Тайны Строгановых: беседа с искусствоведом

Еще недавно, жители и гости Перми могли посетить уникальную выставку, проходящую в Пермской художественной галерее — «Строгановы-коллекционеры». Место проведения выставки было выбрано неслучайно, именно прикамская земля явилась той колыбелью, из которой род Строгановых начал свою деятельность собирателей ценностей. Выставка завершилась, и сегодня мы публикуем некоторые фото с выставки и интервью с пермским искусствоведом, поведавшим нам как о самой выставке, так и об истории знаменитого рода Строгановых. Беседа состоялась со старшим научным сотрудником Пермской государственной художественной галереи Вадимом Геннадьевичем Лыгиным.

– Вадим Геннадьевич, расскажите подробнее о выставке «Строгановы-коллекционеры», что представлено на выставке, из каких коллекций она сформирована?

– Выставка из двух музеев: из Эрмитажа и из Тамбовской художественной галереи. Представляет она из себя историю собирательства двух поколений рода Строгановых: Александра Сергеевича — известного деятеля русской культуры, президента Академии художеств, и его правнука — Павла Сергеевича. Если собирательство Александра Сергеевича — это собирательство 18 века; с соответствующими ему признаками: приоритет искусства Возрождения, живопись старых мастеров, то Павел Сергеевич, также проявляя интерес к итальянской живописи старых мастеров, все-таки собирает субъективно, уже в соответствии своему вкусу, хотя на очень высоком уровне — это надо помнить.

Экспозиция, на первый взгляд, производит несколько сумбурное впечатление, но у нее своя логика — она легко прослеживается. Первые залы — это коллекция Александра Сергеевича, а в двух последних, наряду с коллекциями из других собраний Строгановых, коллекция Павла Сергеевича.

– В связи с чем возникла идея проведения выставки «Строгановы-коллекционеры»?

– В связи с 95-летним юбилеем Пермской галереи. Кроме того, Строгановы для нас, мягко говоря, не чужие люди; с середины 16 века Прикамье теснейшим образом связано с фамилией Строгановых, а род Строгановых теснейшим образом связан с Прикамьем. Прикамье, можно сказать, источник богатства Строгановых. И то, что мы видим, по сути, куплено на средства, полученные от соляных варниц Прикамских заводов. Все-таки основной источник доходов — прикамские владения Строгановых.

– Откуда и каким образом собирались представленные коллекции?

– В первую очередь из-за рубежа. Александр Сергеевич прожил несколько лет в Париже, скупая картины — это было характерно не только для него, вообще для русской аристократии, которая везла целыми коллекциями собрания и французской аристократии, постепенно разорявшейся, и отдельные произведения. Мы сейчас, как раз, стоим перед работами Юбера Робера, Александр Сергеевич Строганов заказывал ему вот эти две картины — это две из шести картин серии — и также другие. В первую очередь — это парижские, в меньшей степени — английские и голландские аукционные дома и антикварные рынки. Вторая половина 18 века — золотая эпоха русского дворянского коллекционирования.

– Первые зарубежные коллекции стали завозить в 18 веке?

– Да-да. Первые коллекции существуют и поныне. Например, в Петергофе, в Монплезире, собрана часть коллекции голландской живописи, завезенная Петром I еще в первых двух десятилетиях 18 века.

Но тогда, русская знать, разве что очень малым кругом увлекалась этим. А с середины 18 века — такие деятели как Шувалов, те же Строгановы, Юсуповы, особенно во второй половине 18 века — начинают массово привозить произведения искусства и составлять коллекции. Строятся дворянские усадьбы, которые просто насыщаются искусством, по словам Ключевского, ни одного вершка без искусства не было, по словам Василия Осиповича.

Делаются заказы современным художникам. Мода на портреты, на портретные галереи, а также на древности. Эта эпоха интересна первыми научными археологическими раскопками: проявляется интерес к древнеримским, помпейским древностям. Это, в той или иной степени, попадает в Европу и Россию. Хотя, конечно, и определенные вкусы времени, и главных представителей русской аристократии, наложили свой отпечаток и на собирательство и, в конечном счете, на состав нашей коллекции Пермского музея. Многое сохранилось в России до начала 20 века, пережило революции, было национализировано и составило музейные коллекции как центральные — Эрмитаж, Музей имени Пушкина, — так и провинциальные. Кстати, тамбовская коллекция — это национализированная коллекция имения Строгановых — Знаменка.

Интересный момент. У нас (В Пермской художественной галерее — прим. В.П.) прекрасно представлено допетровское наследие Строгановых: иконы, иконы крупнейших мастеров, оружейные палаты, другие важные центры русского иконописания конца 16-17 веков. А вот собирательство Строгановых 18-19 веков почти никак не отразилось на нашей коллекции. Строгановы владели огромными массивами земель, но усадебного дома у них здесь не было.

Отец Сергея Павловича Строганова — Павел Григорьевич был одним из первых собирателей и звериного стиля, которым наш край славится, и знаменитой коллекции сасанидского и византийского серебра, которое в основном находили в строгановских землях либо у нас, либо в зауралье. Он обратил внимание, и потребовал от своих приказчиков выкупать эти изделия. Это все попадало в строгановскую коллекцию и затем в Эрмитаж. Эрмитаж обладает уникальной коллекцией серебряных изделий раннесредневекового Ирана эпохи Сасанидов и ранней Византии — то, что в обмен на пушнину попадало из стран средиземноморья и Передней Азии на Урал, в Прикамье.

Потом, как сокровище, продолжало оставаться в языческих капищах, но, тем не менее, благодаря Сергею Григорьевичу Строганову и другим исследователям, попадает в коллекции. Коллекции Строгановых составили славу Эрмитажа и, отчасти, Музея имени Пушкина.

– Действительно ли некоторые экспонаты представлены Эрмитажем впервые и до этого они нигде не экспонировались?

– Да, и очень многие. Из живописи не так много, скорее наоборот. А вот произведения скульптуры — да.

– Вы сказали, что во многом выставка уникальна именно с точки зрения представления в одном месте вот такого множества разных экспонатов. Насколько это соразмерно выставкам, проходящим в последнее время в России и чем данная выставка уникальна именно для Перми?

– Она уникальна для нашего края. За последнее десятилетие-полтора — Эрмитаж, Третьяковская галерея, Исторический музей — проводят удивительные и роскошные, в плане показа, и роскошные и великолепные, в плане научного представления, выставки. Я их даже перечислять не буду. Практически каждая выставка — это событие. И художественного, и художественно-исторического значения. Сейчас столичные музеи обладают ресурсами показать экспонаты из своих коллекций и из других музеев во всем великолепии, во всем их художественном и научном блеске.

– А для Перми?

– Для Перми это очень важно! Потому что для областных музеев, которые, прямо скажем, с совсем другим бюджетом — это важное событие. Я уже говорил вам, что сейчас требования довольно жесткие к сохранности, и другому музею, даже не знаю — из соседнего областного центра — чтобы вывести произведения искусства, тем более произведения искусства такого значения, нужно соблюсти очень жесткие требования. В первую очередь по сохранности. И, конечно, не каждый музей может себе такое позволить.

Ну и, конечно — уровень коллекции…. Ведь, представьте, все, что вы здесь видите, когда-то находилось в картинной галерее Строгановского дворца на Мойке. Кстати эта акварель выполнена нашим земляком Андреем Воронихиным [Показывает на рисунки, изображающие убранство Строгановской галереи].

На выставке представлены не только произведения живописи, но и ювелирное искусство. Например — голландские братины конца 17 века. Специально заказывались русскими царями для подарков в России. Или кубок конца 16 века, пожалованный Сергею Григорьевичу Строганову московским дворянством за добрую весть по случаю заключения мира с Турцией в 1829 году. Кружка, пожалованная Академией художеств Александру Сергеевичу, за многолетние труды. Это все — из коллекции Эрмитажа. Вещи, которые, мягко говоря, не часто появляются в экспозициях музеев.

Можно видеть изделия из поделочных камней. Александр Сергеевич заведовал всеми гранильными мастерскими Российской империи, волей-неволей обращал внимание на поделочные камни: «какие есть месторождения? какие следует разведать?», и неслучайно в его собрании, наряду с картинами, скульптурными и ювелирными изделиями, была и коллекция изделий из поделочных камней.

– В Перми, в здании Речного вокзала, проходит выставка «Россия — моя история». С точки зрения музейной традиции она довольно необычна; в качестве экспонатов там представлены интерактивные доски, плазмы и т.д. Ваша же выставка имеет традиционный характер. В чем ее уникальность и актуальность?

– Я бы сказал подчеркнуто традиционный характер. Сейчас ведь любая крупная выставка всегда отчасти инсталляция, отчасти интерактивна; ставятся сенсорные киоски и т.д. Здесь, как вы видите, ничего нет. Но не потому, что нет возможности. Просто, считаем что экспонаты — уровень экспонатов — говорит сам за себя. Есть подробный этикетаж, желающие могут заказать экскурсию, получить подробную информацию об истории конкретного экспоната, об истории рода Строгановых, истории конкретных коллекций. Коллекции, условно говоря, Строгановского дворца — они говорят сами за себя, не нуждаясь в каких-то дополнительных сопроводительных материалах.

Хотя, на втором этаже, где проходит выставка пермской коллекции Строгановых, стоит плазменный телевизор. Там транслируется фильм о роде Строгановых, работавшем в тех краях — довольно далеких, в которые и сегодня-то не всегда соберешься; они очень красивые, желаю всем там побывать, — чтобы возникло представление; откуда в Прикамье пошла вотчина Строгановых, где истоки Строгановского богатства, колоссального богатства.

– И, все-таки, на Ваш взгляд, за какими выставками будущее? Какие преимущества у данной выставки и какие у интерактивной?

– У них разные задачи. Экспозиция, которая сейчас в Речном вокзале, не отменяет и не заменяет экспозицию, условно говоря, из Государственного Исторического музея в Москве, где тоже можно на основе реальных предметов, артефактов, ознакомиться с основными этапами истории России. Практически, наверное, со всеми, только с разной степенью полноты. Там (в Речном вокзале) своеобразный конспект, достаточно субъективный, насколько я понимаю по рассказам, в отличие от музейной экспозиции, которая, конечно, тоже не лишена определенного субъективизма. Но, тем не менее, это попытка научного показа, а в Речном вокзале — популярное, доступное изложение более чем тысячелетней русской истории. В принципе, такие учреждения, такие институции, имеют право на существование, но то, что они заменят — ни в коем случае. Интерактивная выставка не заменяет знакомства с реальными произведениями, скорее должна подталкивать, стимулировать. Думаю, что люди — особенно молодые люди — которые впервые познакомились в таком объеме например с русской историей, придут и в музейные залы: будь это региональный краеведческий музей, или коллекция Государственного Исторического музея.

– Вы сказали, что выставка проходит в подчеркнуто традиционном стиле. Что это значит?

– Обратите внимание вот на эту акварель. Здесь изображена Библиотеки в доме Павла Сергеевича. У нас это подчеркнуто воспроизведено [показывает на соседнюю стену выставочного зала, где картины располагаются таким же образом, что и на рисунке с Библиотекой Строгановых]. Это нужно, чтобы показать именно Строгановых коллекционеров. Можно было бы, конечно, выбрать и другие экспонаты, даже, более знаковые, развесить их по-научному. Но это был бы рассказ о картинах, произведениях искусства, которые когда-то были в коллекции Строгановых. Так мы ведем обзор постоянной экспозиции и, если это важно, мы упоминаем в чьей коллекции то или иное произведение когда-то находилось. А хотелось показать именно Строгановых — Строгановых-коллекционеров. И, думаю, вот такая экспозиция — не просто традиционная, она просто архаичная — этому способствует.

– То есть сейчас в музеях так картины не располагают?

– Ну, в музеях, конечно, такого нет. Экспозиция строится по определенным правилам: хронологически, по школам. Даже если это художественный музей.

Здесь же (вновь показывает на акварель Жюля Мейблюма) — принцип эстетический — симметрия — своеобразный декор помещения. Хотя, подчеркиваю, что это именно экспозиция. Пусть она была доступна узкому кругу посетителей, но осматривалась именно как музейная экспозиция. Но, еще раз подчеркиваю, данная экспозиция к современным музеям имеет достаточно отдаленное отношение.

Вообще, история собирательства и музейных и частных коллекций — очень интересна. Иногда близка к авантюрному и даже детективному роману, иногда — напоминает материалы следственного дела, иногда — довольно нудная, сугубо научная монография. Но результат — появление в коллекции или в музее того или иного произведения искусства или целого комплекса коллекций. Так что рассказывать о собирании, о том, как это все попало в Россию, дошло до наших дней, это тоже, по своему, интересно. И благодаря кому — благодаря роду Строгановых. Не только Александру Сергеевичу и Павлу Сергеевичу, но и другим представителям. Для Строгановых, кстати, собирательство было, может быть, даже какой-то обязанностью. Практически все представители рода Строгановых, в той или иной степени, занимались собиранием произведений искусства. Если не для прославления Отечества, то уж, по крайней мере, для поддержания репутации рода, репутации знатоков искусства.

– Вадим Геннадьевич, известно, что Павел Сергеевич Строганов завещал часть своей коллекции Эрмитажу. Почему он это сделал?

– Павел Сергеевич в начале 20 века дарит Императорскому Эрмитажу восемь картин — кроме одной, которая была передана Музею имени Пушкина — и одну скульптуру. Все они находятся в нашей коллекции, в экспозиции.

В частности, это скульптура Фавна, которая считалась работой Микеланджело, но теперь известно, что это, вероятнее всего, работа соперника Микеланджело — Баччо Бандинелли, что нисколько не умаляет ее значения — прекрасный образец ренессансной скульптуры.

К сожалению, большая часть строгановских коллекций — а последние представители рода Строгановых предпочитали жить либо в Ницце, либо в Италии — остались за рубежом и там были распроданы. Хотя, конечно же, было бы хорошо, если бы они попали в Россию. То, что осталось в России, по большей части осталось в музеях. Большую часть коллекций удалось сохранить в 1920-е 1930-е годы. Это печальное время для музеев, прежде всего, столичных — это время больших распродаж, но коллекции удалось сохранить.

Пожалеть можно только об одном: в 1928 году Строгановский дворец-музей прекратил свое существование, как музей. Он был передан под очень важное учреждение и уже в 1990-е годы был возвращен в музейный оборот — стал филиалом Русского музея. Сейчас ведется реставрация, очень много сделано, восстановлены многие залы, в том числе картинная галерея и, разумеется, оформление. Но, конечно, воссоздать коллекцию уже невозможно.

– Экспонаты оттуда были переведены в Эрмитаж?

– В основном в Эрмитаж. Книги — в Библиотеку Салтыкова-Щедрина, коллекции приборов, естественнонаучные коллекции, которые еще оставались в Строгановском дворце, попадают в соответствующие музеи и институты. Коллекция рассеивается. Хотя, нельзя сказать, что она именно рассеивается; те вещи, которые были распроданы — остальные разошлись по крупнейшим собраниям — составляют значительную часть: их там можно выявить, это не составляет особых проблем. Но, теме не менее, увидеть Строгановский дворец во всем великолепии, отреставрированным — можно; его наверняка отреставрируют — средств на это не жалеют, но вряд ли мы увидим картинную галерею в первозданном виде.

– Что все-таки побуждало отдавать экспонаты Эрмитажу? Это жертвенность или что-то еще?

– Сразу скажу, сейчас из русских аристократов и из денежных аристократов, из русской буржуазии, делают иногда отцов-благодетелей, радетелей. Все было сложнее, но, тем не менее, надо отметить, что сам девиз Строгановых на гербе: «Отечеству принесу богатство, себе (оставлю) имя» говорит о многом. Тот же Сергей Григорьевич Строганов, о котором здесь (на выставке) говорится вскользь, многое сделал. Он создатель археологической комиссии, археографической комиссии, благодаря его энергии организовывались археологические раскопки, результаты которых поступали в музеи, в том числе в возникший вскоре Исторический музей. Но и не забывали, конечно, Эрмитаж.

Начиная с Эпохи Просвещения считается, что творения человеческого гения должны быть доступны; они, по возможности, должны делать людей лучше. И, возможно, что Строгановы были не чужды идее Павла Михайловича Третьякова о том, «чтобы нажитое вернулось обществу». Этому надо отдать должное!

Строгановское училище, существующее поныне, и ряд других учреждений; школа, которую открывали в 30-40-е годы 19 века, в том числе в нашем крае — в Строгановском имении — это тоже явление такого порядка — стремление, хотя бы отчасти, вернуть обществу.

И конечно, не надо забывать, что для любого коллекционера всегда встает вопрос: для кого он собирает? Вот голландское коллекционирование 17 века — там коллекционирование было очень развито еще с позднего средневековья, — было очень своеобразно: умирает владелец коллекции, и его наследники всю ее распродают. Тут же могут начать собирать вновь, но никакого там представления о фамильных ценностях нет. Конечно, в 18-19 веках совершенно другое представление и, конечно, хотелось, наверное, видеть хотя бы часть своей коллекции в музее с мировым именем, каким, разумеется, к тому времени являлся Эрмитаж.

Сергей Павлович Строганов не занимал больших должностей, в отличие от своего прадеда. Была у него придворная должность обер-шенка, по молодости был советником в посольстве в Риме, а потом вел жизнь, скажем так, общественного деятеля — благо, средства позволяли. Кому-то средства позволяли вести жизнь дикого помещика, кому-то — общественного деятеля.

Он был одним из активных деятелей общества поощрения художников, в 60-е годы 19 века учредил премию за лучший русский пейзаж. Это звучит немножко смешно, но для того времени русский пейзаж был явлением почти неизвестным — художники редко обращались к национальной природе. Также он покровительствовал ряду художников ну и, конечно, продолжал эту строгановскую традицию благотворительности в самых разных областях. Так что дар Эрмитажу — в ряду таких поступков.

– Вадим Геннадьевич, расскажите подробнее о пермской коллекции Строгановых.

– В коллекции представлены экспонаты из запасников нашей галереи и Березниковского музея (Имеется ввиду Березниковский историко-художественный музей — прим. В.П.), а также икона Благовещения из действующего храма Похвалы Богородицы Всея Орел, который при Строгановых назывался Орел-городок — первая вотчинная столица Строгановых с 16 века. Все, что представлено на втором этаже — все из прикамских собраний.

Предметы из коллекции золотного шитья — из коллекции нашей галереи — они показываются очень редко, так как это очень уязвимые памятники, требуют особых условий хранения. Так же, как нечасто показываются произведения из ризницы церкви — теперь они в коллекции Галереи — это изделия из драгметаллов, которые тоже требуют особых условий хранения.

Хотя, например, коллекция древнерусского золотного шитья 17 века — одна из лучших коллекций в России. Очень жаль, что мы ее показываем столь редко и в небольшом количестве; просто, нет технических возможностей. Также как графику нельзя долго удерживать на солнце, изделия из ткани, особенно такие, тоже не любят нахождение на открытом воздухе. Хранятся такие изделия не только у нас, а практически во всех крупнейших музеях. Поэтому если узнаете из анонса выставки о графической, ювелирной или коллекции экспонатов тканей, тогда, что называется, спешите видеть.

В выставке пермской коллекции Строгановых, кроме изделий ювелирного искусства (там есть вещи, которые впервые показаны) — иконы, которые показываются очень редко, и не потому, что не хотим, просто не хватает места. После долгого, продолжительного пребывания в запасниках, их опять могут видеть.

– Выставка посвящена 95-летию, на 100-летие что-то планируется?

– Мы уже второе десятилетие находимся в стадии переезда в новое несуществующее здание, которое еще даже не спроектировано. Галерея находится, по сути, уже в Кафедральном соборе, который принадлежит Епархии. Но вот Епархия продлила договор о безвозмездной аренде. К столетию, скорее всего, мы пока еще останемся здесь. Хотя, хочется уже в новое здание. Когда мы сюда въехали, в 1931 году, в коллекции было пять тысяч экспонатов, сейчас — пятьдесят с лишним. Требования к хранению, к экспонированию за восемьдесят с лишним лет изменились. Те же жалобы о том, что показываем одно и то же. Рады бы, но и условия хранения, и условия показа, нас ограничивают.

Будем надеяться, что встретим — как музей: с развернутой экспозицией, с множеством интересных выставок. А по сути это еще один из элементов программы — пять шагов до столетия. Это могут быть небольшие выставки. Может быть, вот такое грандиозное событие, чтобы держать прикамскую публику в своеобразном культурном тонусе. Галерея каждый год что-нибудь будет предлагать. Будем надеяться, и в следующем году будут какие-то интересные выставки. И из наших фондов, и, будем надеяться, и привозные — и вот так вот до столетия.

– Меня всегда интересовала деревянная скульптура, представленная в Пермской галерее. Все-таки, когда ее собирали, ее привозили из церквей? Кто делал скульптуры, монахи или жители Прикамья?

– Скульптуру делали, вероятнее всего, местные жители. Некоторую скульптуру делали мастера явно знакомые с европейским искусством. В особенности — скульптура 18 века — это влияние западноевропейского искусства. Это одна из загадок…. Впрочем, ее нужно только решить, нужно искать документы. Их не так много, но они постоянно находятся. Вообще, русская культовая пластика, не только прикамская, но и других регионов — в первую очередь северных — это очень интересное явление. О каких-то центрах, как в Вологде, например, известно чуть побольше, о каких-то неизвестно почти ничего, хотя памятников осталось немало. Будем надеяться, что когда-нибудь у исследователей дойдут руки и они смогут «просеять» огромный массив архивных документов и найти не только сведения о пермской деревянной скульптуре. Конечно, нас интересует, в первую очередь, пермская деревянная скульптура, но интересны ее генетические связи с другими региональными явлениями: она влияла, или на нее влияли — в какой степени?

– Когда впервые появляется деревянная скульптура?

– Первые упоминания скульптуры в Прикамье относятся к двадцатым годам 17 века, последний мастер пермской деревянной скульптуры Никон Максимович Кирьянов умер в 1906 году. А собиралась она в 20-е годы создателем нашей галереи Николаем Николаевичем Серебренниковым. Не только им, первые поступления были и до революции, но, примерно с 1923 по 1928 год был собран основной массив скульптуры.

– Интересно, как эти люди узнавали все эти религиозные сюжеты. Наверное, на проповедях?

– И на проповедях и далеко не все были неграмотные. Кроме того, перед глазами была иллюстрированная Библия. Кстати, чаще всего голландские, немецкие образцы западноевропейского искусства. Так называемая Библия Пискаторы (известный в 17 веке европейский издательский дом — при. В.П.), очень популярная в 17 веке на Руси. Может быть, каким-то случайным образом в наши края попадали картины, гравюры, может быть даже скульптуры из Западной Европы — с приезжими иностранными специалистами, мастерами горного дела, в первую очередь, русскими чиновниками, которые получили образование в Европе. А получали, в первую очередь, в Германии, где высокая пластическая культура храмовой, церковной скульптуры. Это очень интересное явление, не на одну диссертацию.