Обращение Сергея Кургиняна
Прежде всего я должен выразить свои глубокие и искренние соболезнования всем пострадавшим во время отвратительного теракта в «Крокус Сити Холле». Я должен выразить свои соболезнования всем их родственникам, друзьям, знакомым, всем, кто связан с ними чуть в большей степени, чем мы. Но мы тоже с ними связаны. Мы связаны с ними не просто гражданскими узами, которые тоже очень прочны, мы связаны еще и ощущением общей беды.
Я много раз цитировал Джона Донна, фразу которого Эрнест Хемингуэй взял в качестве эпиграфа произведения «По ком звонит колокол»: «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе». Мы все понимаем, что это общая угроза, общая беда. Общий ужас, что сегодня это произошло с одними, а завтра будет происходить с другими. И это понимание делает наше сострадание, соболезнование, соучастие еще более прочным и сильным, чем обычно. Хотя и обычно, если бы речь шла только о таком чужом горе наших соотечественников, наше сострадание было бы глубоким и искренним. Но сейчас, в этой ситуации, оно еще глубже, еще искреннее. Оно носит уже другой характер. Это первое.
Второе. Идет война. Называется она СВО или как-то иначе, уже пресс-секретарь президента сказал, что на самом деле, по факту это война. И мы все это понимаем. Во время войны должно резко измениться наше отношение ко всему, что связано с официальными институтами, отстаивающими нашу безопасность. Если мы начнем со средними или малыми основаниями выражать свое недоверие этим институтам, то мы играем на руку врагу, и у нас сейчас нет никаких оснований выражать это недоверие. Главное слово за институтами, отстаивающими нашу безопасность. За ФСБ, Следственным комитетом, Росгвардией, другими структурами, вплоть до Министерства обороны, которые сейчас должны сказать о том, что в действительности произошло.
Всё, кроме этого, носит характер бездоказательных гипотез. Если сейчас кто-то из нас, даже обладая каким-то избытком информации, станет надувать щеки и говорить, что знает больше, чем официальные институты, он фактически начинает работать на деструкцию. Поэтому я повторю еще раз, главное — что скажут официальные инстанции. Сейчас, пока идет война, это аксиома нашей жизни. Теперь третье.
Да, кстати, перед тем, как перейти к этому третьему. Тут какие-то мерзавцы создают мои фейковые каналы и публикуют что-то, якобы сказанное мной. Я нигде, кроме как в этой передаче и в официальных государственных передачах, не выступаю. У меня нет других каких-то каналов или чего-то такого, где бы я мог выступать. Это так, между прочим.
Теперь главное, вот это третье. Нет более высокого официального лица, чем глава государства, который, помимо прочего, является профессионалом в сфере безопасности. Поэтому я имею полное право процитировать главу государства и обсудить его тезис, являющийся суперофициальным. Глава государства сказал следующее про террористов: «Они пытались скрыться и двигались в сторону Украины, где, по предварительным данным, для них с украинской стороны было подготовлено окно для перехода государственной границы».
Тут важно подчеркнуть, что президент России справедливо осторожно говорит: «По предварительным данным». Но если президент счел нужным предоставить эту информацию всему обществу, то общество же должно понимать, что означает сказанное — «подготовлено окно для перехода государственной границы».
Это значит, что, во-первых, достаточно крупная структура проделывает это окно, которое, в принципе, всегда можно проделать, но которое, наверное, труднее проделать во время конфликта, чем обычно, а она его проделывает. Крупная структура — это первое. И второе — эта структура не может существовать отдельно от тех, кто осуществляет теракт. Это единый штаб. И, наконец, третье — это окно, что, проделывается без Украины?! То есть люди побегут в сторону Украины, считая, что там некие благородные демократические украинцы скрутят им руки и передадут их назад, в Москву?!
Значит, если проделывается окно с украинской стороны, то это может быть только официальным делом высокопрофессиональных людей, но если это проделывается, то эти люди всё знают и участвуют во всем остальном. Они осуществляют все логистические связи. А если они осуществляют логистические связи — когда выехали, куда приехали и так далее, — то для того, чтобы их осуществлять, они должны знать всё о теракте. А если они знают всё, то они в нем по определению участвуют.
Это сказано не кем-то из экспертов, не каким-то человеком, который не несет окончательной ответственности за свои слова и которого мы можем не слушать. Это сказано только что избранным главой государства, который, повторяю, прекрасно знает, что такое сделанное окно с украинской стороны и всё прочее. Значит, уже сказано очень многое, а для того, чтобы сказанное не было слишком скороспелым, говорится «по предварительным данным», но предварительным данным официальных структур, которыми руководит президент. Так что уже мы знаем достаточно много.
Далее, мы все-таки люди, умеющие мыслить и в большей или меньшей части участвовали в анализе тех или иных действий, имевших похожий характер. Мы следили за подрывными действиями самых разных структур, в самых разных регионах мира. Я, по крайней мере, не могу вывести себя за скобки в этом качестве. Но тогда мы понимаем, что для того, чтобы осуществить такой поджог, кто-то должен быть внутри, что поджог очень большой, что много людей с автоматическим оружием, двигающихся в пределах Москвы и Московской области в свободном полете, — это экзотика. Даже в мирное время Москва и Московский регион достаточно контролируемы по понятным причинам: они являются зонами повышенного контроля. Для того чтобы это всё делать, нужно иметь план, нужно репетировать это, нужны профессионалы, нужно суметь доставить это оружие и двигаться с этим оружием по территории, что совсем непросто.
Значит, это крупная операция крупной структуры, имеющей здесь свои сети, свое заложение и всё остальное. И президент сказал, кстати, об этом.
Но тогда вопрос об этой крупной структуре. И не вообще «англичанка гадит», еще кто-то гадит… Сейчас проводятся связи между произошедшим в «Крокус Сити» и Хатынью и так далее — но это всё связи в далеком прошлом. А какая связь между тем, как штурмовали Белгородскую область, и этим? Эта связь какова? Мы до каких пор будем называть диверсионными группами тысячи людей с тяжелой техникой?! Если эти люди называют себя определенным образом и связывают себя с «Добровольческим корпусом» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), якобы русским, если вся эта падаль говорит об этом, то осмысливать сказанное необходимо? Это же непростая структура. Что здесь еще заложено в виде ячеек?
И какую историю имеют эти структуры заложения? Кто не вышел из подполья даже в 1991 году из тех, кто готовил все эти взрывы на протяжении предыдущего периода? Это репетиция чего-то большого или крупный и мерзкий, но эксцесс? Это же тоже надо понимать.
Теперь ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Ну, во-первых, что такое ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), мы прекрасно понимаем. И, во-вторых, как структура, которая могла там триумфально действовать, оно отсутствует. В-третьих, ему это зачем? Это ему сейчас зачем? Чего оно добивается? И может ли оно сейчас чего-нибудь добиваться само? Понятно, Чечня в горячий период, когда там шли боевые действия, «Норд-Ост» и так далее. Но мы находимся в холодной фазе взаимодействия с ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). В Сирии процессы сворачиваются, никаким особым образом мы сейчас эксцессно ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) не задеваем. И что бы это оно вдруг сорвалось-то с одного места? Что оно вдруг взбесилось? Кому-то это кажется объяснимым, а мне нет. Либо его взбесили, и тогда нам понятно кто. Либо, согласитесь, его поведение более чем странно. А кто управляет ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), мы прекрасно понимаем. Им управляли и управляют западные спецслужбы.
ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) — часть большого исламского радикального или не радикального мира, с которым тоже хочется кому-то (и мы понимаем кому — тому же Западу) обострить наши отношения и открыть там второй фронт. Но у нас с исламом отношения как никогда хорошие, у нас не было таких хороших отношений с исламом прежде. Это касается и государств, которые, между прочим, тут же выражают нам все соболезнования, и каких-нибудь структур, потому что мы находимся сейчас в посреднической роли между «Хезболлой» и Израилем, ХАМАС и Израилем, этими структурами и Западом и так далее.
И, наконец, даже хуситы говорят о том, что они не будут трогать Китай и Россию. Что это вдруг какая-то исламская структура с какого-то бодуна вдруг начала подобным резким образом выступать? И что она может на территории России?
Теперь диаспора. Я, конечно, хотел бы, чтобы диаспора была в большей степени ассимилирована. Это моя мечта. Все, кто здесь существуют, должны быть гражданами России, принадлежать к единому великому русскому миру и русскому культурному полю. Но это программа-максимум, а программа-минимум ясна — что «это» должно быть заагентурено, как ничто! И я верю, что оно заагентурено. Оно заагентурено до паралича. Я верю в этом смысле в наши спецслужбы.
А еще я верю в одно — что это заорганизовано, как никакие русские. Вот эта диаспора заорганизована полностью и до конца. И что, соответственно, о любом таком эксцессе эта диаспора знала бы быстрее, чем любые американцы. И кто угодно еще, и даже наши спецслужбы. И тут же сообщила бы нашим спецслужбам, потому что никто в такой степени не задет происходящим, как эта диаспора. Ей-то это зачем? Ей же это опаснее, чем кому бы то ни было. Значит, если бы это были ее люди, она бы всё знала. Она о любом разговоре в любом месте бы знала и тут же передала бы как по оперативной линии, так и просто из желания себя обезопасить.
Дальше. Многие из нас негодуют по поводу того, как ведет себя телевидение и что оно показывает в момент, когда это происходит, и что оно не экстренно сообщает, а продолжает развлекательные программы. Дорогие мои, я полностью разделяю точку зрения, согласно которой это всё неправильно, но только не надо говорить о мелком, если есть крупное. Это часть единой стратегии и, я бы сказал даже, философии, согласно которой «там» воюют, а здесь живут так, как жили.
Это крупнейшая концептуальная идея того, что мы построили государство, образно говоря, как некий замечательный «Роллс-Ройс», и будем ездить на этом «Роллс-Ройсе» по дорогам вхождения в замечательное западное общество, и что ради этого мы пожертвовали Советским Союзом и всем остальным. Теперь оказывается, что вся эта концепция глубоко ложная, и кто-то говорит, «а она еще вернется», а кто-то уже понимает, что она не вернется. Но есть идея, что на «Роллс-Ройсе» можно исполнять номера не только под названием «хорошая поездка по хорошей шоссейной дороге», но и даже на войне — движение по бездорожью или по каким-нибудь глинистым почвам с осуществлением стрельбы. А для этого нужен БТР или танк.
Я говорю здесь, используя концептуальные образы. Эти действия на «Роллс-Ройсе» осуществить нельзя. Нам говорят: «Нет, мы „Роллс-Ройс“ бронируем, мы поставим форсированный движок, поставим пару пулеметов», — и это есть то, что делается на протяжении последних лет. Я понимаю, что если в твоем распоряжении только «Роллс-Ройс», то уже сегодня надо ставить пулеметы и прочее, но завтра же будет другое! Если кто-то хочет открыть второй фронт, то он будет открыт, и сама по себе философия «Роллс-Ройс», концепция «Роллс-Ройс», язык «Роллс-Ройс» (я, разумеется, использую метафору) — уже в прошлом. Я с большой симпатией отношусь к тем, кто на определенном языке обсуждает случившееся, но это язык «Роллс-Ройс».
Это есть, с моей точки зрения, самое трагическое. Степень глухоты этого общества, степень его, прошу прощения, невменяемости по отношению к происходящему — всё это придется менять не сегодня, так завтра.
А дальше я задаю еще один вопрос как человек, который проводит общественные мероприятия. Дайте нам возможность их охранять по-настоящему, создав — причем легко — такие ЧОПы, в которых мы окажемся на одном техническом уровне с этими мерзавцами, — и мы защитимся. Или создайте другой уровень государственной защиты — что, согласитесь, сделать очень трудно.
И не бойтесь того, что нам будут даны эти возможности. Мы структуры мелкие и сугубо законопослушные, а контролировать вы нас будете уж совсем до конца. Но дайте нам защитить тех, перед кем мы отвечаем, приглашая их на мероприятие, — и мы сделаем это. Но поскольку господствует идея другая, что «вы там сидите с дубиночками и шокерами, а мы вас будем защищать», тогда возникает вопрос: кто защищал это мероприятие, и как будут защищать еще сотни, тысячи, десятки тысяч мероприятий? Их хотят свернуть? Тогда это другая жизнь. Их хотят оставить, пустить на самотек? Тогда следующие мерзавцы этого же разлива будут делать то же самое.
Значит, единственный — третий — вариант между полным закрытием и пусканием на самотек — это либо государственная защита, либо гражданская защита. Но тогда нужна другая концепция, которая должна быть частью того, что я концептуально называю «превращением „Роллс-Ройс“ в БТР». Какой другой вариант?
Дальше, конечно, вопрос о том, о чем предупреждали американцы. А о чем они знали? Какова мера их осведомленности? Через какую агентуру они получали эти знания? Как их агентура связана с ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ)? Они нам на эти вопросы не ответят, но совершенно ясно, что их задача в переводе стрелок. Что теперь всё можно списать на ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), на несуществующую структуру.
И, наконец, есть ли все-таки связь между белгородскими трагедиями и событием, произошедшим в «Крокус Сити Холле»? Если она существует — тогда это вряд ли уже можно назвать действиями ДРГ. Тогда задействованы структуры с очень известной спецификой, очень известным почерком, очень известной историей, очень известной, как говорят в таких случаях, архитектоникой, и очень известной философией действий. Но тогда их и надо обсуждать. Я мог бы это сделать, но из уважения к тем официальным инстанциям, которые должны прежде всего рассказывать сейчас обществу о случившемся, я это делать не буду. Как говорил один из шекспировских героев, «дальнейшее — молчание».
И, в конце концов, моя точка зрения — это субъективная точка зрения, а главное слово за официальными структурами: «Ваше слово, товарищ маузер». Спасибо всем, кто меня слушал. Еще раз огромные соболезнования всем, и прежде всего тем, кто сильнее нас задет случившимся. Их горе — наше горе. Нам нужна еще большая сплоченность, еще большая готовность к испытаниям. И понимание, что испытания будут еще больше. И это всё я и называю «превращением „Роллс-Ройс“ в БТР».