Берега. К 7-летию гибели наших товарищей в ходе боя в Донецком аэропорту
Семь лет назад, 17 января 2015 года, отряд «Суть времени» принял тяжелейший многочасовой бой на позиции «Монастырь» в Донецком аэропорту. Сдача позиции открывала противнику прямой путь в Донецк. Позиция была удержана. Трое наших товарищей — Игорь Юдин (Болгарин), Евгений Беляев (Белка) и Евгений Красношеин (Пятница) — погибли.
Почему ребята встали на защиту Донбасса с оружием в руках?
В феврале 2014 года на Украине произошел государственный переворот. Был взят курс на радикальную бандеризацию Украины. Лихорадочно формировались нацистские батальоны для проведения широкомасштабных зачисток всех групп населения, не согласных с навязанным сценарием.
Начало карательных операций привело к отделению Крыма и оформлению вооруженного сопротивления в Донбассе. Сожжение одесситов 2 мая 2014 года, расстрел в Мариуполе и Красноармейске, бомбардировки и обстрелы мирных районов Луганска и Донецка, карательные акции против мирного населения побудили большие массы людей к вооруженному отпору нацистам. Кровопролитные бои лета и осени 2014 года, в которых донбасским ополченцам удалось разбить значительные силы противника, позволили стабилизировать линию фронта.
К концу 2014 года одной из ключевых точек противоборства был Донецкий аэропорт.
В результате упорных боев, развернувшихся в первой половине января 2015 года, ополченцам удалось выбить противника из аэропорта. Однако 17 января 2015 года украинское командование, стремившееся восстановить утраченные позиции, начало операцию по лобовому штурму Донецка с нескольких направлений. Для реализации этой задачи был собран ударный кулак из танков, БМП и пехоты. После мощнейшей артподготовки начался штурм Донецкого аэропорта.
В момент атаки на позицию «Монастырь» здесь несла боевое дежурство небольшая группа «Сути времени» под командованием Пятницы. Бойцы находились в «Трешке» — полуразрушенном трехэтажном монашеском корпусе. «Трешку» в упор расстреливали прорвавшиеся на территорию аэропорта танки, БМП, высадившаяся с БМП пехота, по зданию работала артиллерия. Плотность огня была такой, что сутевцы, которые выдвинулись с других позиций на помощь своим товарищам, не могли приблизиться к зданию. Они вели по противнику снайперский огонь, обрабатывали украинских пехотинцев из АГС, забрасывали гранатами БМП.
Спустя несколько часов противник отошел, понеся большие потери в живой силе и технике.
Сегодня, в день годовщины тех событий, мы вспоминаем наших погибших товарищей.
Вольга, командир Отдельной тактической группы «Суть времени»:
Прошло семь лет с того памятного для всех членов отряда боя в аэропорту в самом начале 2015 года, 17 января. Что-то, какая-то часть воспоминаний со временем оплывает, как свеча, уходит в дымку. Что-то, наоборот, становится резче, четче.
Спустя семь лет хочется даже не весомо, а более четко определить цену жизни и смерти ребят в этом бою. Сейчас как-то подернуто дымкой то значение боя, то, что ребята не отступили и не ушли. Потому что при всей сложности и остроте нынешней обстановки той нестабильности фронта, которая была в самом начале 2015 года, уже нет.
И, с одной стороны, мало кто уже здесь, в Донецке, помнит, что значил этот бой. А с другой стороны, это ведь и была одна из целей ребят тогда, в 2014–2015 году — стабилизировать ситуацию.
Я очень хорошо помню тогдашний Донецк: полупустые улицы, отсутствие людей. Сейчас для того, чтобы проехать с одного фланга на другой — с южного на северный или наоборот, — если нужно проехать через Донецк, надо учитывать, что там есть пробки, что движение автомобильное насыщенно. По тротуарам рядом с дорогой ходят люди с детьми, семьями. Это тоже некий результат, некое зримое воплощение того, что ребята сделали.
Белка очень хотел вернуться в Славянск. Останься он жив, он и сейчас бы не смог этого сделать. Но его желание должно рано или поздно реализоваться. Славянск должен быть наш.
Болгарин всей душой вложился в Республику, в законодательство — он депутат первого созыва. Его очень грело то, что можно какие-то свои мечты и свои ощущения мира и так далее реализовать в законодательной базе. Естественно, у него не было никакого желания, чтобы Республика всегда была сама по себе. Но он воспринимал это как площадку и как любимое детище, которое можно взрастить.
Пятница — человек очень широкой души, и он с большой болью сопереживал тому, что мирное население, которое просто попало под раздачу, которое эта вооруженная бандота под различными флагами воспринимала как, не знаю… как диких зверей, на которых можно охотиться, грабить и так далее… Тогда этот оскал они не маскировали, здесь его было видно. И Пятница приехал, потому что он не мог просто где-то жить, когда вообще в мире творится несправедливость, а тем более с русским народом, который оставили, как собственность, при распаде Союза.
Уже скоро будет восемь лет, как идет война, как отряд находится здесь, воюет… Я вижу, что эти люди при всех своих пригорках-ручейках и каком-то несовершенстве… Вообще, люди, которые росли после восьмидесятых-девяностых, и те, которые выросли позже, очень сильно травмированы, поэтому понятно, что они не идеальны. Но это живые люди, которые чувствуют себя и строят свою жизнь в понимании, что они русские. Поэтому Пятница приехал и вырвал свое сердце, и подарил его вот этому кусочку русской земли, который истекал кровью.
Кровь продолжает течь, война идет, но тем серьезнее ответственность для людей, хорошо понимающих, что это такое.
Каждый из этих погибших ребят — они совершили свой поступок, они заплатили одну из самых больших цен за свой поступок, за свой выбор. Они отдали жизнь. И мы, оставшиеся в живых, — те, которые остались в силе, не потеряли свою цель, не отказавшись от этого, не поигравшись в это… Не хочу жестко говорить про людей, потерявших мотивацию в 2016–2017–2018-м… По-человечески у них были на это основания: всё здесь выстелено не белой ковровой дорожкой, не в пуху. Любая война — и война с элементами гражданской войны — она грязная. Помимо крови, здесь очень много процессов, которые нормального человека не могут оставлять равнодушным. Это сложно, тяжело.
Но те, кто остался, воспринимают это как завет своих товарищей, которые по объективным причинам не могут присутствовать с нами зримо и физически. Но мы четко ощущаем, что они с нами незримо, они с нашими устремлениями. Когда нам тяжело, от них идет существенная помощь.
Берега погибших и живых на этой войне не разошлись. И даже когда эта война закончится (я абсолютно уверен, что это будет наша победа), они не сразу разойдутся. Мы находимся в одном мире с одними целями, с одними чаяниями, делаем общее дело. Когда-то эти берега — после того, как отгремит война, — разойдутся. И тогда те, кто останется жив, будут общаться с теми, кто ушел, уже глядя вверх на небо, чувствуя, как это далеко. И всё равно в душе эта близость останется. Мы их любим, помним и чтим.
