Искра антиковида. Как говорить по-человечески?
Порой имеют место так называемые шапкозакидательские настроения. Ну, мол, всё уже, мы организовались во всем мире, шапками закидаем этих вакцинаторов и так далее и тому подобное. Это очень пагубные настроения. Никогда нельзя оказаться под их воздействием, потому что результатом будет сокрушительное поражение. Поэтому мне бы хотелось, чтобы зритель этой передачи внимательно, объективно, без всяких экстазов присмотрелся к тому, каков расклад сил в ведущейся игре, использующей ковидную проблематику для осуществления весьма и весьма пагубной трансформации.
Одна из сил, ведущих эту игру, — вакцинаторы, стремящиеся навязать человечеству желанную для них трансформацию. Это очень мощная сила. И если не будет признано, что это очень мощная и хорошо выстроенная сила, то ее противники проиграют. Эта сила располагает огромными финансовыми ресурсами, к ее услугам властные механизмы, способные оказывать порой такие воздействия, которые не по плечу самым мощным финансовым воротилам и даже клубам этих воротил. Очевидна связь между финансовыми воротилами и властью. Очевидно также то, что совокупный субъект, навязывающий человечеству эту самую трансформацию, демонстрирует, во-первых, свою респектабельность: это очень крупные научно-исследовательские институты с блестящей аппаратурой, с серьезными сотрудниками и так далее. И, во-вторых, свою солидарность. Это всё действует вместе.
Демонстрируя всё это, этот вакцинаторско-трансформационный субъект как бы говорит своим противникам: «На моей стороне огромные исследовательские заведения, оснащенные самым современным оборудованием, меня обслуживает огромная армия исследователей и вспомогательного персонала, я располагаю возможностями производства лекарств, причем возможностями, не сопоставимыми с тем, что вы можете задействовать. Кто вы такие тут, в этом производстве? Вы есть никто, и звать вас никак, а значит, вы обречены болтать по поводу несовершенства моих панацей, а не создавать собственные лекарства. Это значит, что как только надо будет бороться с какой-то напастью, придут ко мне. Как говорил Великий инквизитор: „И кончится это всё тем, что придут к нам». И наконец, я представляю собой нечто наподобие хорошо организованной армии».
Все понимают, что это метафора, да? Я говорю здесь от лица этого вакцинациторско-трансформационного субъекта, который метафорически можно уподобить хорошо организованной армии, способной действовать по единому плану. И реализуют этот план хорошо обученные солдаты и офицеры. А вы — это (опять-таки метафорически) некие партизанские отряды, каждый из которых дует в свою дуду. В составе этих «партизанских отрядов» достаточно много эксцентричных персонажей, одно лишь указание на эксцентрику которых уже способно скомпрометировать ваше «партизанское движение» сколь угодно сильно. А значит, вы обречены, как и любые партизанские нерегулярные начинания, противостоящие огромным регулярным армиям. Так не пора ли сдаться?
При этом чрезвычайно важным мне представляется анализ правоты позиции наших противников, этих сильных мира сего, указующих на слабые места нашего движения. От этой правоты нельзя отмахиваться. Ее надо признать и преодолевать. В противном случае трансформация будет осуществлена до конца.
Знаете, что мне это всегда напоминает? Советскую песню: «При каждой неудаче давать умейте сдачи, иначе вам удачи не видать». Или разбор полетов. Вот сидит тренер и говорит боксеру или футболисту: «Ты лоханулся. Ты на фига это сделал?» Если вместо этого тренер скажет: «Ты играл гениально, а судья подсуживал», — всё, конец, «иначе вам удачи не видать». Это некритическое отношение к себе просто кончится полным поражением. Нужно анализировать свои слабые и сильные свойства, слабые и сильные свойства противника. Этот анализ не должен превращаться в посыпание головы пеплом, в самоумаление, в уныние, но он должен идти. В противном случае, повторяю, трансформация будет осуществлена до конца.
Я буду обсуждать слабость формирующихся антиковидных «партизанских отрядов», противостоящих проковидной «регулярной армии», без всякого злорадства и без всякого заражения вирусом уныния. Я, напротив, нацелен на то, чтобы преодолеть слабость этих, еще раз подчеркну, метафорических (а то потом скажут, что вы неизвестно к чему призываете) партизанских отрядов, и я верю в возможность преодоления их слабости. Но любое преодоление предполагает, еще раз подчеркну, зрячесть и признание собственных изъянов. В противном случае эти изъяны погубят формирующееся — и вправду формирующееся — антиковидное движение. А то, что оно формируется, уже очевидно, и нельзя допустить такого разрастания изъянов, которые уничтожат зародыши позитивных антиковидных тенденций, — респектабельных, рациональных, высоконаучных и так далее. И надо понимать, что противник-то что будет делать? Он чем будет пытаться дискредитировать эти тенденции? Чем-нибудь идиотическим, встроенным в эти тенденции. К его услугам отнюдь не только деньги и властные механизмы, к его услугам и спецвозможности, и многое другое.
Реализация такой моей целевой установки настоятельно требует того, чтобы зачином очередной передачи «Смысл игры» стало обсуждение тех политических и информационно-психологических рифов, на которые натолкнулись «Американские врачи с передовой». Организованная ими конференция в Сан-Антонио прошла в конце июля 2021 года.
Надеюсь, зритель понимает, что при всей важности такого зачина — того, что я начинаю с этих изъянов американского (между прочим, вполне небезнадежного) начинания, — проблема изъянов того, что я называю партизанской нерегулярной деятельностью в сфере ковида, еще намного масштабнее, и что на США тут свет клином не сошелся. Но начну я с обсуждения того, на что натолкнулись «Американские врачи с передовой».
Их конференция в июле 2021 года не была первой конференцией данной организации. В конце июля 2020 года она же, эта организация, при содействии американского конгрессмена, члена Республиканской партии Ральфа Нормана, провела свою встречу в Вашингтоне. Ее участники дали пресс-конференцию прямо на ступенях перед зданием Верховного суда. За сутки запись пресс-конференции собрала более 20 миллионов просмотров. Ее видеозапись разместил на своей странице в Twitter тогдашний президент США Трамп.
Представители организации «Американские врачи с передовой» успели к тому моменту встретиться с тогдашним вице-президентом США Майклом Пенсом. Они набрали тогда обороты, организация стала серьезным фактором в противодействии линии, которую, наплевав на Трампа и Пенса, проводила американская элита, устраивая предвыборный шабаш, закончившийся сомнительной победой Байдена. И что же помешало успеху «Американских врачей с передовой»?
Все аналитики констатируют, что этому успеху помешала вклинившаяся в альтернативное американское медицинское сообщество женщина — доктор Стелла Иммануэль, уроженка Камеруна, обучавшаяся в Нигерии и практикующая в Техасе. По совместительству Стелла Иммануэль является пасторшей в одной из харизматических протестантских сект.
Доктор Стелла Иммануэль обрушилась с очень впечатляющими проклятиями на Фаучи и весь медицинский американский истеблишмент. Возможно, что ее проклятия были избыточно невежливыми и экспрессивными. Но главное-то было не в этом. А в том, что силы, призванные разгромить этих самых «Американских врачей с передовой», немедленно сообщили американской общественности, что доктор Стелла Иммануэль, будучи медиком, заявила в одной из своих харизматических пасторских проповедей, что эндометриоз и ряд других гинекологических заболеваний являются следствием совокупления женщин во сне с демонами и ведьмами.
Когда «Американские врачи с передовой», в чьи ряды Иммануэль вклинилась, обратились к ней с просьбой опровергнуть эту клевету, Иммануэль сказала, что никакой клеветы нет. Что она действительно это говорила, она так думает.
Начался шабаш средств массовой информации, поддерживающих медицинский официоз и стремящихся уничтожить репутацию организации «Американские врачи с передовой». Эти СМИ говорили только о Стелле Иммануэль. И объявили о том, что организация «Американские врачи с передовой» всерьез убеждена в том, что все женские болезни происходят от демонов, и, возможно, ковид тоже. Так был разгромлен в 2020 году формирующийся профессиональный центр, решивший выработать альтернативную точку зрения на борьбу с ковидом. Центр, в котором такая Иммануэль была одна, а еще было очень много весьма достойных, абсолютно профессиональных, абсолютно вменяемых людей.
Да, этот центр опомнился и провел новую конференцию — ту, которую я подробно обсуждал. Но игра уже была сыграна, и Байден стал президентом. А американские консерваторы, поняв, что их подставили, отреклись от той позиции, которую выражали «Американские врачи с передовой». Что для них никаким успехом, как мы понимаем, не обернулось.
Вам это ничего не напоминает? А мне это напоминает очень многое.
В конце перестройки, когда определенные концепции могли еще содействовать поднятию авторитета Компартии и когда еще были шансы на бифуркацию, группа авторов выпустила книгу «Постперестройка». Книга вышла в очень авторитетном издательстве «Политиздат». Я был руководителем этой группы авторов. И поскольку кое-кто из них потом достаточно развернуто говорил о своем несогласии с высказанными в книге позициями, и что-де, мол, я их в авторство втянул, по прошествии более тридцати лет могу сказать, что книгу эту написал действительно я. Я сел и написал. Но я считал необходимым ввести в число авторов всех тех, с кем я продуктивно беседовал, готовясь к написанию книги.
Так что те авторы, которые не отрекаются от своего участия в этом начинании, правомерно должны считаться авторами, у них есть к этому основания. Но есть основания и у тех, кто отрекается, — типа «писал Кургинян, я сдуру подписывал» и так далее. По мне, так и те, и другие правы.
Книга «Постперестройка» впечатлила врагов Компартии. На одном из их мозговых штабов было сказано: «У коммунистов появились мозги, и с ними надо кончать». Началась кампания по дискредитации меня как автора книги. Велась она достаточно лживо и бесстыдно, но не в этом дело.
А в том, что в 1988 году в газете «Советская Россия» вышло письмо преподавателя Ленинградского технологического института Нины Андреевой. Письмо называлось «Не могу поступаться принципами». Скажу вам то, что я знаю наверняка: инициировал это письмо сам Михаил Горбачев. Лично. Но, подставив «Советскую Россию», он потом отошел в сторону и свалил всё на Егора Лигачева, который, понимая, что вроде Михаил Сергеевич всё инициировал, начал выступать в поддержку Нины Андреевой. Вот так играли в ту эпоху. Это не мои умозаключения. Я гарантирую это на 100%.
Все аналогии хромают, но у меня есть основания проводить параллели между той давней историей и только что рассказанной мною историей об американском альтернативном медицинском движении, разворачивавшейся с участием вице-президента Пенса.
Так вот, о Нине Андреевой и ее роли в происходившем тогда. Может быть, она просто искренне выразила свою позицию, а может быть, нет. Может быть, в этой позиции было много правды, а может быть, нет. Но бифуркация требовала указания на современность, на будущее. А то, что говорилось Андреевой, было явным ретро. А ретро не могло ни на что повлиять в условиях бифуркации. Точнее, не могло повлиять позитивно, а негативно — вполне могло, потому что всех, кто после этого говорил об опережающем, ориентирующемся на современность и ультрасовременность идеологическом перевооружении партии, тут же начали именовать сторонниками Нины Андреевой. А сама Нина Андреева и ее покровители называли любую группу, отстаивающую необходимость сколь угодно накаленного и неревизионистского, но направленного в будущее идеологического обновления, ревизионистами и предателями.
Согласитесь, есть что-то сходное с экзотической позицией госпожи Стеллы Иммануэль. И это сходство позволяет называть происходящее сейчас второй фазой той трансформации, первой фазой которой был распад СССР.
Наверняка найдутся скептики, которые скажут: «По отношению к обсуждаемой вами общей трансформации — „Великий инквизитор“ и так далее — ковидная эпопея представляет собой нечто малозначимое. Вы присваиваете слишком большое значение тому, что является не более чем среднегабаритным эксцессом».
Хотелось бы так думать. Но пусть эти скептики найдут хоть одного специалиста, который не признает, что у объявленной обязательной вакцинации от коронавируса просто нет исторических прецедентов. Где и когда, кого и от чего так вакцинировали? Ну были относительно массовые вакцинации. Но они, во-первых, касались определенных возрастных и профессиональных групп. А во-вторых…
И вот тут сразу приходится переходить к очень непростому теоретическому вопросу, обсуждение которого в стиле ретро невозможно. А без такого обсуждения вообще будет неясно, против чего мы выступаем, и можно будет сказать: «Да вы вообще против любых прививок».
То, что все вакцины против коронавируса носят экспериментальный характер по причине ускоренности их изготовления, уже обсуждалось неоднократно. Но есть же еще одно обстоятельство, которое надо осмыслить, а в стиле ретро его осмысливать невозможно.
Ну хорошо, вакцинаторы, вам приходится проводить эксперимент, не имеющий по своему масштабу аналогов в истории, осуществляя прививку вакцинами, экспериментальными в том, что касается сроков их изготовления. И вы не можете этого избежать, потому что ситуация чрезвычайная. Но почему вы одновременно проводите эксперимент в том, что касается принципиальной новизны лекарственных препаратов, именуемых вакцинами? Создавайте эти совершенно новые, ошеломительно новые, мРНКовые, матричные и еще какие-нибудь препараты, отношения к вакцинам не имеющие. Создавайте, пожалуйста, проверяйте их по-настоящему, по полной программе, долговременно. И в отдаленном будущем применяйте их — после того, как они перестанут быть экспериментальными не только по срокам изготовления, но и по своей сути. Ведите эксперименты на малых и средних группах. Зачем вы проводите сразу два эксперимента и сразу надо всем человечеством?
Повторяю, вам что, мало одной экспериментальности, она же нарушение этапов проверки безопасности традиционных вакцин? Уже ее, казалось бы, предостаточно. Ну так зачем же вы накладываете на это еще и вторую экспериментальность, связанную с тем, что львиная доля изготовляемых вакцин экспериментальна не только по срокам изготовления, но и по своей природе? Почему эти новые по своей природе лекарства, которые лишь условно могут быть названы вакцинами, а на самом деле вообще не могут быть ими названы, должны быть в обязательном порядке срочно вменены всему человечеству?
Спросят: «А в чем экспериментальная новизна предлагаемых вакцин?» И вот для ответа на этот вопрос необходимо выпрыгнуть из капкана ретро и говорить об очень современных вещах, и я убежден и даже знаю, что многие, в том числе и мои соратники, могут об этом говорить, и я убежден, что профессиональнее, чем я, но почему-то это всё не становится резонансным, понятным, убедительным. Вот эта система общественной убедительности всего того, что не есть ретро, всей современности, которая должна быть обрушена на некий маразм, не раскрытый в своей существенной части, благодаря определенному доминированию ретро, — вот это то, чем надо заняться, чтобы не было новых вариантов Нины Андреевой в критический момент. И вот ради этого надо обсуждать очень нетривиальную тему. Которая, говорю, в принципе уже как бы обсуждена, но вот как-то не так, как надо, чтобы окончательно утвердить эту современность. И новые редакции Нины Андреевой, а также Иммануэль с ее демонами, закрыть полностью.
Хороши или нет вакцины — отдельный вопрос. Нужны ли вакцины, которые всегда наращивают антитела, в случае ковида и других таких заболеваний — тоже отдельный вопрос. Уже ясно, что не нужны. Но являются ли вакцинами большинство из тех препаратов, которые впаривают всему человечеству и называют таковыми — это же важно. В этом же есть загадка — на самом деле эти препараты никакими вакцинами не являются, но их впаривают как вакцины, при том что вакцины тоже не нужны, но они хотя бы традиционны.
Что такое традиционные вакцины?
Берется источник заболевания — бактерия или вирус. Этот источник вводится — в ослабленной или убитой форме — в организм в разумно уменьшенной дозе. После чего организм заболевает той болезнью, которая привносится в него этим источником. Но заболевает слегка, поскольку выбрана надлежащая доза вводимого в организм источника.
Переболев слегка, организм мобилизует иммунитет, накапливает эти самые антитела (не к ночи будь помянуты, я уже всё про них обсудил) и после этого становится менее восприимчив к инфекции. Если она попадает в организм, то организму легче ее подавить, потому что антитела накоплены в необходимом количестве.
Я сейчас не буду снова говорить об антителозависимом усилении инфекции и о том, что накопление этих антител в определенных случаях спасительно, а в определенных — губительно и является полным бредом. Я сейчас хочу сказать о другом, казалось бы простом, но недостаточно понятном. О том, что лежит в основе любого традиционного вакцинирования. В сущности, вакциной в строгом смысле слова может быть названо то, что я описал. Вот это вакцина. И если уж кто-то считает, что всех надо вакцинировать от ужасного ковида, так вакцинируйте как следует! Я уже приводил доказательства того, что это бессмысленно в случае коронавирусов, но, по крайней мере, если кто-то верит в вакцину, пусть он ее и впаривает. Но он же не вакцину впаривает! А вот это-то и не понимается. Или недостаточно понимается.
Я даже не буду говорить и о том, что с бактериями проще бороться с помощью вакцинации, чем с вирусами. Есть вакцины, которые помогают и против определенных вирусов. Но если эти вакцины традиционные, испытанные, основанные на том методе, который применяется с конца XVIII века и по сию пору, то в них иммунитету организма предъявляется (и я уже об этом говорил) для опознания весь вирус целиком. Предъявляться для опознания он может либо в виде живого ослабленного вируса, либо в виде вируса инактивированного, то есть убитого.
Наиболее ядреными (прошу прощения за это простонародное слово) считаются традиционные вакцины, предъявляющие иммунитету организма живой ослабленный вирус. Но с этим сопряжены и возможности, и опасности. Поэтому всегда приходится взвешивать одно и другое. Потому что живой ослабленный вирус может теоретически в вакцине заново окрепнуть и вновь вызвать полноценное заболевание.
Известны ли такие случаи? Да. Так было в эпоху начала борьбы с чудовищными эпидемиями полиомиелита. Именно тогда рискнули (эпидемии были по-настоящему чудовищны) и долбанули по полиомиелиту с помощью живой ослабленной вакцины. Долбануть-то долбанули, но издержек получили, что называется, до и больше. Потому что геном вируса полиомиелита, как и геном коронавируса, записан на РНК. А вот, к примеру, геном оспы записан на ДНК. В чем разница? В том, что РНК-вирусы, у которых ДНК нет, пользуются тем механизмом копирования генома, которым обладает эта самая РНК. А она, в отличие от ДНК (которая обладает точным механизмом воспроизводства генома), обладает механизмом гораздо менее точным.
Отличие в том, что касается точности, воспроизводства с помощью механизма ДНК и воспроизводства с помощью механизма РНК, — в сотни раз. Чем это чревато? Накоплением мутаций, вот чем. А при ускоренном накоплении мутаций ослабленному вирусу могут вернуться его опасные свойства.
Те, кто решил долбануть по полиомиелиту с помощью живой ослабленной вакцины, всё это понимали. Может быть, они формулировали суть дела чуть-чуть не так, как я сейчас сформулировал. Но понимали они то, чем рискуют, в полной мере. Однако полиомиелит невероятно свирепствовал. Он к началу ХХ века стал стремительно распространяться в наиболее развитых промышленных странах и превращаться в бич, пострашнее любого ковида. Вспомним хотя бы Франклина Рузвельта, ставшего инвалидом из-за полиомиелита.
Вот и решили долбануть по полиомиелиту живой ослабленной вакциной, не считаясь с риском осложнений. И получили издержки, в том числе случаи полиомиелита, вызванные вакцинацией. Однако даже при таких издержках по отношению к тогдашнему масштабу заболевания на его острой фазе это было в каком-то смысле благом. Потом преодолевали последствия, каялись перед теми, кто стал жертвой рискованного вакцинирования.
Когда полиомиелит в какой-то мере придавили, то вместо живой ослабленной вакцины стали применять инактивированную, то есть убитую. Она тоже использует весь вирус целиком. Но, в отличие от живого ослабленного вируса, инактивированный вирус не может больше размножаться. Этих мутаций быть не может. Его иммуногенность оказывается резко снижена. Да, одновременно снижается и иммунный ответ. Инактивированные вакцины слабее, чем живые ослабленные вакцины. Это пытаются преодолеть, добавляя к вакцинам так называемые адъюванты.
Но, повторяю, традиционные вакцины, то есть вакцины как таковые, показывают иммунной системе организма не один конкретный антиген или эпитоп, а весь вирус. И клетки иммунной системы запоминают гораздо больше характеристик этого вируса. Они запоминают не один белок на поверхности возбудителя заболевания, а намного больше. И потому имеет место примерно то же, что и при перенесении заболевания. Качество иммунитета, соответственно, примерно то же. Он тоже широкий или по крайней мере шире.
Существуют ли традиционные вакцины против ковида? Да, существуют.
Правда, ни одна живая ослабленная вакцина против COVID-19 не применяется массово. А вот инактивированные традиционные вакцины, использующие, повторю еще раз, весь вирус целиком, имеют на настоящий момент достаточно широкое применение в практике профилактики ковида. Что это за вакцины?
Из наших это «КовиВак», созданный в центре имени Чумакова. А из иноземных это две вакцины от китайской компании Sinopharm (пекинская и уханьская), китайская же CoronaVac и индийский Covaxin.
Я не защищаю эти вакцины и не осуждаю другие. Я просто сообщаю самую очевидную научную информацию, которая отнюдь не находится в особом доступе и в принципе должна быть известна всем потребителям. А дальше пусть они сами решают, что лучше, что хуже.
Теперь о нетрадиционных вакцинах. Они делятся на генетические и биоинженерные.
Генетические вакцины заставляют клетки вакцинированного человека производить белки с поверхности опасного вируса. В случае коронавируса это белок-шип. Его надо воспроизводить, понимаете? С каким коэффициентом мультипликации и проверено ли это — отдельный вопрос. Но воспроизводить надо его. Как это осуществляется? В случае вакцин на мРНК (а это Pfizer и Moderna) берутся наночастицы с жировой оболочкой и стимулируется их проникновение сквозь клеточную мембрану. Попав внутрь клетки, наночастицы сбрасывают оболочку и предъявляют клетке для воспроизводства не весь геном вируса, а код, с помощью которого может воспроизводиться специфический белок-шип. Он и начинает воспроизводиться.
В клетке существуют механизмы для производства белков. Они называются рибосомы. Эти рибосомы считывают предложенный им код, обнаженный при сбрасывании жировой оболочки, и производят белок-шип. Этот белок-шип выходит на поверхность клетки. Иммунная система должна его зафиксировать и создать иммунный ответ на белок-шип.
Так функционируют две иноземные генетические вакцины — [производимые концернами] Pfizer и Moderna.
Теперь о нашем «Спутнике V». Он сделан на платформе аденовируса, вызывающего инфекцию верхних дыхательных путей. Аденовирусная инфекция — это неприятное, но не очень тяжелое заболевание. Некоторые аденовирусы вообще не вызывают симптомов у людей.
Аденовирусы используются в качестве вирусного вектора для генной терапии. Вирусные векторы используются для доставки генетического материала в клетки. Вам надо как-то доставить в клетку определенный генетический материал. Вирусы могут успешно доставлять свои геномы внутрь клетки, которую они заражают. Молекулярные биологи используют это свойство вирусов для того, чтобы доставить в нужное место клетки то, что необходимо.
В том случае, который мы рассматриваем, доставить опять-таки код S-белка коронавируса. Аденовирус доставляет этот код в форме ДНК. Потом ДНК переписываются на мРНК, а потом мРНК начинает производить белок-шип. Считается, что у этого метода большое будущее. И что при его использовании может быть подарена человечеству аж полноценная генная терапия.
Разминаться подобная тема начала лет пятьдесят назад, например, в работах американского биохимика Пола Берга. Не хочу углубляться в данную тему. Считаю нужным зафиксировать, что это генетические вакцины. В отличие от традиционных, они являются инновационным продуктом. Массово они применяются впервые для профилактики COVID-19. То есть зачем-то к экспериментальности, порожденной ускоренным выпуском препаратов, добавляется экспериментальность самих препаратов, которые для успокоения и только для него названы вакцинами. Вы же применяете вакцины? Ну и применяйте. Пусть бы кто-нибудь мне объяснил, зачем нужно такое приумножение экспериментальностей вкупе с исторически беспрецедентным масштабом применения препаратов, фактически навязываемых человечеству. Вот это что всё такое?
То есть наверняка кто-нибудь найдет простые объяснения данного обстоятельства. Но будут ли такие объяснения достаточно убедительными? И если чрезвычайность диктует применение плохо проверенных традиционных вакцин, то зачем к этому добавлять применение плохо проверенных вакцин, которые вдобавок сами являются экспериментальными и по сути вакцинами не являются?
При применении всех генетических вакцин (как мРНК-вакцин, так и аденовирусных векторных вакцин) обнаружены осложнения, связанные с формированием тромбов. По-видимому, вводимый в организм генетический материал попадает в капиллярный и системный кровоток. По-видимому, я говорю. При этом производимый по этому генетическому материалу белок-шип каким-то образом соединяется со стенками сосудов. А иммунные клетки начинают атаковать этот белок, создавая локальные воспаления и травмируя сосудистые стенки. Это (опять говорю — по всей видимости) приводит к воспалению сосудистых стенок и образованию тромбов.
Насколько опасным окажется такой вид осложнения, покажет будущее. Когда создатели «Спутника V» говорят, что используемые вирусные векторы не могут размножаться внутри организма, то это, скорее всего, похоже на правду. Но когда они приравнивают это к абсолютной безопасности вакцины, которая никому не может повредить, то речь идет об утверждении, правомочность которого может быть подтверждена только на основе огромного экспериментального материала. И никакие теории тут не могут быть самодостаточными, потому что речь идет о человеческой жизни.
Перехожу к короткому обсуждению другого типа нетрадиционных вакцин. Они называются биоинженерными. Для их создания берется не целый вирус, а антиген. И он начинает вводиться или в своей первозданности, или в виде так называемой вирусоподобной частицы.
Если искусственно созданный антиген вводится отдельно, то такая биоинженерная вакцина называется субъединичной. К числу субъединичных вакцин от коронавируса относится «ЭпиВакКорона», которую разработал новосибирский центр «Вектор».
Теперь остается обсудить еще одно обстоятельство, имеющее и теоретическое, и практическое значение. Речь идет о так называемом селекционном давлении. Куда со временем сдвигается основная модификация вируса?
Обычно вирус испытывает одно селекционное давление, состоящее в необходимости поселиться в наибольшем числе людей, которые для этого должны не быть прикованными к койкам. Понимаете? Они должны общаться, работать, не создавать особых проблем — и переносить его. Вирусу не нужен человек, лежащий на ИВЛ. Вирусу нужен коммуникативный человек, который будет бегать, общаться. Поэтому вирусу в обычных условиях нужно ослабление его воздействия для того, чтобы распространяться шире. А те штаммы, которые не распространяются как можно шире, естественным образом выходят из игры. Не может в естественных условиях всё происходить иначе, иначе не будет селекционного давления.
Но если на вирус начинают давить не только вот так — естественно селекционно, — а начинают давить с помощью супермассовых вакцинаций, то он начинает испытывать другое селекционное давление. Ему нужно не слабеть для того, чтобы шире распространяться, а уходить от той опасности, которую несут вакцины и которая уже тоже становится селекционной. И он начинает уходить, наращивая мутацию. А если это РНК-вирус, то он наращивает ее с особой силой. И тут можно запросто нарваться на антителозависимое усиление инфекции, а также на многое другое. «А чего это мутации всё сильнее и сильнее становятся? А чего это он, вирус, так взбесился?» Не он взбесился, а вы его взбесили.
Обсудив всю эту фактуру, я спрашиваю сам себя, в чем тут собственно человеческое измерение проблемы? И мне кажется, что я понимаю, в чем оно. Оно в том, о чем в «Бесах» Достоевского Шатов говорит Ставрогину: «Мы два существа и сошлись в беспредельности… в последний раз в мире. Оставьте ваш тон и возьмите человеческий!»
Человеческое измерение всей этой коронавирусной затеи состоит как раз в том, что нужно взять обычный человеческий тон. И прекратить попытки превращения оппонента в безграмотного дикаря, по отношению к которому не должны соблюдаться никакие нравственные ограничения. Для подавления опасности, исходящей от оппонента, сегодня применяется всё на свете: любая ложь, любой моветон, любые внеправовые действия, любые замалчивания. Так уже вели себя адепты перестройки с теми, кто пытался их убедить в недопустимости подобного поведения. Кончилось это сокрушительным поражением Сванидзе и Млечина, пытавшихся разговаривать таким же тоном в новых исторических условиях. Эти новые исторические условия наступят и по отношению к коронавирусу. Только нужно учиться разговаривать и всё время это готовить — «этот день мы приближали, как могли».
Аналогичное развивается вокруг темы «ватников», «колорадов» и т. д. Нет обычного человеческого тона, нет другого политического движения. «Есть чудовища — и мы. Мы просвещенные». Идиоты, которые не знают десятой части того, что я сейчас сказал, считают себя абсолютно просвещенными, а если ты говоришь не то, что они считают, то они тебя называют дикарем. Им плевать, кого они так называют. Монтанье, кого-нибудь другого. Кого угодно! Не будет в этом добра.
Дискуссия между теми, кто отстаивает внедряемые сегодня способы борьбы с коронавирусным злосчастьем, и их оппонентами должна вестись в лучших конгресс-холлах мира, в присутствии всей элиты и транслироваться всему человечеству по всем телевизионным каналам. Аргументы оппонентов должны рассматриваться сообразно их серьезности. И учитываться. Разве непонятно, что без этого не обойтись?
Или трансформационные задачи включают в себя наращивание чудовищной конфронтации, новой редакции войны всех против всех?
Меня спросят, возможна ли в принципе такая дискуссия. Я считаю, что в принципе она возможна. И приведу один небольшой пример — микрокосм ведь тоже значим, с точки зрения макрокосма. Все эти конгресс-холлы и прочее — это макрокосмы. Возможны они или нет — это один вопрос. А вот возможен ли человеческий тон даже в микрокосме — это же ведь другой очень важный вопрос. Так вот, я обсуждаю реальность некоего микрокосма, в котором был взят человеческий тон. Он, по крайней мере, имеет отношение к до зарезу необходимой человечности, которая не превращается ни в сентиментальное сюсюканье между себе подобными, ни в звериную грызню с чужими, ни в игру в поддавки между двумя собеседниками, имеющими на самом деле одинаковую позицию, но притворяющимися, что они что-то разминают.
Микрокосм, который я хочу обсудить, — это дискуссия, которая велась 11 июня 2021 года на ресурсе FactCheckVaccine.com. Задача этого ресурса — удовлетворение запросов так называемых «фэктчекеров», которые, казалось, должны были стать инструментом разоблачения антивакцинаторских фейков: мол, проверяем всякую антипрививочную бредятину, выявляем ее ложность с помощью ангажированных нами фэктчекеров и, подавив антипрививочников, осуществляем благое дело вакцинации. Так планировалось использовать фэктчекеров, и отчасти это сработало, но лишь отчасти. Потому что фэктчекеры не роботы, они начинают проверять факты. Иногда обнаруживают фейки антипрививочников. Иногда обнаруживают фейки их противников. А иногда обнаруживают какие-нибудь совсем впечатляющие факты. И эти обнаружения обладают определенной автономией по отношению к планам превращения фэктчекеров в абсолютно послушный инструмент вакцинаторов. По крайней мере это очевидным образом касается ресурса FactCheckVaccine.com.
Подавляющее большинство материалов на этом ресурсе не поддерживают вакцинацию, хотя это всё «фэктчек», а отстаивают позицию вакцинного скептицизма. Но внутри этого скептицизма возникает порой, как мне представляется, крайне важная готовность подобных скептиков отказаться от оголтелого проведения своей линии и противопоставить этой оголтелости какую-то взвешенность, какую-то корректность, не имеющую никакого отношения к беспринципности. Один из примеров такого отказа от оголтелости — то, как беседовала представительница ресурса FactCheckVaccine.com Анна Бриз с очень яростным антипрививочником, канадским врачом-патологоанатомом Роджером Ходкинсоном.
Анна Бриз сама отнюдь не является ревнительницей оголтелых прививок, но у нее хватает чувства внутреннего достоинства для того, чтобы отказаться от продавливания своей линии и взять в дискуссии нормальный человеческий тон. Вот как именно это осуществляется. И поскольку мне это представляется очень важным, я позволю себе привести длинный сегмент этой дискуссии.
Итак, 11 июня 2021 года. Ресурс FactCheckVaccine.com. Интервью ведет Анна Бриз.
Анна Бриз: Сегодня я в третий раз разговариваю с доктором Роджером Ходкинсоном, у которого есть очень важное сообщение. Прежде всего расскажите для тех, кто ничего о Вас не слышал раньше, какой у Вас опыт, чем Вы занимаетесь, кто Вы?
Роджер Ходкинсон: Вкратце: я патологоанатом на пенсии, живу в Канаде. Я окончил медицинский факультет в Кембридже, потом проходил резидентуру по патологии в Ванкувере, в Британской Колумбии. Работал ассистентом на медфакультете Университета Альберты (Канада). Занимал должность председателя экзаменационной комиссии по общей патологии Королевской коллегии врачей и хирургов Канады в Оттаве. Был гендиректором крупной коммерческой лаборатории.
На данный момент я президент американской компании, занимающейся молекулярной диагностикой, секвенированием (т. е. расшифровкой) ДНК для ранней диагностики рака. <…>
Анна Бриз: Как я сказала вначале, у вас есть действительно срочное сообщение, которое Вы хотели бы донести до общественности. В чем оно?
Роджер Ходкинсон: Несомненно, это экспериментальная вакцина, она никогда не должна была быть выпущена. У нас никогда не было такой чрезвычайной ситуации, что потребовалась бы разработка вакцины. И как у всех вакцин, у нее есть предсказуемые осложнения, которые обнаружатся со временем. Но для клинических испытаний не было предоставлено достаточно времени, они шли всего лишь 4–6 месяцев.
В частности, сейчас начали проявляться очень тревожные осложнения. За последние дни (впервые выявленные в Израиле) это участившиеся случаи миокардита у молодых мужчин. И чем моложе они, тем тяжелее болезнь, например, у подростков.
Давайте переведу. Миокардит — это медицинский термин, означающий воспаление сердца. Миокардит никогда не бывает «легким», как они (речь идет о CDC — Центрах по контролю и профилактике заболеваний, США. — С.К.) это пытаются подать для широкой аудитории, имея ввиду, что миокардит не вызывает значительных последствий. Клетки, из которых состоят мышцы сердца, никогда не восстанавливаются. Если они умирают, то это навсегда. Это не как в печени или в почках, клетки которых могут восстанавливаться. Когда умирает сердечная мышца, она умирает окончательно и ничем не заменяется.
Миокардит означает общее воспаление сердечной мышцы. Клетки в сердце будут умирать. Трудно сказать, в каком количестве, потому что человек еще жив (то есть нельзя провести вскрытие, чтобы узнать степень поражения. — С. К.). Но я могу сказать с категорической уверенностью, в которой меня поддерживает доктор Маккалоу, с которым я разговаривал сегодня утром, что миокардит полностью непредсказуем с точки зрения долговременных последствий. Они могут дать о себе знать только через 20 лет, потому что резерв сердца себя исчерпает. Мы говорим здесь о сердечной аритмии, об аномальном сердцебиении, сердечной недостаточности и так далее.
Это весьма тревожное развитие событий. И конечно, это именно тот вид осложнений, который бы проявился при нормальном клиническом исследовании вакцины, которое в обычных условиях занимает несколько лет.
Анна Бриз: <…> Куда Вы обращаетесь? Кто является признанным авторитетом и источником знаний? Как мы можем быть уверены, что то, что Вы говорите, заслуживает доверия?
(Значит, видите, она не говорит: «Ах, я поражена, всё! У меня перевернулась картина мира». Анна Бриз говорит: «Куда Вы обращаетесь? Кто является признанным авторитетом, источником знаний? Как мы можем быть уверены, что то, что Вы говорите, заслуживает доверия?» Она ему и не хамит, и не подстраивается под него. — С. К.)
Роджер Ходкинсон: У доктора [Питера] Маккалоу есть своя собственная группа в Соединенных Штатах, за которой я очень внимательно слежу, и которую он возглавляет. Я часто общаюсь с ним. В Европе есть «Врачи за ковидную этику» под руководством доктора Сучарита Бхакди, доктора Майкла Йидона и доктора Майкла Палмера. Все они имеют солидную репутацию в своих областях. И потом в Южной Африке, конечно, есть PANDA, которую возглавляет Ник Хадсон со своим собственным уважаемым научным консультативным советом. Так что да, я в курсе дела настолько, насколько это вообще возможно. Мы все часто общаемся с помощью звонков в Zoom каждую неделю. И поэтому я имею некоторые основания, чтобы говорить [о ковиде]. Я ежедневно общаюсь с ведущими специалистами мира.
Анна Бриз: Вот тут я должна Вам прооппонировать. Вы говорите о малых группах. Но, должно быть, существуют многие тысячи докторов, которые с Вами совершенно не согласны. Или нет? Им что, затыкают рот? Почему же мы должны слушать именно Вас? И почему Ваш опыт в отношении этих групп так важен?
(Она и интеллигентна, и не заискивает. — С. К.)
Роджер Ходкинсон: Позвольте Вас заверить, что статистика, когда напишут книги, будет полностью противоположной. Я подозреваю (а это невозможно подтвердить) — из-за запугивания отдельных докторов по всему миру, включая меня, со стороны [медицинских] коллегий.
(Коллегии (college) — это негосударственные общества научных и медицинских работников, занимающиеся стандартизацией профессиональной и образовательной деятельности. — С. К.)
Я Вас могу заверить, что подавляющее большинство докторов не согласны с этим идиотизмом. Глупость этого настолько очевидна, что хорошо обученные врачи мгновенно всё понимают. То, что сейчас происходит, — это медицинский идиотизм в самой гротескной форме.
Ни одна из так называемых антивирусных мер не подкреплена научным консенсусом. Если бы такая была, мы бы ее использовали в предыдущих эпидемиях гриппа, а мы этого никогда не делали. Вы не можете остановить распространение пандемии вируса верхних дыхательных путей ни одним известным медицинской науке способом. Это просто невозможно.
Анна Бриз: <…> Я нахожу интересным то, что, когда я слушала этих врачей, они рекомендовали вакцинацию в январе, феврале и в марте, и я не слышала никаких сообщений об этих реакциях на вакцину. Но что-то изменилось около шести недель назад. Доктора, которые рекомендовали вакцину пациентам, кардинально изменили свое мнение и сказали: «Мы должны остановить это немедленно». <…> Понятно, о чем разговор? И почему он такой?
Роджер Ходкинсон: Да, доктор Тесс Лори (Тереза «Тесс» Лори, на которую мы ссылались в предыдущей передаче. — С. К.) — наиболее авторитетный специалист в этом деле. И она только что опубликовала сокрушительный анализ всего этого бардака. Смысл тот же самый: вакцинация всех и каждого должна быть остановлена немедленно.
Пожалуйста, помните, что основанием для [создания] этой вакцины, всех этих вакцин, было заявление, что это неотложная медицинская необходимость самого зловещего мирового масштаба. Она никогда такой не была по любым меркам. Если вы уберете это обоснование, эту неотложность, то не будет ни одной причины для разработки вакцины, для нарушения всех мер предосторожности, необходимых для внедрения чего-то в глобальном масштабе.
Никогда еще в медицинской истории не было программы вакцинации такого масштаба с участием миллиардов людей с самым незначительным вниманием к долгосрочным последствиям. Я хочу остановиться поподробней на этом, потому что история еще не закончилась.
Слушайте, насколько мне известно, беременность все-таки длится 9 месяцев. Вы не можете проверить наличие проблем с фертильностью, если вы проводите клиническое испытание всего 4–6 месяцев и даже не включаете в него беременных женщин, кроме тех, кто забеременели во время исследования. А таких было всего 40.
Здесь возникают очень серьезные научно обоснованные возможности для [возникновения] бесплодия. Исследования не проведены. Мы точно знаем, что плацента и семенники имеют очень сильную экспрессию рецептора для белка-шипа, который в больших количествах вырабатывается вакцинами. Мы это знаем.
Мы также знаем, что во время эпидемии SARS, а это был очень похожий [вирусный] организм, тогда было небольшое количество сообщений (небольшое потому, что учитывались только те, кто заболел, естественно). Но мы знаем, что во время эпидемии SARS были сообщения об орхите — воспалении семенников. Что касается мужской фертильности, то есть серьезные научные основания для беспокойства — не доказанные, я тут не торговец страхами, я не сторонник теории заговора, я не антипрививочник, я сам себе делаю прививки.
Что касается женщин, здесь существуют такие же опасения, основанные на том, что компания Pfizer сообщила регулирующему органу Японии о том, что крохотные липидные наночастицы, входящие в состав вакцины, в значительной степени локализуются (накапливаются) в яичниках. Это, правда, было исследовано на крысах, но всё равно это выявило неожиданно сильную локализацию этих частиц вакцины в яичниках. <…>
Раз в опубликованных научных трудах это уже есть, то я не придумываю. А если это имеется в научных публикациях, то необходимо не допустить такого в качестве долгосрочного осложнения. Но вы не можете это предотвратить, если вы не отслеживаете проблемы с фертильностью на протяжении нескольких лет.
Анна Бриз: Так, мне нужно иметь в виду свою аудиторию, людей, которые будут это смотреть. Что делать моим зрителям? То же самое, что многие знаменитости и даже журналисты в Великобритании, которые теперь согласны с тем, что безопаснее подождать с вакцинацией, или дождаться окончания третьей фазы испытаний в 2023 году…
Роджер Ходкинсон: Что знаменитости могут знать об этом? У них в голове пусто. Ради бога, возьмите себя в руки! Я говорю вам, что это очень серьезная проблема. <…> Вы, широкая общественность, политики, люди, «рулящие автобусом», — возьмите себя в руки! Медицина — это настоящая серьезная наука. А вы балуетесь со здоровьем миллиардов людей по самым неубедительным причинам. Это совершенно неприемлемо!
Когда делают уколы этого вещества детям, я называю это насилием по отношению к детям с одобрения государства в самом чудовищном масштабе. Это совершенно неприемлемо. И это должно быть остановлено немедленно!
Анна Бриз: <…> Что происходит с детьми в Канаде?
Роджер Ходкинсон: В моей провинции — Альберте, по состоянию на 2 дня назад (то есть 9 июня 2021 года. — С. К.), когда я последний раз проверял статистику, треть подростков была вакцинирована первой дозой. Это чрезвычайно важный вопрос. Мы можем столкнуться с самыми катастрофическими долговременными последствиями. Кроме тромбов, возникающих в мозгу и в ногах, помимо вопросов с фертильностью, миокардита, возможны серьезные долгосрочные осложнения от этого безумия.
Если вы собираетесь внедрить что-то во всемирном масштабе без соответствующих мер предосторожности, без нормального клинического исследования, вы, как правительство, должны быть обязаны до того, как это произойдет, внедрить самую тщательнейшую систему мониторинга для отслеживания вакцинированных людей, чтобы определить настоящую частоту этих осложнений. А этого-то не произошло!
Их вина не только в том, что они вводят [вакцины]. Их вина и в том, что они не следят за тем, что они вводят. Потому что это они ввели [вакцинацию] как чрезвычайную меру.
И кроме того, если это действительно чрезвычайная ситуация, как они утверждают, — а это не так, даже при самом богатом воображении, это просто [как] тяжелый сезонный грипп, от которого, к сожалению, умирают больше пожилых людей, чем от [обычного] гриппа. Вот и всё. Но если это действительно чрезвычайная ситуация, и поэтому вы начинаете эту безумную программу вакцинации, то по той же самой причине вы должны отозвать своих цепных псов от отдельных врачей, чтобы позволить им прописывать те [лекарственные] средства, которые, возможно, предотвратят болезнь, и уж точно смогут смягчить тяжесть протекания болезни, если она разовьется. Я имею в виду ивермектин и гидроксихлорохин.
Анна Бриз: <…> Я должна спросить — у нас есть детская телепрограмма на ВВС, под названием ВВС Newsrounds. И там выступают доктора, говорящие, что вакцины безопасны, и они призывают людей вакцинироваться. Но таких докторов больше, чем вас. (Вы видите, что она говорит? Она не подыгрывает. — С. К.) Кто эти врачи? Если это всё неправда, то кто они, что ими движет, они сошли с ума, их шантажируют? У них же самих есть дети!
Роджер Ходкинсон: Они виновны в крайней медицинской халатности. Есть два основных этических принципа. Первый: не навреди. Мы видим теперь это повсюду, со всеми этими осложнениями. А второй принцип по отношению к вакцинации — это информированное согласие. Информированного согласия нет, ведь людям не говорят, что это небезопасно. На рекламных щитах повсюду написано одно необоснованное слово: безопасно. Это искажение медицинского языка по-оруэлловски.
Анна Бриз: Как возможно, что так много врачей с удовольствием продвигают эту [вакцину] для детей, называя ее безопасной? Как такое возможно?
Роджер Ходкинсон: Вы слышите только тех, кто лебезит перед правительством и коллегиями ради своих должностей в академических кругах и регулирующих органах. Это люди, которые просто хотят дополнить свое резюме, чтобы в нем говорилось, что они занимали ту или иную должность. А попали они на эти должности лишь потому, что всегда выслуживались перед начальством.
(Я, кстати, совершенно не солидаризируюсь с этой позицией и с позицией по поводу каких-то лекарств, которые могут что-то спасать. Возможно, они могут, возможно, нет — мне это неизвестно, но я здесь совсем не это транслирую. Я транслирую тон дискуссии. И вот сейчас опять транслирую это. — С. К.)
Анна Бриз: Но они вакцинировали собственных детей!
(Типа «как же Вы можете так говорить?» — С. К.)
Роджер Ходкинсон: Это их собственное решение. Я говорю, что эти идиоты в нашей профессии просто стараются подчиняться требованиям своего окружения и начальства. Вам, конечно, следует поговорить с молчаливым большинством врачей, которых грубо запугивают и затыкают рот.
Эти коллегии, эти регулирующие органы имеют только одну задачу: защищать широкую общественность от нас. Это их работа. Удостовериться, что мы не педофилы, не занимаемся сексом с нашими пациентами, не отрезаем неправильную ногу — это их работа! Так что их работа должна включать в себя и требовательность к правительству. Нужно стучать кулаком по столу и говорить: «Что вы творите?!»
Это медицинская халатность высочайшего уровня. Она причиняет больше вреда, чем пользы, и при этом отсутствует информированное согласие. Вместо того чтобы быть независимыми и нейтральными ради защиты общества, они обеспечивают желания правительства.
Анна Бриз: Как это возможно? Вы ведь говорите о сотнях и тысячах врачей! Как это возможно?
Роджер Ходкинсон: Потому что эти коллегии и регулирующие структуры наполнены желающими выслужиться «отличниками», желающими улучшить свое резюме. Они вовсе не представляют медицину в целом. Если говорить с обычными врачами, они не сильно уважают собственные коллегии, а считают их деспотичными.
Послушайте, где все эти коллегии, когда наступает трудная ситуация? Они не стучат по столу и не выражают возмущение правительству из-за COVID-19. Где они были с марихуаной? Поговорите с обычными врачами о марихуане, там никто не поддерживает инициативы с ее легализацией. Они просто берут под козырек, принимая сторону правительства. Где они по вопросу о табаке? Курение убивает полмиллиона человек в США ежегодно. Это кризис общественного здравоохранения, ежегодный, равный ковиду (если верить статистике по смертям от ковида, которая, конечно же, грубо завышена).
Эти коллегии подстраиваются под политическую конъюнктуру, они больше не защищают общественное благо. Они просто обеспечивают желания правительства.
Анна Бриз: Это более серьезно. Вы сказали, что они поддерживают процедуру, программу, которая вредит детям.
(Видно, что ее это задевает. — С. К.)
Роджер Ходкинсон: Совершенно верно. Это подло, это медицинская халатность высшего порядка — соглашаться с требованиями правительства, когда вы знаете, что они вредны.
Анна Бриз: <…> Слышат ли они Ваш голос? Знают ли они Ваш голос? Пишите ли Вы им? Шлете ли Вы им электронные письма? Этого же нет ни на BBC, ни на Facebook, ни на YouTube. Знают ли о доказательствах, которые Вы представляете?
Роджер Ходкинсон: Наихудшая цензура, конечно же, — в отношении врачей. Ведь они считаются доверенными источниками надежной информации для общественности. Но и другие два источника, которые вы знаете, тоже подвергаются такой же грубой цензуре. Основные СМИ, как минимум в Канаде, не показывают ничего. А причина в том, что премьер-министр купил их молчание. Он фактически дает им миллиарды долларов на поддержку их деятельности. И конечно же, вы не будете кусать руку, которая вас кормит.
(Далее Анна Бриз рассказывает, что познакомилась с несколькими адекватными журналистами в крупных британских медиа и с региональными изданиями, мониторит всплывающие у них периодически истории о смертях и осложнениях от прививок, а потом выкладывает их в соцсетях, но ей не удается заставить их освещать найденные ею истории, а в целом эта тема находится под сильной цензурой. — С. К.)
Анна Бриз: В чем Ваша стратегия со СМИ, Роджер Ходкинсон, с кем Вы можете поговорить и что Вы собираетесь делать? Это сообщение ведь звучит как чрезвычайное.
Роджер Ходкинсон: Я считаю так: нельзя противостоять великану, стреляя в него горохом. Есть много вполне благородно настроенных врачей и ученых, с которыми я общаюсь регулярно, как я сказал. Но даже они, с их организациями… (Берет себя руки. — С. К.) Правду не утаишь. Прямо сейчас должны быть журналисты, ведущие расследования, готовые обнародовать шквал…
Анна Бриз: <…> Но журналистов, ведущих расследования, не берут в штат. Им приходится продавать свои истории.
Роджер Ходкинсон: Я имею в виду книги. Книги заглушить нельзя. Будут книги, которые пишутся прямо сейчас, для широчайшего распространения через Amazon, осуждающие самым решительным образом этот безумный эпизод истории человечества. И головы полетят, польется кровь.
На мой взгляд, это случится очень-очень скоро. Ибо нечто настолько сумасшедшее, столь чудовищно безумное нельзя скрыть. Правда выйдет наружу. И когда это случится — столько людей увидит, что король-то голый, — эти коллегии серьезно изменятся в том отношении, как они общаются с обществом, как они исполняют свои обязанности перед обществом.
Здесь виновны столько людей: политики, регулирующие органы, СМИ, медицинское сообщество, отдельные врачи. Все в этой группе несут вину в самом ужасном преступлении, когда-либо совершавшемся против человечества. Всё именно в таком масштабе, я не преувеличиваю. У меня голова на месте. Я точно знаю, что происходит. И это очень трагично.
Я совершенно не солидаризируюсь с определенными тезисами, которые выдвигают авторы интервью. Но мне оно кажется очень человечным, настоящим и подсказывающим то, как люди могут разговаривать друг с другом.
Конечно, мне скажут, что Роджер Ходкинсон преисполнен ложного оптимизма. И что на самом деле всё это будет наращивать непреодолимую деструктивность. И никто не отвернет назад, и все дойдут до очень страшной бифуркации. Возможно, это и так. Но тем ценнее каждый шанс на достойное человеческое обсуждение происходящего.
Мы все боремся всегда, зная, что шансов на успех иногда 3 из 100, иногда 5 из 100, а иногда 10 из 100. И мы не всегда проигрываем.
Я попытался в этой передаче предложить такой формат обсуждения, который хоть в какой-то степени преодолеет и ковидную истерию, и ретро, и какое-то скольжение по поверхности, и нечто сходное с заявлениями о том, как именно «демоны создают различные заболевания». И впредь буду делать то же самое.
Спросят: доколе? Когда этот вопрос был задан протопопу Аввакуму, он ответил: «До конца». Мне кажется, что если я так отвечу, то в этом будет излишний пафос. Поэтому я отвечу: вплоть до точки бифуркации.
(Продолжение следует…)