Кургинян: бандеровская идеология ― сильнейшее оружие. Чем ответит Россия?

«Предназначение». Выпуск № 3. 11 июля 2022 года

Я обращаюсь к неким историческим сюжетам просто для того, чтобы что-то пробудить в памяти людей, которые абсолютно не обязаны это знать.

Дорогие наши сограждане, все, кто сейчас меня смотрят. Совершенно неправомочно считается, что сейчас у Украины с Россией есть некий конфликт, и что таких конфликтов после Великой Отечественной войны фактически не было. Мол, были другие, например, в Корее и во Вьетнаме, где с одной стороны стоял Советский Союз, с другой — Соединенные Штаты, а это была такая промежуточная зона.

Это не так. Были конфликты, очень похожие на тот, который происходит сейчас. По всей своей типологии, по всем своим социокультурным кодам.

В августе 1947 года от Британской империи отделилась ее гигантская индийская колония, и тем самым империя окончательно развалилась. Помогли этому американцы. Черчилль чуть не на коленях перед ними стоял, чтобы ее не разваливать. «Нет, нет, свобода Индии!» и так далее.

Британская Индия была колоссальным конгломератом, по существу, отдельной субимперией. Когда она освободилась, она тут же, не без помощи англичан, начала разваливаться.

Это был потрясший Махатму Ганди распад, в ходе которого Пакистан отделился от Индии.

Сразу после началась серия индо-пакистанских войн. Точные данные о численности населения Индии и Пакистана на момент военного конфликта в 1947 году отсутствуют. Поэтому обратимся к оценке ООН за 1950 год, а также к данным официальных переписей населения за 1951 год.

По оценке ООН, численность населения Пакистана в 1950 году составляла 37,5 млн человек (37 542 тыс. человек), а численность населения Индии — 376 млн человек (376 325 тыс.). По данным переписи за 1951 год, население Пакистана около 34 млн человек (33 740 тыс.), а Индии — 361 млн человек. (361 088 900 человек). Таким образом, численность населения Индии тогда была примерно в 10 раз больше численности населения Пакистана.

А теперь обратимся к нынешнему конфликту России и Украины. По данным украинского Госстата, на начало 2022 года численность населения Украины составляет 41 млн человек (41 167 336 человек) без учета населения Крыма и Севастополя, но с учетом населения ЛДНР. А если вычесть население ЛДНР, то получится примерно 37 млн человек. Правда, существуют альтернативные точки зрения, причем высказанные представителями Украины, и, согласно этим оценкам, население Украины около 20 млн человек, но будем ориентироваться на официальные данные. Численность населения России составляет примерно 145,5 млн человек (145 478 097 человек). Таким образом, численность населения России примерно в 3,5 раза больше численности населения Украины.

Согласитесь, есть параллель между конфликтом совсем большой Индии с гораздо меньшим по населению Пакистаном и конфликтом большой России с гораздо меньшей по населению Украиной.

Это не значит, что наш ограниченный контингент так превосходит украинский. Мы не рискнули даже на то, чтобы призвать резервистов для того, чтобы те заполнили ниши контрактников внутри страны, а всех контрактников перевести так, чтобы создать из них вторую волну нашего ограниченного контингента. Мы даже на это не рискнули. Значит, мы воюем лишь частью контрактников. Украина объявила несколько чрезвычайных мобилизаций, поставила под ружье всё, что могла и не могла. Конечно, много барахла, но ведь не всё барахло, как видим.

Итак, Пакистан и Индия, вполне сравнимые с Украиной и Российской Федерацией, начали воевать.

В первый раз они воевали с октября 1947 по декабрь 1948 года по поводу того, кому принадлежат Джамму и Кашмир. Потери составляли тысячи людей с той и с другой стороны.

Второй раз они начали воевать в 1965 году, потому что после первой войны штат Кашмир (ничего не напоминает?) был разделен между Индией и Пакистаном. А Пакистан желал вернуть себе контроль над индийской частью и готовил восстание. Индия, узнав об этом, атаковала пакистанскую часть Кашмира, понимая, что потом будет поздно. И там счет идет на многие тысячи убитых и с той, и другой стороны, это была война.

И третья война была в 1971 году. Индия вмешалась в события в восточном Пакистане, и опять тысячи убитых.

Это всё происходило после окончания Второй мировой войны.

Я хочу вас спросить: кто-нибудь что-нибудь кому-нибудь из этих двух сторон вменил в виде санкций? Там были какие-нибудь санкции, настоящие и серьезные? Было что-нибудь, кроме выражения сожаления и некоего возмущения прогрессивной общественности по поводу происходящего? Фактически не было ничего, воевали раз за разом два больших азиатских государства, являющихся частями бывшего имперского конгломерата и в момент распада конгломерата естественно впавшие в состояние конфликтности, как и при распаде любого конгломерата подобного типа ― Советского Союза, Османской империи, Британской империи, Австро-Венгерской империи… Это всегда так!

Кто-нибудь по этому поводу всерьез пискнул? Нет. Почему? Индия была скорее просоветской, а Пакистан колебался ― Китай или Америка. Вначале ― Америка и Англия, потом Китай. Но дальше же ничего такого не было.

Вообще было ли когда-нибудь что-нибудь подобное этим санкциям? Шли ли когда-нибудь сильные мира сего, или глобальные игроки, на тысячную долю того, на что они идут сейчас? Этого не было! Я сознательно отодвигаю в сторону войны в Корее и во Вьетнаме, потому что там две сверхдержавы столкнулись. Здесь этого нет, здесь Россия ― прямой участник, а с той стороны ― весь западный мир косвенно. Но так же это было и в конфликте между Индией и Пакистаном. Никто ни на чью сторону истерически не перешел, никто не обвинил Индию, что она угнетает демократический Пакистан или наоборот. Просто смотрели за войной. Призывали людей мира и доброй воли противостоять этому, и всё!

Почему тут такая ситуация? Чем отличается война, порожденная распадом конгломерата под названием Советский Союз, от войны, порожденной распадом конгломерата под названием Британская империя? Ничем! Там такой же генезис, такая же архитектоника, такая же внутренняя структура, такой же характер ведения. Но там фактически в сравнении с тем, что сейчас, ― полное безразличие, а тут истерическая поддержка одной стороны ― невероятная, неслыханная. Притом, что эта сторона ― бандеровская. Уж, казалось бы, все антифашистские силы, если они еще есть, должны были бы бросить взгляд на происходящее и почесать репу. Но нет этих антифашистских сил. Фашизм идет наверх, и поэтому очень хорошо, что Бандера.

Другой пример ― ирано-иракская война 1980–88 годов. Ирак хотел отторгнуть богатую нефтью провинцию Хузестан. Потери исчислялись почти миллионами людей. Ну и?.. Весь мир ввел суперсанкции против преступного Ирана или Ирака?

Ну да, помогали Хусейну химическим оружием, потому что хотели истребить побольше иранцев. Но не было ничего подобного тому, что происходит сейчас. Такой определенности, такого неслыханного масштаба наезда, такой ярости и таких далеко идущих выводов, как сейчас с Речью Посполитой. Не было этого.

Это всерьез, надолго и фатально. Это русская судьба. Это ненависть к тому, что Россия решила не дораспадаться. Это вызывает неслыханное бешенство. Как нутряно надо ненавидеть субъект, который всё еще цепляется за жизнь, чтобы устроить то, что устроили, подумайте все! В том числе те, кто говорят: «Они перебесятся и всё вернется, прагматизм возобладает». Вы в своем уме?!

Теперь оглянитесь на общую ситуацию. Черт с ней, с Финляндией, Швецией, это отдельный вопрос. Есть Польша, и достаточно к этому подключиться не просто польско-украинскому, а чуть-чуть более широкому альянсу (а какому, я скажу ниже), и вы уравновеситесь в силах. Если этот альянс чуть-чуть расширится так, как это бывало в истории, не будет преимущества нашего Черноморского флота над флотом этого альянса, не будет человеческого преимущества. И все западные стратеги только и думают о том, как этот альянс создать.

Ничто так не противоречит этому, как существование НАТО. Война НАТО с Россией ― это последняя война цивилизаций, это все понимают. А вот как бы сгоношить такой субъект, который мог бы всё это сделать? И все чешут репу: когда же нам-то придется с русскими воевать?

Вот это ― любой призрак стратегической эскалации ― его эта система выдержит? Я утверждаю, что нет (см. схему 1). Что система отвечает? «А его нет, этого призрака! А они перебесятся! А мы скоро мирные соглашения заключим!» О чем? И зачем они нужны, кому? Господствует прагматическое мышление, квинтэссенцией которого является то, что миром управляет экономика. Экономический ущерб, газа станет меньше, обогреваться будет не так удобно… Да плевали они на эти ущербы для своего населения! Это население их не выберет на выборах? Оно выберет еще более правых, а те еще больше подбавят парку в этой баньке грядущего катастрофизма.

Не светит нам никакое смягчение по ту сторону непонятно чего. А я не очень понимаю, как существующая система справится с победой. То есть, дай ей бог, мне всё равно, кто с ней справится. Если вдруг в России наладится жизнь, и она не будет распадаться, и эта жизнь будет похожа более или менее на человеческую, то моя мечта ― это большая изба где-нибудь на берегу серьезной реки, и так, чтобы людей рядом не было, была собака и ружье. А вовсе не занятие каких-то положений. Я просто знаю, что этого человеческого не будет!

Что делает система раз за разом? А она делает очень простую вещь: вот что есть тут (см. схему 1), то и есть. Вот как говорят, так говорят. Какую лингвистику используют, такую и используют. А она основана, эта лингвистика, на том, что «да и нет не говорите, черного и белого не называйте».

Это вхожденчество было или нет? Оно длилось тридцать лет или нет? Оно является ошибкой или нет? Зачем этот, не очень отвечающий ситуации, юмор, будем ли мы выращивать у себя бананы? Не об этом же речь идет. Вопрос в том, зачем осуществляли оптимизацию медицины, зачем разваливали образование, зачем так раздербанили науку. Вопрос идет о том, что у большинства крупнейших существующих заводов нет адекватных конструкторских бюро, способных работать на завтрашний день. А свернутые отрасли, одна за другой, ― их зачем сворачивали? Под какую идею? Что всё купим? Ну и как? Не ждали того, что Запад будет так с нами себя вести? Так вот, зря не ждали. Потому что мы нужны Западу только мертвыми и расчлененными, об этом говорит тысячелетие истории! Тысячелетие!

Теперь нет языка, поскольку совершенно непонятно, почему всё произошло так. Шли туда, потом повернули сюда. Этот большой зигзаг непонятен. Я счастлив по поводу этого зигзага, чтобы вы понимали. Без него ничто невозможно. Но он требует артикуляции, осмысления, внятности. А без этой внятности и язык больших, государственных СМИ невозможен. Иначе всё равно разговор слегка напоминает проклятия жены в адрес мужа, который ей изменяет: «Мой муж негодяй, верните мне моего мужа!» Так нельзя, на этом языке не ведется стратегическая война. Выиграть этот эпизод можно и нужно! Поэтому я поддерживал и буду поддерживать всё, что способствует выигрышу. Но если завтра произойдет стратегическая эскалация, всё это завалится, ― это будет конец российской истории.

Теперь я в этой связи перехожу к главному.

ТАСС, 17 мая 2022 года. «Россия уже имеет собственную идеологию, к ней относится в том числе желание отстаивать свои интересы и здравый патриотизм». Об этом заявил пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков, выступая на просветительском марафоне «Новые горизонты», организованном обществом «Знание». Так представитель Кремля ответил на вопрос, есть ли сейчас идеи по созданию новой государственной идеологии в РФ. Дальше цитируется Песков: «А разве тот настрой, доминирующий сейчас в нашем обществе, не является идеологией? Разве тот здравый патриотизм, который доминирует у нас в стране, ― это не идеология? Разве желание отстоять свои интересы ― это не идеология?» ― задался вопросами он в ответ.

По мнению Пескова, к тем же категориям могут относиться «желание жить нормально, развиваться, получать знания, применять эти знания, становиться богатыми, здоровыми, современными, технологичными». «Разве это не идеология? С моей точки зрения, это и есть идеология. И она у нас уже есть», ― подытожил он, сообщает ТАСС.

Я не могу сказать, что у меня есть однозначное отношение к тому, что сказано пресс-секретарем президента. У меня его нет, потому что я жил при Суслове и у нас была идеология, а мои левые друзья на Западе называли Суслова убийцей смысла. Я жил в этом климате идеологического специально создаваемого маразма.

Я помню, что говорила режиссер Шепитько по поводу того, что именно вымарывал глава Госкино Ермаш из ее фильма «Восхождение», — что нужно быть ярым антикоммунистом, чтобы вымарать все тринадцать прокоммунистических эпизодов.

Я помню, кто такие академик Федосеев и другие. Я помню, куда деградировала наша философия и всё прочее.

И я вовсе не хочу оказаться в ситуации, когда какой-нибудь назначенный вчерашний либерал, новоявленный идеологический шнырь будет мне диктовать, какая культурная продукция нужна, а какая не нужна. Я уже встречался с таким шнырем, он уже закрывал мой театр, и я знаю, чем это кончилось. Если бы это кончилось торжеством шныря, но внутри этого были бы наука, производство, образование и все прочее, дети правильно жили и были бы какие-то каналы социальной мобильности ― черт с ним, пусть бы он закрыл все. Но он-то и провалился потом. И позже я встретил этого шныря в новой должности, он говорил мне о том, как он дико любил меня и мою театральную продукцию, и ненавидел коммунистическую идеологию. А это я ее защищал, не он. Я помню доносы на себя за то, что я занимаюсь идеологическим ревизионизмом, и что меня надо исключить из комсомола и выгнать из института. И я помню, кто это все заявлял. Я читал эти доносы.

Поэтому вернуться в ту реальность я не могу хотеть. И то, что Песков говорит: «Слушайте, давайте оставим как есть, еще нам только этого геморроя не хватало. Сейчас еще возникнет какой-то непонятный идеолог, он начнет что-то впаривать. Это всё будет мимо кассы и всё это полетит под фанфары…» Я так понимаю это высказывание, и в этой части я абсолютно согласен. Более того, я с ужасом смотрю на попытки восстанавливать все подряд советские институты, все формы без всякого смысла. То пионерские организации, в которых сами «пионеры» будут определять, чего они хотят (более-менее понятно, чего именно они будут хотеть?). То какие-то народные дружины, которые сразу превращаются в бандитские образования. То еще что-то.

Нельзя формы восстанавливать, понимаете? Эти формы были созданы определенным содержанием. И это было накаленное содержание. Я помню большевиков, их мечту о новом мире, о новой стране. Они шли на каторгу за это, они сражались в Гражданскую войну, они умирали на фронтах Великой Отечественной. Они горели этим. И это горение что-то создавало. А потом это что-то начало умирать. Так вот, Россия ― это великая страна, русский народ ― это великий собиратель земель и строитель государства. Только он в XX веке дважды свою страну разрушил, и это ― тоже правда!

А разрушил он ее потому, что она стала нелюбой. Нет любви ― и всё. Нет огня. А нелюбой она стала потому, что русское государство способно творить чудеса и русский народ способен изумлять весь мир, только когда есть накаленная идеология. Как только она остывает — всё! И это свойство империи.

И так получается, что никто из нас не хочет Суслова и не хочет, чтобы у нас появилось министерство идеологии с каким-нибудь из шнырей, являющихся частью этой системы или каким-нибудь ее охвостьем. Нужно, чтобы возник новый политический язык, потому что на том, который есть, объясняться по стратегическим вопросам невозможно. «Бросьте ваш тон, возьмите человеческий!» Никто не будет никого сейчас преследовать по той причине, что признаны ошибки. Это ложь, будто нельзя признавать ошибки! А Сталин не признал ошибки? «Головокружение от успехов» не было статьей о признании ошибок? Нужно быть совсем некрупными людьми, чтобы не понимать масштаб ленинской фразы о том, что массам надо говорить правду. Это буквально называется «не в силе бог, а в правде». Это претензия действующего субъекта на высшую инстанцию: мы будем говорить правду, ибо в ней сила.

Что такое сила идеологии, и что такое ее слабость и жалкость? Подходят белогвардейцы к городу, собирается какая-нибудь ячейка. И они начинают разговаривать. А как большевики разговаривали? Они начинали с прагматических вопросов? Нет. Они требовали, чтобы заслушали короткий доклад о международном положении. И там говорилось, что пролетариат там-то восстает так-то, там-то — так-то. Дальше они говорили: ты идешь на камвольную фабрику, ты — в военную часть, ты — туда-то, ты — туда-то. Они были абсолютно безоружны, даже если у них были маузеры. Они шли одни к тысячным толпам, говорили, что надо проливать кровь, ― и толпы шли проливать кровь!

Будучи начитанным подростком, я как-то сказал моему отцу, что под Кромами в штыковую атаку ходили убежденные красные и убежденные белые чуть ли не одиннадцать (сейчас уже не помню сколько) раз. Отец ответил, что я гоню пропаганду. Я обиделся, достал исторические материалы. А отец воевал и в Финскую, и в Великую Отечественную. Он почитал материалы, говорит: «Да-да, написано так. Только я не верю, потому что нас отводили на переформирование после третьей или четвертой штыковой атаки».

«Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне», — что такое штыковые атаки и всё прочее. Нужно было иметь ту идеологию, ту веру, чтобы ходить в штыковую атаку по десятку раз. И это было. Что теперь? Это же является ключевым вопросом.

Наши граждане, занимающие высокое положение и не худшим образом обучавшиеся в элитных институтах советской эпохи… Я вспоминаю рассказ моего отца о руководителе одного из таких институтов. Отец мне хотел объяснить, почему он работает в областном пединституте, а не где-то еще — ему были открыты все дороги. Он мне рассказывал: «Встречаюсь с руководителем института, а он кричит: «Сволочи, коммунисты, гады! Они мне дали разнарядку на прием в институт на двадцать семь мест, а у меня ― двадцать пять. Я кого должен вычеркнуть? Там кого ни вычеркни, тебя снимут с работы». Потом он сделал паузу и сказал: «А на улице стоит три тысячи человек, которые считают, что они сдают экзамены».

Речь шла буквально про тот институт, в который со второго раза был принят один из наших элитариев, говорящий сейчас об идеологии те слова, которые я не могу назвать абсолютно несправедливыми. Песков очень хорошо знает Турцию, турецкий язык, детали турецкой истории, и он в это во всё вписан. Я считаю, что сейчас это огромный плюс ― знаете, почему? Потому что нам только одного еще не хватало: чтобы с помощью какого-нибудь конфликта турки подключились к украинцам. Это всё произойдет ― потом. Но not yet, не сейчас. Нынешняя система этого не выдержит. Поэтому все, кто сейчас как-то способны убалтывать Турцию, ― на вес золота. А Армения тут вообще ни при чем. Отношения будут выяснять Турция и Россия.

Но он же знает турецкую историю. Тогда у меня возникает вопрос: а зачем туркам эти воспоминания о неоосманизме, о Туране? Зачем им их социокультурные коды? Почему они оживляют свою историю ― актуализируют ее, используя выражение господина Бжезинского? Значит, это надо. Значит, им надо, а нам ― нет. Почему? Я хочу знать, почему. И как выстаивать в условиях стратегической эскалации? Это же принципиальный вопрос.

Теперь начинаются разговоры о том, как это всё делать.

Во-первых, делать это надо не бюрократическим образом. Не бюрократическим, понимаете? Потому что всё, что будет сделано бюрократическим образом, будет уничтожено. Нет ничего сейчас страшнее бюрократии. Она держит существующую систему: продукты есть, железные дороги работают, авиация работает, армия худо-бедно проявляет свой героизм (не будем говорить об ошибках). Всё. Пусть она работает. Но ее любая инновация смертельна. Вы себе представьте, что у вас, наряду с существующими министрами (включите, пожалуйста, соответствующие фотографии и посмотрите!), будет еще такой же по идеологии. Это что будет? Как говорил Аркадий Райкин в своем скетче советской эпохи: «Что будет? Говорю, пиво холодное будет. Пиво ― это ничего…» А такая идеология ― это хохот.

Но Украина актуализировала историческое время. И бандеровская идеология ― это сильнейшее оружие Украины. Всё, что сейчас происходит, происходит в столь вязком конфликте только потому, что это сделано. Я не говорю, что мы должны работать зеркально. Но мы не можем не учитывать роли идеологии. А Соединенным Штатам тоже прикажут стать неидеологическим государством? Какое самое идеологическое государство на планете? Соединенные Штаты Америки! Еще недавно говорили, что это Град на холме, и мы все должны ориентироваться на него. Там нет идеологии?!

Так в чем же дело? Я позволю себе одну зарисовку на тему того, в чем дело. Я конкретно и до конца знаю, как именно создавались и принимались решения о создании в противовес либералам «русской патриотической улицы», управляемой бюрократией. Я это знаю конкретно. Бюрократией были брошены на это огромные силы и средства. Это было сделано после того, как Ющенко победил, давным-давно. Где всё это было в момент Поклонной горы? Я спрашиваю, где была «русская патриотическая улица»?! Я увидел хотя бы реликт этого? Я увидел ноль!

Если бы Янукович мог создать что-нибудь подобное хотя бы «Сути времени» в России (я совершенно не хочу этот пример абсолютизировать)… Если бы там могли состояться сначала (и все понимают эту последовательность) свои Воробьевы горы, которые запустили процесс, а потом Поклонная гора, если бы это могло состояться ― где были бы бандеровцы? Но этого же не было, были какие-то «титушки».

Если бы российская «невоенная дипломатия» могла мобилизовывать силы в Закавказье и других местах так, чтобы выигрывали не русофобы, мир был бы другим. И если бы эта бюрократия могла что-нибудь такое делать, так, может быть, был бы и Советский Союз?

Нет ничего спасительнее для Руси, чем живая идеология, и нет ничего губительнее мертвой. Бюрократия может создавать только мертвую. Это первое, теперь второе.

Перед самой своей смертью Владимир Александрович Крючков, с которым мы об этом разговаривали, и другие наши значимые представители спецслужб выступили с заявлением: «Две группировки наших спецслужб, два спецслужбистских клана ― не воюйте друг с другом! Вы все будете уничтожены, вы все проиграете».

Моя книга «Качели» вышла 14 лет назад. Меня попросили вкратце сформулировать там некую стратегию. И я в качестве первого пункта сказал, что общество чисто кшатрийское (я не любитель этих индийских каст, я не поклонник всего этого, я просто использую это как образ) всегда будет воевать друг с другом, потому что наверху всегда оказывается представитель этого ― воинского в том или ином виде ― «кшатрийского» сообщества (не важно, спецслужбисты, силовики ― назовите как угодно). И для того, чтобы что-то происходило иначе, устойчиво, нужны «брахманы». Я говорю: необрахманы, брахманы в кавычках ― это метафора. Как угодно, но нужно что-то, что будет это цементировать. Без этого невозможно.

Прочитавшие мою стратегию лица, как передавал мне мой близкий друг, сказали: вот всё гениально, только нужно одно: «чтобы без бархманов». То есть без брахманов, без идеологии, понимаете? И потому, что наелись КПСС, и потому, что представляют себе процесс иначе ― дескать, все говорят разное, а в одной кассе деньги получают ― и называется это сетевая структура… и по ряду других причин. Главное ― без «бархманов».

А это означает, что постоянно идет путаница между агентами и стратегическими союзниками. Стратегический союзник ― это человек, управляемый идеологической мотивацией. Поскольку веры в то, что такая мотивация существует, в XXI веке нет, то не рассматривается вообще категория стратегического союзника. А агент ― человек подневольный, и ждать от него инициативы невозможно.

Поэтому, как только теряется хоть чуть-чуть политическая стабильность, возникает вопрос: или есть независимые гражданские факторы ― и тогда что-то восстанавливается, или их нет ― и тогда вся эта бюрократическая мощь превращается в большую сточную канаву, наполненную нечистотами. Наш стратегический противник ― Запад ― еще будет раскачивать ситуацию внутри, поверьте. Он ждет.

Что будет тогда? На какой язык надо и можно переводить СМИ? Стратегическое управление без идеологии не осуществляется. Как не допустить удушения бюрократией каждой инновации, которые сейчас должны идти одна за другой? Как люди, которые хорошо знают, как «распиливать», будут строить новые заводы? Они не знают, как это делать.

Может быть, бананы и не надо выращивать. Хотя если блокада энергоресурсов будет полная, то на их избытке всё что угодно можно будет выращивать ― хоть киви, хоть что хочешь. Но электроника точно нужна своя, конкурентная. И в глобальном мире нужны свои глобальные порталы. Стратегическая эскалация будет проиграна без всего этого. А она грядет.

Это произойдет не сегодня.

Если не произойдет внутри существующей системы колоссального предательства, а на Западе ― какой-то непонятной мутации, то мы дойдем до тех городов Украины, до которых захотим. Мне, конечно, не очень понятно, как система будет управлять территорией. Ну как-нибудь… Но дальше начнется худшее.

Дальше будет сконструирована такая сила, которой нам придется давать отпор полностью. Нам нужна другая армия, другая промышленность, другое образование, другая наука, другая культура, другой язык. А тут возникает второй вопрос.

Понимаете, империю держит некое концептуальное меньшинство. Философия, идеология, концепт (который есть не философия и не идеология, а нечто третье, и очень важное) ― всё это держится в руках имперского меньшинства. Концептуального меньшинства, как я здесь говорю. Я уже называл какие-то фамилии ― Суслова, Федосеева и прочих ― и знаю хорошо, как убивалась идеология. Но были же и другие.

Хороший, плохой ли человек был Михаил Лифшиц, на что он там работал ―, но он был не пустым человеком. Куда потом завернул Лукач ― другой разговор, но он что-то понимал, и Лифшиц был его учеником. Верными или нет были мысли Ильенкова, но он был умным человеком. В сторону Канта или куда дрейфовал Батищев, но он был человеком с серьезным потенциалом. И я могу перечислять еще людей. Того же Побиска Кузнецова, которого хорошо знал. Их либо сажали, либо выдавливали на обочину, либо сводили с ума, либо они просто умирали, но они в советское время были и представляли собой то концептуальное меньшинство, так что еще можно было о чем-то говорить. Для этого был язык. Было понятно, в сущности, о чем речь.

То, что сейчас происходит, стало уничтожением не только советского образования, которое я бы назвал имперским образованием, не только советской культуры (имперской культуры), не только советской науки (имперской науки), не только советской социальной системы. Это стало еще и уничтожением имперского концептуального меньшинства. Оно было уничтожено. Уничтожить легко. А как его создавать? С помощью чего? Люди, которые об этом как-то думают, вы всмотритесь в то, что происходит в официальной философии!

Про ценности вы говорите? Во-первых, то, что вы называете ценностями, не есть ценности.

Вот был такой исследователь Земсков, который рассказал правду о сталинском периоде: о цифрах потерь в репрессиях коллективизации, и не только. Это был человек большого трудолюбия и таланта, который просто хотел установить правду (к вопросу «надо говорить массам правду» ― ее же надо получить). Она кому-нибудь была нужна? Вместо нее царила ложь ― то о пятидесяти миллионах погибших, то о ста… и бог знает, что еще о чем.

Вот есть такой Шохин, «Философия ценностей и ранняя аксиологическая мысль». Вы понимаете, что это всё целая совокупность дисциплин? Что есть докантианская аксиология, послекантианская, а есть Хайдеггер, который прямо говорит, что аксиология ― это смерть идеологии. Смерть смысла. У нас занимались этим Тугаринов и другие. Это всё где сейчас? Всерьез кто-нибудь за чашкой чая может о ценностях поговорить? Они нужны или что-нибудь другое? Самая модная в мире наука аксиология ― это полное барахло.

Никто не читал работы о смерти идеологии в 1970-е годы? Конечно, речь шла о смерти коммунистической идеологии. Но там же была какая-то еще правда, как на место идеологии приходит политическая лингвистика и так далее.

Мы имперски разоружены по всем направлениям, и нам надо предпринять чрезвычайные усилия для того, чтобы свое вооружение восстановить в кратчайшие сроки не бюрократически, а иначе. Не сумеем это сделать ― окончательное решение «русского вопроса» произойдет в первой половине XXI века. И да не будет так.