Мне представляется, что все эти химеры о всемогуществе части одного еврейского этноса, стремящейся противопоставить себя всему остальному и реализовать темный метафизический глобальный проект, не имеют отношения к реальности...

Судьба гуманизма в XXI столетии

Франсуа Шово. Аллегория Истории. XVII в.
Франсуа Шово. Аллегория Истории. XVII в.

Первая проблема состоит в том, что о Храме Соломона за прошедшие тысячелетия написано слишком много. Может быть, ни о чем на свете не написано так много. Даже просто ознакомиться со всем, что написано, можно лишь в случае, если ты решил посвятить себя разгадке тайн этого самого Храма Соломона.

А я совершенно не готов не только посвящать себя разгадке этих тайн, я не готов и к меньшему — к тому, чтобы тратить на это ознакомление сколько-нибудь значимое время, вводя тем самым это ознакомление в список всегда немногих предметов серьезного исследовательского интереса. Человеческая жизнь коротка, интересного очень много. И тайны Храма Соломона для меня лично не представляются столь интересными, чтобы я им посвятил не только всю жизнь, но и сколько-нибудь существенный ее кусок. При этом я знаю немалое число людей, готовых посвятить этой разгадке всю жизнь, причем среди этих людей есть умные и серьезные исследователи, знатоки древности, полиглоты.

Если бы я хотел заниматься разгадкой тайн Храма Соломона, я не занимался бы ни политологией, ни философией, ни театром, ни общественной деятельностью. Я учил бы древние языки, корпел над сочинениями, пытался бы отыскать новые рукописи. Словом, я жил бы совсем другой жизнью. Может быть, уединенность этой жизни и ее далекость от суетных забот здешнего мира и могла соблазнить меня, но не успела сделать это. Я уже, что называется, влип в другое и определенным образом выстроил свою жизнь. И в силу этого я во всем, что касается тайн Храма Соломона, не являюсь не только профессионалом (а такие профессионалы есть), но и знатоком-дилетантом (каковых немало).

Вторая проблема состоит в том, что Храм Соломона — какие бы загадки он ни таил — глубоко вторичен по отношению к фундаментальным проблемам антропогенеза. Храм Соломона — это одновременно очень древняя и очень поздняя конструкция. Очень древняя — по отношению, например, к великим готическим соборам. А очень поздняя — по отношению к моменту, когда некий проточеловек, перейдя какую-то неведомую нам черту, превратился в человека. И превратившись, начал противопоставлять собственно природные циклы, в которые погружена дочеловеческая жизнь, тому, что условно можно назвать историей как таковой. Если конечно, считать, что история, как утверждали Маркс и Энгельс в «Святом семействе», «не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История — это не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека».

Приводя такое определение, я вовсе не хочу с ним солидаризироваться. Я его привожу как некую крайнюю точку зрения, согласно которой человек как таковой выясняет свои отношения с природой, отделяется от нее и сам пускается во все тяжкие. Тут многое непонятно. Как человек выделяется, зачем он начинает бросать вызов бесконечно более мощной, чем он, природе, почему он сам, без каких-либо странных вмешательств берет и пускается во все тяжкие. Но я не буду отвлекаться на такую полемику, я всего лишь повторю, что даже при такой предельно антропоцентричной точке зрения на историю всё равно Храм Соломона, взятый в качестве отдельного и самодостаточного сооружения, призванного определенным образом утверждать определенные смыслы, возник резко позднее других сооружений, призванных решать сходные задачи.

Храм Соломона очень молод даже по отношению к пирамидам и зиккуратам. А те, в свою очередь… и так далее. Вновь мы сталкиваемся с тем, о чем Томас Манн сказал в прологе к «Иосифу и его братьям» и с чем я уже знакомил читателя в начале этого исследования (не грех в конце его повторить сказанное в начале):

«Прошлое — это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?»

Сказав это, Манн так уточняет сказанное: «Так будет вернее даже в том случае и, может быть, как раз в том случае, если речь идет о прошлом всего только человека, о том загадочном бытии, в которое входит и наша собственная, полная естественных радостей и сверхъестественных горестей жизнь, о бытии, тайна которого, являясь, что вполне понятно, альфой и омегой всех наших речей и вопросов, делает нашу речь такой пылкой и сбивчивой, а наши вопросы такими настойчивыми. Ведь чем глубже тут копнешь, чем дальше проберешься, чем ниже опустишься в преисподнюю прошлого, тем больше убеждаешься, что первоосновы рода человеческого, его истории, его цивилизации совершенно недостижимы, что они снова и снова уходят от нашего лота в бездонную даль, в какие бы головокружительные глубины времени мы ни погружали его».

Ну так вот, что такое по отношению к этой «бездонной дали», к этим «головокружительным глубинам» не только Храм Соломона, но и наидревнейшие пирамиды и зиккураты? И в чем тогда такая ценность Храма Соломона? Почему на нем надо хоть сколько-то сосредотачиваться? Его инопланетяне построили, заложив в построенное все известные им супертайны, которые, стоит только их разгадать, дадут власть над человечеством и даже над мирозданием? Что ж, кто в это верит, пусть посвящает этому жизнь, если жаждет власти. А я и не верю в это, и жажда такая мне глубоко чужда.

Или кто-то считает, что не инопланетяне, а посланец высших сил, тех или иных, построил этот Храм Соломона, опять-таки, зашифровав в построенном некое высшее знание, которое обретет лишь тот, кто расшифрует его?

Что ж, пусть тот, кто так считает, откидывает всё остальное, сосредоточивается на постижении тайн такого храмоведения. Могу ему лишь позавидовать. Может быть, потому что категорически не могу солидаризироваться с такого рода занятиями, с такого рода тратой отпущенного тебе времени.

В головокружительных глубинах времени находится не Храм Соломона и не пирамида Хеопса. В этих глубинах, как было показано в данном исследовании, которое в существенной степени призвано сие показать, находится Темная Великая Мать, нуждающаяся, как и любое другое божество, в поклонении, в святилище, в ритуалах, без которых нет поклонения, в жертвоприношениях, касте жриц или жрецов. Это первое, что мы установили в данном исследовании.

Второе — что исторически такая Темная Великая Мать, имея много имен (Нейт, Лилит, Сахмет и так далее), выбрала себе для долговременной исторической авантюры имя Кибела. И что с этим именем связана Троянская война, бегство Энея, прибытие Энея в Италию для создания Рима, история этого самого Рима, его императорский период.

Фригия и фригийский колпак… Привоз Кибелы в Рим и роль Клавдии Квинты в доставке божества, оно же — Черный камень, в храм, где надо этому божеству служить. Род Клавдии Квинты с его корнями, которые адресуют и к племени Вениаминову, и к Спарте, и к уходящему в бездонную глубину темному матриархальному таинству, призванному вернуть человека в природу или хотя бы указать ему на то, что рано или поздно придется туда вернуться. То есть перестать быть человеком как таковым.

Аркадия как священная территория, на которой может храниться определенный потенциал такого контристорического возврата в блаженную дочеловечность, она же — осатанелая и исступленная вторичная звериность…

Попытки вернуть человека назад, заставить его отказаться от исторического пути… Роль Гёте и фаустианского человечества в том, что связано с такими попытками…

Оккультный темноматриархальный нацизм, который Гитлер и Гиммлер скрывали от народа, дабы он служил порядку, подлость и бесчеловечность которого при всей их безмерности всё же имели отношение к этому самому порядку, а не к его антагонисту, он же — хаос.

Новая роль хаоса в XXI столетии, когда ставку на него сделали очень могучие силы, использующие США в качестве своего инструмента. Очевидное желание обрести метафизическое обоснование сделанной ставки, обратившись, в том числе, и к культу Великой Темной Матери…

Властная ставка на постмодерн, на конец человека и гуманизма, на конец истории (то есть на возврат к доисторической первоначальности), на хаос, на разрушение народов как исторических личностей…

Всё это некий ветер современности срывает с древнего могучего древа, на котором масса темных и заскорузлых листьев, и несет куда-то, обрушивая на нас. А мы гадаем о своей судьбе, о судьбе гуманизма в XXI веке, о том, несутся ли на нас всё еще отдельные листья, хотя и в большом количестве, или же эти листья уже слиплись в один большой темный ком, то ли обладающий сердцевинным содержанием, то ли содержащий внутри себя воющую пустоту, претендующую на то, чтобы превратиться в содержание, и посылающий человечеству свое послание на языке пресловутой воли к власти.

Эта воля к власти — и Древний Рим с его Кибелой…

Эта воля к власти — и нацизм, убравшийся восвояси, чтобы вновь вернуться в подходящий момент…

Эта воля к власти — и убиение любых содержательных метафизик, призывающих человека восходить, выходить за свои пределы.

Эта воля к власти — и Россия, отказывающаяся жить в условиях отсутствия подобных выходов за пределы и мечущаяся в поисках содержательной, а значит, по определению гуманистической — метафизики, догадываясь о связи этой метафизики со своим советским прошлым и отмахиваясь от этой страшной загадки…

Вот этой проблематике, как мне представляется, можно посвятить жизнь. А Храму Соломона, взятому как вещь в себе и для себя, я бы жизнь посвятить не мог. Да и есть ли он, этот Храм, как вещь, взятая в себе и для себя?

Проведенное нами исследование показывает, что этих храмов как минимум два. И один из них — храм классического монотеизма. Того Моисеева монотеизма, который очень существенно повлиял на переход человечества с пути природозависимой цикличности на путь природонезависимой историчности, она же — пресловутая стрела времени.

Если этот храм хотят восстановить поклонники классического иудаизма — то почему бы нет? Но ведь нельзя, и мы это показали, говорить только об этом храме. Назовем этот храм Соломона Храмом № 1. И убедимся, что рядом с ним есть тот же храм Соломона под № 2. И что в этом храме молились не единому монотеистическому божеству, а Великой Темной Матери. Чем напряженнее молились в храме № 1 тому монотеистическому началу, которое внесло решающую лепту в формирование исторического восходящего человечества, тем напряженнее молились обратному в храме № 2. Потому что всегда экстремальная антиисторическая напряженность находится рядом с экстремальной исторической напряженностью.

Религиозный человек про это скажет: «Чем выше — чище и накаленнее — святость в каком-то месте, тем больше это злит нечистого, который хочет с этим расправиться, и тем более могучих и зловещих посланцев он туда посылает». И не надо быть религиозным человеком, чтобы исповедовать этот принцип. Тому же самому учит нас единство и борьба противоположностей.

Еврейский народ, принявший монотеизм, был одиноким первопроходцем на этом историческом пути, конечно, как-то связанным с зороастризмом и чем-то еще, но тем не менее уникально новым для человечества. Участь такого первопроходца понятна. Его в первую очередь и самым могучим образом будет тянуть в противоположную сторону. И тут, что бог и дьявол, что свет и тьма, что единство и борьба противоположностей, что равенство действия и противодействия.

Храм Соломона, он же — Храм № 1, в иудаистическом понимании — некая предельная, максимальная степень монотеизма, а значит, и исторической направленности, этим монотеизмом порождаемой.

Храм Соломона № 2, где молились не этому новому монотеистическому божеству, был по определению призван стать храмом предельной антиисторичности. Потому что в храме антиисторичности отречение от этой историчности должно быть максимальным. И будучи таковым, должно оформляться в культ предельно антиисторического божества. То есть Великой Темной Матери.

Соответственно, должны быть и силы, которые хотят восстановить Храм № 1, и силы, которые хотят восстановить Храм № 2.

Силы, которые хотят восстановить Храм № 1 на нынешнем этапе развития человечества, не могут быть силами, обладающими наимощнейшей исторической направленностью. Они обладали этой направленностью когда-то. Но историчность быстро меняет свои обличья, свою структуру и свой духовный облик. Историчность смотрит в будущее и с уважением отдает дань прошлому. Поэтому восстановление Храма № 1 важно для представителей религии, которая когда-то сформировала историчность, а теперь является лишь чем-то самодостаточным, частью традиции, которая может лишь претендовать на определенный пакет акций в предприятии под названием «История». Контрольный пакет акций этого предприятия не может не переходить к смысловым институтам, принявшим гуманистически-историческую эстафету.

А вот контрольный пакет акций предприятия-антагониста, оно же — «Контристория», не будет менять своего владельца. Этому предприятию смена владельцев не нужна. Поэтому контрольный пакет будет у Великой Темной Матери, чей самый яростный и смыслоутвердительный храм — это Храм Соломона № 2.

Еще раз предлагаю читателю определенную логику рассуждения. Если в каком-то храме вы молились чему-то утвердительному, то сокрушение того, чему вы молились, может породить в этом храме только диаметрально противоположное. Причем это диаметрально противоположное в этом храме должно обладать особой концентрированностью и особой страстностью. Для религии контристории, она же — религия антигуманизма, Храм Соломона № 2 остается самым лакомым святилищем. Которое ужасно важно восстановить, коль скоро хочешь утвердить контристоричность не только по факту бытия, но и в качестве высшего темного смыслового начала.

В том, что определенные оргиастические праздники, участники которых отрицают очень многое из того, что сформировало стержень человечества, творятся в очень католической Испании именно у фонтана Кибелы, есть определенный антипровиденциальный смысл.

Маркс и Энгельс говорили о человеке, преследующем свои цели. Но всегда ли у человека есть цели и всегда ли есть человек?

Человек — это неустойчивая структура. Камень или зверь — структура устойчивая, а человек — нет. Человек — это постоянная борьба восхождения и нисхождения, чего-то большего, чем человек, с чем-то меньшим, чем человек. Поэтому совершенно очевиден замысел не конспирологических, а абсолютно открытых сил по отмене и целевой функции, она же — история, и рамочных ограничений, они же — человечность и гуманизм.

Предложение некоей свободы в виде высшей ценности, даруемой человеку и человечеству, очень коварно. С одной стороны, и впрямь ничего выше свободы нет, а любой отказ от свободы омерзителен и для светского гуманизма, и для представителей тех религиозных систем, в которых свобода воли является стержнем религиозности.

Но, с другой стороны, свобода может предполагать как правильное позиционирование себя в рамках человечности, так и выход за эти рамки. А выходить можно как наверх — в некую новочеловечность, о которой мечтали коммунисты, так и вниз — в расчеловечивание, во вторичную темную звериность, не отказавшуюся от разума, но противопоставившую человеческую разумность, опертую на восхождение, иной, сугубо нисходящей разумности.

Религиозные умы бьются над разгадкой загадки Антихриста. Всегда соблюдая предельную корректность в том, что касается любых гуманистических религий, я не могу отказаться от не религиозных, а иных духовных (духовность и религия не одно и то же) размышлений на ту же тему. А в рамках этих размышлений понятно, что Антихрист — это наделенный разумом зверь. И что этого зверя сооружают, что он находится на подходе, что в его созидании вот-вот преуспеют те, кто яростно ненавидит историю с ее восходительностью.

Все это вполне может иметь отношение к Храму Соломона № 2, он же — Храм черного фригийского камня, он же Храм Кибелы, он же — храм Темной Великой Матери.

Хотят ли восстановления такого храма только представители антимоисеевского еврейства, постоянно враждовавшие со своими промоисеевскими собратьями (мы убедились, что именно эта вражда, эта война не на жизнь, а на смерть есть стержень древнееврейской истории)? Или же есть какие-то другие группы, стремящиеся к тому же самому?

Если бы всё сводилось к одной из религиозных субкультур, обитающих внутри еврейского народа рядом с обратными субкультурами, то вряд ли стоило бы фокусироваться на проблеме Храма № 2. Таково, по крайней мере, мое мнение. Я понимаю, что есть любители преувеличивать роль данной субкультуры, придавать ей общемировое значение. Но мне лично глубоко претит и антиэстетичность такой точки зрения (тех, кто ее ревностно исповедует, увы, легко узнать по странному выражению лица и многим иным чертам внешнего облика), и ее неубедительность. Потому что малая группа, что бы она ни сконцентрировала в своих руках, не имеет шансов на реализацию своих желаний. Разве что она является обладателем этих самых инопланетных или высших трансцендентных тайн, и потому ей плевать на то, каково по численности сообщество владельцев столь могучего и драгоценного тайнознания. Но было бы в руках у этой группы такое тайнознание, она бы давно восстановила темный храм. И молилась в нем, сокрушая всех остальных своей сверхмощной и неотразимой зловещей темной магией.

Мне представляется, что все эти химеры о всемогуществе части одного еврейского этноса, стремящейся противопоставить себя всему остальному и реализовать темный метафизический глобальный проект, не имеют отношения к реальности. И порождены понятным представлением о могуществе инфернального потустороннего зла, которое должно вторгнуться в мир в конце времен и которому глубоко наплевать на весомость той части человечества, которая, поклонившись силам вторжения, станет реализовывать их проект.

Данное исследование потому и проводится, что слишком просто всё свести к дуновению потустороннего, отвергающему всю сложнейшую механику завоевания власти вообще и глобальной власти в особенности. Человечество огромно, многообразно и одержимо желанием кушать, совокупляться, самоутверждаться в акте потребления, дурить, блажить и так далее. Подмять всё это человечество под себя очень малая группа не может при сегодняшнем развитии технологий обеспечения власти в таком многоликом, рыхлом и грубом огромном социуме. Попробуй, приведи его к одному знаменателю, да еще и покори, принудив отказаться от того, что даровано в виде огромного и очень притягательного соблазна (он же — «я люблю тебя, жизнь» и «всё опять повторится сначала»).

Устроить большую ядерную войну, убив потребительские вожделения у оставшейся части человечества и подмяв ее ужасом войны, — конечно, можно. Но как избегнут сами организаторы этой войны того, что такая война дарует? И как они добьются необходимой избирательности, сохранения нужного антропоматериала и уничтожения ненужного?

Сегодня это невозможно. А необходимость не тянуть и решать проблему слишком уж очевидна. Не было бы такой необходимости, не было бы ни распада СССР, ни много другого, включая конфликт России и Украины. И гей-парадов в Израиле тоже бы не было.

Кроме того, представления об изолированной еврейской субкультуре восстановления темного Храма Соломона мне представляются неубедительными еще и в силу невозможности слишком долгого необновительного существования любой, даже самой ядовито-темной традиции. Всегда нужны обновительные модификации, вариации на основную темно-религиозную тему, вовлечение в данную субкультуру нового человеческого материала.

Нечто подобное возможно в случае, если бы пресловутые тамплиеры, они же — храмовники, вобрали в себя не только идею монотеистического Храма Соломона, но и идею диаметрально противоположного, антимонотеистического Храма Темной Великой Матери. Ведь основания для этого есть! Ведь был же извращен монотеистический Храм Соломона! А будучи извращенным, он должен был приобрести концентрированно обратный, то есть обобщенно-кибелический вид. И почему бы определенной части западного рыцарства, мечтавшего о восстановлении Храма Господнего и пришедшего для этого на земли Палестины во время крестовых походов, не оскоромиться дарами Востока, они же — дары Кибелы, они же — Храм № 2? Почему бы этой определенной части западного рыцарства не оскоромиться этим, если есть традиция такого типа прельщения, олицетворяемая и бегством Энея, и возвращением в Рим фригийского камня, и родом Клавдии Квинты, и корнями этого рода, и всем тем, что я уже перечислял выше (фригийские колпаки, фаустианское человечество). Я ведь не о том говорю, что тамплиеры могли прельститься фаустианством: я понимаю, сколько веков отделяет одно от другого. Я говорю о том, что они могли прельститься шабашем, которым потом прельстился Гёте. И что корни этого шабаша — в кибелизме, что оттуда растут и сатурналии, и карнавал, и многое другое.

Я говорю о том, что у Запада, пришедшего на земли Палестины восстанавливать Храм Господень, была на момент прихода актуальная эзотерическая традиция прочтения замысленного как дела восстановления именно Храма № 2, а никакого не Храма Господнего. Кто-то приходил восстанавливать Храм Господень, кто-то мог уверовать в антихристианский, но не темный матриархальный Храм № 1. А кто-то увидел, придя на Восток, именно всё, что связано с Храмом № 2. Увидел и восхитился.

И ясно, что если такой кто-то был, то этот кто-то с очень высокой степенью вероятности принадлежал к ордену, реально называвшему себя Орденом Храма Соломона. А назвали так себя именно тамплиеры. Не разгадывать все их загадки надо, если речь идет о судьбе гуманизма, а ограничиваться самыми надежными сведениями и протягивать нить от Храма № 2 во Фригию, в Древний Рим, Европу и обратно — к руинам Храма № 2 эпохи крестовых походов.

Подчеркну еще раз: многие и из числа приверженцев иудаизма, и из числа христиан, склонных к эзотерике, готовы были восстанавливать Храм № 1.

И возможно, что Храм № 2 хотело восстанавливать меньшинство евреев, отпавших от иудаизма и поклонившихся Темной Матери, и меньшинство христианских рыцарей, охочих до особо жгучих темных восточных прелестей, знакомых им по западному демонизму.

Но это меньшинство было. Как был и Храм № 2. Это подтверждают надежные древнееврейские источники. Исследованием которых мы занимались именно потому, что двигались в направлении обнаружения исторически многоликой группы ревнителей воссоздания Храма № 2, он же — Храм Темной Великой Матери, он же — Храм отпавших от иудаизма жрецов, отправлявших антииудаистические культы не абы где, а именно в сердце иудаизма, каковым являлся Храм Соломона.

(Продолжение следует.)