Слова Эрдогана в Баку — вызов не только Ирану, но и России. Интервью
Посткарабахские реалии в Закавказье. Неожиданный союз Турции и Израиля. Противоречивые отношения в треугольнике США — Китай — Турция. Неоднозначная роль этнического фактора в возможном конфликте Турции и Ирана. Эти и другие вопросы осветил в интервью ИА Красная Весна ученый-востоковед, доктор исторических наук Александр Алексеевич Князев.
ИА Красная Весна: Как увеличились возможности Турции в регионе после победы Азербайджана в Карабахе?
Участие Турции в войне в Карабахе, безусловно, сделало Турцию важным фактором политики на Южном Кавказе, хотя этот фактор вполне может оказаться и не таким долгосрочным, как представляется в Анкаре и Баку. Попытки создать формат долговременного военного присутствия, предпринимаемые турецкой стороной, наверняка вызывают раздражение как в Москве, так и в Тегеране, не говоря уже о Ереване. Вряд ли этому были бы рады и в Париже. Серьезным раздражителем, который хотя бы формально должны учитывать и в других столицах, является также вовлечение Турцией в карабахскую войну тысяч боевиков из Сирии, а также из Афганистана и Пакистана. Хотя и то присутствие, которое есть к настоящему времени, по большому счету, во многом оказывается ограниченным в результате вмешательства в карабахский конфликт и действий России.
К примеру, можно было бы рассматривать как определенный успех турецкой и азербайджанской транспортной политики нынешнее решение о создании коридора между территорией Азербайджана и Нахичеванью по итогам последнего конфликта в Нагорном Карабахе. Но этот коридор контролируется пограничными войсками ФСБ Российской Федерации, и его эксплуатация в любой момент может быть подвергнута серьезным сомнениям. Реальная политика всегда основывается на конкретных интересах. Они не обязательно совпадают с содержанием заключаемых договоров и соглашений, это не хорошо и не плохо, это просто объективная реальность. В этой реальности не заинтересованы в функционировании прямой связи между территориями Азербайджана и Турции ни Россия, ни Иран. В тамошней в целом непростой обстановке всегда может случиться нечто, дезавуирующее и договора, и соглашения. Кстати, в этом вопросе можно и нужно задуматься и о китайском интересе в существовании такого коридора, и о растущей финансово-экономической зависимости Анкары от Пекина. В общем, можно ожидать возникновения множества препятствий какому-то эффективному функционированию этого коридора. Этот пункт соглашения по Нагорному Карабаху полноценно может и не быть реализован в силу неких новых обстоятельств на фоне общей сохраняющейся неопределенности в этом регионе.
В любом случае, российское военное присутствие, пусть даже и под миротворческой эгидой, серьезно препятствует турецким планам. Поражение Армении в войне рано или поздно вызовет настроения реванша, и там я бы не исключал вероятности каких-либо иррегулярных антиазербайджанских действий.
Вообще, в своей весьма агрессивной внешнеполитической активности Реджеп Эрдоган слишком уж масштабно разбрасывает свои возможности — российские Крым, Поволжье, Сибирь, молдавская Гагаузия, территории на Среднем Востоке и в Центральной Азии, китайский Синьцзян и далекая Мьянма, страны Африки… При весьма кризисной экономической ситуации в самой Турции есть опасность надорвать силы, тем более что и внутри страны вряд ли можно говорить о консолидации турецкого общества вокруг действующего президента.
Можно задуматься заодно и об устойчивости режима Алиева в Баку — да, социально-экономическая ситуация относительно стабильна, но есть проблемы с национальными меньшинствами, есть достаточно сильное недовольство этим режимом и среди собственно азербайджанцев, вовсе нельзя исключать роста протестности. В том числе и на антитурецком тренде, ведь де-факто результатом военной победы в Карабахе является серьезная утрата Азербайджаном своего суверенитета в пользу Турции. Плюс к этому, находясь теперь под турецким управлением, Баку в большей, нежели раньше, степени теперь будет вынужден считаться не только с Россией и ее военным присутствием на своей де-юре территории, но и с Ираном. Учитывая иранское влияние в религиозной сфере, это также работает не в пользу бакинской действующей власти, а значит, и не в пользу Анкары.
ИА Красная Весна: Как Израиль будет строить отношения с Турцией при ее новой политике?
Не берусь судить об изменениях в отношениях Израиля и Турции в целом, но применительно к Азербайджану и к карабахскому конфликту Анкара и Тель-Авив оказались де-факто союзниками. Дополнительно, важным мотивом для усложнения иранско-азербайджанских отношений, их серьезным раздражителем я бы назвал причастность к прошедшей войне Тель-Авива на стороне Баку. Нельзя забывать о противостоянии Ирана и Израиля, и это не только же вопрос израильских военных поставок в Азербайджан, вопрос значительно сложнее.
Несмотря на известные противоречия между Турцией и Израилем, по многим направлениям их интересы вполне совпадают, а возможности дополняют друг друга. Внешне вроде бы конфликтуя по вопросу Палестины, они вполне способны дружить по широкому кругу других проблем, и эта дружба будет постоянно негативно сказываться на характере отношений Турции и Ирана, Турции и ряда мусульманских стран.
ИА Красная Весна: Греческие и индийские СМИ недавно сообщили о переброске протурецких боевиков в Кашмир. Это клевета или реальность? Протурецкие пропагандисты говорят об оси Турция-Пакистан-Китай. Это миф или это имеет отношение к реальности?
Связь событий на Южном Кавказе с глобальной политикой Китая, без причастности которого вряд ли что-то происходит сейчас во всем мире, заслуживает отдельного рассмотрения.
Турция в высокой степени заинтересована в участии в китайском проекте «Один пояс — один путь». Огромный интерес Турции состоит, например, в том, чтобы стать ключевым участником и главным хабом всех широтных транспортных трансграничных проектов, оттеснив в этом плане как Иран, так и Россию. Фактором серьезной мотивации к участию в «Одном поясе — одном пути» для действующего политического руководства Турции является и китайское кредитование и инвестирование, в критически важной степени позволяющее Турции преодолевать глубокий экономический кризис в стране.
Однако участие Турции в китайских проектах всегда будет ограничено рамками общих западных антикитайских стратегий, а также доктринальной спецификой внешней политики самой Турции, в частности, ее направленностью на достижение доминирования в тюркоязычных странах и регионах (а также в странах с мусульманским населением в целом). Опираясь на пантюркистские концепты, Эрдоган вряд ли сможет уже в краткосрочной перспективе объяснять своему электорату пассивность в вопросе солидарности с китайским мусульманским населением в Синьцзяне.
Китайское влияние на Пакистан известно. Меньше общественного внимания привлечено к турецкой активности в этой стране, имеющей и свою немалую историю. Так, в годы советского военного присутствия в Афганистане пакистанские военные турецкого и среднеазиатского происхождения курировали все тюркоязычные военные формирования моджахедов и их деятельность, направленную против СССР и правительства в Кабуле. Взаимодействие трех стран, даже без формального объявления некой «оси», существует и в последнее время. Кстати, протурецкая пропаганда в данном случае оказывает дурную услугу президенту Эрдогану в контексте существующих обвинений в адрес Китая по притеснению тюркского и мусульманского населения КНР.
Что касается переброски боевиков в Кашмир, то использование этих «воинов джихада» в самых разных регионах мира давно уже стало традицией стран, использующих этот инструмент в своей политике — арабских стран, Пакистана и Турции в том числе. Если афганцы из партии Гульбетдина Хекматьяра, из талибских формирований через Пакистан и затем Турцию отправлялись в Нагорный Карабах, то вполне можно допустить и обратный их трафик. Конечно, антитурецкая направленность греческих СМИ вполне понятна, объяснима. Взаимодействие между Анкарой и Исламабадом не может не беспокоить и Нью-Дели, и индийские СМИ соответственно. Тем не менее, пусть и гипотетически, подобное перемещение «террористического интернационала» в высокой степени вероятно.
ИА Красная Весна: Как изменились отношения Турции и Ирана за год, и почему присутствие Эрдогана на параде в Баку вызвало в Иране такую острую реакцию?
То, что говорил Эрдоган в Баку, нужно расценивать как вызов не только Ирану, но и России, и многим другим государствам, чья политика вступает в противоречие с планами США и Великобритании. Военные базы Турции в Катаре способны противостоять позициям Ирана в Персидском заливе, и теперь Эрдоган стремится планомерно окружить Иран, доказывая свою полезность США и Великобритании в конфронтации с Исламской Республикой.
Вопреки антиамериканской и антиевропейской риторике Эрдогана, нет в природе таких турецких политических сил, кто отказался бы от западного патронажа. Незыблемым остается, например, участие Турции в НАТО. Определенная антитурецкая активность в американском конгрессе, как и ряд предвыборных заявлений Джозефа Байдена, имеют тактический характер и не могут означать отказа США от союзнических отношений с Анкарой, в рамках которых последней просто предоставлен довольно широкий диапазон свободы действий. Думаю, что это отлично понимают в Тегеране.
На протяжении столетий Турция совмещала свои интересы с функцией регионального исполнителя воли западных держав и специфическое внешнеполитическое поведение Реджепа Эрдогана вряд ли является основанием для кардинального изменения этой диспозиции. Отметая публичную риторику, видно как Вашингтон и Лондон — прямо или косвенно — поддерживают Эрдогана во всех его экспансионистских устремлениях. И апелляции Эрдогана к территориям Ирана нужно рассматривать как некие месседжи западным кураторам.
К прямой конфронтации с Исламской Республикой Анкара не готова, но это сигнал тюркским националистам — прежде всего, в самой Турции, конечно же, и в Азербайджане. Только надо учитывать роль и значимость этнических азербайджанцев в Иране — несколько лет назад, обсуждая лозунги националистов из Баку о присоединении иранского Азербайджана, один из иранских азербайджанцев пошутил: «Присоединять можно только меньшее к большему». Если в Республике Азербайджан официальная численность азербайджанцев около 8 миллионов, то в Иране их никак не меньше 20 миллионов. Так кого к кому присоединять?
Кстати, в Иране довольно распространено употребление в отношении соседей понятия «Республика Баку», поскольку в Иране есть целых два остана (провинции) — Восточный Азербайджан и Западный Азербайджан. Там, по мнению иранцев, настоящий Азербайджан… Несмотря на непростое экономическое положение живущей в санкционном режиме Исламской Республики, ее военный потенциал вполне сопоставим с турецким. Межэтнические противоречия и какая-либо ставка на пантюркизм среди иранского тюркоязычного населения — скорее, мечты Эрдогана, нежели объективно существующая тенденция. Едва ли не бóльшая часть иранской политической и бизнес-элиты — этнические азербайджанцы, будучи вторым по численности этносом, они уже не первое столетие полноценно интегрированы в иранский социум, скрепляемый еще и конфессиональным шиитским единством.
На мой взгляд, едва ли не единственный из живущих в Иране этносов, с которым возникают проблемы, это белуджи. Но и то во многом не столько на этнической основе, сколько западными спецслужбами — в среде белуджей активно провоцируется их принадлежность к суннизму и якобы религиозная дискриминация со стороны шиитского большинства. Впрочем, белуджи — это большая отдельная тема. С иранскими азербайджанцами таких проблем уж точно нет.
