«Я после первой не закусываю». Фильм «Судьба человека»

Был у меня когда-то разговор с одним русским националистом (как он про себя думал). Так этот парень от души негодовал и на Михаила Шолохова, и на Сергея Бондарчука за то, что «русского человека они выставили в своих произведениях пьяньчугой».

Озадачил он меня тогда. Не сразу я понял, что речь идет о рассказе Шолохова «Судьба человека» и одноименной экранизации Бондарчука. Что ж, давайте обратимся к первоисточнику.

Главный герой рассказа, попав в плен, неосторожно высказался насчет порядков в немецком концлагере, и его вызвал комендант на расправу.

«Иду по лагерному двору, на звезды поглядываю, прощаюсь и с ними, думаю: „Вот и отмучился ты, Андрей Соколов, а по-лагерному — номер триста тридцать первый“. Что-то жалко стало Иринку и детишек, а потом жаль эта утихла и стал я собираться с духом, чтобы глянуть в дырку пистолета бесстрашно, как и подобает солдату, чтобы враги не увидали в последнюю мою минуту, что мне с жизнью расставаться все-таки трудно…»

И дальше уже в комендатуре: «Он [комендант] постоял, подумал, а потом кинул пистолет на стол и наливает полный стакан шнапса, кусочек хлеба взял, положил на него ломтик сала и все это подает мне и говорит: «Перед смертью выпей, русс Иван, за победу немецкого оружия».

Я было из его рук и стакан взял и закуску, но как только услыхал эти слова, — меня будто огнем обожгло! Думаю про себя: «Чтобы я, русский солдат, да стал пить за победу немецкого оружия?! А кое-чего ты не хочешь, герр комендант? Один черт мне умирать, так провались ты пропадом со своей водкой!»

Поставил я стакан на стол, закуску положил и говорю: «Благодарствую за угощение, но я непьющий». Он улыбается: «Не хочешь пить за нашу победу? В таком случае выпей за свою погибель». А что мне было терять? «За свою погибель и избавление от мук я выпью», — говорю ему. С тем взял стакан и в два глотка вылил его в себя, а закуску не тронул, вежливенько вытер губы ладонью и говорю: «Благодарствую за угощение. Я готов, герр комендант, пойдемте, распишете меня».

Но он смотрит внимательно так и говорит: «Ты хоть закуси перед смертью». Я ему на это отвечаю: «Я после первого стакана не закусываю». Наливает он второй, подает мне. Выпил я и второй и опять же закуску не трогаю, на отвагу бью, думаю: «Хоть напьюсь перед тем, как во двор идти, с жизнью расставаться». Высоко поднял комендант свои белые брови, спрашивает: «Что же не закусываешь, русс Иван? Не стесняйся!» А я ему свое: «Извините, герр комендант, я и после второго стакана не привык закусывать».

Наливает мне комендант третий стакан, а у самого руки трясутся от смеха. Этот стакан я выпил врастяжку, откусил маленький кусочек хлеба, остаток положил на стол. Захотелось мне им, проклятым, показать, что хотя я и с голоду пропадаю, но давиться ихней подачкой не собираюсь, что у меня есть свое, русское достоинство и гордость и что в скотину они меня не превратили, как ни старались.

После этого комендант стал серьезный с виду, поправил у себя на груди два железных креста, вышел из-за стола безоружный и говорит: «Вот что, Соколов, ты — настоящий русский солдат. Ты храбрый солдат. Я — тоже солдат, и уважаю достойных противников. Стрелять я тебя не буду. К тому же сегодня наши доблестные войска вышли к Волге и целиком овладели Сталинградом. Это для нас большая радость, а потому я великодушно дарю тебе жизнь. Ступай в свой блок, а это тебе за смелость». И подает мне со стола небольшую буханку хлеба и кусок сала.

Прижал я хлеб к себе изо всей силы, сало в левой руке держу и до того растерялся от такого неожиданного поворота, что и спасибо не сказал, сделал налево кругом, иду к выходу, а сам думаю: «Засветит он мне сейчас промеж лопаток, и не донесу ребятам этих харчей». Нет, обошлось. И на этот раз смерть мимо меня прошла, только холодком от нее потянуло…»

Вот этот эпизод вызвал осуждение моего знакомого националиста. Зачем шнапс, при чем тут шнапс и прочее.

Мне этот эпизод всегда нравился. Да и в народе он популярен был. А фраза «я после первой не закусываю» давно обрела крылья. Это всё потому, что русские склонны к пьянству?

Наверное, националист посоветовал бы автору вместо водки использовать чай, к примеру. Или просто: плюнул бы Соколов в морду фашисту — и тот его бы зауважал, салом угостил. Или еще что-нибудь этакое, с голливудскими клише. Смешно. За такие советы могут и послать, и правильно сделают.

А если серьезно, то объяснение надо искать в самом тексте. Совершенно замученный изможденный человек стоит перед своим мучителем: сытым, пьяным, празднующим очередную, как он думает, победу немецкого оружия. Он может убить, легко и просто, но этого ему мало — он выдумщик, фантазер, креативный садист. Для него главное не физическое, а моральное уничтожение этих недочеловеков. А «ивану» уже всё равно, он к смерти готов. Так постой же, еще поживи. На-ка — выпей, закуси, почувствуй хоть тень жизни и… ослабей, попроси прощения, на колени встань, сам стань, сам, по своей воле. Вот и водка, пей за нашу победу. Не хочешь за победу, пей за погибель свою.

Так сам того не зная фашист дает Андрею оружие — возможность проявить воинский дух, и стакан с водкой только видимая часть этого оружия. Нет больше ничего — только такое оружие. Которое и стреляет-то одномоментно в обе стороны. Настоящий солдат воюет тем, что есть в руках. Раз пошла такая рукопашная — то держись, фашист. Вы тут шнапс глушите, празднуете, меня угощаете. Ладно, вы за свое, а я за свое выпью. И не потому, что я пьянь, а потому, что нет у меня больше ничего, все вы отобрали, что можно отнять. Но воли, чести солдатской, достоинства не отберете никогда. А водка ваша тьфу, я ее и выпить могу.

Самое подлое в подобных претензиях к автору это то, что на сам эпизод, который «не правильный», подобным националистам плевать. Их все произведение не устраивает. И потому что это Судьба, и потому, что Судьба Человека и потому, что Судьба Русского Советского Человека. И потому что этот русский советский человек в рассказе Шолохова «Судьба человека» велик и прекрасен. Да-да, простой мужик, шоферюга в прожженном, небрежно залатанном ватнике — велик и прекрасен. И судьба его трагична и прекрасна. И этого не мог простить Шолохову русский националист, обвиняя его в очернении нации. Но этот же мой знакомец много и легко оправдывает Гитлера, который «ошибся, не знал, что славяне арийского корня».

Вот такая подлость.

А когда будем еще раз перечитывать рассказ или фильм пересматривать, давайте обратим внимание на другие эпизоды, а не только на тот, где русский солдат водку пьет.