Как выглядит российская пенсионная реформа через призму немецких реалий
Мы решили ознакомиться с пенсионным опытом Германии и потому, что она является экономическим и политическим лидером Западной Европы, и потому, что в ходе отстаивания пенсионной реформы наши лоббисты постоянно апеллировали к якобы эталонному западному опыту. Вот мы и попытаемся в данной статье с помощью немецкой прессы заглянуть в пенсионное будущее России, на глазах уже становящееся нашим настоящим.
В ФРГ уже давно (судя по графику, как минимум с 1960 года) пенсионный возраст составляет 65 лет. Однако еще в 2007 году парламент Германии принял закон, предусматривающий с 2012 года поэтапное увеличение порога выхода на пенсию на два года, при котором на пенсию в 67 лет будут уходить граждане 1964 года и моложе.
Красной чертой на графике отмечена среднестатистическая продолжительность жизни, а пунктиром после 2018 года — она же, но ожидаемая. Как видно из графика, реальная продолжительность жизни и, соответственно, время пребывания на пенсии, увеличились примерно на 8 лет.
Казалось бы, действительно, сколько же можно жить советским наследием? Вот только, оказывается, продолжительное время государственная практика Германии была ориентирована на то, чтобы люди заканчивали трудиться еще до достижения 60-летнего возраста, пусть формально уходя на пенсию в «положенные» 65 лет.
Может быть, это всего лишь совпадение, но такая политика стала проводиться еще при существовании геополитического противника — Советского Союза. А именно, с середины 80-х годов прошлого века тогдашний министр труда Норберт Блюм (партия ХДС) использовал для борьбы с высокой безработицей волны раннего выхода на пенсию. Расчет был в стимулировании возрастных работников покидать свои места, облегчая молодежи получение работы.
Закон о досрочном выходе на пенсию позволял в 84–88 годах даже 58-летним сравнительно комфортно заканчивать трудовую деятельность. Еще более эффективным оказался закон о предпенсионном периоде (с правом работать неполный рабочий день за уменьшенную зарплату) в редакции 1996 года. В 2009 году им воспользовались свыше 670 тысяч человек. Впрочем, это был последний год, когда можно было получить государственную поддержку при частичном выходе на пенсию.
Другим инструментом освобождения рынка труда от возрастных работников было так называемое правило «58»: начиная с 1985 года безработные, достигшие возраста 58 лет, больше не должны были ломать голову над поиском новой работы и тем не менее получали до достижения пенсионного возраста пособие по безработице, размер которого зависел от предыдущих отчислений, и позволял иметь подсобные источники заработка. Для тех, кто раньше хорошо зарабатывал, это правило стало стимулом к тому, чтобы уже не проявлять активность в поисках постоянного места работы.
Логика такой трудовой политики вполне понятна. Опытный, но возрастной работник, еще помнящий, как печатать при красном свете черно-белые фотографии, меняется на молодого работника — буквально ровесника прогресса. Как результат, в 1995 году в возрастной группе 60–64 года из пяти человек работал в среднем один. И уже на пороге 50-летия попытка найти рабочее место воспринималась тогда, как совершенно бесперспективная.
Все изменилось в 2008 году. Тогда глобальную капиталистическую экономику потрясли буквально тектонические колебания, и вряд ли является совпадением, что в той же Германии именно в этом году были отменены и правило «58», и государственная поддержка частичного выхода на пенсию. Как следствие, по сравнению с 1995 годом, в 2015 количество работников возрастной группы 50–64 года поднялось с 42% до 69%.
За прошедшие 20 лет доля работающих в возрасте 60–64 года почти утроилась и приблизилась к среднему для всех возрастов уровню занятости.
То есть пенсионная политика изменилась настолько радикально, всего лишь вернувшись к давним нормам пенсионного законодательства, что обзорная статья по этому поводу, опубликованная журналом Spiegel на своем сайте 27 января 2017 года, названа «Возвращение седовласых».
Автор статьи решительно настроен в своих оценках. С первого же абзаца он пишет: «Пенсия в 69? Или даже 70 или 71? Для многих это звучит цинично. Ведь и так сегодня мало кто работает до возрастного предела (который сейчас составляет 65 лет и 5 месяцев). Или профессия слишком физически обременительная — условно кровельщик — или предприятия сами избавляются от своих старых коллег. Отодвигание возраста выхода на пенсию тем самым является ничем иным как скрытым урезанием пенсии».
Каковы последствия этих перемен для самих седых или лысых работников? Дуйсбургский исследователь рынка труда Мартин Бруссиг в 2015 году провел аналитическое исследование для близкого партии ХДС Фонда имени Конрада Аденауэра. Один из его выводов гласит: «Если возрастные работники теряют работу, то найти новую им значительно труднее, чем остальным». И причина совсем не обязательно в том, что они не могут работать так же, как и молодые, или какие-то другие объективные причины. Куда более веским является то, что для многих работодателей очевидным образом старость уже сама по себе является причиной для отказа. «Налицо явные признаки того, что возрастные соискатели при прочих равных условиях имеют худшие шансы быть принятыми на работу», — констатирует Бруссиг в своем исследовании.
Если конкретно, то вероятность того, что 55–59-летние работники найдут новую работу, подлежащую социальному страхованию, вдвое меньше, чем в среднем по всем возрастным группам безработных. Среди 60–64-летних такая вероятность падает до трети.
Что же стало с рабочей занятостью у лиц старших возрастов по сравнению с 90-ми или нулевыми годами? В настоящее время является нормальным работать и после 55 лет. Но последствия потери работы для пожилых теперь куда более неприятны. Если раньше, до 2008 года, время до наступления полноценно оплачиваемого пенсионного возраста можно было сравнительно комфортно протянуть с помощью пособия по безработице, составляющего 60% от зарплаты последней работы, то сегодня такое пособие платится лишь один год, а дальше приходится жить на социальное пособие «Хартц-4», призванное обеспечить лишь минимальный прожиточный уровень. То есть не жить, а выживать. Безработица в предпенсионном возрасте становится трудноотличимой от старческой бедности.
Весь драматизм ситуации, непродуманность, бесчеловечность и близорукость такой позиции можно продемонстрировать на примере не нуждающейся в представлении авиационной компании «Люфтганза». Далее приведена информация и цитаты из статьи газеты Zeit, опубликованной на ее сайте 1 апреля 2014 года. Заголовок статьи говорит сам за себя: «Насколько опасны возрастные пилоты?».
В статье дана ссылка на официальное заявление профсоюза пилотов «Кокпит», из которого вытекает следующее. Между руководством компании и летным составом существовала закрепленная трудовыми договорами практика, позволяющая летчику уходить с работы по достижении 55-летнего возраста. Все последующее время до законодательного возраста выхода на пенсию, на момент написания статьи составлявшего 63 года, такие летчики должны были получать 60% от своей прежней зарплаты. Деньги на это брались из специального фонда, наполнявшегося за счет отчислений из текущих зарплат летного состава. То есть в 55 лет могли уходить те, кто считал, что уже не тянет по своим личным физическим кондициям работу в кабине самолета. Кто хотел и мог летать дальше, разумеется, так не поступал.
И вот в 2014 году «Люфтганза» в поисках путей для повышения прибыли заявляет о намерении расторгнуть договоры об этом переходном периоде, вынуждая всех летчиков работать до 63 лет. Хотя с финансовой точки зрения именно эта мера особых дивидендов не обещает. Ведь в 55 лет с работы уходили опытные и наиболее высокооплачиваемые летчики, освобождая места для новичков с низкими зарплатами. В заявлении профсоюза говорится, что люди стареют по-разному, а у летчиков существуют такие неблагоприятные условия работы, как пересечения временных и климатических поясов, ночные полеты, сверхурочные смены. Не в интересах самих пассажиров летать под управлением летчика, уже сдающего физически, но вынужденного продолжать летать по финансовым причинам.
«Пилоты, работающие в фирме уже 20, 30 лет, чувствуют себя обманутыми. Когда они начинали работу, частью их трудового договора была возможность закончить ее уже в 55 лет. Отчисляемые для этой цели деньги многие годы составляли значительную часть их зарплаты. И вот руководство пытается лишить летчиков такого содержания, отчасти уже перед окончанием рабочей жизни, фактически принуждая работать на восемь лет дольше. Все жизненные планы этих людей перечеркиваются одним махом».
Именно так чувствовали себя и наши граждане, оставившие под обращением к президенту против пенсионной реформы в ее людоедском обличии свыше миллиона своих подписей. Люди, жизненные планы которых оказались перечеркнуты одним махом, в первую очередь чувствовали себя обманутыми.
Есть и еще параллели.
Как у нас в России после решения правительства о проведении пенсионной реформы появились непрошеные «адвокаты дьявола», уверявшие, что после 65 лет «жизнь только начинается», так и в Германии появились защитники пенсионных новаций, отнюдь не состоящие на службе государства.
Авиационный врач Роланд Кваст проверяет в Штутгарте летчиков на годность к полетам. По его же словам, в летной работе особенно необходимы внимательность, способность к концентрации и скорость реакции. Кроме того, работа по сменам дает дополнительную нагрузку на человеческий организм, «особенно при полетах через множество часовых поясов». С возрастом многие пилоты начинают ощущать эти нагрузки и физически, и психически. «У кого-то появляется преждевременное истощение, иные заболевают», — объясняет Кваст. Однако другие остаются здоровыми и работоспособными, их функциональные способности ограничиваются лишь незначительно. Казалось бы, врач начал за здравие, поддержав позицию профсоюза летчиков. Но кончил он за упокой, а именно: учитывая демографические процессы в обществе, приходится и пилотам говорить «про увеличение общего трудового стажа»…
Медик считает «в общем и целом необоснованным» уход пилотов из профессии в 55 лет. Досрочная пенсия по старости обязана своим существованием прошлым десятилетиям, а образ жизни и работоспособность сегодняшнего человека изменились. «В Северной Америке пилоты сегодня летают большей частью до 65 лет», — говорит Кваст.
Вот кто этот врач после всего сказанного, если не предатель? Просто попытаемся мысленно реализовать сказанное на практике: вот в Штутгарте какой-то летчик проходит у этого Кваста предполетный медицинский осмотр, жалуется на плохое самочувствие и… получает допуск к полету. С обоснованием, что в Северной Америке летают до 65 лет. А тебе сколько? Ну и чего пришел жаловаться?
То есть мало того, что человеческий фактор остается одной из основных причин летных катастроф, так налицо еще и тенденция заставлять работать летчиков за гранью физических возможностей, что отнюдь не делает авиацию более безопасной.
А вот тезис о необходимости работать дольше и дольше защищает профессиональный юрист, Ренате Йегер. Интервью с ней опубликовано в 6-м номере журнала Spiegel за 2018 год, и размещено на сайте журнала 3 февраля 2018 года.
Свою профессиональную деятельность Йегер начинала судебным заседателем социального суда, далее работала в Конституционном суде, где занималась именно пенсионными делами, работала в Европейском суде по правам человека, ныне она омбудсмен по вопросам адвокатуры. Ее позиция заслуживает пространных цитат из интервью.
Spiegel: Возраст выхода на пенсию постоянно повышается.
Йегер: Но также растет и продолжительность жизни. У нас из-за этого с 80-ми годами произошло удвоение времени получения пенсии.
Spiegel: Почти 20 лет.
Йегер: Изначально возраст выхода на пенсию был выше среднестатистической ожидаемой продолжительности жизни мужчины, то есть среднестатистическому мужчине не следовало всерьез рассчитывать на то, чтобы пожить пенсионером.
<…>
Spiegel: Юристы (прозрачный намек на личные обстоятельства интервьюируемого — прим. ИА Красная Весна) могут оставаться высокопродуктивными работниками и на склоне лет, но если целая профессиональная группа уже не сможет в определенном возрасте больше трудиться?
Йегер: Возрастной кровельщик может заниматься чем-то другим, например, работать на компьютере, водить грузовик или делать что-то подобное. Может быть, ему придется сменить профессию.
Spiegel: В 67 лет?
Йегер: Пожалуй, намного раньше. Сегодня в обществе это уже намного больше приемлемо. Даже работник с физическим характером труда может к старости переучиться на квалифицированного специалиста. Разумеется, этому человеку должна быть своевременно оказана помощь в адаптации, и не дожидаясь, пока он потеряет работу.
Spiegel: Пенсионный возраст пока еще продолжает расти, чтобы составить 67 лет к 2031 году. Должен ли он продолжать расти и дальше, по крайней мере, параллельно ожидаемому сроку продолжительности жизни?
Йегер: Я думаю, да.
Spiegel: Для этого роста нет границ?
Йегер: Нет, для меня, с оглядкой на общее положение нормы закона о нетрудоспособности, нет никаких границ.
Конец цитаты.
То есть для этой интеллигентной дамы с добрыми глазами нет никакой разницы, давить ли пожилому человеку кнопки на клавиатуре компьютера или давить педаль газа магистрального грузовика? Интересно, она сама хоть раз в жизни меняла колесо на своем легковом автомобиле? Вот королева Великобритании Елизавета Вторая в молодости, во время Второй мировой войны, меняла колесо под фотообъективы:
Хотелось бы посмотреть, как она проделает то же самое в свои нынешние годы. На пару с фрау Йегер. Под камеры смартфонов.
Главное шулерство с этой ожидаемой продолжительностью жизни в том, что «ненавязчиво» уравнивается по своим возможностям человек, вступающий в трудовую деятельность в 20 лет, и человек, достигший 60-ти. Что это якобы равноценные по своим показателям и возможностям люди. При ознакомлении с темой невольно всплывает в памяти фольксштурм, народное ополчение, создававшееся в гитлеровской Германии с осени 1944 года.
Ведь даже в ситуации, когда Третий рейх в последние месяцы своего существования буквально жил по принципу «ты умри сегодня, а я завтра», в этот самый фольксштурм мобилизовывались все мужчины, не состоящие на действительной военной службе, в возрасте от 16 до 60 лет. До 60 лет! Хотя тогдашние старики, не избалованные медициной, при тогдашнем естественном отборе, да и более здоровой экологии, были не чета нынешним хрупким созданиям, пусть и доживающим уже в среднем до 85 лет. Те фольксштурмисты были фактически одноразовыми солдатами, нынешний же фольксштурм трудового фронта обязан работать до границы, которая устами услужливых юристов и врачей фактически объявляется открытой — с законной возможностью дальнейшего повышения.
А зачем? Можно понять действия «Люфтганзы», потому что они дали ей возможность прикарманить фонд, созданный отчислениями из зарплат летчиков за многие годы. Но кому нужны сейчас седовласые труженики, когда уже идет настоящее нашествие автоматизации, роботизации и искусственного интеллекта? Посягающего, между прочим, на такие сферы человеческой деятельности, как журналистика и юриспруденция. Но кому же на Западе вообще и в Германии в частности нужна эта работа, выражаясь армейским сленгом, от забора и до заката?
Рискнем предположить, что в условиях краха Советского Союза с его идеей социалистического государства трудящихся, все предыдущие социальные завоевания обнуляются по одной простой причине: если можно что-то не платить, то платить и не надо.
Ну, так эта политика капиталистического реванша уже идет полным ходом.
Еще в 2015-м году в исследовании Фонда Бертельсмана Германия вопреки своей экономической мощи расположилась лишь на седьмом месте рейтинга социальной справедливости. Исследователи критикуют Федеративную республику за слишком большую долю — 40% — лиц, имеющих нетипичную занятость. Речь идет о людях, которым вопреки полному рабочему дню угрожает бедность из-за временно-ограниченных трудовых договоров и низкой зарплаты.
Таким образом, с точки зрения немецких реалий, даже тем гражданам России, которые имеют работу и находятся в расцвете трудоспособности, не приходится рассчитывать на достойную старость в постреформенные времена. Для предпенсионеров же шансы даже доработать до поднятого возраста выхода на пенсию приближаются к шансам обыграть казино.
