Редактор «Молодого Петербурга»: советское время — подлинный золотой век русской литературы
28 ноября исполняется 137 лет со дня рождения Александра Блока, поэта, создавшего художественный памятник эпохи Революции — поэму «Двенадцать». С поэзией Великой Октябрьской революции, 100-летие которой отмечается в этом году, его имя ассоциируется еще и потому, что он принял революцию и непосредственно участвовал в строительстве пролетарского государства. Александр Блок, один из немногочисленных представителей старой русской интеллигенции, перешедшей в лагерь большевиков, активно работал как в госструктурах — Наркомпросе, правительственной комиссии по изданию классической литературы, так и в многочисленных редакциях, издательствах и советах и, кроме того, занимался публицистикой.
Поэты Пролеткульта, боровшиеся за чистоту пролетарской культуры, воспринимали Блока как представителя предыдущей эпохи — «покойника»; например, можно вспомнить выражения, использовавшиеся ими для критики неудачных «пролетарских» стихов: «бесплодные мечтания», навеянные «мистицизмом и символизмом господ Блоков». Действительно, до 1917 года он не принимал участия в политической жизни, несмотря на то что после первой русской революции 1905-1907 годов стал отходить в творчестве от лирических душевных переживаний к позиции поэтов «демократического» лагеря, близких к «певцу народных страданий» Некрасову.
Как поэт он формировался под влиянием мистического романтизма Жуковского («Первым вдохновителем моим был Жуковский») и софиологии Владимира Соловьева, что привело Блока в кружок символистов. Но после революционных событий 1905-1907 годов, тяжело переживая поражение революции, что вылилось в переоценку ценностей, он отошел от символистов и активно занялся критикой и публицистикой: «К вечной заботе художника о форме и содержании присоединяется новая забота о долге, о должном и не должном в искусстве».
В советское время считалось, что именно Революция оформила его как великого поэта, а вершиной творчества признавалась поэма «Двенадцать», что подтверждает и сам поэт. Не случайно, наверное, в 1918 году, после окончания поэмы «Двенадцать», он сказал: «Сегодня я — гений», хотя до этого всегда был самокритичен. Нельзя сказать, что поэма была однозначно положительно воспринята — его критиковали за использование образа Христа, за изображение красноармейцев скорее как анархистов, а не как авангард рабочего класса.
В перестроечное время Блока стали изображать жертвой советской власти. Утверждалось, что он, разочаровавшись в идеалах революции, больше не смог ничего написать, а работать на советскую власть был вынужден под угрозой расправы, что и привело в итоге к его скоропостижной смерти в 1921 году.
О значении Александра Блока в русской литературе, его гражданской позиции и роли творческой интеллигенции в формировании общественного мнения размышляет член Союза писателей России, редактор альманаха «Молодой Петербург» Алексей Ахматов в интервью, данном корреспонденту Красной Весны.
Как Вы относитесь к творчеству Александра Блока? Насколько оно Вам близко, считаете ли Вы, что он ощущал, видел дух истории, дух народа («Его рука — в руке народной»)?
Вы знаете, Блок, безусловно, крупнейший поэт эпохи. Но признаюсь, что это не мой поэт. Зачастую, он был непонятен даже сам себе, что уж говорить о читателях. Ходасевич в своих мемуарах так описал этот феномен: «Блок признавался, что многих тогдашних стихов своих он больше не понимает: "Забыл, что тогда значили многие слова. А ведь казались сакраментальными. А теперь читаю эти стихи, как чужие, и не всегда понимаю, что, собственно, хотел сказать автор"». Вот это для меня, как для художника, вещь абсолютно недопустимая. В поэзии я все-таки очень ценю прозрачность и ясность.
Что же касается второй части вашего вопроса, то ощущение «духа истории, духа народа» штука весьма индивидуальная. Конечно, многое он ощущал, писал статьи с весьма жесткими обличениями и царизма, и церкви… Однако меня всегда удивляли поэты серебряного века именно своим спокойным принятием всего происходящего. Революция, надвигающийся голод, холод, разруха, а они спокойно читают друг другу стихи и просиживают вечера в богемных кабаках. Почти все! Даже Гумилев, принявший участие в сопротивлении большевикам с оружием в руках, и тот был описан Ходасевичем в статье «Гумилев и Блок»: «Прямой и надменный, во фраке, Гумилев проходит по залам. Он дрогнет от холода, но величественно и любезно раскланивается направо и налево. Беседует со знакомыми в светском тоне. Он играет бал. Весь вид его говорит: "Ничего не произошло. Революция? Не слыхал"».
И все тот же Ходасевич поразил меня фразой из «Петрополя»: «…из-за личных горестей поехал я в Петербург на несколько дней — и застрял надолго: не было сил вернуться в Москву. С литераторами я виделся мало и жил трудно. Ночами слонялся по ресторанам, игорным домам и просто по улицам, а днем спал».
Сейчас эту фразу читать без улыбки невозможно, но тогда он писал ее на полном серьезе.
Хотя нам трудно судить о тех временах и трудностях, не имея их опыта. Наши «лихие девяностые» с карточками на продукты ни в какой степени с началом века в сравнение не идут.
В перестроечное время появилось мнение, что Блок после революции не смог писать в результате творческого кризиса, вызванного разочарованием в советской власти: «Все звуки прекратились...» Не сказалось ли участие в общественной жизни негативно на его творчестве? Что Вы думаете по этому поводу?
Я думаю, что «звуки прекращаются» у всех по-разному. И причины, конечно, всегда внутренние. Музыка вообще редко задерживается на всю жизнь. Она выбирает себе реципиента, поселяется в черепной коробочке и неожиданно покидает ее, оставляя своего носителя в полном недоумении. Так было, наверное, под конец жизни и с Пушкиным. Он что — в царизме разочаровался? И с Яном Сибелиусом, которого музыка покинула после седьмой симфонии. Он что — разочаровался в финской государственности, после объявления независимости?
Ну, а общественная деятельность всегда плохо влияет на поэта. Так закончили писать и Николай Тихонов, и Александр Прокофьев, но это другой вопрос. Разочарование во власти не играет никакой серьезной роли, так как поэт изначально никакой властью очарован быть не может. Тем более — русский поэт, который всегда бунтарь, мыслитель, пророк, «внутренний эмигрант» и т. д.
Если уж затрагивать тему разочарования, то знаете, сколько прекрасных поэтов перестало писать после перестройки, поскольку просто не вынесло отсутствия внимания со стороны государства и читателя как такового?! Блестящий Виктор Максимов, тончайший Дмитрий Толстоба, виртуозный Геннадий Григорьев!
Вот и я, грешный, не сравнивая себя с упомянутыми литераторами, — отвечаю на ваши вопросы, вместо того, чтобы лишний раз сесть и написать стихотворение о любви или о природе.
Сейчас модно говорить о жертвах советской власти — вот и Блока записали в жертвы, но мне кажется, что жертв отказа от советского пути развития в разы больше. Мы еще не так остро видим зияющие пустоты на месте разрушенных школ, институтов, академий наук, изданий, Союзов писателей и т. д., но, думаю, уже лет через 20-30 это разверзнется перед нашими согражданами в полной мере.
После событий 1905 года Блок мечтал создать свой журнал — общественно-художественный, как «Современник» Добролюбова. Блоку не удалось это сделать, а у Вас с единомышленниками получился подобный проект — Вы сами являетесь редактором «Молодого Петербурга». Насколько в сегодняшних условиях, казалось бы, неограниченной свободы возможно быть услышанным, влиять на общественное мнение?
Практически ни на сколько. Никакой «неограниченной свободы» не бывает вовсе. Не было ее раньше, нет ее и сейчас. Просто сменились приоритеты, поменялась власть, закрылись многие социальные программы и институты. Вот и все. Литература и интерес к ней уходит из России вместе с советской властью, теперь это очевидно. А чтобы быть услышанными, сегодня нужно не журналы издавать, а банками руководить или нефтью торговать. Однако Газпром вкладывает миллионы в совершенно бесперспективных горе-футболистов и никогда и десятой части не даст на развитие того, что действительно в России делается хорошо — литературы. Ведь нынешней властью писательское дело не внесено даже в официальный реестр профессий. Профессия издателя есть, профессия корректора, редактора, оформителя есть, а профессия главного создателя книги — отсутствует. И министр культуры не видит в ней необходимости, ссылаясь на Толстого и Достоевского. Мол, те тоже пенсии не получали. Это правда — один граф, ни в чем не нуждался, другой в нищете, как в удавке прожил, и пенсии они не получали, как не получают сегодняшние писатели. Пенсию писателям платила только советская власть. Отсюда и «самая читающая страна».
Сейчас часто можно услышать, что в советское время художников и писателей использовали в идеологических целях. Может ли писатель творить, подходить к изображению действительности бесстрастно, не обозначая свою позицию?
Всегда, во все времена художников и писателей используют в идеологических целях те, кто этим художникам и писателям платит. Это — закон жанра. Другое дело — какова эта идеология? Да, в советские времена от художников требовалось воспевать труд, мир, подвиги народа и т. д. Но разве это плохо? А стихи про наркоманов, про страдальцев-диссидентов, эмигрантов, тунеядцев могли и не напечатать. Но все более или менее достойное в печать все-таки проходило. И атеисты Шефнер и Кушнер писали о Боге, и Виль Липатов вскрывал производственные проблемы, и деревенщики бередили социальные язвы.
Вообще, советское время породило огромное количество художников, среди которых — немыслимая россыпь имен. Фактически, ни до, ни после советского времени нет и не будет уже такого количества писателей, поэтов, драматургов, критиков, литературоведов. Это и был, видимо, подлинный золотой век русской литературы.
