Психиатры больше не нужны? Что говорит новый стандарт

Всемирная организация здравоохранения утвердила новую версию Международной классификации болезней, так называемую МКБ-11. В новой версии классификатора фундаментальным образом пересматриваются методы диагностики некоторых психических заболеваний. В частности, транссексуализм больше не считается психическим расстройством.

Российская психиатрия вот уже несколько лет подвергается реформам, осуществляемым по рекомендациям ВОЗ. Но принятие МКБ-11 в России инициирует серьезные изменения в сфере лечения психических болезней.

Многие отечественные врачи-психиатры не поддерживают эту трансформацию российской психиатрии по западным образцам. О том, что так тревожит российских специалистов и к чему приведут такие трансформации, мы спросили врачей-психиатров Антона Дьяченко и Ольгу Бухановскую, главного врача ЛРНЦ «Феникс», дочь известного психиатра Александра Бухановского.

Корр.: Сейчас в России идет бурное обсуждение новой международной классификации болезней (МКБ-11). Большие вопросы у российских психиатров вызывает раздел, посвященный расстройствам, связанным с сексуальностью и половой принадлежностью. Что именно вызывает вопросы?

Ольга Бухановская: На мой взгляд, бурного обсуждения, к сожалению, нет. МКБ-11 принята Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ). И так как мы — Россия — входим в ВОЗ, то мы вынуждены принять эту международную классификацию болезней одиннадцатого пересмотра и пользоваться ею уже в 2022 или в 2023 году. Все бурные обсуждения прошли в последние, наверно, лет пять-шесть, когда представители нашей психиатрии выезжали на эти совещания. На последнем съезде психиатров было сказано, что не всё нам удалось доказать, донести своим европейским партнерам-психиатрам. Точка зрения российских психиатров не была услышана, и сейчас фактически нам навязывают МКБ-11 так же, как навязывали МКБ-10.

Во-первых, МКБ-11 — это просто статистическая классификация. И все об этом вроде знают, но нас заставляют классифицировать болезни, душевные расстройства, психические нарушения с помощью вот этой книги.

Если раньше МКБ-10 хоть как-то была близка к медицине и к психиатрии, то на сегодняшний день в МКБ-11, на мой взгляд, практически отсутствуют медицинская психиатрическая мысль.

В МКБ-11 отсутствует психиатрическая терминология, здесь нет медицинских понятий. Симптомы не описаны и не описаны синдромы, то есть те состояния, которые объединяют в одно целое ряд признаков психического расстройства. Здесь всё упрощено. Я бы даже сказала, это написано примитивным языком. Тогда возникает вопрос, зачем мы учимся шесть лет и затем еще два года обучаемся психиатрии?

Для того чтобы мы были примитивными? Здесь используется простой, скажем так, потребительский язык. Может быть, психологические термины, но не медицинские, не врачебная терминология. После прочтения абсолютно непонятно, какой диагноз мы ставим. Советская и российская психиатрия отличалась глубиной познания психических заболеваний, глубиной описания. У нас есть великие психиатры. Наша советская психиатрия шла из немецкой психиатрии. Она очень скрупулезно описывала психические заболевания: описывала, как развивается заболевание, как меняются одни симптомы на другие, как развивается болезнь, с чего начинается и чем завершается. От этого зависит, какие цели ставят перед собой врачи-психиатры, начиная лечить пациента.

Здесь — в МКБ-11 — фактически вообще отсутствует понимание психиатрии, она зачеркнута. Конечно же, стоит очень важный вопрос, о котором говорят последние десять лет в российской психиатрии: когда мы создадим свою национальную классификацию? У нас есть шикарные описания и классификации шизофрении. Мы разработали понимание того, что такое болезнь зависимого поведения, мы понимаем, я имею в виду советскую и российскую психиатрию, что такое неврозы, что такое психогенные заболевания, что такое эндогенные заболевания. Здесь нет всего этого!

Теперь по поводу раздела, посвященного расстройствам, связанным с сексуальностью и половой принадлежностью.

Тут вообще не стоит вопроса о сексуальности. Все вопросы — расстройства, которые раньше были отнесены к расстройствам сексуальных предпочтений, — теперь фактически убраны. Эти расстройства сейчас относятся к парафильным, но и они описаны очень примитивно.

Тут не описывается весь трагизм и особенности развития зависимости от патосексуального поведения. И расстройства половой принадлежности вообще убраны из раздела психиатрии. Полностью. Они вообще отнесены к разделу «расстройства сексуального здоровья».

Антон Дьяченко: Я бы хотел добавить, что одна из наиболее опасных для наших пациентов черт МКБ-11 — это даже не то, что расстройства половой идентификации перенесли в другой раздел, не связанный с психиатрией. Упразднили важнейший диагностический пункт — необходимость проведения дифференциальной диагностики, то есть разграничение с психическими расстройствами. Другими словами, психиатр при диагностике теперь вообще формально не нужен. И это ставит под угрозу огромное число наших пациентов, которые обращаются с запросом на изменения пола ввиду психического расстройства, а не ввиду врожденной аномалии психики (как считается, головного мозга), при которых они от рождения чувствуют себя представителями другого пола.

Корр.: Каковы отечественные подходы к диагностике транссексуализма, чем они отличаются от западных, и какова их динамика?

Ольга Бухановская: Я специально принесла книгу Александра Олимпиевича Бухановского. Он в течение двадцати лет изучал проблему транссексуализма. И создал фундаментальный труд на тему того, что такое транссексуализм. Он впервые дал определение этому явлению, он впервые описал все признаки и симптомы данного расстройства. Описал, как они развиваются, начиная с детства, выявил определенные периоды и особенности развития и проявления этих симптомов. Один и тот же симптом мог проявляться одним образом в детском возрасте, затем в периоде перед половым созреванием, в период полового созревания и потом в более зрелом возрасте. То есть он изучил и описал с точки зрения психиатрии, как развивается душевное расстройство. Но так как данное расстройство — транссексуализм — он отнес к врожденным аномалиям психики, то он описал его с точки зрения правильного постепенного поэтапного развития основных и второстепенных признаков болезни. Он четко описал, почему формируется транссексуальная установка на смену пола.

За рубежом вообще нет такого глубокого анализа, четкого описания всех симптомов и такой фундаментальности. Они просто говорят о том, что это может длиться два года, человек не чувствует соответствия между биологическим полом и тем, кем он себя ощущает, и это вызывает тяжелый стресс и мучительные переживания. Всё. Для них этого достаточно.

На наш взгляд, российская психиатрия имеет огромные преимущества перед западной психиатрией, и им надо учиться у нас, а не нам перенимать вещи, в которых они абсолютные профаны.

Антон Дьяченко: Да, пожалуй, одно из базовых отличий отечественных представлений от зарубежных — это представление о транссексуализме как о врожденном состоянии. О том, что это крайне малочисленная категория людей с аномалией развития, как считается, головного мозга, в частности, гипоталамуса. Эта популяция относительно стабильна, она не может расти со временем.

Сейчас мы наблюдаем взрыв обращаемости с запросом на изменение пола, причем одновременно с этим взрывом обращаемости идет и значительное снижение возраста обращаемости. Огромное число подростков обращается.

Это не регистрировалось ранее никогда. Этого не было. Между тем, это расстройство — транссексуализм — наблюдается как минимум с конца пятидесятых годов. То есть нельзя сказать, что это состояние не изучено… Оно достаточно неплохо изучено, и Александр Олимпиевич действительно предоставил нам подробное, очень хорошо применимое на практике описание.

Однако и зарубежные авторы тоже давали очень хорошие данные, на которые в своей работе на начальном этапе опирался Александр Олимпиевич. Но все отмечают одно — популяция людей с транссексуализмом относительно стабильна.

Расскажу об опыте нашего центра «Феникс». Мы провели недавно исследование и изучили обращаемость пациентов с запросами на изменение пола. Последние двадцать лет эту обращаемость формировали преимущественно люди с транссексуализмом, и эта обращаемость спала в тот период, когда появилось огромное количество центров, занимающихся соответствующими обследованиями.

Но в последнее десятилетие и даже последние пять лет обращаемость снова резко выросла. Но уже не за счет людей с транссексуализмом, а за счет пациентов с другими психическими расстройствами. Другими словами, эта стабильная популяция людей с транссексуализмом распределилась по разным центрам, по разным уголкам страны и, соответственно, их стало обращаться меньше. А людей с психическими расстройствами стало обращаться больше.

Ольга Бухановская: По поводу лечения: что обращает на себя внимание? Вот стандарты медицинской помощи — седьмая версия от Всемирной организации по защите транссексуалов, трансгендеров, транс-некомфортных людей и так далее. Так вот здесь, в этой небольшой книжке пишется о том, что люди могут сами решать, что им нужно, и если они хотят что-либо менять, то это их решение.

Медицинские специалисты — их специалисты, не наши — признают, что ряду пациентов, которых они называют трансгендерами, нужна и гормональная терапия, и хирургическая терапия. Но при этом они подчеркивают, что, оказывается, есть ряд пациентов, которым нужна только гормональная терапия. Есть группа пациентов из этой когорты лиц, которым нужна только хирургическая операция. Есть люди, которым нужно и то, и то. Но есть группа лиц, группа пациентов, которые нуждаются только в психотерапии.

Таким образом, они предлагают подходить индивидуально к решению этих вопросов. Но всех они называют трансгендерами. И вот я подумала и сравнила с аппендицитом. Человек говорит: у меня болит в правом боку. Аппендицит это, симуляция, неприятные ощущения внизу живота справа при депрессии, кишечник беспокоит или что-то еще — фактически не выясняется.

Если сравнивать, то людям предлагают: хотите, вскроем живот классическим вариантом, хотите, сделаем эндоскопическую операцию, хотите через влагалище войдем и удалим аппендицит, хотите просто погладим вас по руке. И возможно, у части людей пройдут эти неприятные боли. А хотите — мы ампутируем ногу, и это тоже может кому-то помочь.

Фактически одна и та же аномалия, патология лечится абсолютно разными способами. Такого не должно быть, такого не может быть. Индивидуально можно подойти к решению вопроса, если это точно аппендицит, лечить его эндоскопически или делать классический надрез брюшной полости. Но погладить по руке, чтобы прошел аппендицит? При аппендиците этого не будет. Поэтому вот такой подход, на наш взгляд, еще раз показывает, что под зонтиком, который называется трансгендерность, у них там разные люди с разной патологией и аномалией. Поэтому им так нужны абсолютно разные подходы.

Корр.: С вашей точки зрения, почему подходы так значительно изменились?

Антон Дьяченко: Когда мы слышим об этих изменениях из прессы, то часто слышим такую фразу, что на Западе появилось сорок пять, пятнадцать, сто полов. Полов — нет, полов два. Везде всегда, слава Богу, это пока признают. Говорят о другом. Появились разные формы гендера. Гендер — это полоролевое позиционирование. Это то, как мы себя преподносим в обществе. Другой вопрос, что это понятие, совершенно вне соответствия с его содержанием, часто связывается с тем, что в российской психиатрии называлось психическим полом. То есть половым самосознанием, этим совершенно безотчетным, но абсолютно конкретным пониманием того, кем мы являемся — мужчинами или женщинами.

И вот с точки зрения новой медико-социальной парадигмы, в основе которой лежит та самая теория гендера, о которой мы много слышим, это ощущение не имеет связи с биологическим компонентом пола, то есть с генотипом. Оно якобы полностью воспитывается в семье.

Почему эти данные получили распространение — это трудный вопрос, учитывая, что они были неоднократно опровергнуты. Они были опровергнуты, в том числе при участии собственно автора понятия «гендер» Джона Мани. Именно он провел когда-то эксперимент, когда попытался воспитывать мальчика, у которого были случайно в ходе неудачной операции удалены половые органы, как девочку. Такой эксперимент был предложен родителям. Конечно же, из этого ничего не вышло. То есть ребенку с детства объясняли, что он девочка, но ближе к подростковому возрасту он всё равно понял, что его обманывают, что он мальчик. От этого никуда не деться. Как бы его ни воспитывали, это не меняет пола. И кстати, эту теорию также опровергают те данные, которые мы имеем о лицах с настоящим транссексуализмом.

Поскольку это врожденное состояние, то этих детей родители или близкие пытаются, естественно, воспитывать в соответствии с их полом. Но не получается. Очень быстро родители понимают, что ребенок формируется неправильно и вне зависимости от тех усилий, которые они предпринимают. И когда эти пациенты обращаются к нам, то в огромном количестве случаев, вопреки расхожему мнению, даже в большинстве случаев, их родители, их близкие полностью их поддерживают, говоря, что да, так и есть, мы это видим с детства, мы с этим живем всё время. Так случилось, и мы хотим, чтобы ребенок — не ребенок уже, а взрослый к тому времени — чувствовал себя комфортно.

Но этого совершенно не происходит при расстройствах, которые в последних исследованиях названы «стремительным развитием гендерной дисфории», стремительным развитием «недовольства полом», когда это проявляется внезапно, чаще всего в пубертатном возрасте. И тогда родители разводят руками и говорят, что этого не было, это нечто чужеродное. При анализе таких случаев выясняется, что у этих обратившихся имеется ряд психических расстройств. И возникновение подобной идентификации возникло после получения соответствующей информации извне. Чаще всего это интернет либо появление кого-то в ближайшем окружении с аналогичной идентификацией.

Корр.: Реальный транссексуализм отличается от других заболеваний, связанных с сексуальной и половой принадлежностью, верно?

Антон Дьяченко: Это даже с натяжкой можно назвать заболеванием. Это психическая аномалия. Оно не имеет динамики, не имеет развития вне нормального психологического, психосексуального развития. То есть эти люди развиваются нормально, но в рамках программы противоположного пола. Это действительно уникальное состояние. Этих людей очень мало.

По прежним статистическим данным, это где-то от одного на тридцать тысяч населения до одного на сто тысяч населения. Сейчас, по современным данным, выявляемость, фиксация этого диагноза «гендерной дисфории», «дисфории транссексуализма» возросла в сто раз.

Если это биологически обусловленное состояние, то тогда такое невозможно. И да, уникальность транссексуализма заключается в том, что эти люди действительно не имеют психической патологии за пределами их переживаний, связанных с их инакостью.

И действительно, они не являются пациентами психиатра в чистом виде, безусловно, но они нуждаются в психиатре при определении показаний к изменению пола. Необходимо эту небольшую категорию людей, которым действительно эти мероприятия показаны, разграничить со значительно большей категории людей с психическими расстройствами.

Корр.: Почему же тогда настолько резко растет количество трансгендерных случаев? Чем это объясняют?

Ольга Бухановская: Я бы перед тем, как ответить на этот вопрос, хотела бы напомнить, что всплеск заболеваний может происходить преимущественно инфекционного, бактериального происхождения, вирусного происхождения.

А всплеск, связанный с поведенческими особенностями по смене пола, всплеск психических аномалий, всплеск психических заболеваний — это нонсенс.

Ни одно психическое заболевание, ни одно поведенческое расстройство не имеет под собой вирусной, бактериологической основопричины. Тогда почему всплеск? Мы считаем, что это связано с массированной пропагандой трансгендерности и активностью ЛГБТ-сообществ. Фактически, это пропаганда гендерной теории. Молодежь, инфантильных людей провоцируют.

Последние несколько лет появилось такое понятие — «социальное заражение». Вот тогда мы понимаем, что за этим кто-то и что-то стоит. И вот этому кому-то или чему-то в России надо поставить заслон.

Антон Дьяченко: Действительно, увеличения количества психических расстройств нет, но они меняются со временем по своему содержанию. Симптомы одни и те же, психопатология одна и та же, но переживания пациентов меняются. Как, например, такой расхожий стереотип, что пациенты психиатра часто считают себя Наполеоном. Это не так. Я не видел ни одного Наполеона за всю свою практику. Ольга Александровна тоже не видела ни одного Наполеона. Этого переживания сейчас нет. Ровно как мы сейчас не встречаем или редко встречаем людей, которые видят летающие тарелки, общаются с инопланетянами, были похищены… Сейчас несколько иные переживания. То есть время и информационная среда, которая нас окружает, накладывает свои особенности.

Сейчас огромное количество наших пациентов идентифицирует себя с теми людьми, о которых сейчас очень много говорят — с трансгендерами. Почему они это делают? Потому что, во-первых, многие из них действительно видят у себя много схожего с теми переживаниями, которые описаны в интернете. Это социальная дезадаптация, депрессия, склонность к суициду, склонность к самоповреждению, трудности в общении, трудности контакта с родными, проблемы с учебой, недовольство внешностью.

Дальше они видят следующую информацию — что люди, которые совершили изменения пола, избавляются от этих переживаний.

Ольга Бухановская: Приблизительно у 60–70% людей, которые находятся в процессе смены пола, обнаруживаются психические нарушения. Что будет с этими людьми, если они решат вернуть пол? Им говорят: «Ура, мы нашли прекрасный выход, гордитесь тем, что вы трансгендеры, боритесь за свое счастье под солнцем, делайте хирургическую операцию, гормоны пейте, ничего страшного нет».

А последствия? Кто говорит о тяжелых последствиях? Кто говорит о том, что возрастает огромное количество заболеваний раком у лиц, которые принимали гормоны? Что будет с детородным функциями? Всё это замалчивается.

Корр.: Частично вы уже сказали о том, что операции не помогают таким лицам. А помогают ли такие операции избавиться от других расстройств, психических в том числе?

Ольга Бухановская: Александр Олимпиевич Бухановский в своей работе по транссексуализму, которую завершил уже в девяносто четвертом году, писал, что нет лечения от транссексуализма. Если пациенту установили транссексуализм, он нуждается в медико-реабилитационных мероприятиях. Они разделяются на три группы действий.

Первое — это изменение гражданского пола. Нужно изменить полностью всё гражданское состояние, сменить все до единого документы. Второе — это гормонотерапия, заместительная гормонотерапия.

И третье — это хирургическая коррекция пола. Это никакой не переход. Вся терминология, которая имеется на сегодняшний день у западных организаций, это примитивные понятия, которые меняются в течение нескольких лет.

Легкая смена определений, упрощение понятий — это тоже своего рода пропаганда этой легкости. «Делай, что хочешь. Потом всё можно вернуть обратно». К сожалению, нет.

Антон Дьяченко: Для того, чтобы определить прогноз, нужно понимать, с чем мы имеем дело. Именно об этом мы сейчас и говорим. Необходима четкая дифференциальная диагностика. Лицам с транссексуализмом мероприятия по изменению пола помогают.

По поводу других пациентов есть достаточно разрозненные данные, но в большинстве своем, если судить по людям, например, с расстройствами шизофренического спектра, изменение пола или назначение гормонов помочь не могут априори. Мы это должны понимать.

О лицах с другими психическими расстройствами четких данных, в отличие от транссексуализма, нет. И вот этим и опасно смешение понятий транссексуализма и трансгендерности. Тут даже не смешение — это подмена понятий.

Когда говорят о том, что много лет известно, что трансгендерам помогают операции — это неверно. Много лет известно, что лицам с транссексуализмом помогают операции, изменения социального пола и так далее.

А вот что касается современных работ, то там тоже есть данные о том, что после назначения гормонов, после проведения операции многим, большинству, даже подавляющему большинству становятся эмоционально лучше.

Но только эти работы недостаточно пролонгированы. На какой период им стало лучше? Мы в своей практике видим даже по больным расстройствами шизофренического спектра: тем, которые начинают вот это преображение, им на какое-то время становится лучше.

Но нам известны примеры, когда к пациентам, которые получили, например, справку об изменении пола и начали принимать гормоны, то есть получили, казалось бы, то, чего они хотят, симптоматика возвращается. Потому что всё это время все эти трансформации были таким способом адаптации к болезни.

И этот способ действует, только если он не имеет конца. Именно этим и хороши в этом отношении идеи об изменении пола. «Когда-нибудь, когда я скоплю денег, когда я стану старше, когда я найду правильного врача…» — говорят себе люди. Вот это «когда-нибудь» для лиц с психическими расстройствами очень важно. Но когда они получают желаемое, многим из них становится хуже. Симптоматика возвращается.

Корр.: Насколько часто у тех людей, которые проходят оперативное вмешательство, диагностируются другие психические заболевания?

Антон Дьяченко: Необходимость участия психиатра в таком обследовании и определение показаний к изменению пола обусловлено именно крайне высокой распространенностью психических расстройств среди людей, желающих изменить пол. По всем статистическим данным.

Поэтому такая либерализация показаний к изменению пола поставит их в рисковое положение.

Корр.: А какие аргументы приводят сторонники западных подходов в этом вопросе?

Антон Дьяченко: Там речь идет о подмене понятий свободы действий и мотивов этих действий. Провозглашена свобода полоролевого позиционирования, каждый может позиционировать себя, выглядеть, называть себя так, как он хочет.

Эта идея, когда мы не рассматриваем мотивы действий, к сожалению, превратилась в концептуализацию игнорирования этих мотивов.

И сейчас расстройство половой идентификации или гендерное несоответствие, как оно теперь называется, перешло в раздел сексологии (а сексология исторически была частью психиатрии).

Теперь лечение таких людей стало включать врачей других специальностей: терапевтов, психологов, урологов. Можно ли от них требовать дифференциальной диагностики с психическими расстройствами? Тем более когда речь идет о подростках, где эта диагностика крайне тонкая, сложная даже для психиатров. Это невозможно. Теперь здесь будет огромный пробел, будет огромный всплеск людей, которые будут жалеть о том, что они сделали.

Будет огромный всплеск недообследованных психических расстройств, будет огромный всплеск суицидов. Мы сталкиваемся с совершенно антигуманной ситуацией.

Корр.: Что с психиатрической точки зрения можно сказать вообще об идее пола или гендера, как социального конструкта?

Антон Дьяченко: Это абсолютно противоречит реальности. Полоролевое самосознание не формируется обществом. Это невозможно. Я даже сейчас не медицинским языком скажу: каждый из нас, у кого есть дети, прекрасно знает, что мальчики растут мальчиками, а девочки растут девочками. Даже если мы не учим их надевать розовое платье.

Это не вопрос воспитания. Социальные различия между мужчинами и женщинами действительно есть, но они не формируют половое самосознание, они взаимодействуют с ним.

Если юноша, например, вынужден уступить в драке или проявляет робость, тем более при девушках, у него возникает мысль «ну как же я поступил не по-мужски».

Это и есть пример столкновения его самосознания как мужчины и социальных требований. Но он ни в коем случае при этом не решает сменить пол. Это невозможно. В норме такого не бывает.

Он не сомневается в том, что он мужчина — он переживает из-за того, что он не смог соблюсти социальные рамки. Теория же гендера смешивает понятия социальный и психический пол и утверждает, что самосознание конструируется обществом и культурой. Это не так, это видно из повседневной реальности.

Нет ни одного крупного научного клинического, биологического исследования, позволяющего утверждать, что есть полоролевое многообразие, позволяющее подтвердить постулаты гендерной теории.

Ольга Бухановская: Это искусственная попытка передать не психиатрам данную патологию. Тогда я, как психиатр, который занимается проблемой транссексуализма двадцать восемь лет своей работы в психиатрии, задаюсь вопросом: кому это надо? Зачем этих пациентов оторвали от нас, психиатров, и отдали в неизвестность?

Либо на этом хотят заработать, чтобы делать большие поставки в индустрию гормонотерапии, хирургической терапии, пластической хирургии и дополнительной терапии, как пишут, по постановке голоса и походки.

Истинным транссексуалам это абсолютно не надо. Они живут как представители другого пола. Они уже давно являются ими, им ничего не надо ставить, ни с чем знакомить. У них всё в этом плане нормально, и они дадут фору истинным представителям противоположного пола во много раз.

Антон Дьченко: Более того, скажу такую парадоксальную вещь: люди с транссексуализмом даже не хотят менять пол — у них просто нет другого выхода. Если им дать возможность выпить таблетку и проснуться полностью в соответствии с тем полом, которым они обладают сейчас, они согласятся. Безусловно, они не хотят этих всех изменений, для них это необходимая мука, но они готовы на это пойти, потому что иначе они не будут себя чувствовать хорошо.

Люди с психическими расстройствами нуждаются именно в этом процессе трансформации, им это нужно. Люди с транссексуализмом редко связывают себя с общественными организациями, борющимися за права. По крайней мере, большинство из них не готовы участвовать в каких-то митингах и так далее. Им это не нужно, они хотят жить спокойно и счастливо.

Ольга Бухановская: Мы всегда смотрели на психиатрию психиатрическими глазами, медицинскими глазами, мы никогда не задумывались о том, что против нас играют нечистоплотно и другими средствами. А сейчас, когда задумались и увидели некие особенности этой подпольной игры, мы поняли, что имеем дело с пропагандой гендерной теории, пропагандой многовариабельности полов.

Фактически, это какое-то политическое движение, это какая-то новая социальная идеология.

Корр.: И это движение приобрело серьезный масштаб. А каково его влияние на отечественную психиатрию? К каким результатам приведут последние реформы?

Ольга Бухановская: Если сейчас не будет принято определенных волевых решений в российском обществе психиатров, то мы можем очень многое успешное и фундаментальное в психиатрии потерять. Мы считаем, что на сегодняшний день крайне важно, чтобы российское общество психиатров дало однозначный ответ: согласна ли российская психиатрия с гендерной теорией? Либо да, либо нет. Чуть-чуть беременных не бывает. И от этого придется тогда плясать. Если мы считаем, что нет гендерной теории, мы должны оставлять транссексуализм и должны обращаться с этим заявлением в Минздрав Российской Федерации.

Второй, наверное, еще более важный вопрос, который обсуждается последние десять-пятнадцать лет. Нам нельзя потерять советскую, российскую психиатрию, глубоко думающую о пациентах, умеющую ставить правильные диагнозы, помогать правильно. И это касается общей психопатологии, основ психиатрии и нозологического подхода в психиатрии. Нозологический подход предполагает понимание психических расстройств с точки зрения развития болезней, их течения — с чего болезнь начинается, как развивается и чем заканчивается.

У нас всё это на сегодняшний день сохранено и сейчас мы можем создать национальную классификацию. Если российское общество психиатров ответит, что на территории Российской Федерации мы сохраняем общую психопатологию и нозологический подход в классификации постановки диагнозов психических заболеваний, мы сохраним разум, глубину знаний, неформальный душевно грамотный подход в психиатрии к душевнобольным людям, и будем оказывать помощь качественно. И мы должны, наконец, создать, в противовес вот этой глупости, свою национальную классификацию душевных расстройств. Такая есть во многих странах мира.