Мариуполь: изувечен, но не повержен
Окончание. Начало в № 498
Тем временем пал гарнизон завода Ильича. Старые запасы еды, круп и консервов начали заканчиваться, благо, что они вообще у нас были в большом количестве: старая привычка делать стратегические запасы продуктов на черный день.
С водой также сложно, нужно идти на колодец. До колодца идти километра полтора. Вроде не так уж далеко, но по совсем недавнему опыту ― страшно. Но надо было рисковать, поэтому пошли ― и успешно вернулись. Ничего страшного не случилось, а взрывы где-то вдалеке, да, крайне неприятны, но не опасны. В другой раз на обратном пути встретили донецкий патруль, шедший навстречу. Разговорились, пошутили, пожелали друг другу здоровья и с искренними улыбками разошлись, ― это при том, что военные всё равно вызывают опасения.
С питьевой водой разобрались. Использовать ее в качестве технической иногда было необходимостью. О большой стирке и душе могли только мечтать. Но по-прежнему остался вопрос с едой, а магазины разграблены подчистую.
У кого уцелел личный транспорт, уже ездили в соседние Сартану и Талаковку за продуктами: чем дальше, тем дешевле. Тут возникла целая проблема организационного плана: кому нужно делать пропуск для поездок за пределы города, кому нет. Выведав, что если ты не на автомобиле, то пока можно без этого всего, однажды я тоже напросился к знакомым, и 29 апреля мы все вместе поехали на велосипедах в Талаковку. И хотя после 22 февраля я не ездил больше двух месяцев, а питались крайне экономно, поскольку не знали, сколько еще это продлится, физическую форму худо-бедно сохранил. Больше всего меня волновали осколки стекол и снарядов: порежу резину ― велосипед выйдет из строя, причем на неизвестный срок.
На блокпосту намекнули, что скоро без фильтрации пропускать перестанут. Оно и понятно: город долгое время находился под украинской оккупацией, в нем заправлял «Азов»*, с младых лет взращивая себе «достойную смену». Да и немало украинских военных и служащих СБУ могли попросту «уйти с радаров», поэтому выпускать всех подряд без тщательной проверки личности и связей равносильно тому, чтобы дать «коричневой чуме» волю. Иное дело, что мест, где можно пройти эту проверку, весьма немного, и в очереди на нее можно простоять несколько дней. Люди хорошо понимают, что это создает неудобства, особенно для тех, у кого нет своего транспорта или кому не на кого оставить жилище, чтобы его не разграбили, ― но и цену ошибки тоже осознают.
Как раз 29 апреля в Талаковке восстановили электричество. Поселок почти не пострадал: его активно эвакуировали в Мариуполь, боевых действий там почти не было. В магазинах очереди. Перебранки: «Понаехали тут!..» Крайне досадно такое слышать от тех, кто не пережил даже толики того, что досталось нам! Не от хорошей жизни мы приехали сюда за продуктами!
На обратном пути, оторвавшись от остальных (разница в физподготовке никуда не пропала, а катить медленно мне неудобно), заехал на памятник погибшим при освобождении Талаковки от немецких захватчиков, расположенный недалеко от дороги.
Велодень на этом не закончился: повстречал своих старых приятелей из среды увлеченных велосипедистов, от которых узнал немало новостей. Одна из них опечалила тем, что подтвердила предположение: раз уж ВСУ не выпускали никого из города, то не выпускали и лояльных к ним, пуля могла достаться любому, причем независимо от политических взглядов.
И вот «за окошком месяц май». Все, кого миновал театр анатомический, угодили в театр бюрократический. Списки, списки, списки. Заявления на то, другое, третье.
Улочка наша маленькая, осталось всего семь дворов, а организоваться не можем. Немало тому причин, включая личности отдельных соседей. Прежде всего, нас так или иначе, здесь или там обманывали: с 2014 года лишь крепче, чем с 1990 года (если не раньше), что сформировало среду общего недоверия. (Последние восемь лет откровенность была так и вовсе опасна для жизни.) Недоверие это, ставшее частью менталитета наряду с «хатаскрайничеством» и прочими проявлениями самости, очень трудно будет вывести только лишь внутренним усилием самого сообщества: правители-то меняются, а жители на местах остаются те же, привыкшие к прежнему укладу и научившиеся в нем выживать и чего-то добиваться. Когда всех всё устраивает, всё остается как прежде. От овса кони не рыщут, и от добра добра не ищут, ― так гласит полный вариант пословицы. Но правы и иные слова: помочь человеку (и обществу) без его на то соизволения ― нельзя. Такая вот диалектика!
Как же вызвать желание перемен? Продемонстрировать примеры лучшего устройства общества, вызвать доверие людей внутри себя, между собой и между народом и властью. Чрезмерная бюрократизация, постоянная необоснованная перемена правил вызывают ощущение, что по-прежнему «не бумажка для человека, а человек для бумажки». Это способно повлечь за собой отторжение всего нового, даже светлого; за этими сухими деревьями перестает быть виден живой, благоухающий жизнью лес. Всякое доверие крайне легко потерять, но не всегда возможно вернуть, ― это игра с ненулевой суммой, в особенности когда значительное число жителей в лучшем случае ультраскептики (а есть еще затаившиеся противники, коих не так мало, как хотелось бы), не верящие ничему, кроме дел, выполненных не ради одной только заметки в газете, а на совесть, словно делаешь это для самого себя.
Но, невзирая на все трудности, проявившиеся и еще скрытые, город возрождается. Нам во многом удалось сохранить Память, и вот тому свидетельства.
На площади Воинов-Освободителей установили скульптуру бабушки со знаменем Победы. Статуя временная, ее должны были забрать 16 мая, но она стоит до сих пор на этом же самом месте.
Тут уместно будет упомянуть следующее. Памятникам советской эпохи в Мариуполе перепадало несколько сильнее, чем в соседних населенных пунктах, что само собой разумеется, если понимать, кто рулил городом. То, что они сохранились даже без полной своей атрибутики, само по себе чудо, но то, что увидел в поселках вокруг Мариуполя, с точки зрения декоммунизаторов как бы вообще непростительно, но — факт.
Середина мая. «Азовсталь» еще огрызался. Однажды даже прилетело в район пункта выдачи гуманитарной помощи на 232-м квартале (начавшего работать в апреле, на месяц позднее, чем на Курчатова), но случился перелет: угодили в девятиэтажку. Ночами из окон в сторону комбината были видны «лампы» осветительных снарядов: блокада окопавшегося там гарнизона шла днем и ночью, били артиллерией и авиацией. От мощных, хотя и дальних разрывов дрожал воздух, посвистывая в щелях между кусками пенопласта, вставленными в рамы вместо стеклопакетов.
Изрядно побитый морской порт расчищался от мин и готовился принимать и отправлять первые грузы.
Город всё еще убирали от мусора, на дорогах было полно осколков, но на велосипедах ездил всё активнее: физическую форму требуется постоянно поддерживать, тем более что я веломарафонец. Несколько раз навестил печально известный Драмтеатр. По газонам было нельзя ходить даже зеленстроевцам. Старший из них поведал: могли быть взрывоопасные «сюрпризы», а сами они работают под роспись.
Окрестности театра тоже удручали. Но старинные дома со шпилями пострадали сравнительно слабо.
По поводу того, была ли на Драмтеатр сброшена бомба, жители соседних домов утверждают обратное. По словам одного из жителей, квартира которого как раз смотрела в ту сторону, людей собрали под предлогом выдачи гуманитарной помощи от украинской армии. Но затем начался обстрел, и людей начали заводить внутрь здания. Несколько человек заподозрили что-то неладное и пытались скрыться, но это было пресечено выстрелами в спину. Еще через несколько минут из театра выбежало несколько людей в военной форме, а затем раздался мощный взрыв. В небе при этом не было никакой авиации.
Когда расчистили дорогу на Слободке, рискнул по ней проехаться. Район площади Освобождения (в обиходе ― ДОСААФ; это местное название декоммунизировать, вычеркнуть из памяти мариупольцев так и не смогли) еще хранил остатки недавних уличных боев.
Обновленный в прошлом году пирс, ставший смотровой, уходящей до полутора кабельтовых от берега, почти не получил повреждений. Каким-то образом не пошло на дрова ужасно расстроенное от жизни такой пианино. Далеко не всем пианино настолько повезло.
В целом, я не люблю снимать военную технику, а тем паче людей при исполнении служебного долга: хотя бы потому, что не хочу ставить под угрозу безопасность их жизни. Но один кадр таки сделал: память о событиях не должна растаять бесследно.
Кто-то аккуратно выбросил военную форму украинского образца и положил ее рядом со школой. Кто оставил? Где сейчас ходит? Что сделал он в этой форме, что делает теперь, чего от него ожидать впредь?
Тем временем с 16 мая ни с того ни с сего из-за северных окраин города перестали стрелять орудия. Надолго ли? Почему? Слушаем радио: из «Азовстали» вышли гражданские, затем начал сдаваться военный гарнизон. 21 мая ― finita la tragedia! Мариуполь выжил!
Начало мирной жизни
По окончании активных боевых действий в Мариуполе город представлял собой печальное зрелище. Разрушено почти 80% зданий и сооружений, каждый десятый дом восстановлению уже не подлежит. Не работает коммунальный транспорт, электро-, газо- и водоснабжение. Кое-как заработала сотовая связь; интернет, у кого он есть, так и вовсе «чихает и кашляет». Торговля ведется с машин; очень много перекупщиков, которых иногда приструнивали патрули. Иногда даже жалеем, что патрулей не стало: цены подчас загибают такие, словно мы здесь зарабатываем миллионы, тогда как все производства уничтожены, а представители IT-сферы, если таковые остались, не могут работать, пока нет электричества и интернета.
Мариуполь сильно постарел с точки зрения демографии. Остались во многом те, кто не мог и кому некуда было уезжать, а это в основном пенсионеры, инвалиды и досматривающие за ними, а также те, кто принципиально с Мариуполем в своем сердце.
Нелегко пришлось и подрастающему поколению. Трудно себе представить, как они всё это пережили, что из этого пронесут в своей памяти до преклонных лет, как станут интерпретировать минувшие события. А сколько всего их еще ожидает уже в совсем скором будущем! Прежде всего это изменения в учебной программе, и это проблема не только детей и преподавателей, но даже в большей мере родителей. Один из аспектов заключается как раз в том, чтобы вытравить из школы нацистскую и милитаристскую «пропитку», что будет крайне затруднено, если родители ― ее идейные приверженцы и последователи.
Да и самим школам перепало. Во многих из них были размещены войска киевского режима, а рядом с ними во дворах стояло тяжелое вооружение вплоть до танков и крупнокалиберных орудий. По информации федеральных СМИ, в школе № 34 удерживали заложников, но проверить это своими глазами в марте было, разумеется, крайне затруднительно. В 24-ю школу, расположенную недалеко от дома, случилось три прилета; металлургический колледж (бывшее ПТУ-99) во время освобождения Мариуполя занимали украинские войска, устроив там склад боеприпасов, а в жилой высотке рядом — наблюдательный пункт и позицию для снайперов.
У меня уже была сотовая связь, и вот мне позвонили: намечается первое в новой истории Мариуполя спортивное мероприятие, которое произойдет 1 июня.
День защиты детей — так назывался этот день во времена моего детства. Школа № 65 принимала детский чемпионат по футболу. Были выставлены восемь команд из девяти уцелевших школ, одна из команд была сборной двух школ: № 4 и № 34.
Любопытство брало свое. Какие дороги остались на левый берег? Однажды решил поглядеть. Так называемый Пост-мост остался без пролета над Кальмиусом, а старый «горбатый мост», помнивший еще ноги и руки немецких военнопленных, строивших его и ведущую к нему брусчатку, был уничтожен полностью, равно как и все надземные переходы на «Азовсталь».
Тем временем лето продолжало набирать свою силу и красоту. В противостоянии Жизни и Смерти последняя отступила. Но жатва ее была очень велика. Поневоле приходишь к бывшей очевидной для немногих мысли, что на зыбучих песках могут устоять только воздушные замки. Впрочем… Нет, и они не могут.
Долго боялся посещать автовокзал: очень много осколков под колесами. Но однажды заехал. Школа напротив ― ее больше нет.
Но и соседним домам не повезло.
По 12-этажке, покосившейся из-за проблем с фундаментом, поэтому выселенной много лет назад и получившей прозвище «Пизанка», мы в свое время лазили, этот дом я хорошо знаю изнутри, даже фотографировал оттуда город. В прошлом году узнал, что лестницу на второй этаж разобрали, но «защитники Украины» в Пизанке наверняка присутствовали. Как они туда залезли?
Конец июня. На пляжах всё еще малолюдно. Люди остерегались отдыхать на море. Впрочем, правильно делали, да и бюрократический театр никто не отменял, так что некогда популярный пляж на Песчаном пустовал вообще почти всё лето: прибрежная акватория была заминирована через каждые десять-пятнадцать метров, из-за чего погибли два человека, один из которых — ребенок. Сейчас и там тоже чисто, но осторожность пока еще превыше всего: слишком высока цена ошибки. Собственно, мало народа также и по более простой причине: по оценкам, население города уменьшилось до двухсот с небольшим тысяч человек.
А 13 августа отмечался День физкультуры и спорта. Основные мероприятия проводились в центре города, в спорткомплексе «Ильичевец», которому тоже перепало, пока были бои за «Азовсталь». Я же поехал на Левый берег, в сквер «Веселка» («Радуга»). По поводу топонимики у горожан различные мнения. Очень многие, не желая в чем-либо уподобляться украинизаторам, хотели бы сохранить скверу именно украинское название, впрочем, не отрицая русский перевод. Однако есть и те, у кого насильственное насаждение «мовы» теперь вызывает отторжение от всякого ее упоминания. Как же быть?..
Людей в сквере немного: в прежние времена даже в будние дни было намного больше. Отсюда до ближайших проходных «Азовстали» километр-полтора, мир и тишина пришли сюда позднее всех остальных районов города.
В городе существовало несколько конных клубов. С одним из них даже был знаком. Иногда в голове всплывал вопрос: что с ними, уцелели ли? И вот, мониторя Telegram, получаю известие: «Асвашани» выжили и 6 августа организовывают день открытых дверей.
Одиннадцать лошадей в прямом смысле слова прошлись копытами по осколкам войны. В этом отношении людям намного проще: мы хотя бы понимаем, что происходит и почему, но поди объясни это животным, в особенности таким пугливым, как лошади. Было попадание в крышу конюшни ― ранило одного жеребца, едва не перебило спину; четыре лошади от взрыва оглохли, но у трех из них слух уже вернулся. Вороной Кордон всё еще контужен, хотя вроде есть признаки, что тоже слышит. Крыша по-прежнему боится ливня и ветра, и трудно представить, каково будет зимой. Некоторые лошадки настолько истощали, что трудно признать в бедняжке Весте, в роду у которой были тяжеловозы, их потомка: кожа да кости. Владелица конюшни, Диана Краевая, не без радости заметила, что наконец-то Веста начала поправляться.
По-прежнему очень сложно с кормом и прогулками: в городе уничтожено производство, денег у людей не хватает даже на то, чтобы залатать к зиме повреждения своего жилья, так что зарабатывать клубу крайне сложно (равно как любому, занятому в сфере услуг), а поля и лужайки могут хранить столь надоевшие всем «сюрпризы» вроде неразорвавшихся мин и снарядов, которые до сих пор обнаруживают то тут, то там.
Теперь представили, как отреагировали лошади на такое лакомство, как морковка? Нет? Это был просто праздник жизни какой-то! Два братца пони чуть не отжали у меня фотоаппарат. Их папе, по кличке Снежок, двадцать пять лет, он самый старший на конюшне. Один из коней, Вавилон, постоянно бил копытом то в пол, то в дверь: требовал к себе внимания… И морковку, разумеется.
На помощь лошадкам пришли волонтеры из России. Скоро у них будет корм. И с нетерпением ждут они, когда разминируют их любимую лужайку.
Общаясь в чате клуба, кто-то подметил: что-то, мол, я недолюбливаю род человеческий. Мой ответ не заставил долго ждать: «Сколько войн на планете развязали люди, а сколько кони?»
Город-феникс: радости и трудности
Мариуполь, пусть медленно ― медленнее, чем хотим, ― но восстанавливается. Расчистилось большинство дорог, началось восстановление коммуникаци
Начались стройки. Даже у скептиков округлились глаза от таких масштабов, хотя они так и продолжают быть скептиками. Каждый день в Мариуполь из России прибывают бетонные панели и даже готовые модули, окна для новых домов и прочие строительные материалы. И вот за неполных два месяца одна из строек, которые ведет «Военно-строительный комплекс», стала выглядеть так. Насколько мне известно (участвовал в обсуждении вопросов, связанных с восстановлением Мариуполя), первыми поселят тех, у кого в результате боевых действий жилье было уничтожено и кому некуда идти.
Почему-то совсем без внимания остаются труженики агропромышленного сектора. Это совершенно неправильно. Их героическая самоотверженность, тем более в наше крайне непростое время, позволяет надеяться, что зиму проживем с хлебом на столе. Воздадим же этим людям должную славу!
Разумеется, у Мариуполя есть и свои трудности, многие из которых уже были упомянуты. Прежде всего, это город, в котором киевский режим под чутким руководством своих англо-американских хозяев устроил гуманитарную катастрофу, практически уничтожив инфраструктуру и градообразующие предприятия, обеспечивавшие работой десятки тысяч людей. Не видя перспектив для себя, город покинула значительная часть высококвалифицированных кадров в следующих отраслях: металлургии, машиностроении, информационных технологиях, сферы услуг. Восполнить это будет крайне трудно, что обнаружилось уже сейчас.
Заниматься тяжелым физическим трудом без возможности элементарно помыться (водоснабжение пока не везде регулярное), без времени на приготовление пищи каждый день до работы и после нее (ведь газоснабжение только начинает появляться, да и холодильник без электричества не работает) способны далеко не все. Если же у человека имеются серьезные ограничения по здоровью, таким приходится выбирать: либо сохранить здоровье, но ничего не зарабатывать, при этом имея все шансы прослыть тунеядцем, либо безвозвратно убить организм, опять же ничего не принося в семью. Выбор, однако, невелик. Но и рабочих рук тоже не хватает.
Грядет осень, дни становятся всё короче, а электричество вернулось еще не везде. Те же, кто нуждается в стационарном интернете, в том числе муниципальные и коммунальные службы, а также райотделы внутренних дел, его подчас также не имеют, что создает трудности горожанам: от необходимости выжидать в длинных очередях до неразберихи и необходимости подачи заявок повторно. А есть еще школьники. Как им готовить уроки? А если вдруг удаленная форма обучения, тогда как?
Больше всего мариупольцев напрягает чрезмерная, на их взгляд, бюрократизация процессов и постоянное изменение правил в сторону ужесточения. Не исключено, что это происходит именно на местах, что требует усиления контроля за исполнительным звеном.
Все прекрасно понимают, что комиссиям по разрушениям, равно как всем ремонтным службам города, работы очень много, но людям трудно понять, почему существуют отдельно комиссия по частному сектору и отдельно по многоквартирным зданиям и почему, если есть многоквартирный дом на улице с преобладающей одноэтажной застройкой, не проверить сразу же и его. А после комиссии нужно подавать новые заявления, которые снова будут рассматриваться неопределенно долго.
Бывают даже случаи, когда «теряют» целые дома или даже улицы. Адрес вроде есть, прописка у жителей есть, а найти объект не могут, в итоге не рассматриваются заявки на оценку повреждений. Длится это месяцы, а ведь за это время можно было устранить даже средние повреждения и вывезти накопившийся за полгода мусор, как строительный, так и бытовой.
Вот и задают мариупольцы всё чаще совсем не праздный вопрос: а точно ли поспеем к холодам? Сказать неправду, не выполнить данное народу обещание, когда существует острый спрос не на обещания, а на их выполнение, ― смерти подобно. Ведь следует помнить: далеко не всегда можно вернуть утраченное прежде доверие, ой как не всегда.
Еще одна больная тема ― цены на привозимые продукты и товары. Не будет большим отклонением от того, что часто слышу на улице, если скажу то, что произносится разве что с горькой досадой: «Мы что тут, миллионы получаем?» «Пытаетесь разжиться на тех, кто в беде?» «Когда же вам хватит?»
Каждая из этих трудностей, а также и многие другие, льет воду на мельницу русофобов всех мастей, и следует отдавать себе отчет, что в городе такие есть, причем больше, чем хотелось бы. Повторюсь: за восемь лет психологическая обработка молодежи на подконтрольной Киеву территории во многом удалась.
Так, может, пора сломать эту косность? Воспрянуть духом? Восстать из праха и возродиться, словно птица феникс? Помощь уже пришла. Наш ход, Мариуполь!
* — Организация, деятельность которой запрещена в РФ.
