Степкины звезды

Степку, светлого худенького мальчугана лет 10, родители каждое лето привозили в село, к старикам. Он гостил там месяц другой и возвращался обратно в город. Потом весь год Степка вспоминал свое сельское житье и, надо сказать, сильно скучал. Село, в котором он проводил заветный месяц, было ничем не примечательно — одно из многих, разбросанных по бескрайней приволжской степи. Природа тут была небогатая, даже суровая. Но рядом с поселком текла теплая речушка, будто созданная для купания и рыбалки, да к тому же манили полные секретов тенистые балки.

Летом село наполнялось ребятами: были среди них и местные, и такие, как Степка, городские. Шумная ватага не скучала, постоянно что-то затевала, и каникулы пролетали стремительно. Однако не речку и не мальчишеские приключения больше всего вспоминал Степка, когда уезжал домой. Больше всего он скучал по звездам.

Дело в том, что Степка любил по ночам вылезать тайком на крышу старого дома и смотреть на звезды. Это была его страсть. Он ждал, пока старики в своей комнате заснут — сидел и прислушивался, разносится ли уже по дому их мерное похрапывание? Когда понимал, что старики спят, то на цыпочках выходил из спальни и влезал на чердак, откуда попадал на крышу. Никто не знал о его вылазках, разве что кошка Марья, бывало, замечала его крадущуюся фигуру и начинала игриво виться у ног. Иногда она даже вылезала с ним наверх и сидела рядом, будто тоже любуясь звездами.

Как-то раз он вылез на крышу около часу ночи. Поселок весь уже был погружен в глубокий сон. Огней в окружавшей его плоской степи почти не было видно, лишь вдалеке где-то иногда проносилась пара холодных автомобильных фар. Степка устроился на принесенной с чердака фанерной доске и устремил глаза в небо. Там были звезды… Звезды были разные: яркие, похожие на толстых светляков, и едва видные, словно серебряные пылинки. Все они собирались, сгущались посреди неба широкой мерцающей полосой. Мальчик знал — это был Млечный путь.

Хорошо было так лежать, заложив руки за голову, и просто смотреть. Степка всегда особенно примечал момент, когда вот только поднимешь взгляд — а там! Красота такая, что и глаза поначалу разбегаются, не зная, куда им нацелиться. Потом возбуждение спадало, и мальчиком овладевало спокойствие. Медленно, будто смакуя, он рассматривал один участок неба за другим. Подолгу мог разглядывать какую-нибудь особенную звездочку, уносясь к ней мыслями и иногда будто даже беседуя с ней. «Вон какая… Не такая чтобы сильно яркая, а что-то в ней есть… Особенная. И мерцает, как подмигивает. Свет необычный — голубоватый немного», — думал мальчишка, улетая мыслями далеко в черное небо…

Долго он мог лежать так, погруженный в раздумья и мечтания, и время текло для него незаметно. Если бы спросить Степку, а что такого находил он в звездном небе, и зачем почти каждую ночь, рискуя получить по шее, он втайне от стариков влезал на крышу — то мальчик и сам бы не знал, что ответить. Что-то манило его сюда, тянулось к летнему бездонному небу и к звездам. Может быть, это происходило оттого, что в городе все было иначе. Там во все стороны от дома тянулись километры улиц, наполненных холодным электрическим светом. И небо было совсем другим — каким-то далеким и чуждым, а звезды на нем — бледными крапинками, похожими на глупые соринки.

А может, и что другое его манило. Чувство, наполнявшее мальчика под бескрайним куполом степного неба, было и для него самого загадкой. Он пытался иногда вспомнить, где и когда он ощущал что-то схожее. И всегда на ум приходило только одно сравнение. Это была скромная поселковая церковь, куда он иногда ходил вместе с бабушкой. Когда они оказывались в храме, бабушка ставила у икон свечи, молилась, а затем болтала чуть слышно со знакомыми старушками. В это время Степка с робким любопытством оглядывал окружение. Вокруг царила церковная полутьма, и пахло благовониями. Перед старинными образами дрожали теплые огоньки на тоненьких ножках-свечках, а где-то рядом чуть слышно кто-то шептал молитву… Странно, но чувства, рождавшиеся в душе у мальчика, смутно напоминали те, что охватывали его на крыше, под звездами.

Это было схоже, но все же немного другое. В храме было хорошо, спокойно. Все вокруг и его самого пронизывала какая-то тонкая, неуловимая сокровенность. Неясная ему манящая тайна была растворена в воздухе. Но в храме он будто робел перед чем-то или кем-то. Перед Богом? Мальчик не знал. А на крыше, под звездами, напротив, думалось и мечталось вольно и смело. Чудные фантазии рождались в голове и захватывали его всего. Жалко становилось, что нельзя воплотить их, взять да и полететь прямо сейчас туда — в безбрежную высь, к этим мерцающим белым огням…

Полночи мог провести Степка на крыше. Лишь когда чувствовал, что уже неумолимо подступает сон, то с сожалением прощался он с небом и крался обратно в свою комнату. Спать на крыше было опасно, можно было свалиться. Лежа в скрипучей старой кровати, он глядел в потолок, и там ему снова виделись звезды и черное как смоль небо. Но вдруг к этому почему-то начинали примешиваться странные видения.

Возникали в небе дрожащие огоньки свеч, и сквозь тьму проступали смутные очертания старинных икон. В них будто оживали святые, они выступали из рам и подходили нему, но не пугали, а, напротив, словно согревали. Потом он вдруг возносился в небо, летел к звездам, которые все убегали и убегали дальше. Смутные, неясные, образы святых были рядом с ним, словно помогая ему. Он летел все быстрее, все более наливался силой и стремлением, и казалось ему, что он и не мальчик уже вовсе, и даже не человек, а что-то большое, живое и светлое. И он уносится все выше, выше, выше в бесконечность!

Но звезды не приближались — до них было не достать…

Степка спал.