Управляемая деградация
Надежда Храмова: Доклад мой называется «Управляемая деградация», и я хотела бы остановиться на том, как происходила дебилизация нашего подрастающего населения средствами управленцев системы образования, которая реализовывалась в школах. Надо сказать, что если говорить об общей фашизации в целом, в глобальном плане, то средства архаизации, о которых Сергей Ервандович Кургинян часто говорит, и являются тем механизмом, с помощью которого наше великолепное, лучшее в обозримой истории человечества образование убивают и убивают. По сути, они многого добились, практически всего, потому что изменены программы, изменены модели воспитания (или, вернее, создано антивоспитание), но сохранился еще пласт, когорта педагогов, которые на самом деле его что-то еще вытаскивают. И я хотела бы показать схему, как это всё происходило.
Школа — это такая клеточка общества, в которой содержится, так скажем, генетический код. Школа — это система, в которую ребенок входит из семьи, входит со своими способностями, входит из определенной среды. В школе происходит наращивание индивидуального и коллективного, когда индивидуальные особенности как бы проходят огранку через коллективную форму отношений. И мы знаем, как это развивалось в нашей отечественной школе такими столпами, как Ушинский, который был ее родоначальником в середине XIX века, затем Макаренко — он развивал формы воспитания в коллективе, а Выготский изучал индивидуальные формы воспитания. То есть эти два крыла в советской школе были очень хорошо разработаны, а Сухомлинский их уже завершил. Гармоничное обучение, воспитание по Макаренко и все идеи, все наработки Выготского были обрамлены еще в любовь, которая стала движущей силой советской школы. Поэтому советскую школу американский монах Серафим Роуз назвал школой семейного типа.
И что же выкристаллизовывалось в школе? Выкристаллизовывался будущий семьянин, будущий профессионал и выкристаллизовывался будущий носитель культуры, то есть патриот. И именно это делало общество единым социумом с единой ментальностью. И именно сюда был нанесен первый удар. То есть первым отменили воспитание.
Асмолов, который сейчас опять в фаворе, первый заявил о том, что не должно быть никакого воспитания, и в 1992 году официально законодательно воспитание было отторгнуто от школы. А что это значит? Ведь отделить обучение от воспитания просто невозможно. А значит, если нет системы воспитания, будет нарождаться антисистема. И вот мы видим именно эту глобалистскую антисистему (по Гумилеву, это структура или общность людей с депрессивным, негативным мировоззрением). Пореформенная школа стала порождать людей этой антисистемы. Отсюда все неврозы, про которые мы сейчас говорим. Почему не могут выносить психотравмы? А потому что нет этой основы воспитания, не вложено то, чего ради это должно выносить… смысла в это не закладывается. И поэтому формируется оккультно-магическое мышление.
Как происходила дебилизация. Первое — это убрали воспитание. Всё это обозвали «борьбой с советской идеологией» коммунистической. А на самом деле туда была внедрена скрытая агрессивная безнравственность. Потому что без идеологии, как без воздуха, не может существовать ни школа, ни человек. Всё равно какая-то у него есть идеология, понимает он это или не понимает. И агрессивная безнравственность — это один механизм дебилизации. Но это хотя бы очевидно. Это очень зримо, и все родители сразу воодушевились на борьбу. Но тут же была встроена невидимая для родителей деградация детей через программы. И в девяностые годы были законодательно закреплены только те программы, которые в шестидесятые-семидесятые годы дискредитировали себя как наихудшие. Был определенный эксперимент, подобные программы тоже внедрялись с Запада. И вот именно их и внедрили. И что же было самой главной целью внедрения этих программ? Самой главной целью было добиться тотального непонимания детьми того, чему их учат. Вот этого состояния непонимания. По факту до сих пор у детей падает мотивация именно потому, что они не понимают.
Сухомлинский говорит: только вдохновляющее обучение, вдохновляющий интерес, который основан на успехе, является крыльями обучения. Это непонимание — оно не бесплатно для наших детей. Наши дети расплачиваются тревожностью, психосоматическими заболеваниями. Непонимание ведет к апатии, низкой самооценке и к разрушению волевого усилия. Потому что волевое усилие возможно только на осознанной необходимости. То есть «мне это надо». А если ребенок не понимает, что надо, то вот это непонимание, «чего надо», поражает и парализует его волевое усилие. И поэтому мы видим, что катастрофически падает воля в наших детях. Воля, которая вытаскивала народы из всевозможных исторических сложностей, воля и любовь, которые сопровождали наши народы и народы всех других государств, других стран. Но для нашего народа это особенно характерно — историческая выносливость стала падать.
Вы поймите, не последнюю роль здесь играют образовательные программы. Что было названо движущей силой обучения? Движущими силами пореформенного образования было названо противоречие между требованиями общества и наличными возможностями обучающихся. Представляете, ребенок пришел, и вот это противоречие «им двигает»! А что говорит наша отечественная, советская система образования? Что ее целью является выращивание человеческого в человеке. В пореформенной же школе важным является внедрение отвлеченной идеи. Вот сейчас нам Павел Расинский сказал, что еще одна внедряется идея…
От специалитета в вузах отказались, Болонскую систему внедрили, а Болонскую сейчас уже нельзя — они сами от нас отказались. Внедрим «два плюс два плюс два»! Но за два года специалиста никакого не воспитаешь. Вот это постоянное внедрение инноваций, модернизаций и является целью, разрушительной целью, тем катком, который идет и разрушает. Целью нашего отечественного образования является, как я говорила уже, взращивание собственно человеческого в человеке, которое опирается на двухсторонний процесс наставничества, где любовь и забота старшего опираются на доверие и интерес младшего. Вот что является движущей силой.
Но это сейчас звучит как будто несерьезно. Любовь и забота старшего — движущая сила? Как-то не очень по-научному. А вот эта наукообразность — она стала главным. Она убивает всю жизнь в школе. А дети-то приходят живые, и им хочется живой жизни. И отказ от любви и заботы о младших стал взращивать в детях подспудную агрессивность. Потому что они же по своим природосообразным основам воспринимают учителя как социального родителя. А если этот социальный родитель проявляет всякое небрежение и отстранение, это сначала вызывает недоумение, потом панику, потом рождает враждебное отношение и к седьмому-восьмому классу — агрессивность. И вот эти агрессивные стрелки, которые у нас появляются, это же тоже не случайное явление. Школа не стала родным домом для детей, как это было в нашей отечественной советской системе. И это тоже ведет к тому, что никто не заботится о том, чтобы «я умел». Все меня всё время проверяют, какой я глупый. И дети всё время живут в этой тайне. Потому что в первом классе он полгода старался понять и не мог.
Следующий характерный шаг дебилизации, который делается современным Министерством просвещения — это фрагментарность, мозаичность и нарративность. То есть всё время какие-то нарративы, мифы, не историчность, а нарративность.
И эту нарративность я наблюдала еще в украинской системе образования, потому что до определенного времени я жила в Севастополе — украинском тогда, с законами и «указивками». Мы сначала смеялись, что самые древние люди — это были укры, а Иисус Христос — галичанин. Мы смеялись, а потом оказалось, что нет, это и есть нарратив той псевдоистории, на которой выросли современные нацисты.
И эта мифологизация, одурманивание — оно существует и в наших российских школьных учебниках, но только наоборот: воспитывается не нацистское превосходство, а наоборот, чувство национального унижения. Почему? Потому что украинский народ выращивался для того, чтобы он пошел агрессией на Россию. И эти все, на наш взгляд, глупости — танком проехаться по Красной площади и т. д. — нет, это реальные планы были. Которые — сейчас нам уже известно — действительно взращивались в головах украинских школьников, выросших уже и за 20–30, и за последние 8 лет.
Так что они стали настоящими фашистами, они стали просто человеками-зверьми. И я, конечно, с трудом понимаю, как можно денацифицировать людей, которые вкусили эту злобу и кураж зверства. И что делать с их детьми — для меня это вопрос. Я не понимаю, как и что делать с детьми, которые выросли на ненависти, на тренировке отрубания голов. Это же как игиловцы*, которых с 5 лет тренировали отрезать головы, расстреливать. И их сейчас держат отдельно для того, чтобы они не распространялись по миру.
Но ведь украинские нацисты — это то же самое. И что с этим делать — я не знаю. И поэтому что сейчас важно? Важно сейчас отойти от всех иллюзий, что Министерство просвещения будет улучшать состояние наших школ как содержательное, так и воспитательное. Нет сейчас такой политической воли, сейчас я была в Госдуме на заседании, и там представители Министерства просвещения такую глупость несут. Всё такими бюрократическими словами и фразами, а суть их вообще не интересует. Их интересуют только какие-то законы, «указивки», еще что-то, механизмы, понятно, денежного довольствия — это тоже очень сильно интересует. Но до детей современным чиновникам от образования, от просвещения, сейчас я про школу говорю, нет никакого дела. И это беда. Что с этим делать — я не знаю.
Мария Мамиконян: Так ведь это же и есть самое главное, что о сути происходящего и уже фактически произошедшего — нам никто не собирается говорить, и никто не собирается это вскрывать и что-то с этим делать. Ну и, наверное, не смогут, даже если бы захотели. Но они же и не хотят.
И вот раскрылась какая-то преисподняя, — то, что мы видим на Украине, эти все зверства, которые там учиняются над пленными или над мирным населением, то, что это возведено уже в норму, то, что этому учат самых маленьких детей. Эта прививка злобы и такой нечеловеческой вседозволенности — это действительно какая-то бездна. И то же самое Запад — он не хочет этого видеть, потому что это вполне родственно их общей установке. Это единая установка. Мы каким-то образом зацепились на самом краю и продолжаем держаться за гуманистическую культуру, психологию, философию, за православие, естественно… Но мы все оказались перед таким зрелищем бездны, действительно преисподней, что даже бюрократы должны были бы опамятоваться, взяться за ум и говорить о смыслах, а они вместо этого рассылают методички и придумывают новые и новые симулякры. Возникает пионерская организация… или не возникает, но об этом вдруг заговорили 19 мая… до этого была Юнармия… перед этим еще что-то. Постоянно идет вся эта ювенальная, уничтожающая семьи деятельность, которая вот-вот обретет новую форму — «министерство детства» — вот это всё должно было бы быть выжжено при взгляде на преисподнюю. А этого не произошло. Не произошло! Вот это страшно и странно. Это значит, что только нам самим придется каким-то образом этим заниматься, потому что «они» не хотят.
(Продолжение конференции в следующем номере)
* — Организация, деятельность которой запрещена в РФ.
