1. Война идей
ИА Красная Весна /
Главная подлость писателя состоит в том, что он попросту клевещет на весь русский народ, выставляя его беспринципным, изворотливым, малодушным — словом, таким, на фоне которого он сам смотрелся бы сносно.

Человек по Солженицыну: кролик, ягненок, барсук?..

Изображение: Анашкин Сергей © ИА Красная Весна
Солженицын
Солженицын

У Солженицына, как правило, ужасаются отдельными цитатами и мимо проходит главное: практически все его произведения — песни слабости и подлости. Это суть любого произведения, но особенно ярко это проявляется, конечно, в «Архипелаге». Это настроение разлито по всему произведению.

Вот характерный пример.

«Если бы во времена массовых посадок, например в Ленинграде, когда сажали четверть города, люди бы не сидели по своим норкам, млея от ужаса при каждом хлопке парадной двери и шагах на лестнице, — а поняли бы, что терять им уже дальше нечего, и в своих передних бодро бы делали засады по несколько человек с топорами, молотками, кочергами, с чем придётся? Ведь заранее известно, что эти ночные картузы не с добрыми намерениями идут, — так не ошибёшься, хрястнув по душегубцу. Или тот воронок с одиноким шофёром, оставшийся на улице, — угнать его либо скаты проколоть»1.

Понятно, что с шофёром надо поступить так же, как и с прочими «ночными картузами». Но тут важен образ «сидения по норкам», который рисует писатель. Ведь, по мнению писателя, только поэтому люди не идут убивать представителей правоохранительных органов, не сопротивляются арестам. А до этого, описывая арест, он использует сравнение с другим трусливым животным:
«Всё. Вы — арестованы!
И нич–ч–чего вы не находитесь на это ответить, кроме ягнячьего блеянья:
 — Я–а?? За что??..»2

Причем, описывая арест, он использует обобщительную форму «находитесь», хотя, фактически, описывает именно своё поведение во время ареста:

«Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил зачем–то мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, — и вдруг из напряжённой неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно хватаясь за звёздочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали:
— Вы — арестованы!!
И, обожженный и проколотый от головы к пяткам, я не нашёлся ничего умней, как:
— Я? За что?!..»3

Во всем «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын перемежает описания своих слабостей с описаниями чужих.

«Голод правит каждым (выделение мое — ВВ) голодающим человеком, если только тот не решил сам сознательно умереть. Голод, понуждающий честного человека тянуться украсть («брюхо вытрясло — совесть вынесло»). Голод, заставляющий самого бескорыстного человека с завистью смотреть на чужую миску, со страданием оценивать, сколько тянет пайка соседа. Голод, который затмевает мозг и не разрешает ни на что отвлечься, ни о чём подумать, ни о чём заговорить, кроме как о еде, еде, еде»4.

Мысль о том, что голод может вынудить человека на любые действия, Солженицын повторяет неоднократно. В другом месте, уже неоднократно цитировавшемся, он оправдывает предательство власовцев тем, что зов вербовщиков имел «необоримую силу», потому что за воротами лагеря их ждала походная кухня с кашей.

В чём же природа этой силы, по мнению Солженицына? Мы находим ответ на этот вопрос в другом месте произведения:

«Вообразите, что человеку пришлось бы внезапно и вопреки желанию, но с неотклонимой необходимостью и без надежды на возврат, перейти в разряд медведей или барсуков (уж не используем затрёпанного по метафорам волка) и оказалось бы, что телесно он выдюживает (кто сразу ножки съежит, с того и спроса нет), — так вот мог ли бы он, ведя новую жизнь, все же остаться среди барсуков — человеком? Думаем, что нет, так и стал бы барсуком: и шерсть бы выросла, и заострилась морда, и уже не надо было бы ему вареного–жареного, а вполне бы он лопал сырое»5.

Гипотеза эта, что человек имеет животную природу и, при определенных условиях, эта природа берёт над ним верх, не оригинальна. Ее высказывал еще Фрейд, и к тому времени, когда писал Солженицын, давно была опровергнута. Вот что писал по этому поводу Виктор Эмиль Франкл, ученый, психолог, переживший концлагерь:

«Зигмунд Фрейд однажды сказал: «Давайте попробуем поставить некоторое количество самых различных людей в одинаковые условия голода. С возрастанием голода все индивидуальные различия сотрутся, и вместо них появится однообразное выражение неукротимого побуждения». В концентрационных лагерях, однако, истинным было противоположное. Люди стали более различными. Маски были сорваны с животных — и со святых. Голод был одним и тем же, но люди были различны»6.

Известно, что количество таких настоящих людей, которых Франкл называет святыми, среди советских граждан было необычайно велико. Если бы это было не так, разве возможен бы был массовый героизм, которым отмечена эта страшнейшая и величественнейшая война? Война, в которой так или иначе были повторены, вероятно, больше половины подвигов, которыми отмечена не только русская, но и мировая культура. От Коли Сиротинина, сдерживавшего многократно превосходящего врага в одиночку, до Матвея Кузьмина, повторившего бессмертный подвиг Ивана Сусанина и ставшего в свои 83 года старейшим Героем Советского Союза.

Советские люди сражались везде, на любом посту. Сражались на заводах и фабриках. Разве не подвиг тысяч блокадных ленинградцев, которые умирали от голода, выпекая хлеб или сохраняя бесценные коллекции зерновых культур? Сражались в тылу врага, в партизанских отрядах. И не оставляли сопротивления в самых, казалось бы невозможных условиях: плена и концлагеря. Один из самых ярких эпизодов, увенчавших собою настоящую героическую эпопею — подвиг Дмитрия Карбышева.

Я хотел бы напомнить о нем читателю еще и потому, что этот подвиг был массовым: вместе с Дмитрием Михайловичем мученическую смерть приняли около сотни советских солдат.

Вот как описывает гибель Дмитрия Михайловича Карбышева историк Владимир Семенович Познанский в очерке, посвященном «железному генералу». Поскольку в сети бродит много пересказов завещания очевидца этого подвига, я приведу его полностью, как он приведен в книге Познанского:

«Я прошу Вас записать мои показания и переслать их в Россию.
Я считаю своим священным долгом беспристрастно засвидетельствовать то, что знаю о генерале Карбышеве. Я выполняю свой долг обыкновенного человека перед памятью великого человека. Мне осталось жить совсем недолго и меня беспокоит (в другом переводе — «сильно волнует» — примечание Познанского) мысль, чтобы вместе со мной не ушли в могилу известные мне факты героической жизни и трагической гибели советского генерала, благодарная память о котором должна жить среди людей.
Вечером 17 февраля 1945 года нас, большую партию (в другом переводе — «группу» — примечание Познанского) загнали в душевую, велели раздеться догола, а потом пустили на нас сверху струи холодной («ледяной») воды. Это продолжалось долго. Мы все посинели. Многие не выдержали, падали, умирали от разрыва сердца («Многие падали на пол и тут же умирали — сердце не выдерживало»). Потом нам разрешили надеть только свои нижнее бельё и деревянные колодки на ноги и выгнали на мороз. Мы понимали, что доживаем последние часы.
Старый генерал, как всегда, был спокоен, его только бил сильный озноб, как и каждого из нас. Он что-то горячо и убедительно говорил окружавшим его («стоявшим рядом с ним») русским. Они его внимательно слушали. В его фразах я несколько раз уловил повторявшиеся и понятные мне слова «Советский Союз». Затем, посмотрев в нашу сторону, он сказал нам по-французски: «Бодрее, товарищи. Думайте о своей родине и мужество не покинет вас».
В это время гестаповцы, стоявшие позади нас («за нашими спинами») с пожарными браспойтами в руках, стали поливать нас потоками холодной («ледяной») воды. Кто пытался уклониться от струи, тех били дубинками по голове. Сотни людей падали с размозженными черепами. Я видел, как упал и генерал Карбышев...»
7.

Позже история была уточнена другими выжившими: гитлеровцы, видимо, намеренно оставили в живых несколько человек, чтобы устрашить оставшихся в лагере заключенных. Согласно рассказам других очевидцев, Карбышев упал одним из последних потому, что все русские собрались вокруг своего генерала, до последнего прикрывая его от струй ледяной воды. Видимо, именно поэтому среди выживших советских солдат не было.

Карбышев погиб так, как жил все эти ужасные 4 года в фашистской неволе: возглавляя сопротивление, служа примером не только советским военнопленным, но и другим. В каком-то смысле, бойня, в которой погиб Карбышев, была актом отчаяния гитлеровцев, до последнего пытавшихся сломить сопротивление железного генерала.

Эта история была рассказана очевидцем расправы. Несколько человек пережили эту бойню, но среди них не было ни одного русского. О подвиге поведал майор канадской армии Седдон де Сент-Клер. Умирая в госпитале, после освобождения, он попросил позвать к нему русского, чтобы рассказать об этом беспримерном подвиге. Он считал это своим долгом перед Карбышевым. 450 человек, среди которых был Карбышев, накануне казни прибыли в Маутхаузен из другого лагеря — Заксенхаузена. Комендант Заксенхаузена пытался таким образом разгромить подпольное сопротивление и, уничтожив на месте 180 человек, переводил ещё 450, признанных самыми опасными, в лагерь уничтожения — Маутхаузен. Группа прибыла 18 февраля. Но 2 февраля в Маутхаузене произошел крупный и невероятно успешный побег заключенных из внутренней, самой охраняемой, зоны. Разъяренные этим эсэсовцы, видимо, устроили казнь только прибывшей партии заключенных как акцию устрашения остальных. А может и потому еще, что имели все основания ожидать от прибывших чего-то подобного.

Ведь таких историй было немало — и мы, очевидно, знаем далеко не все. В кошмарных условиях концлагерей советские люди продолжали бороться — и побеждали. В 1943 году были издан приказ о расформировании лагеря Хаммельбург, который оказался «заражен коммунистическим духом, разлагающе действовавшим и на пленных французов и югославов».

Именно советский народ, в итоге остановивший фашистского зверя, проявил наибольшую концентрацию высших человеческих качеств. И Солженицын, несомненно зная бесконечную героическую летопись войны, пытаясь оправдать свое собственное ничтожество, приравнивает советские лагеря к немецким концлагерям. А сделав это, он идет дальше, сравнивая несравнимое: страдания заключенных от пересоленой красной рыбы и подвиг героев Великой Отечественной («Поминая героев Отечественной войны, не забудьте этих…»). Он бесконечно живописует подлость и изворотливость гулаговских сидельцев и тут же оправдывает это тем, что, дескать все русские таковы, приводя в сносках поговорки («брюхо вытрясло — совесть вынесло»). В сносках: «У русских: „Передом кланяется, боком глядит, задом щупает“»8; «Сравни у русских: „лучше гнуться, чем переломиться“»9.

И, если Франкл обнаруживает в немецких концлагерях святых, то Солженицын ничего подобного не наблюдает в ГУЛАГе:

«Философы, психологи, медики и писатели могли бы в наших лагерях как нигде наблюдать подробно и множественно особый процесс сужения интеллектуального и духовного кругозора человека, снижения человека до животного и процесс умирания заживо»10.

И тут одно из двух. Либо Солженицын говорит правду и в ГУЛАГе действительно не наблюдалось примеров подлинного величия человеческого духа. Но как это возможно в эпоху, отмеченную примерами массового героизма? Только в том случае, когда за решетку попадали, прямо скажем, не лучшие представители советского народа. Либо Солженицын умудрился оболгать и своих сокамерников (в чем его, кстати, неоднократно обвиняли бывшие товарищи по неволе). Скорее всего, имеет место и то, и другое.

Но главная подлость писателя состоит в том, что он попросту клевещет на весь русский народ, выставляя его беспринципным, изворотливым, малодушным — словом, таким, на фоне которого он сам смотрелся бы сносно.

И вот этого «знатока» русскости вводят в школьную программу! Смотрите, дети, учитесь, что такое русский человек. В результате наши школьники не знают Карбышева, не читали «Волоколамское шоссе» и другие прекрасные книги о войне, о подвигах наших предков. Зато им навязывают изучение «Архипелага», этой нескончаемой пропаганды человеческой слабости и подлости.

В 2018 году, в послании Федеральному собранию президент Путин напомнил про подвиг майора Филипова, горделиво заявив, сравнивая человеческий потенциал России и остального мира: «Таких людей, таких офицеров, как наш летчик гвардии майор Роман Филипов, у них не будет никогда!»11. Что ж, с произведениями Солженицына в школьной программе их скоро не будет и у нас.


1 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918–1956. Опыт художественого исследования. Том 1. с. 29. Екатеринбург, «У-Фактория», 2006 г.

2 Там же, с. 22.

3 Там же, с. 24.

4 Там же, том 2, с. 166–167.

5 Там же, с. 205-206.

6 Виктор Франкл. Человек в поисках смысла. с. 77-78. М., «Прогресс», 1990 г.

7 В. С. Познанский. «Д. М. Кабышев» с. 185. Новосибирск, «Западно-Сибирское книжное издательство», 1980 г.

8 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918–1956. Опыт художественого исследования. Том 2. с. 417. Екатеринбург, «У-Фактория», 2006 г.

9 Там же, с. 418.

10 Там же, с. 166.

11 Послание Президента Федеральному Собранию 1 марта 2018 года, сайт kremlin.ru