Мы должны мобилизоваться
Хочу поблагодарить Сергея Кургиняна и Татьяну Жданок за приглашение. Для меня огромная честь и удовольствие быть в Москве в столетие одного из решающих моментов в истории современного мира. Кроме того, мне интересно принять участие в обсуждении левых альтернатив в Европе. Я не уверен, существуют ли такие альтернативы в Европе, возможны ли они. Я не знаю, есть ли у Европы какое-либо будущее. Но по крайней мере я уверен, что если какие-то левые в Европе имеют перспективу, то эта перспектива во многом связана с Россией.
Почему? Потому что среди европейских левых уже не менее ста лет идет дискуссия по поводу того, что делать с нашим западным империализмом. Эта дискуссия нашла свое отражение и в российской среде. Подобным отражением является дискуссия между меньшевиками и большевиками. Что, по сути, говорили «эволюционисты» Плеханов и Мартов? Что капитализм сам, автоматически, может привести к социализму того или иного вида. И с этой точки зрения, мне кажется, что Ленин и Троцкий... хотя я немножко рискую, упоминая Троцкого в этой стране. Кажется, вы рассматриваете его чуть ли не как агента дьявола. Но даже если он и был представителем некоего вселенского зла, то все-таки следует подумать о том, зачем дьявол направил его как своего представителя в Россию... Чтобы убедить русских сделать что? Я шучу, конечно, коллеги.
В прошлом году я был на Манежной площади, и там была экспозиция, посвященная истории Российской армии. Я действительно восхищаюсь тем фактом, что в рамках этой выставки получилось потрясающим образом представить историю армии. Но при этом удалось ни разу не упомянуть, кто, собственно, создал Красную Армию, кто ее возглавлял во время Гражданской войны и иностранной интервенции. Такое могло произойти только здесь. Но, послушайте, я, конечно же, шучу. Я использую юмор для того, чтобы представить вам в некоем более легком ключе гораздо более важные и сложные вопросы. И это касается, конечно, не только России, но и всего мира.
Даже сейчас, через сто лет после революции, мы по-прежнему не можем позволить себе глубокие, откровенные и максимально содержательные дебаты по данному вопросу. Какой из этого можно сделать вывод? Мы можем сказать, что вопросы, которые стояли не только перед Россией, но и перед всем человечеством в преддверии Октябрьской революции, до сих пор не решены, эти вопросы по-прежнему нас глубоко разделяют. Именно поэтому мы до сих пор не можем рассматривать революцию спокойно. Дискуссия о смысле советского эксперимента, на мой взгляд, будет продолжаться на протяжении нескольких веков — если, конечно, человечество просуществует несколько веков. И мне кажется, что, действительно, стоит рассматривать произошедшее как некий эксперимент. Это был бы один из самых эффективных способов увидеть и положительные, и отрицательные результаты.
Итак, что касается европейских левых сил. Для того чтобы таковыми быть, они должны бороться за независимость Европы. Бороться за независимую Европу, которая не будет оказываться под лидерством НАТО, означает, в частности, поддерживать очень теплые отношения с другими глобальными центрами, такими, как Россия. Чтобы понимать это, не нужно быть коммунистом. Даже Шарль де Голль, который поддерживал независимую демократическую Европу, был, как вы помните, сторонником идеи единой объединенной Европы «от Атлантики до Урала».
Но, конечно, не только левым европейским партиям нужна Россия. России тоже нужны европейские левые. И хотя я не уверен, что Россия знает об этом, я уверен, что они ей нужны. Почему?
Вчера я присутствовал на спектакле Сергея Кургиняна «Стенограмма». Вступлю в полемику с тем, что сказано в этом спектакле. Я не знаю, возможно или невозможно построение социализма в отдельно взятой стране. Я, например, в этом сильно сомневаюсь. Но если бы я хотел продолжить те дебаты, которые вели вчера на сцене герои спектакля, я бы, наверное, мог сказать, что да, конечно, наверное, стоит восхищаться Сталиным за то, что он сделал в рамках индустриализации Советского Союза и победы над Гитлером. Но в то же время мы не должны забывать об ужасных событиях в 30-е годы, в результате которых было уничтожено большинство интеллектуальных лидеров России. Это ужасная цена, которую пришлось заплатить. Во-вторых, индустриализация, как вы знаете, имела много изъянов — еще одна «темная сторона». И еще одной платой за индустриализацию стал отказ от европейской революции, которая была весьма вероятна (при иной политике немецкой коммунистической партии — высоко вероятна). Да, Сталин выиграл Вторую мировую войну, но в результате того, что он не смог точно предсказать, что именно будет происходить и как именно будут развиваться события, немцы оказались в нескольких километрах отсюда и, может быть, даже дошли бы до Кремля. Они остановились лишь в нескольких километрах от победы над Советским Союзом. Тем не менее почему я провожу эти параллели?
Сегодня мы живем в той системе, в которой все регионы мира очень сильно взаимосвязаны. И мы не можем отделять то, что происходит в одном регионе, от того, что происходит в другом регионе. Очевидно, что российское руководство на протяжении многих десятилетий, начиная даже с советского коммунистического режима, хотело стабильных отношений с Западом. Оно хотело, но оно их не достигло и никогда не достигнет. Почему? Не потому, что Клинтон хуже Трампа или Трамп хуже Клинтон. А потому, что суть мировой системы такова, как Джульетто Кьеза обрисовал ее в своем выступлении. Сама система провоцирует катастрофы и войны. Если мы посмотрим на то, что происходит в мире, то что мы увидим за последние 10–25 лет? Мы видим постоянное накопление тяжелейших экономических проблем, смертельных экологических проблем, геополитических проблем ― каждый месяц, каждый год, каждое десятилетие.
С 2008 года мы живем в условиях глубокого системного кризиса капитализма. С момента создания этой системы это уже третий такой кризис. Первый кризис был в 1870-х и привел к Первой мировой войне. Второй кризис случился в 1929 году и привел к началу Второй мировой войны. Сейчас мы видим признаки того, что Третья мировая война возможна. Вы скажете мне, что наличие ядерного оружия делает ее невозможной. А я отвечу вам, что это не совсем так, потому что, прежде всего, если мы так говорим, то мы проецируем на современную систему такую степень рациональности, которой нет больше нигде. Мне кажется, что в рамках международной системы есть некоторая экстремистская клика, которая хочет эту ядерную войну и нуждается в ней. Потому что, по их мнению, нет никакого другого способа сохранить себя.
Несколько недель назад я читал выступление Лаврова, который говорил о том, что ослабление США — это объективная тенденция. Он мне напомнил немного Мартова и Плеханова. В истории нет ничего объективного. Империя, которая видит то, что видит господин Лавров, — что есть некоторая «объективная тенденция» к потере ею гегемонии, — безусловно, будет реагировать на это. Например, Британская империя находилась на спаде со времени окончания Англо-бурской войны в 1902 году. До того момента, когда Британская империя приняла в 1947 году факт своего упадка, случились две мировые войны. Если американцы ничего не предпримут (вернее, империя — это не совсем американцы), если они не предпримут каких-то новых шагов для серьезной эскалации — то что будет в результате? Им придется делиться своими позициями на Ближнем Востоке с Россией. Чего они, разумеется, не хотят ― это будет стратегическое поражение, большее, чем во Вьетнаме. И при этом им придется принять, что Китай растет и укрепляет свои позиции и в экономическом, и в технологическом плане. И поэтому они боятся, что Китай достигнет уровня США. Любая империя, которая оказывается в подобной ситуации, как правило, выбирает войну. А поскольку идея эта кажется безумной, им необходимо убедить другие стороны пойти на уступки. Для этого нужен человек, который казался бы достаточно безумным, чтобы угроза начала войны выглядела правдоподобной.
Я не знаю, как будут развиваться события. Но я могу сделать как хороший прогноз, так и плохой прогноз относительно происходящего в Северной Корее. Гораздо важнее послушать, что говорится внутри американского истеблишмента. Господин Коркер, председатель комитета Сената США по международным делам, республиканец, не так давно сказал, что Трамп доведет нас до Третьей мировой войны. Бывший директор ЦРУ господин Бреннан (он организовал всем известные события в Киеве) также сказал о том, что есть 25-процентная вероятность конфликта в Северной Корее. Вероятность конфликта с Ираном — вторая после конфликта с Северной Кореей. Я не думаю, что мы можем игнорировать подобные заявления.
Но самое важное — это сам президент Трамп и его выступление на Генассамблее ООН с заявлением, что он намерен уничтожить страну с 25 миллионами жителей. При этом никакой серьезной реакции от остального мира не последовало. Подобную ситуацию можно было представить только во времена Адольфа Гитлера в Германии. Конечно, Трамп — это другой феномен, мы не в 30-е годы живем и т. д. и т. п. Но это подобная угроза или даже хуже.
В 2003 году миллионы людей выходили на демонстрации и выступали против планов американского вторжения в Ирак. Господин Доминик де Вильпен, в то время министр иностранных дел Франции, выступая на Совбезе ООН, осудил подобный план и выразил мнение всего цивилизованного человечества. А сейчас ничего подобного не происходит. Может быть, вы скажете, что вопрос войны еще не решен политиками, но я думаю прямо противоположное. Существование оружия и особенно ядерного оружия модифицирует, но не меняет в корне данное Клаузевицем базовое определение войны как продолжения политики другими средствами.
Приведу два практических примера. И Первая, и Вторая мировые войны начались потому, что никто этого не ожидал. И ситуация в этом напоминает сегодняшний день. С 1945 по 1949 год США обладали монополией на ядерное оружие. Основываясь на этом, они могли бы начать Третью мировую войну. И если они этого не сделали, ― а мы знаем из исторических исследований, что влиятельные политические силы внутри США и внутри британского истеблишмента во время Второй мировой войны, начиная с 1943 года, готовили эту войну, ― если они не начали эту войну, то только потому, что политические условия для этого не подходили. Они не могли начать войну с Советским Союзом сразу после того, как Советский Союз победил фашизм, с учетом той политической ситуации, которая существовала в Европе.
Второй пример — это кубинский кризис. Во время кубинского кризиса ядерное оружие было и у США, и у СССР. Как правило, в такой ситуации нельзя даже думать о начале ядерной войны. Но при этом о ней думали, и думали весьма серьезно. И два человека, чье присутствие остановило кубинский кризис и развитие процесса, который привел бы к войне, — это президент Кеннеди и его брат. На критическом совещании, где решалась судьба мира, только Кеннеди и его брат были против войны. Все остальные были за войну. Но это не было случайностью ― президент Кеннеди и его брат представляли свое время, свою эпоху. И это была гораздо более прогрессивная и демократичная эпоха, чем наша.
Вот почему я думаю, что опасность очень близко, и то, что происходит — это фундаментальный отказ от осознания миром не только проблем ядерной войны (что, конечно, ярчайшим образом демонстрирует болезнь нашего общества), но и проблем экологии, социальных проблем, проблем третьего мира и тех проблем, решения которых не видит никто. И именно поэтому, в долгосрочной перспективе, война кажется неизбежной, если только мы не сумеем выработать новое видение. И это проблема левых. Именно поэтому, и здесь я согласен с Джульетто, левые партии как бы не существуют, потому что именно левые партии, по определению, должны возглавлять эту борьбу.
Я не хочу сейчас говорить о феномене Трампа. Скажу лишь одно, вытекающее из сказанного мною ранее: важно понимать, что мы имеем в виду под словом «глобализация». Что такое глобализация? Кто-то скажет, что это мир «айпадов», легких путешествий, мир интернета и так далее, — и это те люди, которые защищают глобализацию и представляют международный средний класс. Но есть вторая категория, которая скажет, что глобализация — это машина, которая уничтожает государства и народы, и так оно и происходит. Но до сих пор это всё описание, просто описание, а не объяснение. Я убежден, что мы должны определить глобализацию как режим доминирования со стороны стратегически связанных элементов мировой финансовой системы. Пока что финансовая элита не может сама править и поэтому вынуждена заключать альянс с сильнейшими государствами, такими, как США. Но после распада Советского Союза финансовая элита становится всё более влиятельной и сильной. Я думаю, что теперь она сильнее, чем сами США, это новый фактор. Это как переход от империи США к империи финансов. Если мы признаем такое определение глобализации, то мы лучше поймем, как с ней бороться. Мы не можем с ней бороться, просто приняв некий общий национализм для всех, включая принцип «Америка в первую очередь». Потому что национализм может быть прогрессивным и реакционным.
В моей стране «Сириза» и союзные ей европейские левые силы получили историческую возможность начать сражение не только за Грецию, но и за фактически новую альтернативу для Европы. К сожалению, они этого не сделали. Они не смогли и не захотели это делать. Борьба греческого народа была предана, и в результате мы остались теми же, с теми же результатами, которые были в 1939 году. Греция сегодня под атакой финансов Европы — это всё равно что Испания между 1936 годом и 1939 годом, это как бы экспериментальный полигон по созданию новой тоталитарной империи.
Мы проанализировали и объяснили это поражение, потому что это было не только поражение «Сиризы», но и поражение «Подемос», Die Linke, поражение наших итальянских друзей, которые несерьезно отнеслись к проблеме, которая перед ними встала. И что мы видим теперь? Brexit, Frexit, Grexit — мы видим выходы разных стран из Европы: все откуда-то выходят, но никто никуда не входит. Хорошо, я поддерживаю тот факт, что у каталонцев есть право на самоопределение. Но знаете, у нас у всех есть право на развод, но мы же не разводимся все подряд. Кто-то должен показать пример альтернативы — какое-то новое видение Европы. Каким оно может быть? Такие политические проекты, как «Германия в первую очередь», «Франция в первую очередь», «Америка в первую очередь»... все хотят быть в первую очередь, хотят быть «first», но куда нас поведет такой путь?
Джульетто, Вы выдвинули очень интересную идею о создании такого глобального аналитического центра, который не должен ассоциироваться только с одной страной — с одной державой. Потому что, если он будет ассоциироваться с одной страной, даже очень дружественной к проекту, всегда будет риск, что не получится осуществить задуманное. Это очень важно. Поэтому нам необходим международный аналитический центр, международное движение, которое представит новое видение. Я не знаю, назовут это социализмом или как-то еще. Мы действительно движемся к катастрофе и в Европе, и во всем мире.
И еще одно хочу сказать о Европе: в рамках Евросоюза мы объективно живем в одном государстве, но субъективно, психологически, интеллектуально, эмоционально — в 28 разных государствах. Мы организуем нашу политическую жизнь вокруг национальной идеи, которая нерелевантна — это мой второй вопрос к Каталонии. Потому что я понимаю: каталонцы хотят сами решать (или хотя бы часть каталонцев хотят сами решать), что происходит. Но 60, 70, 80, 90 % решений, влияющих на все европейские страны, всё равно принимаются брюссельской бюрократией, которая находится в руках международных финансов и НАТО. О чем мы вообще говорим?
Я когда-то знал г-на Ципраса, я ему предложил — не надо идти в Европейский Совет как Греция со своими министрами и советниками, возьмите Меланшона, возьмите Лафонтена, возьмите Лучано. Где Лучано? Возьмите Джульетто тогда — кого-то возьмите! Не одной страной идите, а чтобы была объединенная левая сила, которая вроде как предложила Ципраса на европейских выборах 2013 года. Не идите отдельной страной, потому что вы в одиночку против других 27 стран не выиграете — они представляют международные банки, а не свои страны.
Если говорить о европейских левых, то я считаю, что им, чтобы преуспеть, нужны три вещи. У них, конечно, должна быть национальная идентичность, потому что любая политика остается местной, локальной, национальной — это правда. При этом у них должна быть четкая европейская координация, некая общеевропейская партия. И еще должны быть международные принципы, в том числе борьба за многополярный мир.
И последнее, что я хотел бы сказать. Международный финансовый капитал может доминировать над миром по модели, которую предлагал Фукуяма: путем размывания национальных идентичностей, народов, любого рода идентичности — на национальной, социальной, идеологической, религиозной и даже половой основе. Но это не единственный тип доминирования.
Другой тип доминирования — через национализм, по модели Хантингтона. То есть национализм — это обоюдоострый меч: он может быть прогрессивным, а может быть реакционным. Нет национализма, который хорош во всех ситуациях. Нельзя сказать, что любой национализм прогрессивен.
Например, в Советском Союзе в 1990 году был режим, нуждающийся в изменениях. Его можно было изменять по-разному, и был выбран худший вариант. Не думаю, что Молдова и Таджикистан обладают реальной национальной независимостью, которой можно было бы гордиться. Даже прибалтийские государства: миллионы граждан прибалтийских государств уезжают — эмигрируют. Что это за прогресс? Этот распад, развал — я даже могу назвать это самоубийством Советского Союза в определенном смысле — не только следствие его внутренних противоречий и проблем, которые у него были. Это также следствие сознательного выбора, сделанного номенклатурой, которая решила интегрироваться с Западом на условиях Запада, и мы видим, что это привело к отступлению в историческом смысле. Это стало не только геополитической катастрофой, как назвал это событие президент Путин, но также и культурной, социальной и экономической катастрофой. Как происходило в период между войнами, помните, тогда был второй большой кризис капитализма — сейчас третий. А второй кризис развился после 1929 года, на него были разные варианты ответа. Россия ответила насильственной коллективизацией, Германия ответила нацизмом, Франция ответила народным фронтом, а США ответили новой политикой Рузвельта. То есть это, отчасти, зависело от геополитического положения стран: более сильные страны, такие, как США, склонялись к реформе капиталистической модели, другие применяли более жесткие или драматичные решения.
Такие кризисы всегда имеют два разных исхода. Один из них — прогрессивный. Если мыслить глобально, то Русская революция была прогрессивна. При этом процесс может пойти и по очень негативному, очень реакционному сценарию, как было в Германии с нацизмом. То же самое может произойти и сегодня. Просто отрицания негативного более недостаточно: нам то не нравится, другое — нужно предлагать решения, потому что когда решения не предлагаются, в результате мы получаем войну.
Я надеюсь, что ваше движение, товарищ Кургинян, если Вы мне позволите называть вас товарищем, клуб «София» и наша инициатива «Дельфи» получат идеальный веб-сайт, я вас всех приглашаю его посетить: defenddemocracy.press — если вы не будете его читать, вам будет трудно понять, что происходит в мире, я должен предупредить вас.
Вижу, что вы начинаете понимать — это хорошо. Послушайте, нам необходимо оставаться практичными. Я давал рекомендации на предыдущих встречах клуба «София» и не стану повторять их здесь. Если господин Кургинян, если товарищ Кургинян (или господин товарищ Кургинян — это будет синтез всего вышеперечисленного) может поддержать, я думаю, эта идея международного института реального производства альтернатив — самая важная идея, которую мы можем продвигать.
Я думаю, мы можем клубом «София» начать сейчас, завтра или на следующей неделе. Нам необходимо начать международную кампанию по вопросу готовящейся войны, говорить об опасности ядерной войны в Корее и Иране. Нам необходимо обратиться к каждому, к кому возможно, особенно интеллектуалам, особенно к людям, у которых есть возможность воздействовать на общественное мнение — международное общественное мнение. Мы должны начать привлекать внимание к этому. Это первый шаг. В конце концов, как мы будем производить эти желанные левые альтернативы, если мы не сможем мобилизоваться для решения какой-либо важной для всех проблемы?
Надеюсь, что эта встреча в Москве послужит лучшей координации между русскими силами и европейскими по-настоящему левыми силами. Спасибо большое.
Димитриос Константакопулос (Греция) — редактор портала Defend Democracy Press
