Плакальщики
Прошел первый день VII Макаренковских чтений в Москве. Это регулярная научно-практическая конференция, «традиционно посвященная проблемам методологии воспитания». Темой конференции в 2018 году стала «Способность приносить пользу или «производящая мощность» личности выпускника как интегральный показатель качества образования в контексте современных вызовов».
Информагентство Красная Весна было единственным СМИ, освещавшим конференцию онлайн, написавшим о ней несколько десятков сообщений и новостей, и, похоже, единственным СМИ, написавшим о мероприятии хоть что-либо. По своему долгу и призванию, некоторую долю общей работы взял на себя я.
Среди выступающих были видные и не очень деятели из общественной и политической сфер, педагоги и многие другие — все те, кому не безразлично наследие великого педагога.
В очередной раз были произнесены уже десятки раз слышаные слова о Макаренко и его педагогике. В очередной раз было сказано о тех проблемах российского образования, которые, по мнению спикеров, имеют место. В очередной раз присутствующие услышали слова благодарности. За верность заветам... за сохранение традиции... Только... а что-нибудь изменилось? Хоть немного? На практике?
И дайте, пожалуйста, односложный ответ с тезисным перечислением изменений. Не можете? Ну а если не можете, то уж лучше молчите. Я, как педагог, преклоняющийся перед делом Макаренко, не желаю более терпеть бесплодные словеса.
Макаренковедение — отдельная сфера знания, предназначенная собирать всю информацию о деятельности Антона Семеновича. Полезное ли это направление? Конечно! Безусловно. Передавать информацию о деяниях мэтра необходимо. Вот только лично у меня «осадочек-то остался». Появился несколько лет назад и остался.
Кто я такой? Повторяю, я — учитель. В отличие от подавляющего числа «говорунов» (они же спикеры), я очень часто становлюсь свидетелем шокирующего обычных людей детского поведения. «Ребенок» может выйти к доске, повернуться к классу спиной и, нагнувшись, снять штаны с трусами. Может принести на занятия пневматический или травматический пистолет, а ножи за поясами — обыденность. Слишком часто для нормальной ситуации получаю информацию о том, что Петя Иванов «барыжит скоростью» (знаете, что это?) по пятницам в основном корпусе нашего «топового» образовательного комплекса, а Федя Сидоров открыл группу «АУЕ: менты плохие люди» в социальной сети. Информацию о том, что восьмиклассница изнасилована «друзьями» дома в своей ванной комнате и... как бы это сказать?.. описана-обмочена под видеозапись. О мелочах даже говорить не стану.
Я — учитель, который навел относительный порядок в двух таких школах. Используя, к вашему сведению, очень многое из методики Макаренко. И именно поэтому я не оставляю публично своего настоящего имени под материалами в нашем агентстве. Педагог, открыто заявляющий о бедственном состоянии российской в целом и московской школы в частности, не сможет в этой школе работать. Так вот, у меня уже давно появился «осадочек» при взгляде на таких «макаренковедов». Я согласен, вопрос «почему» — закономерен.
Потому что подавляющее число «макаренковедов» даже не нюхало... так и хочется сказать «пороху». Даже не нюхало реальной работы с детьми в среднестатистической бедствующей российской школе. В такой школе, где учителя изо всех сил стараются «не замечать» проблем, чтобы вдруг не очутиться в состоянии фрустрации. Это подавляющее число даже в интернет-сообщества вроде школьных «Подслушано» свой нос совать не пробовало. А всё туда же! Я бы еще мог спокойно смотреть на тех, кто просто перечисляет высказывания и подходы Макаренко. Но когда эти люди пытаются как-либо трактовать их, добавлять нечто новое, свое, выстраивать на этом свои безжизненные диссертации... Вот это возмущает меня! Вот тут и скапливается «осадочек».
Внимательно прослушав все выступления первого дня, я могу отметить два аспекта. Частный и общий. Начну с первого, тезисно обрисовав свою позицию.
Едва ли не каждый спикер поднимал вопрос школьного самообслуживания. Но, поднимая этот вопрос и отвечая на него утвердительно, — да, школьники должны сами мыть полы и т. д. — почти всегда добавляли «наверное», «я думаю». Ни разу я не услышал твердого и уверенного ответа. Макаренко же однозначно и твердо стоял на том, что ребенок должен обслуживать свой быт самостоятельно. Точка. В контексте нашей общей школы это значит и на стол накрывать, и тарелки мыть, и туалеты, и огород копать, и снег убирать, и парты таскать... И будь ты хоть министром образования, хоть трижды экспертом, хоть самим президентом — если ты не согласен с этим утверждением, то ты оспариваешь Макаренко. Он называл это гимнастикой поведения, чуть ли не дрессировкой. Это нужно железно зарубить на каждом носу, который суется в дело воспитания подрастающего поколения.
Помимо обслуживающего труда (который тоже может быть коллективным), должен быть особый коллективный труд. Именно коллективный. Коллективный! И еще раз подчеркну — коллективный! А то слушаешь некоторых «спикеров» и каждый раз удивляешься, как наивно они отделяют одно от другого.
Особый коллективный труд не должен быть обезличен. Если заступает пацан на смену или берется за дело, то он и должен в это время полностью отвечать перед остальными за результат. Как вы понимаете, центральное место занимает вопрос ответственности. Этот вопрос является очень важным в педагогике Макаренко, если мы хотим хоть как-то адаптировать ее под массовую школу. И этот вопрос спикерами не поднимался! Я сейчас не буду конкретизировать, как это выглядит на практике, не хочу лишний раз слышать вопли о дедовщине в школе и «ранимой детской личности». Просто перечитайте «Поэму».
Ну, и об «особенности» коллективного труда несколько слов — вижу, вы заждались. Она — в радости от результатов труда, в особой их ценности и важности для каждого пацана в отдельности и всех вместе взятых. Поэтому ересь о том, что по результатам исследований «Общероссийского народного фронта» многие ребята хотят работать во время учебы ради «карманных денег» или даже ради «вхождения в профессию» никакого отношения к Макаренко не имеет. Да, у Макаренко пацанам выделялась какая-то часть денег, но именно что «какая-то». Да, у Макаренко пацаны приобретали профессию и, я бы даже сказал, навыки «высшего менеджмента», но и это было далеко не главным. Главным была его идея «перспективных» для всего коллектива «линий». Подчеркнуто.
«Стремление молодежи заниматься творческим трудом», говорите? Никакой обязательности «творчество» в труде по методу Макаренко не имело. Да, творчество — это хорошо. Да, по возможности, пацаны работали там, где им нравилось. Но так было не всегда. Далеко не всегда. Ибо это не главное.
«Макаренко четко понимал, что коллектив можно сформировать только на основе производства» (из одного из выступлений). Хотел бы я посмотреть, как «макаренковед» говорит эту фразу самому Макаренко. Особенно в то время, когда никакого производства в колонии еще не было, а было только элементарное самообслуживание и самообеспечение. Производство — это очень много. Но это далеко не все! Самое главное в подходе Макаренко — это смысл! Те самые «перспективные линии». Коллектив можно сформировать только на основе смысла, господа! По крайней мере, именно так видели этот вопрос ушедшие в нашу память товарищи.
Макаренко, действительно, «созидатель высоких человеческих отношений», как выразился очередной спикер. Только вот меня как учителя-практика корежит, когда к подобным фразам не добавляют других... О том, как он вынужден был ударить воспитанника. О том, как он буквально отправлялся на смерть, конфликтуя с вооруженными топорами хулиганами. О том, как он разбивал общую группу воспитанников на подгруппы, неизбежно конфликтующие друг с другом. Как растил ненависть к ворам. Не забывая, конечно, оставлять им пути для исправления.
Макаренко — это лидер. Лидер не формальный, не опирающийся на статус учителя, кипу документов и милицию. Человек, сумевший стать своим для пацанов, сумевший стать лидером среди них и не позволивший им «повзрослеть» в самом плохом смысле этого слова. Не позволивший им стать такими, которые думают о личной выгоде, такими, для которых беда товарища далека, такими, которые больше не «страдают» юношеским максимализмом. Соответственно, раскрыть секрет Макаренко можно, решив две задачи: как стать сильным лидером, что для пацанов определяет человека как своего, и как полюбить пацанов настолько, чтобы из года в год оберегать их от поворота на ту «взрослую» дорожку, которая ведет не совсем туда.
Напоследок, конечно, соглашусь с мыслью о тлетворном влиянии бюрократии на педагогику Макаренко, о чем тоже говорили. Хотя, если вы по-настоящему готовы идти этим путем, то вы в обход всех законов и запретов потащите пацанов на реку купаться. Прекрасно осознавая весь спектр негативных перспектив: от обязательного поругания и депремирования до возможной «решетки».
На этом, пожалуй, прекратим обсуждать сказанное на конференции, оставим частности. Их перечислять слишком долго для короткой статьи-отзыва. К общему!
Общее в том, что Макаренко был практиком, много раз сталкивавшимся с экстремальными ситуациями в педагогике. И многие подходы и решения нашел он еще до того, как появилась возможность наладить производство с «творческим трудом» (интересно, что такого уж творческого в токарном, например, деле?). Макаренко — гораздо шире «трудового воспитания». Но отсутствие собственной практики ведет «говорунов» к интеллектуальной близорукости. И вместо того, чтобы искать ключевые точки метода Макаренко вне «трудового воспитания», они зацикливаются только на этом, понятном им моменте. А раз найден только он один и существует фактический запрет на реальное производство в школе, то им непонятно, как адаптировать метод Макаренко под школу. И, значит, об адаптации никакой речи не идет. Они склонны считать, что феномен Макаренко объяснен, но объективно применить его метод практически невозможно. Как не похожи они на тех пацанов, которые шли в деревню колотить самогонные аппараты — наши «макаренковеды»!
Великое дело Макаренко умирает, в основном окруженное людьми, которых можно назвать учеными, макаренковедами, общественными деятелями — да как угодно.
Великое дело Макаренко умирает, а вместе с ним умирает и наша школа. И если бы у меня возникла необходимость как-то называть людей, бестолково смакующих достижения великого педагога, я бы назвал их плакальщиками.
