Русский героизм. Суворов-Рымникский
С началом русско-турецкой войны 1787–1791 годов начался период максимальной востребованности Суворова. С этого времени и до самой его смерти ни русская армия, ни русское государство не могли обойтись без Суворова.
Это вовсе не означало, что Суворов стал, говоря современным языком, популярен. Конечно, простые солдаты беззаветно любили его по-прежнему. А вот высшая знать, особенно военная (а она в ту эпоху составляла большинство), считала его если не выскочкой, то просто одним из удачливых русских генералов.
Многие его военную систему, опережавшую свое время, не понимали, да и обычной человеческой зависти хватало. Князь Н. В. Репнин, посредственный полководец, суворовскую тактику скорых маршей, внезапных атак малым числом, упорных сражений до победного конца презрительно называл «натурализмом». В самом деле, никакой размеренности, отсутствие удобств и покоя — одни только грязь, усталость, кровь, раны. Разве так пристало воевать? Сам он попытался взять Измаил по всем правилам военной науки: способом долгой осады и разрушительных бомбардировок — не сумел и отступил. И никто в военной среде его не осудил — ведь крепость действительно считалась неприступной.
Но продолжим рассказ о русско-турецкой войне.
В июле 1788 года князь Потемкин, наконец, осадил Очаков — главный опорный пункт Турции на Черном море. Однако на штурм не решался, надеясь взять крепость измором. Пока русская артиллерия обстреливала передовые позиции турок, светлейший занимался мелкими рекогносцировками — выходил на бруствер и под пулями подолгу обозревал крепость. Еще он выписал из Франции планы крепости, чтобы определить места для закладки мин.
Суворову досталось командование левым крылом осадного корпуса. Медлительность и вялость действий Потемкина раздражали его, но поделать Александр Васильевич ничего не мог. Наконец, произошло событие, которое при должной решительности могло изменить ситуацию, — турки совершили вылазку крупными силами. Суворов мгновенно оценил открывшуюся возможность, взял все имеющиеся в его распоряжении войска и, отбив вылазку, устремился к стенам крепости. Почти весь турецкий гарнизон был стянут к месту схватки — и будь Потемкин решительнее, он мог бы развить успех и взять Очаков. Но Потемкин на штурм не решился.
Русским пришлось отступить. Суворов был ранен пулей в шею, но был вынужден оправдываться перед Потемкиным в «бессмысленной гибели русских солдат». Вдобавок Потемкину донесли о язвительных стишках острого на язык Суворова: «Я на камушке сижу, На Очаков я гляжу».
Этого честолюбивый князь снести не мог. Доселе благоволивший к Александру Васильевичу, Потемкин начал всячески придираться, «выражать неудовольствие». Вдобавок злопыхателями была пущена сплетня, что Суворов бросился в атаку на турок спьяну. Суворов не оправдывался («Невинность не терпит оправданий»), он лишь написал Потемкину: «Коль вы не можете победить вашу немилость, удалите меня от себя... Есть еще служба в других местах по моей практике, по моей степени...»
В итоге Суворову было предложено покинуть осадную армию. Он уехал в Кинбурн лечить воспалившуюся рану. Очаков находился в осаде еще почти полгода. За это время в мелких бесплодных стычках погибло немало солдат и офицеров, был тяжело ранен в голову и будущий полководец М. И. Кутузов. Наконец, 6 декабря 1788 года Потемкин предпринял штурм, и всего через час с небольшим Очаков пал. При штурме русские потеряли 3 тысячи человек, тогда как за время осады от морозов и болезней погибло вдвое больше.
Суворов же в это время добивался перевода в другую армию. Весной 1789 года императрица, дабы вновь не сталкивать его с Потемкиным, дала согласие.
Здесь надо сказать два слова об отношениях Суворова с Екатериной. Она высоко ценила Суворова, но не очень любила. Он не вписывался в придворную среду, был слишком самостоятелен и чист для нее: не просил милостей, не умел и не хотел угождать.
При всем этом Екатерина, хорошо знавшая своих полководцев, понимала, кем является Суворов. Когда положение казалось совершенно безнадежным, и она, и Потемкин выбирали не из сонма придворных генералов — они звали Суворова. И он приносил победы. Его единственного Екатерина называла не как всех остальных по фамилии, а «Александр Васильевич».
Но, несмотря на понимание уникальности Суворова, Екатерина не хотела слишком выделять его среди остальных — для государыни-немки превыше всего была иерархия, порядок, в том числе порядок награждения орденами и званиями. Вполне похоже на подход руководителя современной корпорации...
К чести Потемкина, при всех его недостатках, он не был злопамятен и не таил долго обиду на Суворова. К тому же он был умен — и понял урок Очакова. Потемкин выделил Суворову дивизию, действовавшую отдельно. Правда, участок дивизии он определил в Молдавии, подальше от главного черноморского направления, на стыке с союзниками-австрийцами.
Но война прихотлива — случилось так, что театр военных действий переместился именно в Молдавию, где служил Суворов. Дождливым летом 1789 года турки решили ударить не на русских, а на австрийцев. Австрийской армией в 18 тысяч человек командовал саксонский принц Кобург, наступавшая на него турецкая армия под командованием Осман-паши составляла 30 тысяч бойцов. Принц, зная, что рядом находятся войска Суворова, запросил о помощи: «Дабы неприятеля, столь накопившегося, опровергнуть в дерзком его намерении».
17 июля Суворов стремительно повел свою 7-тысячную дивизию — сквозь дождь и грязь, форсируя разлившиеся реки. Русские полки прошли 30 верст за 18 часов и на следующий день стали лагерем рядом с австрийцами. Пока Суворов разъяснял союзникам продуманную им диспозицию боя, саперы уже наводили переправы. Погода по-прежнему была дождливая, тем не менее оба войска вышли из лагеря, за сутки проделали путь в 25 верст и подошли к селению Фокшаны, где стояла турецкая армия.
Преградой между противниками лежала река Путна. В 4 часа утра (любимое суворовское время для начала наступления) русские перешли бурную Путну и, «не дожидаясь прочих», пошли вперед боевым порядком. Австрийцы, поколебавшись, тоже форсировали реку и через три часа догнали русские полки, которые уже вели бой. Не стоит судить австрийцев, непривычных к суворовскому «поспешному» способу ведения войны — всё же они не подвели. Впрочем, существует версия, что Суворов заявил принцу, что если австрийцы отстанут, то он одержит победу одними лишь русскими силами. Зная его, в этом не приходится сомневаться.
Турки активно нападали мелкими отрядами, но союзные каре безостановочно продвигались, держа дистанцию как на маневрах. Турки не могли преодолеть фланговый огонь союзников и отступали. «В таком препровождении шли мы по телам турецким больше часа», — пишет Суворов в донесении.
Наконец, русско-австрийские войска достигли главных сил турецкой армии. Во фронт им ударила османская артиллерия. Суворов, чтобы вывести войска из-под огня, приказал идти пехоте скорым шагом (тогда ядра пролетали над головами), а артиллеристам — подавить вражеские пушки. Вскоре от точного огня союзников турецкая артиллерия пришла «к глубокому молчанию», а русская кавалерия «сбила с поля» турецкую конницу. Австрийские гусары врубились в турецкую пехоту, которая, бросив окопы, кинулась бежать. Как всегда, завершающий удар нанесла пехота, дошедшая до турецких укреплений «и в самой близости от них дав залпы, взяла их с великой храбростью».
Девятичасовое сражение было выиграно, причем очень малой кровью — союзники потеряли 400 человек убитыми (русские — всего 15), турки — более полутора тысяч человек, да еще 12 пушек, роскошный лагерь, обозы, провиант и прочее.
Известие о победе обрадовало оба двора — и русский, и австрийский. Император Иосиф II, который до этого тайно готовил сепаратный мир с турками, теперь поверил в силу союзного оружия. Он прислал Суворову благодарственное письмо, прославляющее его «геройские подвиги», и бриллиантовую табакерку в подарок. Екатерина, зорко следившая за тем, чтобы ее подарок был значительнее, прислала бриллиантовые подвески к кресту ордена Андрея Первозванного. За празднованиями, прославлениями и борьбой мелких самолюбий никто не услышал призыва Суворова «Пользоваться победой!» и тотчас наступать на турок, пока они вновь не собрали армию.
Между тем через два месяца турки собрали остатки разбитых войск, бежавших к реке Рымник, пополнили их новыми силами и, накопив 90-тысячную армию, в сентябре 1789 года вновь двинулись на австрийцев.
Все повторилось — принц Кобургский снова обратился к Суворову с просьбой о помощи, указав в письме, что «назавтра он ожидает атаки». Так быстро дойти до австрийцев было невозможно, но Суворов всё равно в ночь на 8 сентября двинулся в поход с 7 тысячами человек и 30 пушками.
Ночуя прямо в поле, строя гати для преодоления непроходимой грязи, русские дошли за двое суток и соединились с австрийцами. Те кричали: «Слава Богу! Русские! Мы спасены!»
Оказалось, что дождь и грязь, которые не стали преградой русским, остановили наступление турок — они не атаковали, пережидая плохую погоду. Что ж, командующий турецкой армией великий визирь Юсуф-паша дождался — к нему пришел Суворов, который намеревался не просто спасти австрийцев, но разбить несметную турецкую армию.
Исторический анекдот гласит, что принц Кобургский ужаснулся, узнав о планах Суворова: «Турок вчетверо больше!» Суворов ответил: «Все же не настолько, чтобы заслонить нам солнце!»
Суворов не был безумцем — он решил бить огромную, а значит, слабо управляемую армию противника по частям. Вся турецкая армия не могла поместиться на одном месте на другом берегу Рымны, поэтому турки построили четыре лагеря, растянув свои силы.
Союзники начали переправу ночью, а закончили на рассвете. Едва принц Кобургский выстроил свои войска, как на его каре напало около 20 тысяч турок. Австрийцы сражались хорошо, да и русские помогли — Смоленский и Ростовский полки уничтожали турок перекрестным огнем. «При сильном наступлении неприятель от пальбы и штыков знатно погибал», — записал Суворов. В ряды врага врубились черниговские карабинеры и дивизион австрийских гусар. Турки бились отчаянно, но после третьей атаки были опрокинуты.
Если взглянуть на схему битвы, то видно, что сражение развернулось на огромном пространстве, заполненном массами турецких войск. И среди них небольшими островками двигались русские и австрийские каре, причем разделенные друг с другом. Но двигались эти островки непреодолимо.
За этот день, беспрерывно сражаясь, союзные войска прошли больше 20 километров. И люди, и кони с трудом выдерживали это напряжение. Но Суворов и это предусмотрел — он несколько раз давал войскам отдохнуть по полчаса и вновь бросал в бой!
К концу дня наступил завершающий этап — союзники, пройдя сквозь все турецкие лагеря, объединились для удара по главной ставке визиря. К этому моменту турки потеряли левое крыло и центр армии, но имели еще достаточно резервов. Но когда соединившаяся линия союзников вышла к командному пункту визиря, турок охватила паника. «Нельзя довольно описать того приятного зрелища, как наша кавалерия перескочила их невысокий ретрашенмент, захватывая пушки и рубя турок направо и налево», — сообщал Суворов.
Огромная турецкая армия, охваченная страхом, бежала. Ее не мог остановить ни великий визирь, вздымающий Коран, ни пальба турецких пушек по своим же. Река Рымна была запружена трупами людей и тягловых животных. Турки потеряли всего 5 % убитыми, но их армии больше не существовало. Визирь умер от горя.
Рымникская победа прославила русское оружие по всей Европе. Потемкин стоял за Суворова горой и требовал для него чина фельдмаршала. Екатерина вновь предпочла соблюсти правила «старшинства» — на очереди стояли другие. Тогда Потемкин придумал для Суворова титул графа Рымникского, на что Екатерина согласилась, добавив к титулу высший боевой орден Георгия 1 степени. Австрийцы прозвали Суворова «генералом Вперед», а император Иосиф сделал его графом Священной Римской империи.
Казалось, война близилась к концу. Но для ее завершения надо было взять неприступный Измаил.
(Продолжение следует.)
