Инфантильность и доверчивость, проявленные нашим образованным сословием в годы перестройки, вряд ли имеют прецедент в истории

Дивный новый мир

Изображение: Сергей Анашкин © ИА Красная Весна
Потребитель
Потребитель

В предыдущей статье — она называлась «О победившей идее» — мы, заглянув за рублевскую шторку победившего класса, обнаружили примерно то, что и ожидали увидеть: «довольных счастливых людей». Названные так без всякой симпатии и зависти еще А.Чеховым, они едят и гуляют, ни в чем себе, как говорится, не отказывая. И совершенно не мучаясь угрызениями совести — что же это они натворили со страной? А поскольку это не переселенцы из другой галактики, важно понять, как именно оно (вот это «немученье») удалось людям, воспитанным вроде в русской культуре. Ведь есть же противоречие! Всякий, не с Луны свалившийся, а росший здесь, и особенно в доперестроечное время — учился в школе, книжки больше или меньше читал, вообще жил в климате, не предусматривавшем такого культа «телесного» и такого небрежения духом. Как и наплевательства на ближних. Всего этого советская, шире, русская жизнь не предусматривала.

Скажете: так то уходящая натура, люди старшего поколения, а в перестройку выдвинулись другие — молодые, активные, не обремененные всем этим грузом ненужностей, они и заняли позиции, и вот теперь гуляют на широкую ногу? Да, это так отчасти. Но, во-первых, среди «победителей» есть все возраста. А во-вторых, молодые-выдвинувшиеся до своего выдвижения где-то жили, кто-то их воспитывал и т. д. Так что вопрос все равно закономерный: как эта вреднючая и совершенно «не наша» (даже по элементарности своей не наша) идея нажраться, а там хоть потоп, завладела массами? Отчего проповедь гедонизма дала такие быстрые всходы? Вопреки культуре, вопреки аскетичным привычкам народа, вопреки поколениям, для которых коллективизм был условием выживания, вопреки совсем недавней истории... Здесь, пожалуй, можно и остановиться, поскольку она-то, недавняя позднесоветская история, и «подгадила».

Одна молодая интеллигентная женщина, родственница моего знакомого, где-то в конце 70-х сказала — с вызовом и, представьте, ну совершенно серьезно: «Старшее поколение так много воевало и трудилось, что уж мы-то имеем право отдохнуть!» Согласитесь, очень лапидарно сформулировано. И при всей абсурдности именно это было ведущим умонастроением образованной публики в ходе 80-х. Под этим знаменем перестроечное воинство двинулось к потребительскому идеалу. Но для начала интеллигенцией были освоены азы индивидуализма и народофобии. Что, повторяю, объективно было совсем нелегко сделать в столь ускоренные сроки в России, с народолюбивой традицией ее образованного сословия. Но ведь сделали! Конечно, не в одночасье.

Когда встает вопрос о войне идей в России, то естественен и вопрос о носителях идей. Тех, иных — всяких. Кто они? Это вопрос, пожалуй, слишком простой, чтобы им задаваться. Ясно же кто — наша интеллигенция! В широком смысле слова. То есть если брать с самого начала «борьбы идей в России» — с появления свободно мыслящих просвещенных дворян, потом разночинцев и далее, и до конца, до советской интеллигенции, и ее конца в горниле устроенной ею же перестройки. Но вот когда задаешься этим совсем простым вопросом, то он сразу оборачивается следующим (тоже вроде бы простым). А не было ли там, внутри этой «идеетворящей» и в целом прогрессистской социальной группы своей борьбы идей?

Нет-нет, не между славянофилами и западниками, марксистами и религиозными философами, левыми и правыми уклонистами. А вообще борьбы на уровне мировоззренческих оснований, да такой, что кончилась внутренней тихой идейной революцией? И «сливом» всего этого специфического отечественного сословия. Ведь результат-то налицо. Что наблюдаемое сейчас уже очень мало похоже на то, что было принято называть русской интеллигенцией — вряд ли тут есть два мнения? Оговорюсь, речь не о рядовых ученых и инженерах, учителях и врачах, а именно о той части интеллигенции, которая традиционно формировала систему взглядов и имела возможность транслировать ее в общество, так сказать, идейно водительствовала. О «властителях дум», то есть.

Где-то в 70-е годы XX века произошел отказ этой, транслирующей идеальное, группы от собственной «смыслозадающей» идеи. Той, которая являлась краеугольной буквально во все времена ее, интеллигенции, существования. Краеугольной у русской интеллигенции была, как все помнят, идея служения народу. От Радищева, который «взглянул окрест» и душа «страданиями человечества уязвлена стала» — и далее, что называется, со всеми остановками. Иногда эта приверженность народу подвергалась серьезным испытаниям, и кто-то не выдерживал, говоря: «Народ-богоносец надул...» Часто интеллигента несуразным образом идеализировали, а реальные люди не соответствовали классическому образцу, заданному Чеховым. Как без этого! Но все же, пусть и мифологизированный, данный человеческий тип держался очень долго. Инерция, заданная великой русской литературой, была велика, она не позволяла «прослойке» отступить от некрасовского завета:

Сейте разумное, доброе, вечное.
Сейте! Cпасибо вам скажет сердечное
Русский народ...

Так что же произошло в эпоху застоя (а на самом деле началось раньше, уже при Хрущеве) такого, что позволило состояться самому скверному сценарию политического преобразования системы — перестройке?

Процессы, которые пошли в интеллигентской среде после ХХ съезда, а именно, тотальное разочарование в идеалах коммунизма, породили нигилизм особого рода. Распространившийся уже не на сферу собственно идеологии, а на идеальное вообще. То, что бурным цветом расцвело и выплеснулось на все общество в перестройку, на самом деле уже в 60-е — 70-е подтачивало изнутри, втихую, ту часть общества, которая и была ответственна за воспроизводство идеального, воспроизводство смыслов. Еще Дудинцев пишет «Не хлебом единым», и это с восторгом читает рядовой инженер, еще Баталов страшно убедительно жертвует собой ради науки в роммовском «9 дней одного года», еще коллизии гранинского «Иду на грозу» тревожат чистую советскую молодежь, но... уже рафинированная часть столичной интеллигенции снисходительно кривит губы. Ученый-одиночка, борющийся за свое изобретение, физик-ядерщик, получивший смертельную дозу в поисках «термояда» для человечества... нет, это уже не герои их романа. Там уже читают Бахтина и прославленного им Рабле. Скепсис, поначалу обращенный на идеологию и политику, постепенно становится тотальным. Вот уже и про занятия наукой можно кокетливо сказать, что это всего лишь «удовлетворение собственных интеллектуальных потребностей» (собственных! потребностей! а то, не дай бог, сочтут старомодным).

К 80-м советская интеллигенция напрочь избавилась от определяющего «видового признака» — некой вековой неловкости перед народом за свою лучшую, чем у него, жизнь, и от обязательств по «сеятельству». Это было отброшено. Как предрассудок. Оказалось, что все можно! Можно сосредоточиться, наконец, на себе любимых, и — никаких нравственных ограничений. Можно заговорить на бесценностном языке — например, о комфорте как высшем и обязательном приоритете. Но при этом — продолжать морализировать! Можно заявлять о своей избранности и о ничтожестве народа, его безнадежно «хамской» природе.

Окончательное освобождение произошло в перестройку. «Собачье сердце» довольно активно ходило по рукам в самиздатовском варианте еще с середины 60-х, но говорить про «шариковщину» становится внутренне допустимым только в перестройку. Причем, говорить много и с видимым удовольствием. Еще бы, найден, наконец, образ-индульгенция, то, что позволяет отряхнуть прах старого мира (любую ответственность) и двинуть в новый! Дивный новый мир! Где, конечно, будет… что? — правильно, наслаждение жизнью. Где восторжествует принцип удовольствия. Освобождение от ответственности — это обретение безответственности. Безответственен кто? Инфантил. Инфантильность и доверчивость, проявленные нашим образованным сословием в годы перестройки, вряд ли имеют прецедент в истории.

Разбирать все это долго нет смысла. Но обратим внимание, на какой же мякине проводили образованных, начитанных людей. Эта самая идея потребления, на которую так всерьез запали интеллектуалы, — она ведь была озвучена и предана сатирической «порке» Олдосом Хаксли еще в 1932 году! В антиутопии «О дивный новый мир». Классика XX века! Ну хорошо, широкая публика впервые прочла Хаксли в 1990 г. Но ведь многие из тех, кто задавали тон, владели английским! И уж наверняка им владел А.Ракитов — философ-науковед, тот самый слепой проповедник идеи необходимости слома русского культурного ядра. (Реально слепой, что, конечно, вызывает сочувствие, но вряд ли оправдывает проповедь такой идеи, могущей привести только к уничтожению народа — а более ни к чему).

Итак, А.Ракитов — с 1991 г. советник Ельцина, в 1992 — 1996 гг. — руководитель информационно-аналитического центра Администрации Президента РФ. А также — с 1971 г. — завотделом философских наук ИНИОН СССР и профессор «Плешки» (так называли Институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова), где его благодарными студентами были такие ставшие потом известными личности, как Явлинский, Лившиц, Уринсон, Батурин. А также сей философ возглавляет (с недоброй памяти 1991 г.) «Центр информатизации социально-технологических исследований и науковедческого анализа» (ИСТИНА). При Минпромнауки и Минобразования. То есть это очень обремененный «положением» человек. И наше «рукопожатное» сообщество говорит о нем с большим пиететом. Ну так! Профессор режет «этому быдлу» в глаза правду-матку о том, что «унитаз лучше соборности»! Как же может «коллективный Сванидзе» такое не уважать? Можно сказать, с этого как раз голоса и «поет»! А вслед интервьюеры захлебываются восторгом: «Пока нашей национальной идеей не станет чистый сортир, ничего хорошего Россию не ждет. Если вдуматься, это новая философия бытия...».

И тут мы с ними, интервьюерами, согласимся: действительно — философия новая! Вот только бытия ли?.. Скажем, тот же Хаксли считал, что это уже НЕ бытие. Единое мировое государство, построенное по кастовому принципу, техногенная цивилизация, порвавшая с идеями гуманизма, культ потребления, общество, в котором понятие «мать» отсутствует («привет» от ювенальной юстиции!), в пробирке выведенные люди изъясняются слоганами... «Лучше новое купить, чем старое носить» — очень узнаваемо! А вот этот: «Чистота — залог благофордия» (кто не читал, Форд — тамошний бог), — этот уже прямиком отсылает к г-ну Ракитову. И тут трудно удержаться от цитирования.

«Родина — это страна, где тебе жить удобно и приятно», — вещает А.Ракитов перед коленопреклоненно внимающим журналистом «Огонька» (уже сообщившим читателю, что «Ракитов — пророк, как минимум»).

«Понимаете, чем выше уровень технологии цивилизации, тем нравственнее носители этой цивилизации. Именно новые политические и социальные технологии вкупе с чисто техническими решениями заставляют человека быть нравственным». Понимаем! Особенно, когда прикидываем технологические параметры цивилизаций, в которых зародились христианство или буддизм.

«А я еще слышал рассуждения о том, что нам нужно культуру поднимать какую-то...» — задает наводящий вопрос демократический журналист, коего «какая-то» явно тяготит, хоть личный его багаж и не слишком велик. Но оказывается, все просто, с этим даже журналист «Огонька» справится! «Культура начинается с чистоты. Знаете, у меня нюх как у собаки. И когда я в очередной раз прилетаю в Россию, я сразу узнаю родину — по запаху туалета». — «И как же нам привить обществу национальную идею комфортного существования?» — спрашивает обеспокоенный журналист. Ответ: «Никакой Путин, никакой Касьянов (интервью 2001 года)этим заниматься не будут. Этим могу заняться я, этим можете заняться вы... 150 журналистов, если они поймут, что нужно строить будущее России, исходя из идеи комфортного существования для отдельной личности, могут совершить переворот в мозгах больший, чем целая армия революционеров. Кроме нас с вами, этим некому заняться».

Ну вот. Как мы и предполагали, мозгами нашего общества прицельно занимается специфическая «армия революционеров». Их революционная идея проста, как три копейки, — комфорт всех видов. Процесс, который некогда «пошел», еще не прибыл на конечный пункт. Результат, на который работают «креаклы» (представители «креативного класса») — «дивный новый мир» — вполне искренне кажется им не ужасом, а благом. Они осуществляют эту проклятую аж 80 лет назад автором-англичанином антиутопию — именно ее! — на голубом глазу. Остается один непонятый вопрос. Как могло случиться, что советское общество, имея столь высокий совокупный интеллектуальный потенциал, не распознало опасных проходимцев сразу?

В 1958 г. — то есть тоже очень задолго до нашей перестройки — О.Хаксли написал нехудожественную работу «Возвращение в дивный новый мир», где констатировал, что человечество движется к концепции «дивного мира» резко быстрее, чем ему думалось. Описал способы информационной войны, роль наркотиков и т. д. Это тоже не было известно нашим маститым ученым, они же президентские аналитики и «пророки»? Или все же было известно? И кто еще занимался промывкой советских мозгов в требуемом направлении? Ведь «философ-науковед Ракитов» — фигура значимая, но малоизвестная. Не чета некоторым! О них — далее.