Позиция российской дипломатии всегда была строгой: мы неукоснительно соблюдаем то, под чем подписались, но не то, что вытекает из чьих-то трактовок

ЕСПЧ выступил как орган не правосудия, а феминизма

Изображение: член Экспертно-консультативного совета при Комитете Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству
Александр Коваленин,
Александр Коваленин,

Обострение активности вокруг принятия в России «стамбульских мер» (оформленных в 2011 году в виде Стамбульской конвенции) открыто связывается с принятием ЕСПЧ 9.7.2019 постановления по делу Володина против России. Многие политики решили, что Россия проиграла суд и теперь обязана принимать стамбульские меры, вопрос только в редакции. В Совете Федерации была создана рабочая группа под руководством Г. Н. Кареловой, которая, вопреки исходному поручению В. И. Матвиенко разобраться в проблеме, сразу объявила целью доработку законопроекта об основах профилактики семейного насилия, включив в свой состав из общественности только представителей «женских общественных и правозащитных организаций» и взяв за основу труды Координационного совета Минтруда РФ по гендерным вопросам.

Между тем дело обстоит не так. Решение ЕСПЧ не содержит прямого указания России принять те или иные меры. Более того, суд посчитал излишним рассматривать прямую просьбу заявителя потребовать этого от России. Предлагаю разобраться в том, что решил суд, и насколько добросовестно это решение.

Суть дела и постановления ЕСПЧ

Володина действительно страдала от криминального (наказуемого по уже действующему Уголовному кодексу) насилия и угроз насилия от бывшего сожителя. Она действительно не получила должной защиты от полиции, хотя прокуратура и суд иногда признавали действия полиции неправомерными. (То есть проблема была не в законах, а в правоприменении, его и необходимо в первую очередь анализировать, если мы впредь не хотим подобных исков против России.) ЕСПЧ присудил Володиной компенсацию за нарушение ее прав, зафиксированных в ст. 3 ЕКПЧ (Европейской конвенции о правах человека): «Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению». Такая фраза, даже в более сильном варианте — запрещено еще и насилие! — есть и в нашей Конституции (ст. 21). Так что против этой части решения возражать не приходится.

Однако пострадавшую представляла Ванесса Коган, директор голландского фонда Stichting Justiсе Initiative, и в жалобу в ЕСПЧ были включены два требования не частного характера:

1) Признать, что нарушено «право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе» ввиду «отсутствия правовых положений, касающихся домашнего насилия, таких как запретительные судебные ордера». ЕСПЧ отказался от такого прямого указания России — «посчитал его излишним», так как подобная прямота в прошлом уже оборачивались скандалом: заявлениями Президента РФ о нарушении суверенитета, постановлением Конституционного суда РФ о нарушении принципов европейского правосудия и в конце концов пересмотром решения ЕСПЧ его Большой палатой.

2) Признать, «что непринятие российскими властями конкретных мер по борьбе с дискриминацией по признаку пола в отношении женщин представляет собой нарушение» статьи о недопущении дискриминации по признаку пола. В этой части суд поддержал жалобу, признав наличие в России дискриминации женщин.

Конечно, это потребует от России на международной арене как-то объясняться, говорить о том, что Россия делает, чтобы устранить указанное явление. Однако оно не предписывает принимать какие-то конкретные меры, тем более «стамбульские». Это выражено абсолютно четко в мотивировочной части самого постановления ЕСПЧ: «79. Суд признал, что требование адекватного правового механизма защиты от домашнего насилия может быть выполнено различными законодательными решениями в сфере уголовного права, при условии, что такая защита будет эффективной».

Таким образом, если Россия покажет, что уже после событий дела Володиной приняты эффективные меры, то этого будет достаточно. А мы в Общественной палате уже обсуждали (круглый стол в Общественной палате 28.02.2018 г.) итоги принятых в 2017 году мер и выяснили, что они дали эффект в виде заметного снижения уровня тяжких и особо тяжких насильственных преступлений. То есть Россия нашла свой вариант хотя и не «стамбульских», но эффективных мер и нам уже есть, что сказать Европе не только оправдательного, но и поучительного. Уже после этого были приняты еще меры: «Запрет определенных действий» (ст. 105.1 УПК РФ) и право объявлять предостережения потенциальным нарушителям не только от прокуратуры, но и просто от полиции — некоторые аналоги судебного и полицейского охранных ордеров, но, в отличие от них, не расходящиеся с принципами права.

В то же время многие места в мотивировочной части постановления представляют собой агитацию за «стамбульские» принципы и меры. ЕСПЧ даже позволил себе неприемлемое для судебного органа высказывание о желаниях российских властей, которое, на мой взгляд, могло быть поводом для резкой реакции МИД РФ: «132. По мнению суда, продолжающееся непринятие законодательства о борьбе с домашнем насилием и отсутствие каких-либо запретительных или защитных судебных ордеров ясно свидетельствуют о том, что действия властей в данном случае… вытекали из их нежелания признать серьезность и масштабы проблемы домашнего насилия в России и его дискриминационное воздействие на женщин». Такие высказывания кто-то пытается использовать в свою пользу, но формальных оснований для этого нет: резолютивная часть конкретных требований к России не содержит.

Данные, принятые во внимание ЕСПЧ

Но на чем основан сам вывод о дискриминации женщин в России в связи с вопросом о насилии? ЕСПЧ не указал ни одной нормы законов, которая бы дискриминировала женщин; не привел примеров того, что Володиной отказали в защите потому, что она женщина или потому, что преследователь — ее бывший близкий. Суд сделал вывод только на статистике потерпевших, которую ему представил заявитель: «125… В данном случае предполагаемая дискриминация не вытекает из какого-либо законодательства, которое является очевидно дискриминационным, а скорее является результатом фактической ситуации, в которой насилие непропорционально затрагивает женщин».

Говорить о дискриминации, не анализируя поведение предположительно дискриминирующего субъекта, нелепо. Статистическое неравенство может иметь и другие причины. Например, при равной драчливости более слабый пол всегда будет страдать больше; а еще неизвестно, как часто женщины дерутся между собой. Но такой метод — один из постулатов из документов феминизма, на которые ЕСПЧ и сослался.

Но какие же статистические аргументы ЕСПЧ принял во внимание?

1. Данные официальной статистики «в отношении преступлений в сфере семейно-бытовых отношений». То есть из раздела, который вообще не относится к делу, так как в него попадают преступления и не только семейные, и не только насильственные, а и такие, как кражи у соседей. (Полезно запомнить: где слово «бытовые» — там путаница. Оно нужно феминистам, чтобы натянуть свои предложения на отношения не только в семье, но и с сожителями, в которых кстати, «домашнее насилие» происходит намного чаще.)

Как сообщает постановление, правительство РФ не представило никакой статистики, то есть оказалось неподготовленным к защите России в суде. На самом деле, в ГИАЦ МВД есть раздел «Преступления, сопряженные с насильственными действиями», а в нем дается разбивка по отношениям между преступником и потерпевшим. По данным этого раздела за 2018 год, 50,1% потерпевших мужчины, 9,2% дети, 40,7% женщины. То есть метод ЕСПЧ должен был бы привести к противоположному выводу — о дискриминации мужчин.

Важно понимать, что для тяжких преступлений, статистика которых не может быть искажена фактором латентности, количества потерпевших женщин уже существенно меньше. За 2015–2018 год доля женщин среди получивших тяжкий вред здоровью 27–28%, среди погибших — 30–32%, причем их число от года к году снижается: 9,8, 9,1, 8,5, 8,3 тыс. Более того, статистика этого раздела показывает, что насильственных преступлений вне семьи совершается в 9 раз больше, чем в семье.

2. Данные опроса женщин «Репродуктивное здоровье населения России в 2011 году». Они дают «страшные» цифры о размахе насилия (38% женщин хоть раз в жизни (!) испытали вербальное (!) насилие), но они ничего не говорят о дискриминации, так как сравнения с мужчинами не проводилось.

3. Данные опроса, проведенного двумя НИИ, которые число потерпевших определяли как число тех, кто либо испытывал домашнее насилие, либо знал кого-то, кто испытывал. То, что судьи ЕСПЧ приняли за доказательство цифры, полученные таким веселым сложением, может говорить о том, что они не открывали документы, на которые ссылался заявитель. При этом, как можно было уточнить на сайте ИСПЭН, женщины были потерпевшими чаще (51,5% из потерпевших, а всего 26,5%), но не указывается, сколько из них от мужчин.

4. Данные доклада центра «АННА» о размахе насилия против женщин, которые основаны на уже разобранных недоразумениях, а также включают знаменитые цифры о 14000 женщин, ежегодно убиваемых в семье. И снова всё без всякого сравнения женщин с мужчинами, то есть не имеет отношения к вопросу о дискриминации.

Ссылка на 14000 по своему поучительна в связи с вопросом о добросовестности ЕСПЧ. Он ее приводит трижды по разным источникам, но даже из его ссылок видно, что она появилась не позднее 2004 года. Судить Россию в 2019 году на основании данных 2004 года, очевидно, недобросовестно. Но если бы ЕСПЧ хотя бы прочитал документы, на которые ссылается, то нашел бы, что она взята еще из отчета России 1999 года Комитету КЛДЖ — наблюдательному органу Конвенции ООН по ликвидации всех форм дискриминации женщин (отчет представляла в ООН Г. Н. Карелова). А в нем она вторит отчету 1994 года: «Многочисленны факты издевательств и истязаний женщин со стороны мужа. В 1993 году в результате таких преступлений погибло 14,5 тыс. женщин». Осталось заглянуть в статистику того времени и убедиться, что это уже тогда было неправдой: было 29,2 тыс. умышленных убийств в год в целом, то есть не только в семье мужьями. Видимо, кто-то, готовивший доклад России 1994 года, взял половину этого числа и дописал от своей фантазии «от рук мужей», сообщив миру клевету на свою страну, которую потом все годы стали повторять без указания даты!

То есть ЕСПЧ сделал выводы на основании данных, и то ложных, 25-летней давности.

Источники суждений ЕСПЧ

Сам статистический подход к определению дискриминации, как и другие суждения в пользу стамбульских мер, ЕСПЧ основывает не на источниках права (ЕКПЧ и КЛДЖ, которые Россия подписала), а на следующих документах:

1. Документы Комитета КЛДЖ и его представителей. В КЛДЖ вообще нет слова «насилие», но этот комитет, начиная с 1989 года (рекомендация № 12), самовольно расшириил свои полномочия, занявшись не только, и даже не столько дискриминацией, сколько борьбой с насилием против женщин. Для этого он провозгласил, что уже само «насилие в отношении женщин представляет собой одну из форм дискриминации»! ЕСПЧ в постановлении цитирует документы этого комитета как нормативные: «Комитет выразил обеспокоенность…», «рекомендовал российскому государству…», «в недавно высказанных им мнениях…», «Комитет указал…», «Комитет разъяснил, что определение дискриминации…»

2. Рекомендацию Комитета министров Совета Европы R(2002)5, в которой были прописаны до мельчайших подробностей явления, которые страны должны объявить преступлениями, включая насмешки и пристальные взгляды. По Уставу Совета Европы, рекомендации этого органа обязательны для исполнения только в вопросах внутренней организации СЕ, а не для законодателей стран Европы.

3. Стамбульскую конвенцию, которую ЕСПЧ не смог не цитировать, хотя и признал, что Россия ее не подписывала, — якобы потому, что ее подписание говорит о «европейском консенсусе». Этот консенсус еще не охватил почти четверть стран Европы, а кроме того, Европа выглядит на особицу на фоне большинства государств-членов ООН, которое, как показывают голосования в СПЧ ООН, придерживаются совсем других взглядов. Для судебного органа аргумент о «консенсусе» невозможен, говорит только о его беспомощной предвзятости.

4. На собственные прежние суждения, столь же необоснованные.

5. На мнения неправительственных организаций одного вполне конкретного мировоззрения. В частности, роль «независимого комментатора» суд предоставил лондонскому Фонду равноправия, который в России занимается защитой прав ЛГБТ.

Позиция российской дипломатии всегда была строгой: мы неукоснительно соблюдаем то, под чем подписались, но не то, что вытекает из чьих-то трактовок. Она недавно была снова ярко выражена в ООН: сначала в заявлении 19 стран 23.09.2019 о том, что «…в резолюциях ООН следует ссылаться только на документы, принятые всеми государствами-членами», затем в выступлении министра С. Лаврова 27.09.2019, назвавшего недопустимым проталкивание неконсенсусных решений через технические комитеты. В нашем случае это касается комитета КЛДЖ.

Подытоживая, можно констатировать, что постановление ЕСПЧ, кроме о выплате Володиной денег, не должно иметь последствий для России:

1. Формально оно нас ни к чему не обязывает.

2. Оно недобросовестно: а) ЕСПЧ не сумел разобраться со статистикой, что предопределило неправильный вывод о дискриминации даже по его меркам; б) его мерки строятся не на общепризнанных принципах и нормах международного права, а на мнениях одной стороны международной полемики.

То есть Евросуд выступил как орган не правосудия, а феминизма.