Риски и сокрушительные последствия начатой в России пенсионной реформы

Добрый день, товарищи!

Рад приветствовать такое количество собравшихся, несмотря на воскресный день, для обсуждения крайне животрепещущего вопроса о предложенной правительством РФ в июне 2018 года и уже осуществляемой реформе российского законодательства. Мы уверены, что серьезный анализ последствий, которые не захотело провести правительство, может и должно провести гражданское общество и научное сообщество как его существенная часть. Сделать это, несмотря на начавшееся осуществление реформы, и добиться ее отмены.

Как все знают, центральные новации коснулись пенсионного законодательства. В их числе, прежде всего, повышение возраста выхода на пенсию на 5 лет, для мужчин до 65 лет и для женщин до 60 лет. Эта мера правительством обоснована следующими главными доводами:

• продолжительность здоровой жизни населения в России увеличилась в сравнении со временами, когда утверждался прежний пенсионный возраст. Это общемировая тенденция, и почти во всех странах мира пенсионный возраст давно повышен до 65–67 лет;

• население страны стареет, уходит на пенсию гораздо больше пожилых людей, чем приходит в трудовую деятельность молодых. Все меньше работающих, отчисляющих в Пенсионный фонд деньги на пенсии, в результате дефицит фонда приходится восполнять из бюджета, тем самым сокращая инвестиции в развитие страны;

• без реформы будет невозможно обеспечить рост экономики трудовыми ресурсами;

• без сокращения госрасходов на пенсии неоткуда взять деньги на инвестиции в объеме более 8 трлн руб., которые необходимы для выполнения «майского указа» президента В. Путина и перевода России на «прорывной» путь развития.

Такие вот доводы правительства.

При этом подчеркнем, при обосновании нового пенсионного возраста используется так называемая «средняя ожидаемая» продолжительность жизни, которая действительно повысилась прежде всего из-за сокращения детской смертности.

Однако даже по этим «ожидаемым» показателям Россия, увы, далеко позади дальних и ближних соседей. В особенности — по продолжительности жизни мужчин. Так, в развитых странах ожидаемая продолжительность жизни мужчин оставляет от 77 до 81 года. В странах бывшего СССР она заметно меньше, но в России она самая маленькая — около 66 лет (см. рис. 1).

Эти цифры говорят сами за себя.

Кроме того, средние значения далеко не всегда показательные. Росстат отдельно публикует данные об ожидаемой продолжительности жизни по различным субъектам Федерации. По последним данным Росстата на апрель 2018 г., средняя ожидаемая продолжительность жизни мужчин у нас в стране превышает их новый пенсионный возраст в 65 лет чуть более чем в половине наиболее благополучных из 85 российских субъектов Федерации! В остальных регионах страны она меньше 65 лет!

Но есть в нашей статистике и данные не по ожидаемой, а по реальной продолжительности жизни в России (см. рис. 2).

Мы видим, что в 2016 г. средний возраст смертности мужчин в России составил всего 61,4 года, то есть почти на 4 года ниже нового пенсионного возраста.

Есть пока в России и такие государственные учреждения, как ЗАГСы. Которые фиксируют дату и возраст смерти. Так вот, управление ЗАГС кабинета министров Татарстана — одной из самых «благополучных» республик РФ — только что официально сообщило, что в республике в 2018 году не дожили до нового пенсионного возраста 65/60 лет — 46% мужчин и 18% женщин! Близкие данные приводятся и в докладе Всемирного банка за 2017 год: в России смертность мужчин в возрасте до 65 лет самая высокая в Европе — 43%.

Но, кроме возраста смертности, есть в мире и еще один показатель, который рассчитывается Всемирной организацией здравоохранения и Всемирным банком: средний возраст здоровой трудоспособности. Он в России — и для мужчин, и для женщин — чуть превышает 63 года! То есть старше этого возраста большинство наших работающих граждан будут трудиться заведомо больными!

Таким образом, как мы видим, для повышения пенсионного возраста в России нет никаких медико-возрастных оснований.

Теперь рассмотрим второй довод правительства в пользу реформы. Нам заявляют, что число пенсионеров в стране быстро растет, а вот начинает работать и отчислять страховые пенсионные взносы все меньше молодых людей. Якобы уже в 2019 году на каждого пенсионера придется всего двое работающих. И потому собираемых взносов не хватает для выплат пенсионерам, и с каждым годом проблема все острее.

На деле ситуация иная. В России соотношение численности населения пенсионного и трудоспособного возраста достаточно давно сохраняется примерно на одном уровне. В том числе потому, что население моложе трудоспособного возраста, которое с каждым годом выходит на рынок труда, все-таки достаточно быстро увеличивается.

В результате, по данным Росстата на начало 2017 г., на одного мужчину пенсионного возраста (больше 60 лет) в России приходилось 4,1 мужчины трудоспособного возраста 15–59 лет. Сегодня ситуация примерно такая же.

То есть соотношение мужчин работающих и мужчин-пенсионеров в стране в реальности вдвое лучше, чем нам заявляет правительство.

Но за счет чего тогда у нас такой дефицит Пенсионного фонда — половина из необходимых выплат в 7,3 трлн руб.?

Нам говорят, что дело в том, что примерно 44% трудоспособного населения страны работают, но находятся «в тени» и получают зарплату от работодателей «налом». А эти работодатели отчислений в Пенсионный фонд не производят. Теневой фонд оплаты труда, по тем же данным Правительства, составляет порядка 10 трлн руб. в год, в результате чего в Пенсионный фонд не поступает 2,2 трлн руб.

Однако, во-первых, эксперты подчеркивают, что одной из причин такого сокрушительного ухода работников в тень стало прекращение в 2016 году индексации пенсий работающим пенсионерам. В частности, всего за один 2016 год численность работающих пенсионеров сократилась с 15,3 млн до 9,9 млн, а выплаты в страховые фонды от работодателей снизились почти на 1 трлн руб. в год.

Но дело не только в этом. У нас ведь по закону регрессивная шкала страховых взносов. За самых бедных — тех, кто за год в сумме получает зарплату меньше 900 тыс. руб., работодатели отчисляют в Пенсионный фонд 22% зарплаты, а за тех, у кого годовая зарплата больше, в ПФР отчисляют только 10% зарплаты. И одно это сокращает годовые отчисления в ПФР еще на 1 трлн руб.

Как мы видим, только эти перечисленные «недоработки» нашего законодательства и законоисполнения уже могли бы, в случае их исправления, полностью покрыть годовые дефициты Пенсионного фонда.

Но в нашем законодательстве есть и другие крупные резервы доходов для бюджета и национальной экономики в целом. Это — шкала налогов на доходы физических лиц (НДФЛ). Она в России — почти единственной среди развитых стран — плоская. И бедные и богатые платят налог в 13% от доходов. А практически везде в мире шкала НДФЛ прогрессивная: для самых бедных налог минимальный или вообще нулевой, а богатые платят тем больше, чем они богаче. Например, в Германии, Франции, США и многих других странах налог на доходы изменяется от нуля для бедных — до 40–50% для богатых.

В чем здесь резерв?

Росстат в своих регулярных сводках дает данные доходов по так называемым децилям — распределению доходов по группам каждых 10% населения, от самых бедных до самых богатых. По этим данным рассчитаны и зарплаты по каждому децилю (группе), и поступающие от них налоги на доход физических лиц.

При используемой сегодня у нас плоской шкале налога в 13% картина зарплат и НДФЛ выглядит так (см. рис. 3).

Как мы видим, при сегодняшней плоской шкале НДФЛ суммарный собираемый налог составляет около 4,25 трлн руб.

А если первые два дециля, как во многих странах, от налога освободить, децилям от третьего до седьмого оставить НДФЛ в 13%, восьмому децилю назначить НДФЛ 20%, девятому — 30%, а десятому — 40%, то суммарный собранный налог будет почти вдвое больше, чем при нынешней плоской шкале, около 8 трлн руб. (см. рис. 4).

Такой «налоговый маневр», как мы видим, не только полностью снимет заботы правительства об оплате дефицита Пенсионного фонда из бюджета, но и — что тоже очень важно — существенно облегчит жизнь самым малоимущим нашим гражданам. Однако наше правительство говорит, что менять плоскую шкалу нельзя, потому что богатые — хитрые, и повышенный налог платить вообще перестанут.

Теперь посмотрим, верно ли утверждение правительства о том, что без повышения пенсионного возраста в стране будет нарастать нехватка рабочей силы. Видите, мол, безработица уже упала до 4,7%, меньше сейчас только в США.

А что на самом деле?

По российскому законодательству безработным считается тот, кто зарегистрировался в местном Центре занятости и не нашел работу в течение 10 дней. При этом Росстат сообщает, что в Центры занятости обращаются только 28% из тех, кто ищет работу, а остальные 72% ищут ее самостоятельно.

Эксперты указывают, что причина в том, что найти хорошую работу через ЦЗ удается очень редко. Большинство вакансий, которые подают предприятия в ЦЗ, ориентированы вовсе не на прием новых работников, они для большинства соискателей неприемлемо низки по уровню зарплаты и/или по условиям труда. Но по закону отказ от двух предложенных ЦЗ вакансий лишает соискателя пособия по безработице.

Так что реальная безработица в сегодняшней России, по разным экспертным оценкам, составляет от 12 до 17% трудоспособного населения.

И это касается — в том числе и в особенности — молодежи. Не случайно на прошлой неделе вице-премьер Татьяна Голикова сообщила СМИ, что в 2018 году 28% выпускников вузов не нашли работу в течение первого года после получения диплома. И совершенно понятно, что если в число соискателей работы будут вливаться еще и миллионы новых «недопенсионеров», ситуация явно и сильно ухудшится.

О том, что российский рынок труда вовсе не дефицитный, говорит и официальная статистика динамики этого рынка. В частности, спрос на рабочие места в России (ради покрытия которого, опять-таки, якобы предложена пенсионная реформа), в прошедшем году не рос, а падал (см. рис. 5).

И что будет с рынком труда в результате пенсионной реформы? Для новой молодежи и для нынешнего «предпенсионного поколения» потребуется создавать, по самым скромным оценкам, не менее 3–4 млн новых рабочих мест. Как указывают специалисты, создание нового рабочего места стоит работодателю в среднем не менее 3–4 млн руб. То есть только на трудоустройство молодежи и предпенсионеров понадобится тратить не менее 9 трлн руб. в год. Что, подчеркнем, на порядок больше, чем обещанная правительством «реформенная» экономия бюджета до 1 трлн руб. в год.

Так что и экономия бюджета от пенсионной реформы «ради экономического прорыва» — это явный миф. Это новые, причем большие, расходы и для бюджета, и для бизнеса.

Но пенсионная реформа в списке реформаторских новаций власти, как мы знаем, — не единственная. Одновременно приняты закон о повышении налога на добавленную стоимость с 18 до 20%, а также закон о завершении так называемого налогового маневра в нефтяной отрасли.

Первый закон увеличивает налоговую нагрузку на бизнес на 10%.

Второй закон постепенно заменяет пошлины на экспорт горючего повышением налога на добычу полезных ископаемых, что провоцирует нефтяные компании поставлять горючее не на российские заправки, а на гораздо более выгодные зарубежные рынки. И значит, неизбежно приводит к повышению цен на топливо в России. А при российских огромных расстояниях перевозок и высокой энергоемкости многих производств цена на топливо в очень большой степени сказывается на стоимости практически любого товара или услуги.

Бизнес, естественно, перекладывает растущие издержки на потребителей, в том числе не только на промышленных потребителей, но и на рядовых российских граждан, повышая цены на все. И это, при буквально нищенских российских зарплатах, пенсиях, стипендиях и разного рода пособиях, резко ухудшает экономическое положение большинства граждан страны.

Незадолго до Нового года премьер Дмитрий Медведев заявил, что правительству в 2018 году, наконец, удалось переломить тенденцию падения реальных располагаемых доходов населения. И привел данные Минэкономразвития, по которому реальные располагаемые доходы за 2018 год вырастут на 3,4%. Однако по итогам года Росстат «поправил» премьера и сообщил, что в действительности эти доходы не выросли, а упали на 0,2%. То есть 2018 год стал уже пятым подряд годом падения реальных доходов населения. Причем многие эксперты прогнозируют, что эта тенденция продолжится и в 2019 г.

Кроме того, статистика показывает, что во второй половине 2018 года начался резкий рост объема кредитов, получаемых населением, а также резкий рост объемов просроченных кредитов. То есть наши граждане вновь, как после кризиса 2008 года, начали все глубже погружаться в кредитную кабалу.

Но и экономическое здоровье российских предприятий также неуклонно ухудшается. Начиная с осени Центробанк в несколько этапов поднял свою ключевую ставку до 7,75% годовых, объясняя это тем, что принятые реформы начали повышать инфляцию, а ЦБ за нее отвечает. Однако при такой ставке (которую, отметим, ЦБ вскоре предполагает увеличить) предприятия не могут получить в банках кредит меньше чем под 10–12% годовых. А такая цена кредита выше, чем рентабельность подавляющего большинства российских предприятий (см. рис. 6).

По последним данным, в 2018 г. средняя рентабельность активов в России опустилась еще ниже, до 5,1%. То есть большинство предприятий инвестировать в развитие и модернизацию производства просто не могут — нет денег. Инвестиции в основной капитал в целом по экономике страны — тот фактор, который закладывает производственную базу и основной фундамент для дальнейшего развития всего национального хозяйства, — практически стагнируют, и до сих пор гораздо меньше, чем в 2012 году (см. рис. 7).

То есть мы видим, что инвестиционная база под экономический рывок страны, которого президент потребовал в Майском указе — и ради которого якобы правительство затеяло ограбление населения пенсионной и другими реформами, — пока еще даже не начала создаваться.

Между тем правительство в этом году буквально «купается в деньгах». Впервые за много лет наш бюджет оказался с профицитом, причем огромным — более 2 трлн руб.

Нераспределенные остатки бюджетных средств на счетах правительства по итогам года превысили 10 трлн руб.

Совокупный внешний долг страны за год сократился более чем на 64 млрд долл. — и корпорации, и банки усердно расплачивались с зарубежными кредиторами.

Валютные резервы превысили 470 млрд долл. и успешно накапливаются.

Фонд национального благосостояния, ФНБ, вопреки прогнозам годичной давности, не истрачен, а составляет около 4 трлн руб. Причем по росписи российского трехлетнего бюджета, к концу 2019 года в ФНБ будет накоплено около 8 трлн руб., или 7,5% годового ВВП России, а к концу 2021 года объем ФНБ превысит 14 трлн руб. — более 210 млрд долл. по текущему курсу.

Но при этом Минфин заявляет, что инвестировать избыточный объем ФНБ — более 7% ВВП — в России нельзя. Якобы эти деньги, полученные от конъюнктурного повышения цен на нефть, «нежелательно использовать внутри страны для наращивания, например, расходов… нам нужно формировать зарубежные активы, обеспечивающие и сохранность, и рост ФНБ». Некоторые «либеральные» эксперты заявляют, вслед за Минфином, что это правильно, потому что «российская экономика не готова переварить большие финансовые потоки, а деньги должны работать».

Какие именно надо формировать зарубежные активы, которые якобы обеспечат «и сохранность, и рост ФНБ» — пока никто не понимает. Особенно в условиях наращивания на Россию зарубежного санкционного давления чуть ли «не по всем азимутам» и, соответственно, повышения рисков утраты любых российских зарубежных активов…

Однако, в любом случае, такие заявления Минфина, — конечно, чуть не всех экономических аналитиков изумляют и обескураживают. Выводить огромные деньги в чужие экономики в условиях, когда заявлен «экономический и социальный прорыв», на который требуются огромные инвестиции, — это, согласимся, более чем странно.

Однако нельзя не признать, что для таких рассуждений у Минфина имеются определенные основания.

Дело в том, что прошедшее 24 октября 2018 года в Кремле заседание Совета по стратегическому развитию и национальным проектам выявило, что названные президентом Путиным в его майском послании 12 приоритетных проектов в главных сферах развития страны: инфраструктура, наука, образование, демография, культура, цифровая экономика и т. д. — катастрофически не подготовлены.

Выяснилось, что правительство почти по всем проектам не выработало ни конкретных детализированных программ действий по реализации поставленных целей, ни механизмов контроля достижения целей, ни тем более согласованных инвестиционных программ реализации. Более того, выяснилось, что по большинству национальных проектов готовность к реализации будет обеспечена лишь в 2020 или даже в 2021 году. То есть многие проекты, в которые до 2025 года предполагалось инвестировать огромную сумму в 28,5 трлн руб., — ни в нынешнем, ни в будущем году начать просто невозможно. И когда и как они будут реализоваться, и будут ли — пока совершенно неясно.

В этих условиях и правительство, и международные организации резко снижают свои прогнозы темпов роста нашей экономики. Последний прогноз Минэкономразвития снизил цифру роста ВВП России в 2019 году до 1,3%, а в 2020 году — до 2%. МВФ чуть оптимистичнее — прогнозирует наш рост в 2019 г. 1,6% и в 2020 году — 1,7%.

На таком мрачном фоне, естественно, в стране не могла не формироваться новая и очень опасная протестная социально-политическая ситуация. Причем протест затронул вовсе не только «предпенсионеров», у которых власть украла уже запланированные годы законно заслуженного отдыха и уже запланированные сотни тысяч рублей законно заслуженных пенсий. Уже в июне 2018 года социологические опросы показали, что более 90% российских граждан против заявленной пенсионной реформы.

Последующие опросы это неприятие реформы подтверждали раз за разом. Быстро и неуклонно снижаются рейтинги правящей партии «Единая Россия», правительства, президента. Растет протестная активность граждан, которая выражается не только в кухонных разговорах и Интернете, но и в массовых уличных акциях.

А одновременно отмечается — впервые за многие годы — рост ностальгических симпатий к советской эпохе. Это, в частности, очень убедительно показали опубликованные в конце 2018 года данные исследования «Левада-центра» (см. рис. 8).

В 2018 году доля сожалеющих о распаде СССР в 2,5 раза превысила тех, кто не скучает по советским временам, и приближается к временам 20-летней давности, эпохе знаменитого государственного дефолта имени тогдашнего главы кабмина С. Кириенко. При этом опрошенные респонденты, объясняя свою ностальгию по СССР, прежде всего отмечают, что при распаде СССР была разрушена единая экономическая система страны, потеряно чувство принадлежности к великой державе, во всем обществе исчезло доверие и одновременно выросла взаимная ожесточенность.

Еще одно недавнее исследование того же «Левада-центра» выявило резкий и очень быстрый рост негативного отношения российских граждан к правительству в декабре 2018 года по сравнению с ноябрем. Если в ноябре за отставку правительства были 33% респондентов, то в декабре — уже 53%. Против отставки правительства в ноябре были 52% опрошенных, а в декабре уже только 40%.

Таким образом, как мы видим, пенсионная реформа привела к резкому ухудшению социально-экономической ситуации в стране, катастрофическому росту недоверия широких масс к власти, углублению социальной пропасти между народными массами и элитой, а также к ползучей, но все более явной политической дестабилизации. Причем это разрушение «общественного договора» происходит, что особенно опасно, в условиях непрерывного обострения и расширения внешних угроз.

Что делать?

Прежде всего, нужно остановить людоедскую пенсионную реформу, то есть хотя бы отчасти восстановить массовое доверие граждан России к соблюдению фундаментального конституционного принципа «Россия — социальное государство».

Для этого сейчас нужно активно побуждать Конституционный суд к вынесению решения об отмене такой пенсионной реформы.

Если такого решения Конституционного суда все-таки не будет — нам надо продолжать активно и настойчиво, всеми законными способами, разъяснять обществу и власти негативные последствия реформы.

Одновременно необходимо — максимум в течение двух-трех ближайших лет — разработать варианты изменений в российском законодательстве, позволяющие решить вопросы полноценного пенсионного обеспечения граждан России.

Представители «Сути времени» ранее уже заявляли в СМИ, что в рамках сегодняшней «рыночной» экономики такие решения могут быть, например, следующими:

Во-первых, это может быть существенная трансформация налогового законодательства, прежде всего за счет введения прогрессивной шкалы налогообложения личных доходов, а также за счет принятия полноценного жесткого законодательства об ответственности за коррупционные преступления и другие типы незаконного обогащения — в соответствии с ратифицированной Россией Конвенцией ООН по борьбе с такими преступлениями, которая требует конфискации активов таких преступников. Эти меры, как показывают расчеты, позволяют не только восполнить дефицит Пенсионного фонда, но и обеспечить индексацию пенсий работающим пенсионерам, а также повысить размеры пенсий;

Второй вариант реформы — постепенный переход к преимущественно накопительному типу пенсионной системы за счет передачи страховых отчислений от зарплат граждан на их личные накопительные счета в специально созданном Гражданском пенсионном фонде или банке, находящемся под действительно жестким, а не формальным, контролем государства, и под управлением и постоянным надзором избираемого гражданами Общественного совета из компетентных специалистов. Начальный капитал этого Фонда/Банка, обеспечивающий выплату пенсий в переходный период к новому типу пенсионной системы, может быть создан, прежде всего, за счет передачи в этот банк избыточных валютных резервов России, на сегодняшний день составляющих не менее $200–250 млрд, а также за счет перечисления на баланс этого банка активов, которые конфискуются по измененному законодательству о незаконном обогащении.

Второй вариант — это лучшее из худшего. Иными словами, он лучше принятой пенсионной реформы, однако для социально-коллективистского государства, каким является Россия, он грозит потерей такой ценности, как социальная солидарность. Индивидуальная накопительная система в известной мере разрушает общество. Мы категорически против этого!

Социальная солидарность — это важнейшая ценность, которую в России всегда хранили. Это было в дореволюционное время, в советский период. И это то, что мы начинаем сейчас утрачивать. Государство Российское — это солидарно-коллективистское государство. Мы на этом настаиваем. Поэтому мы и говорим, такой накопительный вариант — это лучшее из наихудшего. Это не наш вариант! Но мы говорим о том, что можно и так, в крайнем случае, что-то сделать, но не воровать у людей годы их пенсионного отдыха и те деньги, которые они честно заработали.

Разумеется, могут быть разработаны и другие варианты пенсионной реформы, которые обеспечат ее эффективный характер и исключат нарушение в России конституционного принципа социального государства.

Однако, как мы видим, экономика России в ее нынешнем состоянии не может обеспечить сущностно нам необходимое форсированное развитие страны. И здесь, конечно, нужно сразу сказать, что изменениями пенсионной системы эта проблема не решается. Нужны фундаментальные изменения экономической стратегии.

Нужно изменение закона о Центральном банке, в частности, включение в круг его обязанностей не только задач валютной стабилизации, которая возможна ведь и «на уровне кладбища», но и ответственности за инвестиционное обеспечение хозяйственного развития России.

Нужно реальное, а не бумажно-отписочное стратегическое планирование и программирование развития страны. Нужно фундаментальное изменение структуры и системы управления национальной экономикой. Нужно многое другое.

Но это уже проблемы, обсуждение которых выходит за рамки нашей сегодняшней встречи.

Благодарю за внимание.