Кургинян: Запад слабеет — достаточно ли этого для русской победы?
«Предназначение». Выпуск № 5. 18 августа 2022 года
Вы наблюдаете за событием, представляющимся вам достаточно существенным. И наверняка вы не просто дадите этому событию ту или иную оценку. Вы еще и попытаетесь разобраться с тем, что породило это событие. Разобравшись с этим при помощи тех или иных имеющихся в вашем распоряжении средств понимания происходящего, вы попытаетесь представить себе, что же еще может породить то, что породило заинтересовавшее вас событие. И в какие связи вступят следствия, порожденные определенной фундаментальной причиной.
Скорее всего, я делаю глубокую ошибку, вменяя всем подход, согласно которому надо, увидев нечто, найти причину, по отношению к которой нечто выступает в качестве следствия. А найдя причину, еще и задаться вопросом о других возможных следствиях, порождаемых этой причиной. А также о том, как эти следствия могут быть связаны между собой, и так далее.
Скорее всего, наш рядовой соотечественник отреагирует на нечто, заинтересовавшее его, совсем иначе. То есть просто даст увиденному ту или иную оценку, назовет это «фигней», «хренью». Или, при диаметрально противоположном отношении, даст увиденному диаметрально противоположную, но столь же емкую и краткую характеристику.
Но так кратко и незатейливо нормальный человек реагирует на то, что не оказывает сегодня катастрофического воздействия на его жизнь. Или не грозит оказать такое воздействие завтра.
Вооруженный конфликт на Украине колоссален по своему масштабу. Уже не раз говорил и повторяю еще раз, что в Европе в период после Второй мировой войны не было ничего, хоть близко напоминающего происходящее у нас на глазах.
То есть в этот период никогда не воевали миллионы людей (а дело уже приближается к этому) на очень насыщенной промышленными объектами европейской территории.
Никогда они не воевали с использованием почти всего арсенала имеющихся в распоряжении современного человечества видов конвенционального оружия.
Никогда не говорилось так часто и сурово о возможности перехода в этом конфликте к использованию иных, неконвенциональных, видов оружия.
Никогда глобальными силами, как их ни назови (США, Запад, глубинное государство), не придавалось такого глобального значения происходящему конфликту. То есть не говорилось напрямую: «Воюют не русские с украинцами. Мы воюем с русскими. И эту войну мы проиграть не можем. Во Вьетнаме могли проиграть в эпоху борьбы с СССР, а здесь проиграть не можем, а значит, будем делать всё для нашей победы. Да, именно нашей, а не украинской».
Можно было бы подробнее обсудить, почему такое значение придается происходящему на Украине. Но в этой передаче я обращу внимание только на самое очевидное.
Запад ощущает — возможно, впервые за всю мировую историю, — что объективные процессы подтачивают его мировое лидерство. Что слишком быстро растут азиатские экономики — не только китайская, но и индийская. Что будут расти и другие азиатские экономики. Что трудиться западный человек так, как трудятся миллиарды китайцев, индийцев, вьетнамцев, корейцев и так далее, уже не может. И что то, чем Запад располагает в качестве средства устрашения оставшейся части человечества, сводится фактически к одному: к тому, что Запад разгромил в холодной войне аж такую сверхдержаву, как СССР, и что после этого рыпаться всем другим державам бессмысленно, потому что они заведомо слабее. А значит, будут разгромлены еще быстрее, чем СССР.
Продемонстрировано это было на Югославии, Ираке, странах Северной Африки. Но эти демонстрации, во-первых, оказались недостаточно убедительны. Потому что Запад ушел не только из Ирака, но и из Афганистана. А на Балканах творится невесть что, и нет этому конца.
А во-вторых, все понимают, что не слишком крупные страны, не имеющие ядерного потенциала, и впрямь могут оказаться предельно зависимыми от США. Но что есть ведь и другие страны. И вот тут США очень важно сказать остальному миру:
«Да, они есть. Россия есть. Есть какой-то европейский потенциал. Разумеется, есть Китай, Индия. Но это всё мы держим мертвой хваткой за горло. Так что население земного шара не должно выходить из состояния полной подчиненности нашей западной воле. А любой праздник непослушания будет нами беспощадно подавлен. Да он и невозможен, такой праздник непослушания. Потому что мы умеем приводить элиты и народы в состояние предельного послушания. А потому и элиты, и народы из этого состояния просто не могут выйти. Они и помыслить не могут о непослушании, потому что в их мозги мы встроили программу абсолютного послушания нам».
Вера в то, что США всё схватили за горло и держат в состоянии абсолютного послушания, а значит, рыпаться абсолютно бессмысленно, становится главным капиталом США в условиях роста азиатских экономик, нарастания конфликтов внутри США, в условиях очевидного вхождения американской империи в стадию упадка, в чем-то сходную с тем упадком, который привел к краху древней Римской империи.
Источником такой веры в то, что всё схвачено и поэтому никто не рыпнется, является, конечно же, то, что США называют своей победой в холодной войне и своим окончательным порабощением всех постсоветских государств, включая Российскую Федерацию. Эта вера продолжает оставаться главным нематериальным активом у США.
И вдруг Российская Федерация организует праздник непослушания, демонстрирует миру, что США не держат ее за горло мертвой хваткой. И начинает осуществлять на Украине свою спецоперацию, не проваливаясь сходу в этой беспрецедентно дерзкой затее.
Дать Российской Федерации возможность успеха для США означает расписаться в том, что у них не всё схвачено. А если в этом расписаться, то последствия могут оказаться абсолютно сокрушительными. Более сокрушительными, чем после проигрыша во Вьетнаме.
Кроме того, весь западный политический класс твердо убежден в том, что если Украина будет Россией потеряна полностью и навсегда, то восстановление России как империи невозможно. А существовать как национальное государство Россия в ХХI веке не сможет. И что, напротив, если Россия вернет себе Украину, то она станет империей со всеми вытекающими последствиями. И тогда придется пересматривать все перспективы глобального мироустройства не только в ХХI, но и в последующих столетиях.
Вот почему Украину США и все американские сателлиты поддерживают именно исступленно, как никогда ранее не поддерживалась одна сторона того или иного военного конфликта — индо-пакистанского, иракско-иранского и так далее.
Наш рядовой соотечественник не может не ощущать всего этого. Возможно, он это ощущает не так, как профессиональный аналитик. Но он же это ощущает. У многих есть родственники или знакомые, участвующие в конфликте.
Конфликт порождает не только жертвы среди участников. Он порождает жертвы среди мирного населения. Его природу и перспективы пытаются понять многочисленные беженцы. Время от времени конфликт задевает уже территорию Российской Федерации.
Может ли всё это иметь место, может ли всё это очевидным образом нарастать при полном безразличии граждан, вовлеченных в происходящее, к тому, что породило данную событийность, и что способно породить событийность еще более напряженную?
Могут ли все граждане никоим образом не задуматься о причине происходящего и ограничиться только краткими выразительными реакциями на сообщаемую им информацию?
Мне кажется, что этого не может быть. То есть я убежден, что кто-то и ограничится такими реакциями, и что, возможно, таких большинство. Но какой-то контингент, причем не слишком малочисленный, будет пытаться разбираться в происходящем. И долг профессиональных аналитиков заключается в том, чтобы оказывать большее или меньшее содействие такому поиску смысла в том, что происходит. Смысл этот ты не можешь и не должен навязывать. Но добывать его для других — твой профессиональный долг. Уклонение от выполнения которого и безнравственно, и несовместимо с профессией аналитика.
Отдавая себе отчет в неслыханной остроте текущего момента, я сразу же после начала спецоперации отказался от обсуждения тех неизбежных ошибок, которые порождены самим неслыханно дерзким начинанием, именуемым спецоперацией. И которые ничего не меняют в стратегической оценке этой самой спецоперации.
Но при этом я сразу же сказал, что спецоперация будет очень долгой и очень трудной.
Почему я сразу же стал на этом настаивать, вызывая изумление очень многих наших охранителей? Потому что, в отличие от этих охранителей, я никогда не относился ко всем позитивным сдвигам, и впрямь произошедшим после так называемых «лихих девяностых», как к коренному перелому.
Что же касается охранителей, то они уже более 20 лет восхваляют произошедшее после конца «лихих девяностых» именно как коренной перелом. В среде охранителей очень популярной вплоть до последнего времени являлась оценка, согласно которой «теперь-то, после этих самых „лихих девяностых“, у нас всё в шоколаде». От кого только я не слышал про этот «шоколад» в течение двух последних десятилетий. В кремлевских кабинетах говорилось об этом очень страстно и с непоколебимой уверенностью. И во многих других высоких кабинетах говорилось то же самое.
Если некто и впрямь считает, что в постъельцинский период сложилась эта самая «шоколадная» ситуация, что «шоколадом» является и состояние дел в экономике, и новая социальная реальность, и новое состояние наших Вооруженных сил, то этот некто был просто обязан, исходя из такой своей «шоколадной» оценки, настаивать на том, что спецоперация на Украине будет быстрой и триумфальной.
Но я-то, в отличие от такого коллективного «некто», постоянно бил тревогу по поводу слишком оптимистического «шоколадного» отношения к постъельцинской реальности. Я в течение всего постъельцинского периода с предельной откровенностью говорил о том, что регрессивные процессы, запущенные Ельциным в «лихие девяностые», — внимание! — были не переломлены, а сдержаны. И что нельзя путать такое спасительное сдерживание регресса с полноценным стратегическим переломом, в ходе которого регрессивность не сдерживается, а полностью преодолевается.
Я настаиваю на том, что никакого «шоколадного» благополучия, то есть полноценного преодоления регресса, нет и в помине. Что его нет ни в том, что касается нашей мирной жизни, ни в том, что касается боеспособности наших Вооруженных сил.
И что, в отличие от нас, совсем неблагополучная Украина, состояние дел в которой неизмеримо хуже, чем у нас, и чьи возможности по определению меньше наших, обладает по отношению к нам одним — темным, мерзкопакостным, но существенным — преимуществом. Украина сумела, в отличие от нас, осуществить идеологическую мобилизацию своего населения. А мы эту мобилизацию осуществить и не захотели, и не смогли.
Украина же смогла задействовать для чудовищной идеологической мобилизации своего населения имевшийся у нее огромный по украинским меркам бандеровский нацистский актив.
В этот актив, способный дуть в одну бандеровскую дуду, на Украине входит до миллиона идеологически мотивированных бандеровцев и необандеровцев. Повторяю, миллион действительно убежденных русофобов, неонацистов, поклоняющихся Бандере и его приспешникам, — это огромная темная сила.
Население России в четыре раза больше, чем население Украины. Но у нас нет и десятой части мировоззренчески однородного и достаточно буйного актива, который готов промывать мозги населению, способен осуществлять такую промывку и имеет на это карт-бланш как от своего государства, так и от благословившего эту пакость Запада.
«Не пренебрегайте возможностями такого мерзкопакостного актива», — говорил я тем, кто считает, что всё на свете сводится к простейшей материальной заинтересованности.
«Преступная идея, овладев украинскими массами с благословения преступного государства, — говорил я нашим ультрапрагматикам, — обязательно станет серьезной материальной силой».
У гитлеровского людоедского актива на овладение немецкими массами было всего лишь восемь лет. Я имею в виду период от прихода к власти нацистов в 1933 году до начала Великой Отечественной войны. Но те же восемь лет, если за начало периода исступленной промывки мозгов украинского населения брать 2014 год, были и у бандеровской сволочи.
Но разве в предыдущие двадцать с лишним лет бандеровцы не занимались тем же самым при содействии всех государственных руководителей Украины, в том числе и господина Януковича?
«Ну так и зачем, — говорил я оптимистически настроенным российским прагматикам, — так уж потешаться по поводу того, что „древние укры вырыли Черное море“? Тут, извините, не до потехи. Мощному и сплоченному нацистско-бандеровскому активу удалось при содействии украинской власти и Запада превратить очень и очень многих граждан Украины в ненавистников так называемого москальства, готовых воевать с теми, кто ранее считался братским русским народом, а после промывки мозгов оказался смертельным врагом, которого надо беспощадно истреблять во славу бандеровской, то есть нацистской, антирусской идеи. Идеи, фактически превращенной при таком массированном промывании мозгов из маргинального бреда в накаленную общенациональную идеологию».
Ведь превратилась же в Германии в итоге гитлеровского восьмилетнего идеологического штурма и натиска поганая нацистская идейка в идею, по сути своей крайне близкую к общенемецкой. И ради бога, не надо, отрицая очевидность, приводить в качестве контрпримера, опровергающего несомненность такого превращения, немцев-антифашистов. Много ли их было и много ли они наработали?
Огромное число немцев сражалось в Берлине в мае 1945-го во славу любимого Адольфа Гитлера. Ну так нечто сходное будет иметь место и в случае настоящей, а вовсе не придуманной Кремлем, бандеризации, то есть нацификации Украины.
Эта преступная нацификация достаточно крупного и крайне неблагополучного европейского государства осуществлялась не просто при одобрении США и других стран НАТО, а при очень активном их содействии последовательной бандеровской нацификации такого крупного европейского государства, каким являлась Украина.
Без этого активного содействия нынешняя пробандеровская, пронацистская мобилизация Украины была бы невозможна. А готовность содействовать такому изменению сознания народа крупной европейской страны говорит о многом.
Европейские политики сейчас отпускают шутки по поводу необходимости пересмотреть отношение к Гитлеру, поскольку тот был хорош тем, что пошел войной на русских, а это сейчас главное. Но это пока что отпускаются подобные шутки. Пройдет еще немного времени, и западная идеология будет всерьез переведена на эти рельсы. И, уверяю вас, такой перевод будет поддержан существенной частью западного населения.
Итак, с одной стороны, я задолго до начала спецоперации понимал все слабые стороны российской действительности.
Понимал я и то, что это не могло не сказаться на состоянии Вооруженных сил, а также общества в целом.
Понимал я и то, что Украина еще намного неблагополучнее России. Но что у нее есть одна омерзительная сильная сторона — эффективность массового насаждения чудовищной идеологии, осуществляемой с использованием огромного по украинским меркам и очень убежденного бандеровско-нацистского актива.
Понимание наших слабостей и украинских пакостных идеологических преимуществ породило мой прогноз развития спецоперации сразу же после того, как спецоперация началась. Я тогда, а не сейчас, сказал, что она будет очень и очень долгой. И что украинский режим не захочет сдаваться, ему не позволят сдаваться, его укрепят и дадут ему мобилизовать свое население в бандеровско-нацистском ключе. Это и происходит.
Всё, что меня при этом удивило, это героизм и эффективность нашего ограниченного контингента, осуществляющего спецоперацию. Конечно, речь идет о том, что этот героизм и эта эффективность всего лишь оказались несколько выше моих очень заниженных оценок. И что в пределах этого героизма и этой эффективности находится место самым разным негативам — как всегда сопровождающим любую крупную операцию, так и вытекающим из общей ситуации, которая, повторю еще раз, весьма далека от так называемой шоколадной.
Мне всегда было предельно отвратительно любое злопыхательство по поводу того, как именно проливают на войне кровь твои соотечественники. А в условиях, когда Запад уже отрекомендовал себя в качестве врага человечества, стремящегося воплотить в жизнь всё темное и антигуманистическое, что нес в себе на предыдущем этапе истории гитлеровский нацизм, я еще более чем когда-либо не приемлю подобного злопыхательства. Тем более что, повторю в очередной раз, эффективная героичность наших воинов оказалась выше, чем я предполагал.
Поэтому я приветствую деятельность российских регионов по набору добровольцев, готовых сражаться на Украине за безусловно правое дело. Эта деятельность оказалась не лишенной определенной эффективности. Несколько десятков тысяч добровольцев помогут нашему ограниченному контингенту добиться решения поставленных задач. Губернаторы, оказавшие содействие набору добровольцев, совершили достойное и очень важное дело.
Признавая всё это, я хочу спросить тех, кто смотрит эту передачу: а сколько всё-таки добровольцев набрано на сегодняшний момент?
В разных отечественных СМИ упоминаются фактические и ожидаемые числа добровольцев в том или ином регионе. Поскольку в основном приходится сталкиваться с информацией из отдельных регионов, то имеет смысл свести воедино эту разрозненную отечественную официальную или полуофициальную информацию. К сожалению, в открытом доступе нет информации из всех регионов. Но она есть из 25 регионов, включая Чечню.
По 25 регионам, включая Чечню, общее число добровольцев в самом оптимистическом сценарии, когда плановые цифры и ожидания региональных властей приняты за фактические, составляет 24,5 тысячи человек. Из них 19 000 — это новые батальоны Кадырова, о которых он отчитался 10 августа, 1 200 казаков с Кубани, 800 бойцов из Татарстана и так далее.
Если же ориентироваться только на фактическое наличие добровольцев, то есть на то, что объявлено таковым, то за вычетом Чечни остается 3,5 тысячи человек, а с Чечней — 22,5 тысячи.
Повторяю, я оперирую не какими-то своими цифрами, а отечественными более или менее авторитетными данными, опубликованными в наших открытых источниках. И это данные по 25 регионам.
Всего регионов в Российской Федерации 85. Значит, имеющиеся цифры можно умножить на 3,4. Это дает в оптимистическом варианте порядка 80 тысяч (83300).
А в фактическом — порядка 30 тысяч (умножая фактическую численность на поправочный коэффициент 3,4, я вывел за скобку цифру Кадырова, а потом прибавил ее к конечному результату).
Итак, крайне ориентировочная цифра добровольцев колеблется в диапазоне от 80 до 30 тысяч. Еще раз подчеркну, что цифра — крайне ориентировочная.
Предположим, что добровольцев будет собрано 50 тысяч. Это средняя цифра между ожидаемо-оптимистичным и фактическим числом добровольцев, полученная с использованием всё того же поправочного коэффициента 3,4.
Но даже если выполнится самый оптимистический прогноз, добровольцев будет… ну, пусть даже 100 тысяч… То есть их будет гораздо меньше, но предположим наилучшее.
Как надо относиться к этой цифре?
С одной стороны, надо отдать должное тем, кто сумел осуществить столь важное и значительное начинание. И сказать, что даже 30 000 — это крупная помощь нашим бойцам. А уж 80 000 — тем более.
А с другой стороны, лично я должен, категорически подчеркнув абсолютную субъективность моей позиции и ее сугубо частный характер, настаивать на том, что для перелома ситуации на Украине нужно не 30 и не 80 тысяч, а как минимум 300 тысяч добровольцев.
Судите сами. Наши доблестные войска примерно через 30 дней окончательно разберутся с украинскими войсками, обороняющими рубеж, маркируемый Артемовском, Соледаром и Северском.
То есть где-нибудь в сентябре они начнут разбираться с окопавшимися на главном оборонительном рубеже, маркируемом Краматорском, Славянском, Дружковкой, Константиновкой, Авдеевкой.
На этом рубеже, если, конечно, с него украинцы не отступят, в глухой обороне будет находиться 100-тысячный украинский контингент. То есть контингент, в 6–7 раз превышающий тот, который находился в Мариуполе.
Сколько времени понадобится, чтобы с ним разобраться? И что произойдет за это время?
Я постоянно настаиваю на том, что американцы и их сателлиты не остановятся ни перед какими подлостями и преступлениями с тем, чтобы не допустить нашей победы на Украине. Разве то, что вытворяется ими при нанесении ударов по Запорожской атомной электростанции, не подтверждает справедливость этого моего тезиса?
Вдумаемся, уже никто, кроме совсем обезумевшей части украинских бандеровцев, не говорит, что русские сами творят бесчинства на Запорожской АЭС. Говорится другое: «Ну творят украинцы эти бесчинства, и что? Они в своем праве. Их к этому русские вынуждают. Поэтому отвечать за катастрофу будут русские».
Этот заход — всего лишь слабая проба пера в том, что нам предстоит в дальнейшем.
Но предположим даже, что Запад утрется и даст нам очистить полностью Донбасс от бандеровцев. Что мы будем делать с Харьковом? Что наш противник осуществит в Приднестровье? В каком положении мы окажемся даже в случае, если успешно разберемся с одесско-николаевской и харьковской ситуацией к самому концу 2022 года?
Надеюсь, никаких иллюзий по поводу того, что бандеровский враг после этого сдастся или пойдет на мировую, ни у кого нет. Украине не дадут сдаться или пойти на мировую. Украинской элите это не нужно, Западу это не нужно.
Но даже если что-то фантастическое произойдет — что мы получим? Предельно враждебное государство, постоянно готовое снова воевать с нами и яростно вооружаемое Западом.
Только ли это мы получим в качестве перспективы? Что произойдет на наших южных границах, на Дальнем Востоке? Когда и как будут мобилизованы против государства прозападные слои нашего населения, никак не сводимые к тривиальной пятой колонне?
Если подобное представление о будущем достаточно реалистично, то нам насущно необходима на Украине хотя бы полумиллионная группировка, совсем иначе оснащенная и подготовленная к победе в судьбоносном конфликте с бандеровской Украиной.
Это дает мне право задать вопрос, почему всё-таки добровольцев оказалось в несколько раз меньше того, что требуется для приведения в минимальное соответствие численности нашего контингента, ограниченного в силу нашего нежелания проводить какую-либо мобилизацию на территории России, с численностью контингента противника, который провел уже несколько неистовых мобилизаций?
Главы регионов, региональные администрации делали всё для того, чтобы собрать добровольцев. И внесли серьезную лепту в победу на Украине. Но почему они внесли эту, а не другую лепту? При том что соотношение нашего ограниченного контингента и контингента, мобилизованного противником, — не тайна за семью печатями.
Отвечаю. Потому что мобилизовывать свое население должным образом, опираясь:
- на мощный, убежденный актив,
- на мобилизационную идеологию, которую этот актив доводит до сознания населения с помощью верящих в эту идеологию, убежденных и талантливых людей, воздействующих на общественное сознание,
существующая система не может. Да и не хочет.
Вот вам переход от факта — собрали столько-то добровольцев — к тому, что является причиной, породившей этот факт в качестве одного из следствий.
Так какова же эта причина, и сколько еще следствий она способна породить? В какие молекулы нашего бытия будут собираться атомы таких следствий? Во что соберутся сами молекулы?
Неужели это не волнует тех моих соотечественников, которые уже поняли масштабность следствий, порожденных нашей спецоперацией?
Причиной, в силу которой мы можем собрать гораздо меньше добровольцев, чем надобно, является созданный за 30 лет тип нашего постсоветского бытия.
Никоим образом не хочу восхвалять бытие позднесоветское. Но, конечно, решающий вклад в создание общества, не готового отвечать на тот экзистенциальный вызов, с которым оно уже сейчас столкнулось, сделан именно постсоветскими десятилетиями.
Каков же этот вызов? И почему я называю его экзистенциальным? И почему я настаиваю на том, что адекватный ответ на этот вызов невозможен при сохранении того общества, которое сформировалось за постсоветские годы?
Экзистенциальным этот вызов является потому, что Запад уже перестал скрывать свое стремление добить огрызающуюся «российскую гадину», то есть наше Отечество.
При этом «гадиной» Запад называет не только ненавистное ему государство.
Запад теперь с невозможной ранее откровенностью говорит о том, что ему ненавистно всё русское: русский народ, русская культура, русская ментальность. Словом, каждое слагаемое нашего бытия. И что его, Запада, цель теперь состоит не в исправлении, а в уничтожении всего этого.
Стремительно растет количество авторитетных западных суждений, в которых говорится, что победу Украины над Россией, завоеванную с помощью Запада, надо превратить в расчленение Российской Федерации и в создание на клочках ее разорванной территории различных гетто, население которых будет планомерно уничтожаться.
Ранее Запад утверждал, что такие намерения ему предписывают сумасшедшие русские конспирологи.
Теперь же высокостатусные представители самого Запада открыто признают, что Запад всерьез вознамерился осуществить по отношению к огрызающейся России нечто еще более беспощадное, чем гитлеровский план «Ост».
Запад не просто говорит об этом. Он подтверждает слова своих представителей конкретными действиями, призванными демонизировать не только Путина и антизападных патриотов, поддерживающих проведение спецоперации на Украине, но и Достоевского, Пушкина, Толстого, Чехова, Чайковского, то есть тех, кем ранее он лицемерно восхищался, говоря о своем восторженном отношении к загадочной русской душе, веками стремящейся по-своему постигать тайны человеческого существования.
Теперь Запад перестал скрывать, что ему ненавистна сама эта душа с ее мятежными попытками обретения своего пути, своего видения смысла человеческой жизни.
Запад теперь открыто настаивает на том, что всё это должно быть уничтожено.
И что такое уничтожение является для него лишь частью уничтожения чего-то большего — всей гуманистической установки, которая несовместима с формированием замысленного Западом глобального постгуманистического постчеловеческого концлагеря.
Того концлагеря, в котором будут стерты из памяти постлюдей все представления о свободе и человечности.
Коль скоро это так, а я приведу пример того, что это действительно так, то правомочно назвать учреждаемый Западом новый постгуманистический и постчеловеческий мир адом на земле.
Повторяю, Запад уже не скрывает своего стремления построить именно такой ад. По этому поводу с предельной откровенностью высказывается абсолютно респектабельный и достаточно авторитетный западный интеллектуал Юваль Харари, который является и экспертом Всемирного экономического форума, и советником Клауса Шваба.
Мне скажут, что это частное мнение. Согласен. Но слова господина Харари не породили какого-либо порицания со стороны западной элиты, умеющей жестко окорачивать тех, кто слишком распускает язык.
Так что же говорит господин Харари?
«В недалеком будущем, когда люди посмотрят назад, они будут помнить о том, что всё началось как раз с ковидного кризиса. Это и есть момент перехода на полную цифровизацию, когда абсолютно всё будет мониториться. Это момент согласия на тотальное отслеживание не только в тоталитарном обществе, но и в демократическом.
Самый важный момент наступит тогда, когда слежение за человеком будет не только внешним, но и подкожным. Пока мы еще ничего не видели. Сейчас происходит очень важный процесс в мире: мы «взламываем» людей. У нас есть возможность «взломать» человека, чтобы понять, что происходит у него внутри. Что движет вами. При этом самые важные данные — не о том, что вы читаете, покупаете или с кем встречаетесь, а что происходит внутри вас.
Позади нас две революции — революция компьютерной науки и революция в биологических науках. Они существовали отдельно друг от друга, но сейчас сливаются воедино. Они сливаются воедино в некий биометрический сенсор. Это вещь, это устройство, это технология, которая конвертирует биологические данные в цифровые. Эти данные будут обработаны компьютерами и дадут нам возможность мониторить людей под кожей.
Это переломный момент всей игры, потому что это ключ к лучшему пониманию людей даже больше, чем они сами себя понимают. Я часто привожу пример из своей личной жизни: я понял, что я гей, только когда мне был 21 год. И до сих пор думаю, когда мне было 15–16, как я мог это упустить? Что-то очень важное о себе я упустил.
А сегодня или через 5, или 10 лет, алгоритм Microsoft или Amazon или от правительства будет уже знать об этом, когда вам будет 12 или 13 лет. Они будут мониторить то, что происходит у вас в голове. Когда вы, например, видите мальчика или девочку, играющих на пляже, куда направлен ваш взгляд?
Это решающая революция и ковид играет критическую роль, потому что он убеждает людей легализовать тотальное биометрическое слежение».
В произведениях того самого Достоевского, которым Запад ранее восхищался и которого теперь он вносит в черный список, говорилось много такого, что только сейчас превращается из необязательных предвидений в несомненный факт.
В «Бобке» говорилось о том, как надо заголяться, погружаясь в смертную истому.
В «Братьях Карамазовых» — о том, что такое проект «Великий инквизитор», осуществляемый Западом на обломках христианства и гуманизма.
Повторяю, всё это говорилось в конце XIX века. И многими воспринималось как пророчество.
А кто-то называл это художественной выдумкой.
И вот теперь юноша бледный со взором горящим сообщает городу и миру такое, что не снилось ни кадаврам из «Бобка», ни Великому инквизитору. Он говорит об этом, как об уже случившемся факте. То есть озвучивает настоящий западный проект в той его части, где речь идет о судьбах человечества.
Ничуть не менее откровенно озвучивается и всё то, что касается судеб России. И вряд ли стоит отрывать одно от другого. Потому что случись с человечеством то, что описывает господин Харари, ни о какой России говорить не придется. И потому задолго до того, как будет всерьез осуществляться на практике болтовня господина Харари, Россия должна быть ликвидирована как основное препятствие на пути реализации этой болтовни. И об этом смачно говорят подельники господина Харари.
(Продолжение следует.)
