Тут видим — тут не видим. Об особенностях зрения некоторых правозащитников

9 сентября «Новая газета» опубликовала открытое письмо в поддержку законопроекта о семейно-бытовом насилии. Письмо подписали 73 организации. Правда, полный список оказался настолько одиозным, что издание постеснялось публиковать его целиком. В статье дали названия полудюжины организаций, а остальные спрятали под ссылочку на сторонний ресурс.

Составителем письма названа организация «Движение „Психология за права человека“». И действительно, письмо написано со знанием человеческой психологии. В «лучших» традициях манипуляции сознанием авторы сперва давят на эмоции и только потом говорят о существе проблемы. Видимо, надеясь, что при таком подходе их ляпы не будут заметны. А их немало.

В начале письма следует утверждение, что долгое время «домашнее насилие… оставалось невидимой проблемой». Такое утверждение не может не вызывать вопросов: кому невидимой? Почему? Как вдруг случилось, что проблема стала видимой? Чтобы этого не произошло, авторы немедленно начинают давить на эмоции, перечисляя резонансные случаи, вытащенные на свет прессой в последнее время, и уверяя, что «тысячи и тысячи женщин, детей, пожилых людей подвергаются истязаниям каждый день».

На этом месте у не умеющего противостоять манипуляции и пораженного картиной неслыханного насилия вопросов возникать уже не должно. А у привычного к попыткам манипуляции человека вопросы должны только множиться. Потому что в письме рисуется портрет нации-преступника, одна часть которой унижает и истязает слабых и беззащитных, а другая часть равнодушно на это взирает.

Уже на этом месте у вдумчивого читателя должно закрасться предположение, что вся картина ужасающего насилия не более чем выдумки авторов письма. И такое предположение вполне правомочно, учитывая, что некоторые из подписантов уже бывали пойманы за руку на публикации недостоверных данных. Так, кризисный центр для женщин «Анна» в свое время выпустил утку про 14 тысяч убитых в семье женщин. На самом деле в 2015 году в семье были убиты 304 женщины и 756 мужчин.

Но не исключено, что когда эти правозащитники говорят о разгуле семейного насилия, то они говорят о том, что действительно видят. Поясню. Вот идете вы, скажем, по улице и видите ревущего малыша, которому мама отказала в покупке мороженого. Вам, допустим, понятно, что на улице холодно и мама, заботясь, чтобы у дитяти не заболело горло, вынуждена отказать ему, а плачет он, вероятно, потому, что мама привыкла баловать своего отпрыска и к отказам он не привык. Но это вы можете так подумать. А какая-нибудь правозащитник из «Ресурсного ЛГБТ-центра» увидит жуткий случай психологического и экономического насилия над беззащитным ребенком, от которого его надо немедленно спасать! Лучше всего — отъемом у «насильницы»-матери и передаче в замещающую семью, где прошедшие специальные курсы опекуны не допустят такого насилия.

Или видите вы, как молодой человек придерживает дверь в метро перед идущей за ним девушкой, и радуетесь правильному воспитанию молодежи, а идущая следом правозащитница-феминистка, несомненно, углядит в таком жесте домогательство (абьюз, на их языке) вкупе с издевательством (они это называют буллинг). А уж если этот молодой человек еще и бабушку через дорогу переведет, то, несомненно, заслужит клеймо серийного насильника, злостно глумящегося над слабостью самых незащищенных членов общества.

И таких случаев, действительно, могут быть «тысячи и тысячи». На то, что мое предположение, верно, указывает и такой пассаж в письме: «Социальные работники, психологи, юристы, правозащитники, занимающиеся этой темой, знают как отличить насилие от обычного конфликта. Поэтому все страхи по поводу того, что после принятия соответствующего закона начнут наказывать за все подряд, не имеют под собой реальных оснований».

Казалось бы, раз в самом начале письма авторы сетуют на отсутствие «четких и прозрачных правовых механизмов защиты и профилактики», то принятие нового закона должно сделать правовые механизмы четкими и прозрачными. Но оказывается, что и после принятия закона нужны будут специально обученные люди — психологи, юристы, правозащитники и социальные работники — которые смогут отличить «насилие» от «конфликта»!

Разумеется, делать это они будут на глазок, по собственному произволу. И мы можем себе примерно представить, как это будет происходить, наблюдая за результатами проверок специалистов опеки, которые так же, на глазок, определяют, хорошо или плохо живется детям в семье. «Бабушка — никто» и «каша — не еда» — вот две характерные фразы, которые дают понять, по каким принципам принимаются решения, после которых детей изымают из семьи.

Уже сейчас по письму мы видим, что острота зрения этих людей избирательна. Видя насилие в российских семьях там, где обычные граждане его не видят, они не в состоянии разглядеть, что в российском законодательстве уже есть то, что они с такой настойчивостью пытаются внедрить.

Перефразируя классика, хочется воскликнуть «есть такой закон!» Авторы письма утверждают, что закон нужен для введения «системы охранных ордеров и создания комплексной системы помощи пострадавшим от насилия в семье (кризисные центры/убежища)».

Но аналог охранного ордера уже прописан в принятом в 2016 году законе 182-ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» и называется «официальное предостережение». Оно используется для запрета «действий, создающих условия для совершения правонарушений». Точь-в-точь то, чего как бы добиваются авторы письма. А федеральным законом от 18.04.2018 N 72-ФЗ в УК РФ введена статья 105.1. «Запрет определенных действий», которая позволяет все, что хотят от охранного ордера и даже больше.

В дополнение к этому в законе еще есть такая мера, как «профилактический надзор», когда за потенциальным насильником будет участковый приглядывать. А если дело зашло далеко и речь идет об уголовном преступлении (а это большая часть преступлений против личности), то в соответствии с 119-ФЗ от 20 августа 2004 года, жертву домашнего насилия можно защитить самыми разнообразными способами, начиная от персональной охраны до переселения в другое место. Все это уже есть в российском законодательстве, но оно почему-то «непрозрачно» для авторов письма и всего этого они не видят. Как же они сейчас защищают обращающихся к ним тысяч граждан — непонятно.

Хочется спросить, что же такое со зрением у авторов письма, что они видят то, чего нет, но не видят того, что есть? И не связана ли эта избирательность зрения с особенностями финансирования организаций? Ведь многие из них прямо заинтересованы в том, чтобы натянуть на себя одеяло российского бюджета после принятия закона.

Тем не менее авторов и подписантов письма можно поблагодарить за такой акт саморазоблачения (на их языке это называется «каминг-аут»). Теперь многим станет очевиднее, кому и зачем нужен этот закон. Уж точно не семьям.