Путешествия с партиями в поисках американского фашизма. Часть XVII

Чтобы лжи поверили, она должна быть правдоподобной. Еще лучше выходит, когда сокрыть ту или иную опасную тайну удается путем дозированного и прицельного использования исключительно правдивых фактов. Существуют свидетельства того, что изготовители стратегической дезинформации обращали особое внимание на то, чтобы содержание правды в ней было как можно более высоким.

Это обстоятельство невозможно игнорировать, когда начинается обсуждение сенсационных журналистских расследований касательно противозаконной и, мягко говоря, нравственно двусмысленной деятельности американских спецслужб. В том числе касающейся привлечения американцами разных специалистов из фашистской Германии после ее поражения во Второй мировой войне.

В лексикон американской историографии программа по организации «утечки мозгов» из побежденной фашистской Германии в США вошла под названием операция «Скрепка», хотя на самом деле существовало несколько программ, каждая со своим названием. Именно составной частью операции «Скрепка» был переезд в США штурмбанфюрера СС Вернера фон Брауна, ставшего отцом американской астронавтики, а заодно и крупным элитным оператором во времена Кеннеди и Джонсона.

Наиболее подробно и с наибольшей охотой операция «Скрепка» обсуждается в американской прессе и публицистике именно применительно к космической программе. И понятно почему — эта тема наиболее безопасна с точки зрения нравственных оценок. На самом же деле среди более 1,5 тысяч ввезенных в США научных и технических специалистов из побежденной фашистской Германии ракетчиков было меньшинство. Среди них были и разработчики химического и биологического оружия, и носители уникального опыта концентрационных лагерей по методикам слома воли к борьбе и сопротивлению у ранее обладавшего ими человека.

Когда сейчас в США выходят якобы смелые журналистские разоблачения по «Скрепке», клеймящие позором нашедших прибежище в США нацистских преступников из академической среды, они всё равно с наименьшей охотой обсуждают интерес своей страны к концлагерному опыту слома личности. И даже наиболее добросовестные обсуждения «Скрепки» в американской публицистике склонны ее рассматривать как своего рода вещь в себе, уделяя мало внимания тому, как эта группа программ вписывалась в более крупные процессы в США в начале холодной войны, в том числе в области изменения элитных конфигураций, уже частично нами обсужденных в рамках этого газетного цикла.

Данной статьей мы постараемся хотя бы частично восполнить этот дефицит.

То, что власти США начали привлекать научно-технические кадры, ранее работавшие на военно-промышленный комплекс фашистской Германии, оказалось известно широкой общественности достаточно быстро. Скрывать сам этот факт уже смысла никакого не было, но американская пропаганда всё еще не могла решить, как именно подать ставший общеизвестным факт привлечения немецких кадров.

Вначале ввозимых ученых и технических специалистов пытались представить в качестве идейных противников гитлеризма или хотя бы аполитичными. Конечно же, лживость этого утверждения была очевидна для тех, кто представлял, как работал немецкий ВПК. Тот же фон Браун активно сопровождал процесс производства «Фау-2» в подземном заводе Нордхаузен. На этом заводе работали концлагерные заключенные. Наиболее медленно работавших публично вешали непосредственно в цеху в качестве наглядной агитации. Но для широкой американской общественности эти факты причастности привлеченных к сотрудничеству ученых к преступлениям против человечности стали всплывать на поверхность только в середине 1970-х годов.

Тем не менее американцы в целом с большим недоверием относились к ввозимым из нацистской Германии ученым, и отношение это было необходимо поменять. Одним из главных популяризаторов ввоза немецких ученых стал, как это ни удивительно, бывший вице-президент при Франклине Делано Рузвельте Генри Уоллес, ставший министром торговли при Гарри Трумэне. Политик, которого сейчас принято считать наиболее левым и просоветски настроенным соратником Рузвельта по «Новому курсу».

Лишенный президентских перспектив Уоллес внушал американским обывателям, что продвинутые немецкие технологии и их носители позволят устроить в послевоенных США потребительский рай. Таким образом, говорил он, США получали от побежденной Германии неденежные репарации. Бывший основной претендент на то, чтобы стать преемником Рузвельта, и согласившийся на утешительный приз в виде министерского портфеля этим продемонстрировал свою раздавленость.

Конгрессу программу «Скрепки» представили как необходимую для того, чтобы помешать Советскому Союзу завладеть немецкими учеными и находящимися в их головах секретами. Действительно, у СССР была своя программа по извлечению секретов из фашистской Германии, известная как операция «Осавиахим». Но между ней и «Скрепкой» ключевая разница заключалась в том, что в подавляющем большинстве случаев советская сторона не привлекала немецких ученых к долгосрочному сотрудничеству и уж тем более не ставила их на руководящие должности в советском ВПК. Немецких специалистов тщательно допрашивали. Но после того как советский ВПК получал нужные ему знания, пленных немецких специалистов отправляли обратно в Германию. В некоторых случаях этих же немцев затем вербовали американцы для «Скрепки».

Кто выступил реальным заказчиком «Скрепки», продавившим этот пункт повестки вплоть до Белого дома? Данная операция изначально носила характер, выражаясь современным языком, частно-государственного партнерства. Активно лоббировали Гарри Трумэна в пользу завлечения немецкой «утечки» мозгов, среди прочих, такие отраслевые союзы, как Американское химическое общество и Американский институт нефти (кстати, обе эти организации были основаны участниками уже обсужденного нами йельского тайного общества «Череп и кости»).

Необходимо тем не менее отметить, что идея привлечения ученых из фашистской Германии изначально не пользовалась всеобщей поддержкой среди американского научного и политического истеблишмента. Открытым противником программы был Альберт Эйнштейн, покинувший Германию после прихода к власти Гитлера в 1933 году. Он считал, что у немецких ученых была обязанность выступить против политики нацистов и что все, отказавшиеся от этой обязанности, были фактическими сообщниками режима.

Того же мнения придерживалась бывшая первая леди США и крупный общественный деятель Элеонора Рузвельт — она даже организовала конференцию против привлечения немецких ученых.

На уровне государственных структур очень быстро возникло противоречие внутри американской военной разведки (G-2) и контрразведки. В обеих структурах действовали группы выявления нацистских военных преступников для дальнейшего привлечения к ответственности на Нюрнбергском трибунале. В обеих структурах работали и группы по привлечению специалистов для операции «Скрепка».

Задачи этих групп были фактически взаимоисключающими. Нередко выполняющие эти задачи группы напрямую друг другу вставляли палки в колеса. Например, член правления IG Farben, изобретатель нервнопаралитических газов табун и зарин Отто Амброс проходил в Нюрнбергском трибунале по «делу IG Farben» за участие в массовых убийствах и эксплуатации рабского труда узников концентрационных лагерей, но сначала ему вынесли смягченный приговор в 8 лет лишения свободы, а потом его не только досрочно освободили в 1951 году, ему еще и вернули денежную премию в миллион рейхсмарок, выданную ему лично Гитлером. Амброс затем работал советником при Химическом корпусе армии США и при корпорациях Dow Chemical и W. R. Grace. Амброс вернулся в одно из бывших подразделений IG Farben — Chemie Grünenthal — в качестве советника и там участвовал в выводе на рынок препарата «Талидомид», из-за которого родились более 10 тыс. детей с «плавниками» вместо нормальных рук и ног.

В прошлых статьях мы уже обсуждали роль американского финансово-промышленного истеблишмента в кредитовании немецких промышленных конгломератов, в том числе IG Farben, ставших затем финансовой опорой для нацистской партии еще при Веймарской республике. И писали, что на самых ранних этапах существовало взаимопроникновение между финансово-промышленными элитами двух стран на уровне советов директоров и совместных предприятий.

Это взаимопроникновение происходило не только на уровне финансистов и промышленников. Американские «филантропические» фонды, особенно Фонд Рокфеллера, всегда проявляли интерес к медицинским исследованиям определенного характера. Фонд Рокфеллера отличался тем, что он стремился задавать повестку в этих исследованиях. И в 1930-х годах приоритетным направлением, активно подогреваемым фондом, была генетика с особым упором на евгенику. По этому и другим направлениям шел активный обмен знаниями и опытом.

Фонду Рокфеллера были особенно интересны специалисты медицинской службы люфтваффе и их уникальные исследования по физиологии на предельных высотах и в условиях кислородного голодания. Данные для этих исследований были получены в результате экспериментов на людях в концлагерях, в том числе через вскрытие еще живых людей без наркоза. Координировавший эту деятельность глава исследований люфтваффе по авиационной медицине Губертус Штругхольд никогда не терял контакты среди научного сообщества на Западе. По окончании войны на него быстро вышли ВВС США и перевезли в Техас. Там он стал основателем американской космической медицины. В то же время, когда ракетостроение в курируемом Линдоном Джоносоном NASA возглавлял фон Браун, программу медицинских исследований возглавлял Штругхольд.

Контакты Фонда Рокфеллера в нацистской Германии помогли и американской программе разработки биологического оружия, развернутой в Форте Детрик.

Но хотя американский частный сектор сыграл немаловажную роль в рекрутировании немецко-фашистских научных кадров, львиную долю организационной работы, конечно же, выполнила разведка. На уровне спецслужб «Скрепка» представляла собой редкий пример тесной координации обычно конфликтующих друг с другом УСС (ставшей потом основой ЦРУ), военной разведки, ФБР и государственного департамента.

Хотя госсекретарь Трумэна Дин Ачесон сам относился к ввозу немецких кадров, как крупной возможности усилить сдерживание СССР, внутри госдепа существовало достаточно много сотрудников, склонных если не к нравственной оценке этого шага, то хотя бы к строгому прочтению закона. Закон этот запрещал въезд в США и натурализацию иностранцам, ранее занимавшим должности в «тоталитарных государствах». Раз в законе присутствовала такая формулировка, считали они, то негоже ее избирательно трактовать по отношению к фашистам. Выдавливали таких сотрудников, в том числе обвинив в симпатиях к коммунистам.

Возглавлял военную разведку G-2 в этот период генерал Стивен Чемберлин, ранее возглавлявший разведку при штабе Дугласа Маккартура на Тихоокеанском театре военных действий. Чемберлин оказался эффективным лоббистом, сумев убедить в целесообразности программы для национальной безопасности генерала Дуайта Эйзенхауэра, тогдашнего военного губернатора американского сектора Германии и главу ФБР Дж. Эдгара Гувера.

Свое отношение к «Скрепке», точнее, к ее результатам Эйзенхауэр поменял намного позже, уже в конце своего президентства. Когда вспоминают прощальную речь Эйзенхауэра, это обычно делают в контексте его предупреждения об опасности чрезмерного усиления военно-промышленного комплекса, то есть, по его определению, слияние воедино интересов производителей вооружений и собственно военного руководства. Но эта речь содержит еще одно предупреждение: …«уважительно, как и положено, относясь к научным исследованиям и открытиям, мы должны также опасаться столь же серьезной и противоположной по характеру угрозы того, что государственная политика может оказаться заложницей интересов научно-технической элиты». Тогдашний глава Управления перспективных исследовательских проектов (ARPA, позже ставшего DARPA) Герберт Йорк в своих воспоминаниях говорит, что он специально спросил уже к тому времени бывшего президента, имел ли он в виду кого-то конкретного. Йорка удивил незамедлительный ответ Эйзенхауэра: __«[Вернер] фон Браун и [Эдвард] Теллер (создатель американской водородной бомбы. — Л. К.)». Из этого следует, что к 1960 году президент США понимал, что значение фон Брауна и ему подобных для внутренней политики США значительно превышало чисто техническое и, по мнению Эйзенхауэра, становилось избыточным.

Межведомственная координация по «Скрепке» не ограничивалась только ввозом специалистов и дальнейшей работы с ними на территории США. В некоторых случаях работа с интересующими G-2 и УСС/ЦРУ нацистами на американской территории была невозможной. Это могло быть связано как с характером самих исследований, так и с теми, кто их проводил. Тогда эта работа делалась в других странах, в том числе и в самой Западной Германии. В наше время эта практика продолжается в виде пресловутых «черных точек» ЦРУ. Из всех таких точек больше всего известно про Кэмп-Кинг под Франкфуртом-на-Майне.

Кэмп-Кинг был совместной точкой G-2 и ЦРУ. Сначала он был центром для допроса членов высшего военно-политического руководства нацистской Германии. Затем эта же точка стала организационным центром «Организации Гелена», ставшей фундаментом для западногерманской спецслужбы BND и заложившей основу для операции «Гладио». Так как «Организация Гелена» состояла полностью из бывших сотрудников военной и политической разведки гитлеровской Германии с богатым опытом работы против советских спецслужб, ее центр заодно стал основной точкой для отработки методов допроса на предполагаемых советских разведчиках и их агентах.

Там же развернул свою деятельность в рамках программы MKULTRA главный исследователь ЦРУ по технологиям слома и управления сознанием Сидни Готтлиб. В это место он привлек в качестве помощников разработчиков биологического и химического оружия Курта Бломе и Вальтера Шрайбера, которых посчитали слишком одиозными для работы в США.

Итак, под одной крышей собрались лучшие доступные Западу специалисты по противодействию советской разведке, нацистские врачи-исследователи и их куратор из ЦРУ, занимавшийся сломом и перепрограммированием человеческого сознания. «Скрепка» оказалась вписанной в большой мир американских тайных операций как своего рода «микрокосм, повторяющий макрокосм».

Программа MKULTRA заслуживает отдельного обсуждения. О ней — в следующий раз.