«Моя счастливая юность была омрачена национализмом»

Тамерлан Хазбиевич Тадтаев — русскоязычный писатель из Южной Осетии. Родился он в Цхинвале в 1966 году. С 1981 по 1986 жил в Душанбе, после — вернулся в Цхинвал.

Тамерлан Тадтаев участвовал в грузино-осетинских конфликтах 1989–1992, 2004, 2008 годов. Награжден медалью Южной Осетии «Защитник Отечества».

Известен стал рассказами-воспоминаниями о войнах, через которые прошел вместе со своим народом. Писать начал в 40 лет — чтобы южноосетинских героев этих войн знали и не забывали.

 — Здравствуйте, Тамерлан Хазбиевич.

Вчера Южная Осетия отпраздновала десятилетие своей независимости. В одном из интервью Вы говорили об огромной роли России в обретении этой независимости. Почему, на Ваш взгляд, Россия и Осетия так близки?

 — Осетия, насколько я знаю, обратилась к России еще при царе, чтобы войти в состав России. Хотя из меня плохой историк. Поскольку Осетия тянулась к просвещению и видела, что ближайший сосед-просветитель — Россия, то она [Осетия] естественно и тянулась к России. И образование получали именно российское [в дореволюционное время]. Наш Коста Хетагуров, великий поэт, учился в Санкт-Петербурге в академии художеств.

 — По Вашим словам, в 2009 году среди южноосетинцев был популярен тост «За Россию! За Медведева!» Однако прошло 10 лет: на территории Южной Осетии располагается российская воинская часть, недавно подразделения армии Южной Осетии вошли в состав Вооруженных сил РФ. Изменились ли за прошедшее время настроения людей?

 — Я думаю, что нет.

Раньше наши ребята ездили учиться в Грузию, очень много было таких студентов. Но попасть в тбилисский университет или институт было очень трудно. Ты либо должен был изменить свою фамилию — я бы мог, например, быть Тадташвили — чтобы у меня был карьерный рост. Иначе мне все пути в Осетии, в Грузии были бы закрыты. (Тогда Осетия входила в состав Грузии — мы были автономной областью.) Но чтобы у тебя был карьерный рост, ты должен был либо изменить фамилию, либо жениться на грузинке (либо выйти замуж за грузина). Других путей не было — это вам любой скажет.

 — А когда изменилась эта ситуация?

 — С распадом СССР, когда было заявлено, что все национальности могут самоопределяться, мы устали от грузинского шовинизма.

На самом деле, я ко всем отношусь хорошо и к грузинам отношусь хорошо, ну, к нормальным, хорошим людям отношусь хорошо.

Но на тот момент вся Грузия была охвачена фашизмом самым настоящим. И нам всегда указывали на свое место, типа, вы люди второго сорта.

 — Скажите, а отношение к грузинской культуре у вас не поменялось?

 — Нет. Я человек очень толерантный. Ну, война кончилась — я дружу. После войны надо строить мир, я так считаю. Поэтому я отношусь к хорошим грузинам хорошо, к плохим — плохо.

Меня очень сильно на самом деле шокирует то обстоятельство, что… [об Осетии не говорят]. Недавно какой-то [документальный] фильм сняли. А я зашел на сайт и начал читать комментарии: как и раньше об Осетии ни слова, только Россия и Грузия, как бы нас вообще нет.

Когда с 7-го на 8-е [августа 2008 года] Грузия начала обстрел Цхинвала, я был в городе и — пока российские войска не вошли в Цхинвал и не освободили Южную Осетию — мы как-то оборонялись. Потому что наш президент Кокойты сбежал и посеял панику. И все батальоны увлек за собой. И те, кто остались, — это была горстка ребят, которые пытались защитить свой город.

Такая картина: мы входим в дом, там телевизор работает. И грузинский комментатор говорит, что город взят, город был взят грузинами. Он это сообщает радостно, понимаете? Потом мы опять приходим в этот дом, смотрим опять телевизор… И вижу: Кондолиза Райс говорит, что Россия напала на Грузию и уничтожает грузин, представляете? Уничтожают нас, бомбят нас, а мы слышим совсем другое, понимаете? Это было настолько несправедливо, что кто-то из ребят взял и начал расстреливать этот телевизор, от возмущения.

И вот я вижу эти комментарии: Россия напала на Грузию. О нас — ни слова вообще. Мы не люди. Как и раньше — как Грузия хотела — мы не люди. Вот такая фигня.

 — Один из героев Ваших рассказов в минуты боя проклинает Ленина, основателя Советского государства, считая, что всё, чему его учили и во что он свято верил, оказалось чудовищной ложью. Однако Южная Осетия, в отличие от Грузии, в 1991 году до последнего хотела остаться в составе СССР. Какие всё же настроения преобладали тогда в народе?

 — Давайте я вам скажу свое отношение к советской власти. Я, честно говоря, не люблю коммунистов. Во-первых, мой дед был белогвардейцем. Его раскулачили, все его земли раздали. А он реально был очень трудолюбивым, пахал с утра до вечера. Его раскулачили, его земли отдали бездельникам, скажем так. А мы потом оказались самыми нищими на нашей улице. Я вижу, что мне втирают одно по телевизору (наша коммунистическая партия), а мы живем в хибарке. Это же несправедливо, правильно?

И моя мама, и мой отец вкалывали. У соседей были огромные дома, они воровали — им можно было это делать в советское время. А мы в эпоху социализма, коммунизма жили в нищете. У нас даже жрать нечего было. Значит, я рос во лжи. Я считаю, что коммунисты очень лживые люди. Коммунизм это ложь и утопия.

Ну, извините. Я знаю, что… Но у меня к коммунистам такое отношение, потому что я очень сильно обманут. Вы представляете, все мое детство прошло в такой нищете. И даже сейчас…

Мое детство прошло в бараке. То есть семья: я, мой брат, моя сестра, мой отец и моя мама — мы жили в комнатном бараке. Сейчас его снесли — а то бы я вам даже фото прислал. Деревянная такая времянка. Наш дом называли курятником. А вокруг каменные дома наших соседей. И надо мной смеялись — и я, до кого дотягивался, тех бил…

А так как я жил в Средней Азии еще лет 6–7 и там опять же я столкнулся с национализмом — в советское время, это 80-е годы. И мне как русскоговорящему было очень трудно там жить. Мне все время приходилось как-то отстаивать себя. Меня считали евреем, а евреев там вообще ненавидели. И мне приходилось каждый день драться. И у меня еще был маленький брат, до которого тоже «докапывались».

И я до сих пор родителям иногда выговариваю, потому что моя счастливая юность была омрачена этим национализмом. Все русскоговорящие подвергались таким нападениям. В общем, очень трудное было для меня время, жуткое. Но что делать, таковы были тогдашние реалии.

 — В 2009 году Вы говорили, что с южноосетинскими писателями практически не общаетесь. За прошедшие почти 10 лет в этом вопросе что-нибудь изменилось?

 — Перевели один мой рассказ на осетинский язык. Но я даже не получил этого журнала. Честно говоря, осетинский литературный язык — очень трудный язык. Я пишу на русском.

 — Вы по-прежнему остаетесь писателем-одиночкой? Или у Вас сложился круг близких российских писателей?

 — Да, конечно. Тут все друг друга знают, любят. Я очень люблю русскую литературу — это основа. У меня много друзей — русских писателей и пишущих по-русски: татары, евреи, русские…

 — В 2015 году на кинофестивале в Каннах был показан снятый по Вашему сценарию фильм «Суадон» («Родник»). Как Вы считаете, почему режиссер Сергей Зезюльков выбрал из Ваших рассказов именно этот? И почему данный фильм попал в программу европейского кинофестиваля?

 — На самом деле, я хотел другой фильм снять, по другому сценарию.

Деньги нам на фильм дал человек, который издал мою книгу. Это издательство «Сем». И они решили сделать рекламу книги, сняв про меня документальный фильм. И в документальном фильме должны были быть сцены из моих сценариев. И Сереге очень нравились… Серега — царство ему небесное, он умер, он был одним из самых моих близких друзей, он ушел — Зезюльков. И он взялся за этот документальный фильм. И мы поехали в Осетию снимать, как я возвращаюсь домой, рассказываю про войну. Мы ехали на поезде и по дороге снимали эту документалку.

Когда мы приехали в Осетию, начали искать актеров, чтобы они разыграли сценки из моих сценариев. И тут Серега говорит: давай мы снимем фильм. И его выбор пал на этот сценарий.

А так, я хотел другой снимать. Это не самый мой лучший сценарий.

 — А Вы хотели какой?

 — У меня был сценарий «Сын». И я даже Сереге потом предлагал: раз уж у нас так пошло… То есть мы сняли один фильм в очень короткий срок — за 9 съемочных дней. Я говорю: давай мы снимем еще и этот сценарий — и у нас будет уже 2 фильма. Но у Сереги был какой-то контракт в Москве, и ему уже нельзя было там [в Осетии] оставаться. Говорит: понимаешь, если я сейчас не поеду, я могу контракт нарушить. И в итоге мы не сняли этот фильм.

А почему был отобран — я еще скажу. Честно говоря, этим фильмом никто не занимался — только Сергей. И его на фестивалях в России не принимали. Сергей очень огорчался, потом — раз — и он послал его в Канны. У нас был статус там такой, что мы могли стоять на красной дорожке. Просто мы не приобрели смокингов, а там без этого нельзя.

Я вам больше скажу. Этот фильм сейчас гуляет по каким-то зарубежным сайтам — под названием «Spring» [англ. родник]. И кто-то зарабатывает на нем деньги. Мы с моим другом хотели подать в суд, но что-то у нас заглохло…

Причем там написано, что он был отмечен в Торонто каким-то призом, в Париже каким-то еще. Представляете? Я недавно об этом узнал.

 — Вы уже больше полутора лет пишете короткие заметки-воспоминания на портале «Спутник — Южная Осетия». В основном, они посвящены военным событиям. Почему описание мирной жизни занимает в Вашем творчестве значительно меньше места?

 — Я недавно догадался, как отвечать на такой вопрос. Давайте я вам расскажу как бы притчу.

Вот вы идете в лес по грибы. И вдруг встречаете медведя. И медведь за вами гонится, он вас загоняет на огромное дерево и лезет за вами, вы оттуда спрыгиваете… в общем, он вас замотал всего. И в конце концов, вы убегаете от медведя и приходите домой. Вас там спрашивают: ну, что, как лес, как грибы? О чем вы будете рассказывать? О грибах?

 — Как Вы считаете, сегодняшнюю жизнь в Южной Осетии можно назвать мирной?

 — Да, я считаю, что это мир, потому что больше не стреляют. Люди как-то уже обживаются, получают квартиры. Я считаю, что все предыдущие президенты, которые у нас были, они все были нехорошие люди.

Сейчас я очень уважаю и поддерживаю нашего Анатолия Бибилова. Потому что это человек, который сам прошел войну, он был ранен, он оборонял город. И он понимает, что такое вся эта тяжесть. И я думаю, что он делает многое, чтобы люди жили лучше. Он к этому стремится.

А то, что было до него, это было ужасно. Взять Кокойты, который сбежал, предал город, предал свой народ и убежал. Он фактически является предателем — по законам военного времени его надо вообще расстрелять.

Другой, Тибилов Леонид, прятался в подвале в 2008-м. Представляете, генерал в лампасах, мужчина, еще не такой старый, он мог еще держать автомат, он прятался в подвале и никого туда не пускал.

А Анатолий Бибилов сражался, был ранен, но все равно был в строю и отбивался от врагов. Я очень его уважаю и думаю, что при нем что-то будет еще лучше. Кстати, он — за вхождение в Россию.