«Советник» Ридли Скотта. Фильм, который нельзя просто смотреть, не став соучастником
Экзистенциальное кино — трудновоплотимый жанр. В чистом виде экзистенциальных фильмов практически нет. Обычно эта компонента подмешивается в фильмы самых разных жанров — фантастика («Матрица»), фэнтези («Игра престолов»), антиутопия («Дитя человеческое»). Сериалы и фильмы последнего времени стараются изобразить смерть всё более правдоподобной, способной неожиданно настигнуть даже самого главного и самого положительного героя. Сегодня, минуту назад, у тебя было все: вся удача мира, все дары этой удачи, планы на будущее, и через мгновение ты — мертвец, целый мир исчезает.
Однако часто это показано как-то наигранно. «Не верю», — сказал бы Станиславский. Действительно, весьма трудная задача — реалистично передать как молниеносность смерти, так и растянутые во времени переживания героя, понимающего свою обреченность. Да еще и заставить прочувствовать эти моменты, сопереживать. Большой шаг к этой реалистичности сделан в фильме «Советник», о котором хотелось бы рассказать.
Фильм «Советник» (2013) снят режиссером Ридли Скоттом под влиянием тяжелых душевных переживаний, вызванных смертью любимого брата. Можно сказать, режиссер вложил в фильм душу. Кроме того, сценаристом фильма является знаменитый драматург, мастер сложных переживаний Кормак Маккарти, получивший Пулитцеровскую премию и Премию памяти Джеймса Тэйта за роман «Дорога» (тоже был экранизирован в 2009 году), лауреат Макартуровской стипендии «За гениальность».
Но обратимся, наконец, к фильму «Советник». В рецензиях к кинокартине выпирают две полярные точки зрения. Согласно первой, фильм — тоска зеленая, тупая бессмыслица, которую без лошадиной дозы кофе невозможно досмотреть не уснув. Согласно второй, это самый интеллектуальный, глубокомысленный и многослойный фильм Ридли Скотта, превосходящий по всем параметрам оскароносный «Старикам тут не место» братьев Коэн.
О различных художественных достоинствах фильма, актерском составе, хитросплетениях сюжетной линии написано достаточно рецензий. Извлекать из фильма мораль — «жадность это плохо», «не связывайтесь с наркобаронами» — тоже не хочу, каждый и сам сможет. Хочется сказать о психологическом и смысловом содержании. Оно глубже, чем кажется на первый (и даже на второй) взгляд.
Краткая фабула фильма: известный и уважаемый в криминальном мире адвокат по кличке «Советник», позавидовав роскошной жизни своих друзей-клиентов, решает поучаствовать разок в наркотрафике, сулящем солидные барыши. Но роковая случайность сделала его крайним, когда груз неожиданно исчез. Далее следует жестокая расплата.
Чтобы наиболее полно понять смысл фильма, желательно посмотреть расширенную режиссерскую версию, где можно услышать важные слова о дихотомии основных мировых культур — античной и иудейской. Если под первой подразумевается человек-воин, охотник, стяжатель, то под второй — человек покаяния.
Испания, о которой в фильме говорит ювелир, — это Мексика, из которой изгнали иудейского героя. Поэтому она и не возродится, став навсегда языческой. Язычество Мексики — это культ смерти, Санта Муэрте, цветущий под покровом католичества. Во время праздника «Дня мертвых» проносят фигуру Смерти в облачении Богородицы Девы Марии Гваделупской, намекающую на то, что христианство здесь — лишь обертка язычества.
К примеру, обратите внимание, что говорит владелец мексиканского бара о презрении к смерти в этой стране, о ценности человеческой жизни, равной нулю. Или то, как обсуждалась «судьба» трупа, путешествующего в бочке: «Они думают, это весело».
Расчлененка, снафф — это элитные развлечения людей, достигших высших степеней пресыщенности и развращенности. В поисках новых ненадоедающих ощущений они обращаются к своим давно вытесненным цивилизацией охотничьим инстинктам: «Видеть как он (гепард) в пустыне настигает зайца на скорости 110 в час… — это не надоест. Видеть добычу, красивое убийство, это… так волнует. Такие вещи сексуальны».
Наша история, наша психика, наш мозг устроены как слоеный пирог — всё более поздние культурные слои представляют всё более сложные механизмы табу, контроля, саморефлексий. Однако поздние наслоения культуры вовсе не отменяют, но лишь подавляют и вытесняют те архаичные слои психики, которые в нас были и остаются. Ведь в нас есть и мозг охотника, и даже рептильный мозг. Они могут проявляться даже у самого культурного человека в определенных условиях. Выражая эти первобытные уровни психики, человек испытывает первобытный экстаз охотника, он возвращается к примитивной целостности. И чем более древние слои психики он актуализирует, тем ближе он к изначальному максимальному экстазу слияния с первичным хаосом, из которого всё начало развиваться.
«Охотник изящен, прекрасен и чист сердцем. Нет границы между тем, кто они и что они делают. А ведь их дело — смерть», — эта и еще ряд цитат из фильма говорят об экстазе растворения, о превосходстве этого состояния над цивилизованным рефлексированием: «Я не хочу обидеть, но думающий человек часто бывает оторван от реальности жизни», «Не люблю, когда решают за меня, но, когда откладываешь решение, чтобы все выяснить, так бывает». Эти слова говорит один из соучастников наркобизнеса, осознавший свою обреченность, а до этого бывший успешным «охотником». «Она (алчность) не толкает на крайности. Она крайность и есть».
Все эти слова — об аффективном состоянии, свойственном хищникам, об отсутствии внутреннего цензора, свойственного сознанию христианскому. В мире конкурирующих наркокартелей, в котором оказались участники сделки, господствуют такие состояния нерефлексирующего действия: «Они не верят в совпадения, слышали о них, но не видели … Ты можешь думать, что эти люди не на все способны. Это не так». Эти слова также указывают на ту языческую форму сознания, при которой всё в мире воспринимается взаимосвязанным и взаимозависимым и нет места случайностям.
Христианство бессильно этому противостоять, показывает режиссер, когда священник выбегает из исповедальни, в которую входит развратная Малкина (героиня Камерон Диаз), чтобы поделиться своими «откровениями».
Цель иудейской (христианской) культуры — полная трансформация через покаяние, интеграция всех уровней психики, отмена «слоеного пирога» многоэтажности человеческого существа. Возвращаясь к фильму, мы видим язычество, олицетворением которого является торжествующая хищница Малкина, охотница «поесть». Она — виновница всех смертей в фильме, и не зря она предстает в последней сцене в образе Санта Муэрте (кстати, один из героев и называет ее «тихой смертью»). Человеком же покаяния становится Советник.
Причиной недооцененности этого фильма можно полагать стереотипы о гангстерском кино. Наверное, впервые фильм о криминале копает так глубоко в бессознательное, в звериное человеческое нутро. Вряд ли можно найти еще один фильм о наркобизнесе, столь насыщенный психологизмом, символизмом, иносказаниями. Это действительно новое слово в жанре криминального триллера.
Банальные на вид сюжеты облекают собой скрытую от глаз реальность античеловеческого субъекта, стоящего за банкирами, политиками, юристами, корпорациями. Режиссер превосходным образом отразил неумолимость этой будто хтонической силы, настигающей и сжимающейся вокруг выбранной жертвы как проволока «болито» вокруг шеи.
Фильм не зря называют притчей — ведь речь о том, насколько беспомощен человек постмодерна, со всеми своими понтами, связями, деньгами, решивший поиграть с древними силами, исповедующими культ смерти. Как глуп он, ограничен и слеп на их фоне. Как быстро он все теряет: «Ситуация не в твоих руках, Советник».
Могущественное язычество, персонифицированное в лице главы картеля, этакого жреца, с которым Советник беседует о необратимости последствий выбора — это мир внутри мира. И каждому, кто был «замазан» по сюжету — людям двойственным, нравственно неустойчивым — приходится стать частью этого мира, соприкоснувшись с ним.