Облик гения — к 210-летию со дня рождения Фридерика Шопена

210 лет назад, 1 марта 1810 года, в деревне Желязо́ва-Воля недалеко от Варшавы родился один из величайших музыкальных гениев человечества — Фридерик Шопен. В свидетельствах о рождении и крещении указана дата 22 февраля, но в семье его день рождения праздновали всегда 1 марта. И на родине композитора по сей день отмечают именно эту дату.

Прожив всего 39 лет, Шопен подарил людям неистощимый источник красоты, утешения и радости. «Нежным гением гармонии» назвал его Ференц Лист. «Он есть и останется самым отважным и гордым поэтическим духом времени», — писал Роберт Шуман.

Как о «величайшем из гигантов» отзывался о нем Сергей Рахманинов. О Шопене написано огромное количество книг, статей, воспоминаний. О бесчисленных научных работах по истории и теории музыки и говорить не приходится.

Для пианистов наследие Шопена стало краеугольным камнем. Когда старое пиано-форте — детище 18 века — стало превращаться в современный рояль, именно Шопен создал то, что можно без преувеличения назвать Новым заветом фортепианного искусства, его сердцевиной и энциклопедией, как в техническом, так и в образно-выразительном отношении.

Сегодняшний юбилей мы предлагаем отметить, не только вспомнив его музыку, но и вглядевшись в несколько его прижизненных изображений.

Перед нами карандашный рисунок, сделанный в 1826 году княжной Элизой Радзивилл. Шопену 16 лет. Он уже выдающийся мастер фортепианной игры и знаменитость в Варшаве. Музыку он сочиняет с раннего детства. Светловолосый юноша — любимец дам, но все помыслы его сосредоточены на фортепиано. Его душа сливается с инструментом, которому он посвятит всё свое творчество, написав лишь несколько произведений с участием других инструментов (и ни одного без его участия).

Первый живописный портрет композитора был создан в 1829 году Амброзием Мерошевским. К сожалению, сохранилась лишь черно-белая репродукция, оригинал пропал в 1939 году во время немецкой оккупации.

Всю жизнь Шопен был желанным гостем аристократических салонов — утонченный, прекрасно воспитанный, наделенный блестящим умом и превосходным чувством юмора. Однако в этом портрете художник возможно попытался уловить иные черты — юношескую свежесть, простоту и одновременно некую обращенность внутрь себя. В 19–20 лет Шопен был в состоянии большого творческого подъема, давшего первые шедевры — два фортепианных концерта, несколько ноктюрнов, мазурок, этюдов. Бравура и виртуозность в них подчинены искреннему и трепетному выражению чувств, музыка просто благоухает одухотворенной мечтательностью, а любимые им с детства польские народные песни и танцы уже переплавлены в высокую поэзию.

1831 год был переломным в жизни Шопена. Для продолжения творческой карьеры, а также по причине подавления польского восстания против Российской империи, молодой композитор был вынужден эмигрировать на родину своего отца — во Францию. Вся оставшаяся жизнь его была связана с Парижем, начавшем утверждаться в качестве европейской столицы искусств. Тут он станет кумиром высшего общества, утвердится в роли крупнейшего, наряду с Ференцом Листом, пианиста и педагога, сдружится со многими выдающимися музыкантами, художниками, поэтами и писателями.

Вот несколько типично светских портретов, запечатлевших облик рафинированного завсегдатая аристократических салонов:

В обществе Шопен проявлял себя как образец учтивости, сдержанности и безупречного вкуса. Но каким он был в глубине души? Приоткрыть завесу поможет знаменитый портрет Эжена Делакруа, на котором Шопен изображен страдающим, мужественным, погруженным в себя, будто постигшим нечто мучительное и возвышенное. Ведь и музыка его стала такой, во многих произведениях — в балладах, в скерцо, второй сонате, и др. — доходящей до предельного трагизма, порой до взгляда в самую бездну человеческого бытия.

При всей яркости романтического переживания, Шопен не любил, когда его называли «романтиком». Он считал себя продолжателем искусства «классиков», т. е. старых мастеров — Баха, Моцарта, Бетховена (хотя последнего далеко не во всем принимал). Понятие «романтизм» ассоциировалось с эксцессом, с «перегибами», с излишней изобразительностью, наконец, с позерством. Всё это претило ему. Субъективность и изысканность никогда не превращались в самолюбование. Самые неистовые порывы укладывались в классически совершенные и уравновешенные формы, при том что диапазон выраженных Шопеном душевных состояний необыкновенно широк — от бьющих через край счастья и ликования до предельного отчаяния, от бунта до умиротворения, от наивной беспечности до героической решимости.

Шопену принадлежат слова: «Простота является высшей целью, достижимой, когда вы преодолели все трудности». И еще: «Не существует ничего более отвратительного, чем музыка без скрытого смысла».

Разве и сам он не был человеком со скрытым смыслом? За элегантностью пряталась ранимость, за сдержанностью — воля и мужество. Ведь и в чисто музыкальном плане его феноменальное владение ремеслом, сравнимое с мастерством Баха или Моцарта, нигде не бросается в глаза. Музыка течет с удивительной естественностью и непосредственностью, а чудеса композиторской техники заметны лишь специалистам.

Теперь дополним нашу галерею ценнейшими фотографическими портретами музыканта. Всего на сегодняшний день известно три таких изображения. Все они были выполнены в технике дагеротипии, но оригинальные пластины, к сожалению, не сохранились. Портреты дошли до нас в виде фотографических копий с оригинала. Самое раннее изображение датируется серединой 1840-х годов:

Хорошо сохранилось приобретшее широкую известность изображение, сделанное в парижской мастерской Луи-Огюста Биссона скорее всего в 1847 году. Перед нами предстает композитор, измученный жизненными неурядицами и болезнью легких. То же лицо глубоко переживающего, но сдержанного человека с немного вопрошающим взглядом, идущим будто откуда-то из глубины.

И наконец совершенно потрясающий портрет, обнаруженный совсем недавно, в 2017 году швейцарским физиком Аленом Колером, в виде фотографической копии, хранившейся дома у некоего любителя музыки. Анализ изображения не оставил сомнений в его подлинности. Клише датировали примерно 1847 годом. Автором, вероятно, был тот же Луи-Огюст Биссон, судя по идентичности некоторых элементов фона.

Не говоря ни слова, просто вглядимся в это лицо.