Василий Тёркин и Джо Блэк

В этом году исполнилось 75 лет с момента выхода в печать, пожалуй, самой известной стихотворной книги о войне — поэмы Александра Трифоновича Твардовского «Василий Тёркин».

Эту книгу с удовольствием читали целые поколения советских, а потом и российских школьников. Читают ее с удовольствием и взрослые, потому что простой и в то же время метафоричный народный глубокий язык произведения позволяет близко ощутить дыхание того страшного времени, когда действительно шел «смертный бой не ради славы, ради жизни на земле».

Даже Иван Алексеевич Бунин, которого трудно заподозрить в симпатиях к чему бы то ни было советскому, пишет из эмиграции своему коллеге, писателю Николаю Дмитриевичу Телешову о «Тёркине» Твардовского: «Это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык — ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова!»

Почему «Василий Тёркин» и сегодня интересен читателю? Потому что книга Твардовского насквозь пропитана вечными и предельными для человека вопросами, адресующими к смыслу жизни, дружбе, подвигу...

В каком-то смысле книга является своеобразным метафизическим боевым уставом русского человека, компактно заархивированным кодом его самостояния в сверхтяжелые времена. Поэтому Тёркину сочувствуют, поэтому его понимают и сегодня. Поэтому, когда читаешь «Тёркина», за простыми словами солдатской речи всегда видится нечто большее.

Недавно довелось слушать в хорошем исполнении фрагмент этой великой эпопеи, ту часть, которая называется «Смерть и Воин».

И когда я сам раньше читал эту часть, и когда слушал теперь, всё время на краю сознания чувствовал присутствие какой-то параллельной ситуации, чего-то вступающего в диалог и даже спорящего с Твардовским. И внезапно стало понятно, что это за сюжет прячется в тени — это сюжет известного и популярного голливудского фильма «Знакомьтесь, Джо Блэк» (Meet Joe Black, 1998 г.).

Если коротко, сюжет фильма таков. Девушка, дочка крупного бизнесмена, знакомится с парнем, он тут же погибает по случайности. Затем к отцу девушки является Смерть (в облике этого погибшего парня). Смерть, по сюжету, «уходит в отпуск», то есть некоторое время готова провести с бизнесменом, не уничтожая его и давая, так сказать, уладить все дела, и затем лишь собирается бизнесмена забрать с собой.

В итоге Смерть Джо Блэк влюбляется (!) в дочь бизнесмена, сближается с ней, затем, в конце фильма, в завершении праздника-юбилея ее отца, забирает его, отца, с собой, возвращая девушке вместо уведенного во тьму отца того самого парня, что погиб в самом начале фильма. Фильм снят хорошо, актеры играют вполне себе, но...

Смерть Джо Блэк обаятельна, сговорчива, добра и даже в чем-то человеколюбива. Она помогает человеку в его мирских делах, выручает его в сложных ситуациях.

И Перриш (как и его дочь, в конце уже понимающая, кто есть Джо Блэк) — принимает приказ Смерти уйти с ним из жизни, не споря. Да, там есть «фиговый листок», прикрывающий покорность Перриша: якобы Смерть, капризничая, захотела забрать его дочь, но все же забрала его, так как он настоял на своем. Такая вот капризная, но сговорчивая Смерть.

С Тёркиным всё иначе. Смерть его лишена обаяния, любви, жалости к живому. Она жаждет забрать его немедленно, но не может этого сделать без «знака согласья». Тёркин находится в куда более жестких физических условиях («Истекал уже он кровью, коченел, спускалась ночь»), и в куда более жестких условиях психологических (Смерть давит, провоцирует, постоянно искушает дать ей этот самый «знак согласья»).

И тем не менее Тёркин сам (!) ставит Смерти условие, неприемлемое для нее.

И, томим тоской жестокой,
Одинок, и слаб, и мал,
Он с мольбой, не то с упреком
Уговариваться стал:

— Я не худший и не лучший,
Что погибну на войне.
Но в конце ее, послушай,
Дашь ты на день отпуск мне?
Дашь ты мне в тот день последний,
В праздник славы мировой,
Услыхать салют победный,
Что раздастся над Москвой?

Дашь ты мне в тот день немножко
Погулять среди живых?
Дашь ты мне в одно окошко
Постучать в краях родных,
И как выйдут на крылечко, —
Смерть, а Смерть, еще мне там
Дашь сказать одно словечко?
Полсловечка?
— Нет. Не дам...

Дрогнул Тёркин, замерзая
На постели снеговой.

— Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.

То есть после отказа Тёркин фактически плюет Смерти в морду, и бьется до конца.

Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда!

И, как выясняется дальше, Смерть может быть побеждена.

Не она — самая значительная сила в мире. Любовь к жизни, желание победить врага, товарищество — в сумме сильнее смерти. Да, тут, конечно, вспоминается и «смертию смерть поправ», то есть подвиг Христа.

В этом смысле сюжет Тёркина, борющегося со смертью до конца, ненавидящего ее и холодно искушаемого ею, заведомо ближе к христианской модели мира, чем соглашательство Перриша с влюбленной (!) в его дочь смертью.

Потому что от «влюбленной смерти» (кстати, по сюжету-таки вступившей в близость с дочерью своей «жертвы») полшага до зачатья смертью какой-то очень специфической «жизни». Очень, очень странный родился бы на свет плод такой «любви». Живой мертвец? Мертвый вживе?

Да, разумеется, фильм «Знакомьтесь, Джо Блэк» — это сказка. Мелодрама, слезливая и сентиментальная. И эта самая сентиментальность... «беременна» специфической жестокостью.

Что жестокого в фильме? Как мне кажется, ласковость смерти в обличье симпатичного паренька, сочетаемая с ее же непредсказуемостью (за что карать Перриша смертью любимой дочери?) и с прибавленной ко всему непреклонностью — букет вполне себе отвратительный.

Эстетика и любование безжалостным убийцей в фильме «Знакомьтесь, Джо Блэк» облечены в шоколадно-ванильную обертку и «скормлены» широкой публике.

Зрителей как бы убеждают:

А) В бессмысленности сопротивления року;

Б) В некоем не лишенном эстетизма «благодушии» смерти;

В) В ее капризности и непредсказуемости (только что хотела одного и вдруг перехотела, хочет другого).

В этом заключается, как мне кажется, глубокое отличие посылов двух произведений искусства: поэмы «Василий Тёркин» и фильма «Знакомьтесь, Джо Блэк».

Поддаться искушению и отвергнуть его. Подать тот самый «знак согласья», о котором просит Тёркина его смерть. Сущностно смириться с гибелью и уйти добровольно или драться до последней капли крови — вот в чем различие двух метафизик, если угодно. Двух экзистенциальных типов личности. Боец и капитулянт.

Тёркин ставит ультиматум смерти и говорит о том, что никогда не сдастся ей по доброй воле. Смерть пасует, увидев, как он держится и как ему помогают другие живые. Но сама по себе здесь смерть — мертвый дух, безжалостный убийца (не готовый даже на минимальный компромисс).

А смерть в фильме «Джо Блэк» вертит человеком, как игрушкой, торгуется с ним, капризничает, миндальничает, совращает и щедро одаривает полюбившуюся девушку. В общем и целом, вполне себе такой милый гуманистический убийца.

Отчего-то кажется, что создатели «Джо Блэка» преследовали, в сущности, ту же цель, что и создатели гигантской плеяды современных «супергероев». Показывается обаятельное всесильное и капризное (что важно) чудовище, а рядом — бессильный и безвольный человек.

Это как бы в тени супергероя обычный человек не может ничего. А раз так — значит, можно расслабиться и отдаться на волю рока. Будь что будет, «от нас ведь, в сущности, ничего не зависит»...

Покушение на героизм обычного человека — вот что видится при сравнении этих двух сюжетов.

Кроме того, думается, предельный страх смерти в отсутствии высших (не потребительских) смыслов существования вызывает у человека (жертвы) так называемый стокгольмский синдром — стремление смириться со смертью, даже полюбить ее...

Ключевой вопрос тут именно в отсутствии высшего смысла существования, чего-то такого, что более ценно, чем ты сам, чем твоя телесная оболочка. Грубо говоря, отсутствие чего-то, за что можно отдать свою жизнь. («За нашу Советскую Родину!» — так кричали бойцы и командиры Красной Армии, поднимаясь в атаку...)

Откуда же, спрашивается, взяться высшему смыслу существования у человека, если в эпоху Модерна человечество постепенно перешло от религиозных к светским смыслам, а уже эти светские смыслы сегодня окончательно «дожевывает» постмодернизм? Где те «Свобода, Равенство, Братство», которые подняла на знамя Великая французская революция и за реализацию которых трудящиеся шли на баррикады?

Это всё не к тому, что срочно нужно превращаться в ортодоксальных верующих. Это к тому, что отсутствие экзистенциального, подлинного смысла жизни ведет именно к утешению в смерти...

Процедура расчеловечивания, «прививки смертным началом» и «зачистки» Земли от «лишних людей», не вошедших в так называемый золотой миллиард, проходит как минимум в два этапа.

Этап первый — человечеству говорят: мол, ты, человечество, отбрось мысль о том, что человек — это звучит гордо. Ты, человечество, — бессильно (помним о супергероях?). Ты способно только подчиняться и потреблять.

Этап второй — человечеству делается прививка «благости» смерти. Это ведь не только Джо Блэк. Это и Ларс фон Триер. Это и детские куклы-монстры. Это и эстетика «милых» вампиров. Это и многое другое. И раскрутка «групп смерти» в соцсетях — явление того же характера, танатофилия...

Мне кажется, что образ Василия Тёркина (в котором собраны основные черты героя советской эпохи) дает нам всем ответ на вопрос, что же делать с этой бледной немочью, с тоской смертной и вызовом расчеловечивания и страха перед конечностью человека.

Первая часть ответа заключается в том, что даже человек, потерявший всё или почти всё, униженный и раздавленный обстоятельствами, может зацепиться за что-то по-настоящему для него значимое в этой жизни. «Салют победный», «полсловечка на крыльце» — сильные зацепки.

И вторая часть ответа: если цепляешься до конца и у тебя есть товарищи — смерть неминуемо отступит. А там и победа не за горами.

Обрети «зацепки», ради которых можно «плюнуть смерти в морду», и ищи товарищей. Вот путь к будущей Победе...