Березы

Рядом с моим домом есть скромный небольшой сквер, который на картах значительно именуют «площадью». В центре него стоит обелиск, по сторонам — обложенные старыми гранитными плитами братские могилы. На высеченной надписи, уже потерявшей позолоту с крайней подновы, можно прочесть лишь несколько фамилий. Но я знаю — под этим сквером покоится три тысячи советских воинов, павших под Сталинградом. Они сражались в 64-й армии, державшей высоты неподалеку отсюда. Во время битвы в разных местах были стихийно созданы братские захоронения солдат: убитых на поле боя и тех, кто погиб от ран в медсанбатах. Когда сельский в общем-то район — деревеньку на окраине огромного Сталинграда — стали застраивать, когда затеялась грандиозная стройка Волго-Донского канала — всех воинов перезахоронили сюда. С тех пор они лежат в этом сквере.

Вокруг сквера стоят основательные, крепкие, словно маленькие крепостишки, трехвековые дома колонистов-генгрутеров. Они давным-давно приехали на Волгу по зову матушки-императрицы. В одном из зданий — протестантская церковь, кирха. Иногда сквозь обновленные белые стены слышно гудящую гармонию органа, а небольшая резная колокольня на крыше голосит на округу колокольным звоном. Смотря на чисто русскую, тонкую, девичью красоту этой колокольни, я думаю, что это плод труда старого умелого немца, что приехал в наши бескрайние кочевые степи. Им руководило какое-то странное для его нации душевное чувство. Повинуясь ему, он основал эту церковь, соединив в ней свое родное немецкое, протестантское — и новое для него, незнакомое русское, православное.

Странным образом тут встретились два немецких поколения, два времени и состояния великого народа. Стоят дома, построенные в XVIII веке приехавшим на край света протестантом, верным христианскому труду и молитве. И лежат три тысячи советских людей, убитых немцем века двадцатого, присягнувшим совсем другой, темной зловещей идее.

В сквере растет много деревьев. Стоят старые разлапистые ели. Их нижние ветви образуют настоящий шатер, в самую жестокую жару тут темно и прохладно. Зелено-синие ели похожи на вельможных пожилых дам, чьи солидные пушистые шубы стелются полами по почве. Много вдоль дорожек кустов сирени. Предвещая светлый святой май, они каждый год взрываются многоцветными пахучими гроздьями. И когда проходишь по своим делам мимо сквера, тебя каждый раз задевает и заставляет замедлиться их свежий, нежный насыщенный запах. «Остановись и посмотри на нас! Весна на дворе!» — словно кричат они вслед.

Растут другие деревья: вязы, акации. Стоят и высокие, раскидистые березы. Белеют на фоне сочной изумрудной травы. Этой весной я с мрачным удивлением обнаружил, что многие из них умерли. На них не появились тугие зеленые почки, не раскрылась листва, не свесились вниз семенные сережки. Они стоят, словно зима для них не кончалась, они не могут ожить, вновь воскреснуть. Прекрасные, белоснежные, сухие и голые ветви. По ним не текут живые целебные соки, ветер и время ломают их, они падают обломками вниз, в траву. Они мертвы.

Я думал над причинами этого. Может быть, они уже слишком стары, и просто отжили, отцвели свое время? Может, им не подходит местная почва, приютившая сирени и ели. А может… У меня появилась мрачная тяжелая мысль. Может, земля перестала питать их давно, лет тридцать назад. Оскорбленная нашим предательством, великой смутой, позором. Может быть, три тысячи русских воинов, сложивших головы за Отечество, лежащие прямо под нами, перестали питать тогда русскую душу — нашу березу. И она иссохла, погибла, осыпалась. А мы все эти годы ходили мимо и просто не видели, не замечали, что березы в сквере мертвы…

Я тогда был младенцем, только-только появился на свет. И сегодня, знакомясь по книгам и фильмам, по рассказам малых и крупных людей со всем, что тогда родилось, развернулось и победило, я думаю: «Как?» Как могло случиться это великое предательство, облаченное в гнилые лукавые речи? Я смотрю в эти годы, как в бездну, они пугают меня… Я их ненавижу.

Рядом со сквером есть еще несколько старинных, построенных немцами зданий. В одном из них с давних пор расположился районный военкомат. Десятки лет отсюда провожают на службу молодых ребят. Приезжает ранним утром вся подвыпившая братия друзей, плачут матери, сурово жмут руки и бьют по плечам отцы. Стоят призывники, недавно еще школьники и студенты, кто с вольными вихрами, кто уже брит под яичко. Тоже некоторые, не сдержавшись, роняют слезу.

Сюда приходили поколение за поколением русские парни и уезжали служить своей Родине, какой бы она ни была. Красной имперской, посылавшей их на дальние рубежи, в афганские горы. Пьяной и бедной, похмельной, «встающей с колен», отправлявшей их на Кавказ. И вот теперь это вновь. Враг у границы, мы ударили первыми, и русские парни идут воевать.

Я думаю, лежащие под сквером кости павших советских людей сегодня вибрируют. Они чуют, что это тот же — их враг и противник. Это он, он воскрес, его подняли из тлена и праха. И воюющие сегодня русские парни — им родня, тем, кто погиб в Сталинграде. Оказалось, та война не окончена. Все эти годы она шла потихоньку, укрывшись под кожу реальности. Сейчас же вновь прорвалась откровенностью смерти, прямотой артогня.

Мне приходит в голову безумная светлая мысль — что березы вновь оживут, когда русский воин достигнет Победы. Когда тяжким ратным трудом, терпеливым умением, кровавой работой и жертвами наше войско одолеет врага — и война вновь скроется в толще, до конца никогда не угаснув. Быть может, тогда оскорбленные павшие воины простят нас и дадут вновь живительный сок иссохшим корням. И русская береза, белая и чистая, словно невеста, зазеленеет новой весной, и свесятся вниз ее украшенья-сережки. И зашумит яркой кроной оттаявшая, ожившая после долгой зимы русская душа.

P. S. Зачаток сегодняшней кровавой страды — там, в эпохе великой смуты, великого отступления и предательства. Тогда выпустили на волю бандеровских бесов. Тогда Россия сложила оружие и сама оттолкнула окраины. Тогда их взял под опеку наш враг, жадно потирающий руки.

Сейчас созидается искупление. Его орудие — наш русский, татарский, чеченский, якутский, и так десятки народов — солдат. Давайте помолимся за него, кто как умеет. Давайте поможем в тылу. Правда за нами. А перед нами — Победа. Нужно дойти.