должны встать и высказаться в защиту других людей, даже если это не поможет нам, даже если это причинит нам некоторый вред. Необходимо формировать всё большие и большие группы, чтобы противостоять нарциссам, которые хотят контролировать нас. Мы должны стоять твердо и уверенно.

И я считаю, что если мы сделаем это, то сможем выиграть начатую войну, пусть и проиграв некоторые сражения. Я надеюсь, что мы будем скоро готовы к этому, потому что альтернатива весьма мрачная.

Спасибо.

Марк Макдоналд

(перевод Льва Коровина)