Знак героя
Если посмотреть с одной стороны, то вот есть Суворов — граф, полководец, генеральский сын. Род тянется к XVI веку, отец был крестником Петра I. Казалось бы, что ему за дело до солдат? Они живут в другом мире и их пусть даже тысячекратный крик не будет услышан наверху никем и никогда. Этих солдат можно тысячами гнать на убой, никто не осудит, особенно если побеждать.
С другой стороны, если ты осознал свое предназначение и понял свою миссию, тебе нужны помощники. Ведь миссия-то о-го-го! А помощников не погонишь на убой, как скот. Это картошку можно мешками гноить, а с теми, кто помогает менять историю, так нельзя. Пусть ты не можешь дать им всем графский титул, пусть не можешь их всех сделать полководцами, но передать им свой опыт можно? Научить своей тактике, передать свое видение воинской науки ведь можно? Твои солдаты при этом не сорвут с тебя генеральские лампасы и не отнимут маршальский жезл. А их благодарность тому, кто вырывает их из болота дремучести, кто учит их, в том числе, и как остаться живым на поле боя, будет безмерной. Простому солдату не так много надо. Пусть каждый из них и мечтает стать генералом, а без этого плох такой солдат, но для того чтобы стать генералом, надо выжить и выиграть войну, а суворовское обучение помогало сделать и то, и другое.
Когда-то Сергей Ервандович в своем выступлении приводил фразу Владимира Соловьева о революционерах-демократах, которые твердо убеждены в том, что человек произошел от обезьяны, а потому все люди — братья. В отношении же Суворова к своим солдатам мы видим настоящее братство — когда люди, такие разные по происхождению, положению и способностям, не могут друг без друга. Один единственный знает, как победить, но ему нужны помощники, а великое множество помощников хотят победить, не знают, как это сделать, но очень хотят научиться. И вот настоящие братья — они.
Может ли полководец обойтись другим отношением к своему войску? Может, история знает множество таких примеров. Они были и в истории русского, и в истории украинского народов.
Конец кампании А. И. Деникина очень чувственно описан у А. Толстого в «Хождении по мукам»:
В годовщину «ледового похода» Добрармия бежала на Новороссийск, устилая непролазные кубанские грязи брошенными обозами, экипажами с имуществом, завязшими пушками и конской падалью. Всё было кончено. Антон Иванович Деникин, поседевший, ссутулившийся, отплыл на французском миноносце в эмиграцию — писать свои мемуары. Жалкие остатки добровольческих полков на транспортах переправлялись в Крым. Донское и кубанское казачество поняло, наконец, что его жестоко одурачили, и они своими безвестными могилами, — от Воронежа до Новороссийска, — заплатили за свое упрямство.
Сказать, что казаки любили Деникина, значит не сказать ничего. Его боготворили. Сказать, что Деникин был бесталанный полководец или просто удачливый проходимец, значит соврать. Ведь это он считался одним из наиболее результативных генералов русской армии в период Первой мировой войны. Это он добился наибольших военных и политических результатов среди всех руководителей белого движения. Именно его прочили на пост Верховного правителя России. И как он повел себя в самую трудную минуту? Ссутулился, бедняга, и на французском военном корабле убрался в Париж. А как же его казаки? Не хватило миноносцев? Деникин не захотел принять судьбу своих подчиненных. Не потому ли, что прекрасно понимал, что казаки вздернут его на первой березе, как только поймут, что он сделал с ними и их движением? Но ведь отношение Деникина к белому движению складывалось не только в момент разгрома. Отношение белых офицеров к русскому народу показано много где, в том числе и у А. Толстого. А сам Деникин, как военный по образованию, не мог не знать историю военных успехов Суворова. И, значит, он сам выбрал такой путь, с таким отношением к людям, его окружавшим. Поэтому седина и сутулость Деникина не от боли за своих, а от крушения личных надежд, где его народ был лишь инструментом.
Про И. Мазепу написано немало, в том числе и на страницах нашей газеты, повторяться не буду. Скажу лишь, что основная претензия к этому историческому персонажу не в том, что он предал Петра I. Считается, что в те времена это нельзя было ставить в вину политическому деятелю. Хотя надо поискать, кого таким же образом предал тот же Петр, например. Главное, почему за Мазепой не пошла казацкая старшина, было в том, что он предавал свою страну, отдавая ее в рабство шведам. А ведь за годы служения Петру Мазепа сколотил огромное состояние, входя в число самых богатых землевладельцев Российской империи. И это все знали, в том числе его казаки. Но не простили они Мазепе именно предательства своего народа, а не предательство лично Петра или вызывающее богатство.
Неотделимость себя от своего народа — вот абсолютно необходимая черта для народного героя, на мой взгляд. Не клоунада, демонстрируемая политиками перед выборами, а настоящее братство с теми, кто ниже тебя по происхождению, слабее по телосложению и гораздо хуже по образованию, но без которых ты не сможешь сделать ни черта. Когда высота твоего полета приводит лишь к усилению требований к тебе и ожиданий от тебя же, а не к большей возможности поглумиться над теми, кто летает пониже или вообще ползает. История жизни Суворова, его побед и поражений, лишний раз это подтверждает.