Отказ от законного, спокойного участия в своей судьбе — в апреле ли 93-го или когда решалось, быть или не быть пенсионной реформе, — это и есть самое страшное внутреннее состояние

1993 и 2023 — преступление и наказание

Изображение: © VCG via Getty Images
Дом Советов после обстрела. 3 октября 1993
Дом Советов после обстрела. 3 октября 1993

Передача «Предназначение» № 21 от 3 октября 2023 года

Можно и должно обсуждать самые разные, частные, значимые, ключевые события в жизни страны и мира. И без обсуждения таких конкретных событий ни до чего по-настоящему не додумаешься, никаких внутренних решений не примешь. Но это вовсе не означает, что можно свести всё к обсуждению этих сколь угодно значимых, колоссально значимых для страны конкретных событий. Свести к этому нельзя, игнорировать их тоже нельзя. Повторяю в который раз — честь и хвала тем, кто их обсуждает. Сейчас то, что происходит в Работино или где-нибудь еще, имеет всемирно-историческое значение. Необходимо всё это обсуждать, но, повторяю опять, этого недостаточно. Помимо этого, надо обсуждать что-то другое, иначе эти частные события (не могу называть их мелкими, потому что они огромные) тоже лишаются своего подлинного смысла.

А единственное по-настоящему крупное событие, которое надо обсуждать, называется быть или не быть России и чему-то большему — скажем так, гуманизму. Ну я сейчас говорю о России, так вот — быть ей или не быть.

Обсуждать прежде всего надо это, и в этом обсуждении нельзя предаваться философским абстракциям, оно должно быть одновременно масштабным, стратегическим и конкретным. Вот этим я сейчас и займусь, и этим я вообще занимаюсь в передаче «Предназначение». Как говорилось в одном из произведений Толстого, дело не в блуждающей почке, а в жизни и смерти. Обсуждать я это буду, танцуя, как от печки, от определенной конкретики.

Ровно тридцать лет назад было совершено фантастическое преступление по отношению к тому, что можно назвать развитием русской судьбы. Эта судьба была сломана, повернута, опохаблена. Законно избранную, абсолютно демократическую власть, главную власть в России тогдашней, 1993 года, расстреляли преступно из танков. Вы можете себе представить, что под вопли о демократии расстреляют, например, парламент Англии, Франции, Соединенных Штатов? Вот просто подкатят танки и долбанут, а потом скажут, что это и есть триумф демократии. Вы это можете себе представить? Но это же было!

Так вел себя Пиночет, но он потом не вопил о демократии, правда? Он начал вырезать огромные группы населения. Говорят, что это всё были спасительные экономические реформы. Да?.. Чили Пиночета процветала больше, чем Куба Кастро? Это полная ложь! Но здесь-то, у нас, происходило какое-то странное зловещее сочетание болтовни про демократию — дескать, мы идем в демократию и точка — с чем-то абсолютно несовместимым с нею, с актом чудовищного антиправового насилия.

Ельцин пытался разогнать Съезд народных депутатов и Верховный Совет в течение предыдущего года… Уже в конце 1992 года точно он начал этим заниматься, потому что он понял, что под ним подгорает. Какое-то время он несколько колебался, потому что ему было непонятно, как поведут себя те группы, от которых будет зависеть силовой разгон законно избранной власти — высшей власти в стране, демократической власти, очень, скажем так, неоднородной внутренне. В ней были представлены совсем разные идеологии, точки зрения на будущее и так далее.

Эта власть представительная — Съезд народных депутатов, Верховный Совет — понимала заранее, что именно ей уготовано. И она приняла абсолютно законные решения, имеющие высшую законодательную силу, согласно которым если Ельцин попытается распустить законно избранную верховную власть, то тем самым ему автоматически будет объявлен импичмент. Это законодательно было закреплено институтом, который имел право на закрепление данной нормы, и он это осуществил. Что значило, что с момента, когда Ельцин распустил парламент, он сам себя подверг импичменту, называлось это автоимпичмент. Соответственно, его место занимал вице-президент Руцкой, а вся власть переходила к Съезду. Законная власть.

Поэтому расстрел из танков своей представительной, законно избранной, демократической власти — это было нечто вопиющее с точки зрения норм права вообще, с точки зрения логики демократии, которая восхвалялась, с точки зрения конкретных законодательных процедур.

Но не об этом сейчас, как мне кажется, следует говорить в первую очередь. В первую очередь надо говорить о том, на что оперся Ельцин, когда он это сделал, и что он пообещал. Ельцин провел референдум, апрельский референдум о доверии к себе и ко всем остальным ветвям власти.

В 1993 году никакая фальсификация результатов выборов не могла иметь место просто потому, что ельцинская власть была безумно слаба. А настоящая фальсификация — преступная и так далее — требует очень мощной властной системы, готовой ее осуществлять.

Когда в связи с пресловутым выходом на Болотную площадь начали кричать о чудовищных деяниях некоего «волшебника Чурова», который Центризбиркомом руководил, то это был полный анекдот. Потому что никакой такой волшебник на уровне центрального компьютера фальсификацию не осуществляет. Все фальсификации в мире осуществляются прямо на избирательных участках. А для того чтобы сделать это, по существу, переставляя урны и так далее, нужно обладать очень мощной и консолидированной политической бандой, которая это будет делать. Ее не было у Ельцина и в помине. Поэтому результаты референдума апреля 1993 года следует считать достоверными. И Ельцин на них оперся. А результаты эти были таковы, что большинство населения России в апреле 1993 года поддержало Ельцина в большей или меньшей степени. Поддержало! И он сказал: «Вот мой мандат. Меня поддерживает народ. Референдум выше парламентской власти. Это демократия плебисцита, а не обычная демократия. Она еще выше. И теперь я суперлегитимен, а раз так — я распускаю законно избранный парламент и расстреливаю его. А дальше провожу курс, который поддержан народом». Так он был поддержан народом.

Теперь рассмотрим два события — это ГКЧП, породивший каким-то странным и загадочным образом распад Советского Союза и Беловежскую пущу, и вот этот апрельский референдум.

С ГКЧП была полная непонятка: где Горбачёв, что он делает? Уже Горбачёв дискредитирован, то ли он сам всё это раскручивает, то ли это против него. Танки на улицах. За день до того, как их ввели, я сказал, что в танках сидят солдаты, читающие журнал «Огонёк», что побеждать надо в мозгах, а не в бронетехнике. И главное для населения — мысль: а может быть, так и будет лучше? Впереди светило какое-то будущее… не знаю, правовое ли (не абсолютным в правовом смысле действием было и ГКЧП), но демократическое в целом, свободное, с идеями какого-нибудь «всеобщего процветания» и так далее.

Поэтому то, как именно отнеслись к этому ГКЧП, можно оправдать, это понятно. Тем более что сам ГКЧП, который, как я убежден, состоял из абсолютно порядочных людей, которые ничего особенно плохого не хотели, а хотели хотя бы вяло защитить Советский Союз, вел себя невразумительно, мягко говоря. К 1993 году, к моменту проведения референдума, Ельцин показал всё: народ ограбили, пенсионные возможности, накопления граждан и всё остальное было ликвидировано, заводы остановлены, пресловутое копание в помойках пожилых людей оскорбляло всю страну и было явлено воочию. Сам он уже рассказал о том, кто он такой. И он точно говорил, что он хочет сделать: он хочет за пять лет построить капитализм. Всё! Насильственным методом.

Когда мы спрашивали, где в мире за пять лет строили капитализм, отвечалось: «Нигде».

Агитационный материал, выпущенный к референдуму 1993 года
Агитационный материал, выпущенный к референдуму 1993 года

Когда мы спрашивали, как это можно делать без легальной базы первоначального накопления капитала, то есть в советских условиях, когда капитал запрещен, нам отвечали: «Вот как будем, так и будем. Вы говорите, что нельзя, а мы сделаем».

Когда мы спрашивали, зачем вы лжете по поводу того, что в результате этого будет, не знаю, шведская модель, американская или еще какая — будет пятый мир. Не третий, не четвертый, а пятый. Нам говорят: «Что будет, то будет».

И это было поддержано. Вопиющее беззаконие было поддержано. Обнищание населения было поддержано самим населением! Был поддержан отказ от идеалов, таких как демократия, новых идеалов, выстраданных. Политическая свобода, право и так далее — всё было растоптано просто неимоверным способом с помощью чего? С помощью референдума апреля 1993 года, на котором до того, как был расстрелян российский парламент, была осуществлена вот эта всенародная поддержка Ельцина, который ничего не скрывал.

И не надо говорить, что Ельцин подтасовал эту поддержку. Он тогда не мог. Он, конечно, подтасовал бы всё что угодно, но он не мог. «Почему верблюд не ест селедку?» — «Не хочет — и не ест». А у Ельцина вопрос был не в том, что он не хочет. Он хотел «съесть селедку», но не мог: она была в банке, а у него не было открывалки для этой банки жестяной. Не мог он «съесть эту селедку». Он хотел, в отличие от верблюда, но не мог. Открыть он ее мог только танками, — и тогда начать жрать. Так он это и сделал.

Он это сделал с благословения населения, сославшись на референдум, который был, — еще третий раз скажу, — абсолютно достоверен и на котором он действительно получил поддержку. А получил он ее в условиях всеобщего обнищания, распада СССР, безумных событий, которые очевидным образом волокли в какую-то омерзительную клоаку.

Мемориал памяти защитников Белого дома 1993 года
Мемориал памяти защитников Белого дома 1993 года

Теперь об этой клоаке. Кто по-настоящему занимался всеми этими операциями по «капитализации» России до ельцинского расстрела Верховного Совета? Кто? Гайдар. Гайдар прямо говорил, что он осуществляет нечто по лекалам не каких-то, там, знаете ли, фридманов и прочих высокоумных людей, а по лекалам своих кумиров и родственников — братьев Стругацких. Он прямо это говорил.

И не надо, когда я об этом говорю, отвечать: «Вы цепляетесь за научную фантастику». Про другое здесь речь идет. У него в руках была полная власть. И он вел себя, как этот, не к ночи будь помянут, Максим Каммерер, и там были всякие «странники» и так далее, и «Град обреченный», и все эти «Пикники на обочине», и бог еще знает что. Гайдар это делал. Это! И у него в руках были неограниченные полномочия. Точнее, полномочия, ограниченные только Верховным Советом и Съездом, — в какой-то степени.

Значит, не демократия, не либерально-монетарные реформы, не какие-нибудь рациональные меры по изменению способов регулирования рынка осуществлялись. Осуществлялось построение реформаторами «града обреченного». Сами они говорили, что ведут суперэксперимент. Эксперимент! Исторический эксперимент. Эксперимент над историей, над людьми. И люди же на это пошли!

Официальный советник Ельцина г-н Ракитов, говорил о том, что задачей предстоящих гайдаровских и прочих реформ является смена социокультурных кодов, цивилизационных. Вы слышите? Это было написано черным по белому от лица официального советника Ельцина. И это была правда.

А вы представляете себе, что значит сменить социокультурные коды? Коды генетические можно менять вот так, произвольно? Это демократическая операция? Это чудовищное преступление перед гуманизмом, человечностью — всем чем угодно! И господин Ракитов говорил, что способом изменения этих социокультурных кодов будут мятежи, расстрелы, кровавые незаконные действия и так далее. Всё это говорилось прямо.

Значит, речь идет не о том, чтобы белыми нитками пришить какого-нибудь Гайдара к Стругацким и сказать, что научная фантастика и произошедшее имеют какое-то сходство.

Во-первых, сходство стопроцентное! В реальности!

Во-вторых, не белыми нитками кто-то шьет связь между этой научной фантастикой и Гайдаром, а Гайдар сшил эту связь и заявил, что это его кумиры, его ориентиры.

В-третьих, есть Ракитов.

В-четвертых, был такой совсем не симпатизировавший России, но добросовестный экономист, знаменитый Джеффри Сакс, которого позвали якобы для проведения либерально-монетарных реформ в России. Он приехал, посмотрел на происходящее две недели, сказал: «Не-не, я бегу отсюда, это что-то совершенно другое. Это никакого отношения к декларируемой цели либерально-монетарных реформ не имеет». Он был главный в мире по этим реформам!

Ну и, наконец, тот же Ракитов позже начал говорить о том, что нужно не менять социокультурные коды, а членить страну на малые части. И что он, человек слабовидящий, когда заходит в туалет, по запаху определяет, хорош туалет или нет. Где туалеты хорошие, там и страна хорошая. Если надо ее сделать маленькой, то ради туалетов. Это напоминало только дискуссию о социализме 1926 года, когда некий товарищ Минин говорил, что нам сначала нужны культурные сортиры, и на это Сталин переспрашивал: «Так нам нужна индустриализация или сортиризация?»

Так вот, именно сортиризация была заявлена Ракитовым. Он уже не был советником президента, но был и оставался лицом, находящимся в особо ответственных отношениях с элитными группами КГБ и конкретными людьми. И это не мои инсинуации, это очевидный факт.

Как — то же самое, не менее очевидное — с этими же людьми были связаны гг. Стругацкие, с которых пылинки сдувались в советскую эпоху, в отличие, например, от Ефремова. Это ни о чем не говорит? Что строилось?!

Недавно была передача, в которой ведущий предложил мне обсудить фейки. Я говорю:

— Вы знаете такой термин — «постправда», «общество постправды»?
— Да.
— Вы понимаете, что это общепринятый термин?
— Да.
— Скажите, а кто, — вот я светский человек, — с точки зрения религии («Не в силе Бог, а в правде») кто хозяин лжи? Дьявол. Общество постправды, то есть лжи — это общество чего? Дьявола. Как оно называется? Ад на земле.

Значит, рай на земле строить нельзя, а ад — можно. Что ад на земле, что град обреченный, что еще какие-нибудь жуткие антиутопии — это нечто, реализуемое на практике, сейчас.

Истоком этого события, главным истоком является что? Референдум апреля 1993 года. Граждане — простые, обычные граждане России — склонны заявлять, что их судьба не находится в их руках. А в апреле 1993 года в чьих руках находилась судьба? Она всегда находится в руках простого, обыкновенного в лучшем смысле слова гражданина. Вот только он не хочет понять, что она находится в его руках. Он не хочет нести историческую ответственность за это!

Рис. 1. Последствия пенсионной реформы
Рис. 1. Последствия пенсионной реформы

Пенсионная реформа. Рассмотрим ее как финансовое мероприятие. С одной стороны, проходила экономия денег в размере икс (X, рис. 1.) за счет того, что не надо платить пенсии при наступлении определенного возраста, можно создать отсрочку, и вот здесь будут некие «деньги один» (Д1, рис. 1.) накоплены. И это-де, мол, нужно, и так далее.

С другой стороны, происходила трата денег игрек (Y, рис. 1.) за счет того, что эти лица, которым не платят пенсии, уже не могут выполнять функцию бабушек. А функция этих бабушек, во-первых, имеет некую экономическую эффективность — это огромная армия бесплатных нянь, а во-вторых, им доверяют, а няням — нет. Это совокупность количественного и качественного параметров.

Результатом является определенный демографический процесс, для перелома которого сейчас будут вкладываться неэффективно «деньги два» (Д2, рис.1).

Так вот эти деньги, «деньги 1», которые якобы сумели сэкономить, и эти «деньги 2», которые будут вкладывать, как они друг с другом соотносятся? «Деньги 2» больше, чем «деньги 1». И их вложение всё равно будет неэффективным, потому что мир не состоит из количеств, из «денежек». За сколько вы продадите дочь? Или любовь? Ни за сколько — если вы люди. Значит, есть качество. Вот эти бабушки — это качественный параметр, им доверяют. Они создают систему, которой нигде в мире нет, а здесь есть.

Значит, дело было не в том, что ущемились некие трудовые, экономические права граждан, что тоже омерзительно, но это мелочь по сравнению с тем, что я написал. А кроме того, эта мелочь создала некое недовольство, всегда опасное в случае, когда надо выборы проводить или иначе «привлекать» народ.

Так вот, наличие этого недовольства, опасение того, что я изложил, и абсолютное отсутствие необходимости в этих деньгах, потому что денег было много, приводило к тому, что решение проводить или нет пенсионную реформу — колебалось. На одной чаше весов лежало одно, на другой — другое. Никакой железобетонной позиции власти по поводу того, что необходима пенсионная реформа, не было.

Для того чтобы это изменить, нужно было всего лишь — всего лишь! — теплым днем, законно, без всякой угрозы своей безопасности, выйти на митинг, неважно чей, движения «Суть времени» или Зюганова. Но выйти должно было из московской агломерации (в которой заинтересованных в том, чтобы эту пенсионную реформу не провели, было минимум 4–5 миллионов людей), выйти должно было хотя бы 50–100 тысяч. А вышло — 5 тысяч. И вот когда вышло 5, то вот эта так называемая элита решила: «О! Быдло абсолютно пластично — тогда проведем!»

Отказ от законного, спокойного участия в своей судьбе — в апреле ли 93-го или вот в этот период — это и есть самое страшное внутреннее состояние. Потому что вопли о том, будто законным, спокойным образом мы не можем повлиять на свою судьбу, — это вопли от лукавого, вытекающие из того, что не хотят влиять на свою судьбу. А это уже действительно страшно. Откуда это нежелание влиять на свою судьбу?

Есть такой известный, совсем неплохой — много у него хороших стихотворений — поэт Борис Слуцкий, который сначала описывал советское общество как некое общество высокого вдохновения:

А мы называли грядущим будущее
(Грядущий день — не завтрашний день)
И знали:
дел несделанных груды еще
Найдутся для нас, советских людей.
А мы приучались читать газеты
С двенадцати лет,
С десяти,
С восьми…

и так далее.
А потом сказал:

Хлеба — мало. Комнаты — мало.
Даже обеда с квартирой — мало.
Надо, чтоб было куда пойти,
Надо, чтоб было с кем не стесняться,
С кем на семейной карточке сняться,
Кому телеграмму отбить в пути.
Надо не мало. Надо — много.
Плохо, если живем неплохо.
Давайте будем жить блестяще.
Логика хлеба и воды,
Логика беды и еды
Всё настойчивее, всё чаще
Вытесняется логикой счастья.

Он описал мелкое, мещанское счастье, а перед этим говорил о большом счастье: «Мы называли грядущим будущее». И сказал, что важнее — жить не в обществе «хлеба и воды, беды и еды», а в обществе этого мелкого, мещанского счастья.

Вот либо мелкое, мещанское счастье, либо логика «беды и еды». Это Сталин (логика «беды и еды»), а это — Хрущёв. И вот эта логика мелкого, мещанского счастья, она была принята. А то, что вот тут была не только логика «беды и еды», а еще «грядущий день», это было отменено. И начиная с определенного периода вот эта логика стала главной. И триумф — преступный триумф ельцинизма 1993 года, — и многое другое определяется как раз этой логикой мелкого, мещанского счастья (рис. 2).

Рис. 2. Логика мещанского счастья (Хрущёв) и логика еды и беды (Сталин)
Рис. 2. Логика мещанского счастья (Хрущёв) и логика еды и беды (Сталин)

На то, чтобы превратить Россию в клоаку этого мелкого, мещанского счастья, были брошены грандиозные усилия — мировые и внутренние (рис. 3). И 30 лет — 30 лет! — вот этого мелкого счастливого мещанина создавали, именно его. И ему предлагали некий образ жизни — вот этот.

Рис. 3. Клоака мелкого мещанского счастья
Рис. 3. Клоака мелкого мещанского счастья

Почему так ненавистна классическая русская литература? Есть господа во власти, которые молчат по этому поводу, а есть господа, они более примитивные, которые кричат, что нафиг нам эта странная антибуржуазная литература, антисчастливая. Так я прочитаю, насколько антисчастливая.

«К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию. Особенно тяжело было ночью. Мне постлали постель в комнате рядом с спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке. Я соображал: как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье… Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания… И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз.

Сейчас большинство узнает, что за текст.

Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и всё обстоит благополучно. <…> Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!

Это текст Чехова, который в определенном возрасте полагалось учить чуть ли не наизусть в школе. Как этот текст с этой клоакой-то связан? Либо великая русская литература, либо клоака.

Ну, а теперь — о самом главном. Мне скажут те, кого я назвал «шоколадными патриотами»: «Это для Вас клоака, а для нас это и есть самый цимес. Вот настоящая жизнь, которой надо жить. И мы едины с большинством населения, и мы были с ним едины в апреле 93-го, и мы были с ним едины всё время!»

Как надо отнестись к такому возражению? С большим уважением и с признанием того, что в этом утверждении есть правда. Есть она.

Есть только одно «но». Вот эта жизнь — не для России. Она не для нее. Она не для нее не только из соображений идеальных, моральных, духовных, хотя они имеют решающее значение. Она не для нее из соображений сугубо прагматических. Потому что вот здесь формируется в конечном итоге антивоенная психология. Это — демилитаризация. И она была понятна до определенного момента — почему? Потому что на нас никто не нападает. Мы дружим с Соединенными Штатами, мы дружим с Европой. Мы вообще отказываемся от этого омерзительного сталинского военно-мобилизационного менталитета. Мы не хотим так воспитывать. Мы хотим воспитывать прямо в обратном ключе. Мы разоружимся в одностороннем порядке.

Вы понимаете, что осуществлялось комплексное разоружение на протяжении 30 лет? Комплексное! На прагматическом уровне уничтожалась вся мобилизационная база развертывания, кадрированные дивизии, крупные лагеря, в которых можно учить солдат, педагогический комплекс, военно-стратегическая мысль, место армии в обществе, экипировка, оружие, конструкторские бюро, суверенитет военно-промышленного комплекса. Всё это уничтожалось 30 лет! Максимум говорилось: «Мы сохраним стратегические ядерные силы, и если по нам долбанут, так мало не покажется».

Дорогие мои, у Советского Союза были офигенные стратегические ядерные силы. Он накрылся в одночасье. Вам этот опыт ни о чем не говорит? И когда я говорю про такую схему и про то, что с этим связано, и слышу в ответ: «А это слишком всё умно, философично и — ха-ха-ха! — духовно, а мы прагматики», я спрашиваю: «Мы вас предупреждали, что евро-российская, и в частности германо-российская, дружба накроется медным тазом?» Вы что нам говорили? «Ха-ха-ха, Вы не знаете, Шрёдер нас любит». Шрёдер любил ваши деньги, пока ему давали их любить. А потом ему не дали их любить. «Ха-ха-ха, Меркель — это очень двусмысленная дама». Да, Меркель — агентесса «Штази». Это все понимают. И что?

Иранские властные фигуры в конфиденциальных беседах со мной прямо обсуждали, кого именно и как они коррумпировали в Америке. И что?

Весь этот менталитет подковерных игр среднего габарита — он весь от лукавого. Теперь. Где его источник? Этот источник точно равен психологически тому, как помещенные в лагерь смерти пытаются найти какого-нибудь капо, полицая или лучше эсэсовца и следят: «А вот этот погладил мою дочку по голове, этот добренький… Да они все добренькие, и мы с ними будем дружить, а всякие там кургиняны и прочие, которые говорят, что этого не будет, — это всё, так сказать, алармисты, торговцы страхом и так далее».

Ну, так что? Где «Северный поток»? Где «Северный поток»?! Где «неотменяемость наших торговых отношений с Европой», супервыгодных? Она где? Рифмовать с матерным словом?

Теперь всё это накрылось. Элементарно — из уважения к себе и обществу надо объясниться. Никто не требует мятежей, расстрелов и так далее. Все хотят только победы России в этой «специальной военной операции». Но вы объяснитесь!

Следующий вопрос. Вы уже наступили на эти грабли — бабах, и в лоб! — в том, что касалось германо-русских и европейско-русских отношений. Мы говорили вам: «Да, вы правы, Германия — естественный союзник России. Германо-русская дружба — это лучшее, что может быть». Это одна сторона медали, а вот другая: две мировые войны с Германией! Это тоже было или нет?

Теперь нужно какую-то новую дружбу. Почему нужно? Потому что всем понятно, что пока был Советский Союз и мировая социалистическая система, и полюс сил составлял полмиллиарда людей или больше с неприсоединившимися странами, и была какая-то своя миссия, можно было выстаивать стратегически. А теперь население уменьшилось в несколько раз, этих поясов безопасности нет, и нужно чем-то еще обладать. И теперь у нас русско-турецкая дружба. Не русско-германская, а русско-турецкая.

«Северный поток» уже накрылся, да? Вы будете ждать, пока накроется «Южный»? Это страна НАТО! Честь и хвала нашей дипломатии, что Турция не вступила в прямую конфронтацию, но главная-то заслуга в этом чья? НАТО. Турция не может вступить с нами в прямую конфронтацию, потому что как только она в нее вступит — всё, НАТО вступит.

Но вы же видите, что происходит, или не видите? Давайте мы объясним.

Турция мечтала стать частью Европы. Евро-турецкое сближение было главным в идеологии Кемаля Ататюрка. Это называлось «младотурки», или «кемалисты». Они хотели не расширять свою территорию, они хотели снять конфессиональные ограничения во имя того, чтобы войти в Европу. Пустите Турцию в Европу! А когда им дали от ворот поворот, они взялись за османизм и туранизм, и теперь они движутся туда.

Вы хотите туда двигаться вместе с ними? Да? Вы понимаете, что самое крупное после русского население в России — это тюрки? И что мы должны молиться за то, чтобы было тюркско-русское сближение ровно до тех пор, пока речь идет о сближении. Но как только его нет и как только ведущая в тюркском мире страна начинает запускать процесс туранизма, то наша предельная комплиментарность к этому тюркскому фактору неизбежно должна превращаться во что-то другое, гораздо более настороженное, потому что он крупный. Он крупный!

Чем Азербайджан хуже Армении? Да ничем! Одно псевдосуверенное государство, другое. Там нефть еще есть, население больше. В Армении крупные западные лобби, ведет она себя хрен знает как. Почему, чем плох Азербайджан? Ничем, повторяю, ничем, пока он является таким же псевдосуверенным государством, как Украина. Но он уже является слагаемым другого государства, он уже ведет себя как часть другого государства, вы это видите? А это же уже другое!

Вы говорите, у вас сейчас «всё в шоколаде» с Турцией, но у вас и с Европой всё было «в шоколаде»! Разве не так?

Дальше, в каждой стране идут процессы, Турция не является статичной величиной, она динамическая величина, в ней идут процессы. Если эти процессы идут в сторону османизма и всего прочего, то куда они придут? Эрдоганом больше-меньше, он промежуточная фигура. Они придут к «Серым волкам». Вам рассказать, в какой дружбе находятся «Серые волки» и бандеровская Украина? В предельной! Вам рассказать о том, что является главным фокусом этой дружбы? Антирусскость, необходимость «добить русскую гадину».

Вы спросите: «А что делать?» Как говорил один массмедийный персонаж, «а что, затеваться не надо было?»

Да нет, нельзя было не затеваться по одной простой причине. Вот это концлагерь, это место приговоренных, эта клоака — не место, где вам разрешат жить по-клоачьи. Это место смерти, из него надо выходить. И поскольку оно создавалось 30 лет и продолжает создаваться, то просто из него не выйдешь. И любой сильный рывок только разрушит всё. Значит, это надо делать медленно и терпеливо. Но надо же делать это! Внутри этой клоаки — демобилизационной, понимаете, размагниченной по всем компонентам, — была запрограммирована русская смерть.

Говорят, что Путин ошибся в том, что Украину быстро возьмут. Предположим, что это так. Если мобилизация была потом объявлена — пусть и частичная, — значит, какие-то ошибки были. Никто же не спорит.

Но американцы о своих ошибках не говорят, а их ошибка состояла в том, что эта клоака, которую они демобилизовали комплексно за 30 лет, будет разгромлена на Украине за две недели. А там происходит то, что происходит. «Вечная война», «война на истощение» и так далее. Они-то этого тоже не ждали.

А почему так происходит? А потому, что никакая клоакизация, никакое мелкое, мещанское счастье, омещанивание, никакая демобилизация, никакой этот внутренний кайф до конца русскую душу съесть не могут.

Этого не понимали американцы. Они считали, что для этого нужно усилие в 100%, и сказали: хорошо, давайте мы в 1000% сделаем усилие! И сделали его, и сказали, что тут уже всё закатано в асфальт, тут уже никогда ничего не будет. А оно начинает возбухать. Потому что его свести к этому не удается. И в той степени, в какой оно не сведено к этому, мы живем! Подвигом ребят, которые льют свою кровь на Украине, мы живем.

Но если вы хотите жить, не сметь говорить, что эти ребята там умирают, чтобы население кайфовало на увеселительных мероприятиях! Не сметь нести эту околесицу! Вы погубите себя и всех. Вас уже ненавидят. Знаете, что формируется? Вы нас спросите, а не ваших дворцовых социологов!

Формируется упрощенная схема, согласно которой «всё ясно». «С ними всё ясно». На самом деле ничего не ясно. Но когда это «всё ясно» сложится, то оно будет этаким, сокращенно, ТВП — тупость, воровство, предательство. Вот когда эта ложная схема сложится, возникнет отчуждение. Оно вами не будет замечено. И вашими социологами тоже. Потому что оно поначалу будет глубоко пассивным.

На момент, пока там, в зоне боевых действий, у людей есть родственники, нужно читать все Телеграм-каналы, потому что телевидению никто не верит. А потом надо не смотреть ни телевидение, ни Телеграм-каналы. Родственники, приходящие оттуда, хотят рыбалки, охоты, огорода и всего остального. И забыть. И кому-то это нравится. Но это первая фаза.

Как только железобетонно сложится это «всё ясно», простейшее, на котором вы работаете, внутри этой сложившейся схемы — тупость, воровство, предательство — возникнет сначала вялое апатическое отпадение, а потом то, что уже проходили в российской истории! Этого допустить нельзя.

Когда-то всем в конце династии Романовых было ясно-понятно — это мои родственники мне говорили, — что царица взбалмошная сумасшедшая, но она порядочный человек. А уже было «всем известно», что есть Распутин, идет распутство, и главным источником распутства является фрейлина Вырубова. Позже фрейлину обследовали, выяснилось… что она девица. Но процессы-то уже оформились и реализовались так, как будто бы она была отпетой «б…». Ведь было «всё ясно».

Это «всё ясно», на первой фазе ведущее к штилю, вот это и есть зона беспокойства.

«Почему они так делают? Что же это такое? Как понять? Ну почему же? Ну вот здесь, вот здесь, да, вот на этой фазе. Ах! Ох! Ой!» — а потом — опа! — «Всё ясно».

«Как хорошо, какой штиль!» — А потом вот так! Шторм (рис. 4).

Рис. 4. «Всё ясно»
Рис. 4. «Всё ясно»

Снова надежда на официально подкормленные массовые структуры? Вы на них надеялись в советскую эпоху? Комсомол, пионерия, партия. И что? Эта раздутая партия хоть полмиллиона людей вывела на защиту Советского Союза? Этот комсомол не стал кузницей будущих воров и грабителей?

Но есть и более близкие примеры. Болотная площадь и всё прочее. Долго-долго опять создавали какие-то заорганизованные уличные структуры, а потом что? А потом никто из них не вышел против «болота». Янукович сделал то же самое с «титушками» и полностью накрылся. А здесь не накрылись, потому что возникла незаорганизованная часть.

Теперь этих людей начинают называть «турбопатриоты». Вы оборзели? Вы считаете, сколько это процентов на выборах и так далее? А вопрос не в том, сколько это процентов на выборах, а в том, что в той действительности, в которую вы вошли, вот это и будет главным. Вот в этой действительности. Но главный вопрос в том, что из нее надо мягко и медленно выходить. Не потому, что она нам не нравится, мы в меньшинстве — те, которым она не нравится. А потому что она есть русская смерть!

Война на Украине не кончится. Если кончится, то снова начнется. Рано или поздно к этому подключатся другие государства и их альянсы, мы их видим. Вот с этим обществом, которое, слава богу, чудом выдерживает эту войну, не до конца скурвившись, мы с ним не можем вести активную политику на Кавказе. Но если мы будем вести пассивную политику, то очень скоро взорвется Северный Кавказ, а потом Поволжье.

Нам нужна другая Россия. Мобилизационная. От демобилизации к мобилизации — это очень непросто. Это очень мучительно, трудно, почти невозможно, но это шанс на жизнь. Всё остальное — только смерть. И пока простой, обыкновенный в лучшем смысле этого слова человек не поймет, что он может здесь либо жить по законам мобилизации и счастья, либо умирать, прозябая в комфорте… И пока он не выберет жизнь, здесь ничего не изменится, потому что, повторю еще раз, всё желание возложить ответственность на «них» (притом, что эта ответственность велика и, конечно же, существует), вот всю ответственность — это желание от лукавого.

Пройдет время, и в очередной раз на известный вопрос: «Кто же убил?» — ответом будет: «Вы и убили-с».

Я говорю об этом в трагический день тридцатилетия этого «убили-с», тридцатилетия подрыва всех оснований, единственных компонент русской жизни, при которых Россия может не быть уничтожена.

Я говорю об этом в момент трагических событий на Кавказе.

Я говорю об этом в момент, когда подползает всё то же с разных сторон. И когда на Украине мы имеем то, что имеем. Мы не имеем там разгрома, на который надеялись американцы, но не имеем там и победы. И это только начало чего-то большего.

Скажите,

— если общество должно быть «обществом постправды», то есть адом, обществом лжи,
— если общество должно быть «обществом постреальности», в котором все будут в виртуальной реальности, где-то там в Виртлэнде, крутиться, а небольшое количество людей в реальности будет делать с ними что хочет,
— если это общество — всё равно «град обреченный» и всё прочее,

то вопрос же не только в том, как отстоять свое право на суверенность барака в данном нам концлагере. Вопрос в том, чтобы концлагеря не было. А это совсем другой вопрос — очень острый, очень трагичный и имеющий прямое отношение к тому, что я выбрал названием цикла своих передач, когда назвал его «Предназначение».