Как Британия смотрела на украинский вопрос 100 лет назад? Мнение Тойнби

ИА Красная Весна предлагает перевод статьи известного британского историка, исследователя, разведчика Арнольда Тойнби «Британский взгляд на украинский вопрос. Украина — проблема в национальности».

Статья была опубликована в 1916 году, когда Тойнби был молодым исследователем. После окончания аристократического Баллиол-колледжа при Оксфордском университете в 1911 году Тойнби стал преподавателем и научным сотрудником в своей альма-матер. В это время он написал книгу «Национальность и война», в которой рассмотрел проблему наций в современном ему мире и предложил свои решения многих европейских вопросов, включая украинский.

Статья вышла во время Первой мировой войны, когда Великобритания и Франция были союзниками Российской Империи, а по другую линию фронта находились так называемые Центральные державы — Австро-Венгрия и Германия, а также Османская империя и другие. В 1916 году Антанта почти выиграла войну и Россия могла претендовать на Босфор и Дарданеллы. Вместо этого ей можно было бы предложить воссоединение с той частью русского народа, которая попала под власть Австро-Венгрии и испытывала двойной польско-австрийский гнет.

Из статьи 27-летнего Тойнби очевидно, что Европа, во-первых, уже тогда сознательно воспитывала из жителей «австрийской Украины» антирусское меньшинство. А во-вторых, европейские страны и тогда решали украинский вопрос так, как им удобно, исходя из текущей политической конъюнктуры. Отдельного внимания заслуживают похвалы демократичности и соблюдению языковых прав украинцев в Австро-Венгрии. Австрийцы пестовали украинство для того, чтобы оторвать Малороссию от России и присоединить ее к австрийской Галиции.

Что касается утверждения Тойнби о недееспособности москвофильской партии в Галиции, то тут достаточно вспомнить о «Талергофе» и «Терезине» — концентрационных лагерях, где были физически уничтожены тот галицийский актив и интеллигенция, которые не желали быть украинцами. В то время термин «украинец» означал принадлежность к антирусскому меньшинству.

«БРИТАНСКИЙ ВЗГЛЯД НА УКРАИНСКИЙ ВОПРОС. УКРАИНА — ПРОБЛЕМА В НАЦИОНАЛЬНОСТИ»

Во время войны признание получили многие народности, которыми ранее пренебрегали, однако случай с украинцами, безусловно, самый странный из всех. Их тридцать миллионов, а мы никогда и не слышали о таком народе! Если нам скажут, что украинцы — это те же русины (рутены) — это тоже нам вряд ли поможет. Только слово «малороссы» может объяснить неизвестность этого народа. Получается, что они все-таки не отдельный народ, а разновидность русских, говорящих, несомненно, на диалекте русского языка?

Именно такое простое заключение мы и должны сделать из названия «малороссы». Для этого его и придумали «московиты». Надо быть осторожным в терминах, так как настоящий украинец никогда не назовет москвича или петроградца «русским» или даже «великороссом», он сам претендует на то, чтобы называться русским. Однако названия могут меняться. Задача еще осложняется и с филологической точки зрения. Является ли диалект жителей Украины самостоятельным языком? «Является, — скажет украинец. — Она отличается от речи московитов не меньше, чем польский язык». «Нет, — ответит московит, — это диалект, один крестьянский говор из множества тех, которые возникли на обширных территориях, занятых русским народом, единым и неделимым, что никоим образом не ставит под сомнение целостность этого народа или единства литературного языка, который является естественным средством выражения для всех русских».

Этот спор здесь ведется не в академических кругах, а на поле практической политики. Против украинского диалекта или языка (называйте его как угодно) в Петрограде издано большое число постановлений, кульминацией которых стал Указ 1876 года. Он запрещал публикацию на территории империи любой печатной продукции на этом языке, кроме чисто букинистических изданий, но даже они подвергались государственной цензуре. «Украинского языка, — сказал лет за десять до этого министр внутренних дел Валуев, — никогда не было, нет и быть не должно». Но министр слишком сильно возмущается. Против галлюцинаций указов не пишут.

Таким образом, в языковой сфере имперские власти, похоже, сами дали основания считать, что украинская самобытность существует, поскольку на самом деле речь идет о самобытности народа. Однако язык является лишь одним из факторов, определяющих народ. Один язык, без участия истории, нации не создает. Нам нужно задать вопрос, что есть Украина и как ее население развивалось в прошлом. Только после этого мы сможем вынести окончательное суждение относительно его теперешних притязаний.

«Украина» означает просто «пограничная земля» — между севером и югом, лесом и степью — и она простирается с запада на восток на внушительных территориях от Карпат до Волги — территории, известной как своей почвой, так и своей историей. Ведь это знаменитая страна «Черноземья», новая житница империи, где сельское хозяйство, железные дороги и население растут со скоростью, соперничающей с развитием американского «Среднего Запада».

Здесь находился центр не только наиболее современной фазы русской жизни, но и самой ее ранней — святой город Киев, расположенный в том месте, где Днепр собирает все свои притоки и выходит из леса в степь. Основано государство было в десятом веке шведскими скитальцами с Балтики, пробиравшимися вниз по течению реки; а его культура пришла по реке из Константинополя через Черное море. Но жители Киева были славянами, как и их северные лесные соседи, и на основе скандинавского типа управления и византийской религии они сформировали свою славянскую цивилизацию — со своей самобытностью.

Однако из-за своего географического положения «пограничной земли» эта территория не только была открыта культурным влияниям, но и подвергалась нападениям враждебных народов. В XIII веке Киев уничтожили степные татары, и украинцам пришлось искать убежище среди карпатских предгорий в Галицком княжестве. Через столетие Галичина снова оказалась под властью поляков, которые наложили на ее дворянство и средний класс отпечаток Западной Европы и, показав терпимость к местным ритуалам и религиозной практике, склонили ее православную церковь к признанию сюзеренитета Рима. Когда в семнадцатом веке Польская империя пришла в упадок, Украина вновь обрела свободу. Пограничные земли взрастили порубежников, казаков, которые основали независимую военную республику на острове на Днепре и защищали украинских крестьян от татар и поляков. Но возрождающийся народ был поглощен новой силой с севера. Лесные славяне спаслись от невзгод, опустошивших Украину. Москва стала ядром северорусского царства, и Петр Великий преобразовал его в мощную империю. Частично путем завоевания, частично на основе добровольного согласия правительство в Санкт-Петербурге получило львиную долю польского наследства, и при окончательном разделе Польши в 1795 году большая часть Украины после полутора веков шаткой свободы оказалась включенной в границы империи. В силу этого решения из тридцати миллионов украинцев, существующих сегодня, около двадцати пяти миллионов находятся под властью Царя.

Такое решение, вероятно, можно считать удачным. Украинцев и московитов связывают самые прочные узы — общее славянство, единая православная вера, даже изначальная общность политической традиции, ведь до прихода татар украинские князья Киева властвовали как в лесу, так и на границе. Даже если эти два народа не были единым народом, их объединение под властью династии Романовых дало им такую же возможность для объединения, какую англичанам и шотландцам дало объединение под властью Стюартов. Но, к сожалению, Петр перенял политическую систему Европы, когда она находилась в довольно зловещей фазе — фазе абсолютизма, централизации, единообразия под принуждением. Бюрократия в Петербурге не могла оставить все как есть. Она взяла под опеку своих новых украинских подданных и, не считаясь с условиями, на которых казацкая республика перешла под императорский суверенитет, приступила, как мы видели, к преследованию украинского языка. Конечно, это только укрепляло украинскую самобытность, которую не терпелось устранить. Репрессии являются сильнейшим стимулятором роста национального сознания, и напряжение между украинцами и московитами обострилось настолько, что теперь ни о каком объединении не может быть и речи. Каждый будет отстаивать свою самобытность до скончания веков.

Из-за этой ошибочной политики Петербурга на первый план вышло незначительное меньшинство украинского народа (менее 4 млн человек на сегодняшний день), которое в результате разделов оказалось под суверенитетом Австрии. Если бы Петербургу удалось спаять своих русских и украинских подданных в единое целое, австрийская Украина стала бы русской «Ирредентой»¹. Под австрийским владычеством украинцы были по-прежнему объединены со своими кровными врагами поляками в составе объединенной провинции Галиция, и хотя венское правительство было вполне готово играть на стороне украинского крестьянина против польского дворянина, оно было вынуждено заручаться поддержкой польской группы в Рейхсрате (парламент австрийской части Австро-Венгерской империи — прим. ИА Красная Весна), расчетливо обрекая украинцев на произвол польской эксплуатации. На самом деле, проблема нахождения поляков и украинцев в одной упряжке казалась a priori нерешаемой и, естественно, закончилась озлоблением и тех, и других. Ситуация для Вены складывалась хуже, чем для Петербурга. Однако общий стандарт политической свободы в Австрии настолько выше, чем в Российской империи, что, несмотря на господство поляка, украинец под австрийским правительством оказывался в бесконечно лучшем положении, чем его соотечественник по ту сторону границы.

Здесь, как само собой разумеющееся, он мог печатать и читать все, что ему нравилось, на своем национальном языке — не только крестьянские народные баллады, но и ежедневные газеты. Он мог найти официальные документы, составленные, помимо польского и немецкого и на его родном языке, и если он обращался в суд, то он имел право, чтобы его дело велось на его родной языке, даже если оно доходило до верховного суда в Вене. Фактически, его национальная самобытность здесь соблюдалась во всех отношениях; и поэтому Восточная Галиция, так и близко не ставшая русской «Ирредентой», была превращена австрийской государственностью в украинский «Пьемонт»² . Униатская церковная система, первоначально навязанная католическим стремлением к единообразию, превратилась в национальную церковь, а эти униатские украинцы под австрийской эгидой нашли для своей самобытной национальности характерное название «русины».

Ибо сколько бы правительство в Петербурге ни отстаивало специфику своих собственных украинцев, неоспоримо, что эти украинцы по ту сторону австрийской границы ни в каком смысле не являются русскими, — ни по конкретным фактам, ни по внутреннему подданству. Партия «москвофилов» в Галиции никогда не была дееспособной жизненной силой, и она в конце концов превратилась в угасающий консервативный остаток. Большинство австрийских украинцев смотрят в глаза пангерманцам, надеются на возрождение своей народности через расчленение Российской империи и мечтают о независимом украинском государстве, которое под покровительством Центральных держав распространится до Киева и Одессы.

Киев и Одесса отделились от России! Россию отодвинули от Черного моря! Конечно, эта схема неосуществима. Такое утверждение своей национальной самобытности принесло бы украинцам всё что угодно, но только не пользу. Украина и остальная Россия географически неразделимы, экономически взаимозависимы, национально и культурно переплетены. Разделить их невозможно, и так будет впредь, даже если Союзники будут разбиты полностью. Раздел — это не выход, но все же и из-за политики Петрограда эта проблема также остается неразрешимой. Столь же фантастично непрактичен режим «русификации», которую Петроград с безрассудной жестокостью проводит в украинском «Пьемонте» во время оккупации Восточной Галиции в ходе нынешней войны. Ни одна из этих программ не осуществима в полном объеме. Украина никогда не сможет получить полную политическую независимость от Московии, а московит никогда не сможет полностью ассимилировать весь украинский народ. Решение может быть найдено только путем компромисса, при котором каждая сторона сможет обеспечить соблюдение своих реальных интересов ценой отказа от своих прежних притязаний. Россия должна иметь свое географическое единство, Украина — свои национальные права. И если для достижения этих целей одни откажутся от фантазий о русификации, а другие — о независимости, это не будет непомерной жертвой.

Пусть по итогам войны Украина наконец воссоединится посредством передачи территорий Восточной Галиции от Австрии к России, но при условии, что все национальные права, которыми пользуются украинцы в Галиции под властью Австрии, будут не только сохранены за ними, но и будут предоставлены их соотечественникам во всех украинских губерниях, которые уже входят в состав Российской империи.

Если удастся достичь такого исхода, то дело, ради которого Союзники находятся в состоянии войны, только выиграет от этого. Такой вариант развития событий позволит отвратить тридцатимиллионную нацию от ее нынешней ориентации на тевтонские державы (Германия и Австро-Венгрия — прим.ИА Красная Весна), которой последние умело пользуются в своих попытках добиться превосходства в Европе. Такой исход устранит одну из самых серьезных причин задержки естественного развития нашего партнера — России. И он также будет отвечать принципам свободы и самоопределения, в верности которым мы совместно поклялись. Если же этого не случится, то пострадаем мы (и вся остальная Европа). Поэтому нам стоит тщательно обдумать украинский вопрос в связи с предстоящим европейским урегулированием. И это лишь один вопрос, взятый наугад из множества тех, которые встанут перед нами в этот судьбоносный момент. Для того, чтобы решить вопрос урегулирования мудро и справедливо (о другом исходе не хочется даже думать), не только каждый член совета, но и каждый житель каждой европейской страны должен иметь искренность помыслов и неутомимо проявлять добрую волю. Европа нуждается в их неустанной поддержке до тех пор, пока ситуация не будет спасена.

¹«Ирредента» — итальянское движение, которое стремилось присоединить к Италии земли с частично итальянским населением, не вошедшие в состав Италии при ее объединении 1871 года.

² Пьемонт — область на северо-западе Италии. Жители Пьемонта традиционно рассматривают себя как отдельную этническую группу или субэтнос, который отличается как от итальянцев, так и от французов. Пьемонтский язык считается самостоятельным языком, а не диалектом итальянского.