Трагическая история антифашистского движения Германии
Когда в прошлом году в Германии масса людей выступала, и не раз, против коронавирусного безумия, учиненного немецким правительством, уличным антагонистом протестующих всегда выступала маленькая горстка людей, называющаяся антифа. По их мнению, антиправительственный протест слишком сильно уходит «вправо». И этого уже достаточно, чтобы начать ему противодействовать. А единственное, что сегодня еще умеет делать антифа, — это совершать агрессивные (вплоть до террористических) провокации. Закономерно встает вопрос: куда делся первоначальный пафос антифашистского движения в Германии? Ведь он был! Как такая историческая дискредитация могла случиться?
История антифашистского движения Германии крайне трагична. Это и очевидно — всё-таки к власти в 1933 году пришел Гитлер, а не руководитель Коммунистической партии Эрнст Тельман. Можно было бы предположить, что после такого проигрыша антифашисты Германии всерьез возьмутся за работу над ошибками и возьмут реванш. Подобные попытки были. Например, в 1990 году, когда СССР фактически был уже убит, а ГДР отдана на растерзание ФРГ, из остатков компартии Восточной Германии была создана Партия демократического социализма (PDS) — это стало одной из последних попыток создать крупный антифашистский фронт по борьбе с империалистической ФРГ. Не секрет, что и это начинание успехом не увенчалось. PDS влилась в западно-леваческий мегатренд и теперь практически влачит ничтожное маргинальное существование на периферии политической системы ФРГ, тем самым больше оправдывая западную систему, нежели работая против нее.
Словом, как и в двадцатые годы прошлого века, антифашистское движение в Германии потерпело сокрушительное поражение. Но как такое могло произойти? Что в очередной раз помешало немецким антифашистам воспитать в себе дух победы?
Для этого необходимо сначала понять, что вообще происходило с антифашистским движением в Германии на протяжении последнего столетия. И как именно антифашисты раз за разом проигрывали борьбу за судьбу Германии.
Само понятие «антифашизм» возникло в Германии в двадцатые годы, после взятия власти Бенито Муссолини в Италии. В Германии данное понятие использовали в основном коммунисты. Но и не только. Ситуация 20-х годов в Германии была настолько хаотичной, что в фашизме упрекали всех и вся: коммунисты называли социал-демократов «социальными фашистами», социал-демократы называли коммунистов «красно-лакированными фашистами», ну, а настоящие фашисты в это время организовывались и всё больше набирали силу.
Кто больше виноват — коммунисты или всё же «социальный фашизм» социал-демократов — вопрос, о котором до сих пор спорят немецкие историки. С одной стороны, отрицать вину самой большой партии социал-демократов как-то не очень корректно. Образ «толерантной» Веймарской республики до сих пор приводится в учебниках как пример пагубного пацифизма.
Но и немецких коммунистов упрекают, следуя демократической идеологии антитоталитаризма, — дескать, те сначала смирились, а потом еще и «вооружились» определением фашизма, данным Иосифом Сталиным. Вообще, заметим, это очень комфортный подход — обвинить Сталина в разрушении коммунистического движения.
Но на самом деле интерес вызывает совсем другое: почему коммунистическое движение в Германии вообще нуждалось в указаниях Сталина? Почему произошло безумие Первой мировой войны? Почему немецкий народ в результате предал историю и свои собственные идеалы, допустив к власти Гитлера?
Однако давайте сначала посмотрим, что же Сталин говорил о фашизме, за что его так упрекают немецкие историки?
«Фашизм есть боевая организация буржуазии, опирающаяся на активную поддержку социал-демократии. Социал-демократия есть объективно умеренное крыло фашизма. Нет основания предположить, что боевая организация буржуазии может добиться решающих успехов в боях или в управлении страной без активной поддержки социал-демократии. Столь же мало оснований думать, что социал-демократия может добиться решающих успехов в боях или в управлении страной без активной поддержки боевой организации буржуазии. Эти организации не отрицают, а дополняют друг друга. Это не антиподы, а близнецы. Фашизм есть неоформленный политический блок этих двух основных организаций, возникший в обстановке послевоенного кризиса империализма и рассчитанный на борьбу с пролетарской революцией», — пишет Сталин в № 11 газеты «Большевик» в сентябре 1924 г., рассматривая международный контекст идущей революции*.
Сталин в своем тексте обсуждает источник «пацифизма» и «демократизма» западных стран. Он называет несколько причин, почему Европа не останется спокойной и мирной демократией. Первую причину мы привели выше: фашизм и связанные с риторикой пацифизма социал-демократы являются близнецами. Нельзя, по мнению Сталина, иметь с одной стороны агрессивно настроенных фашистов, а с другой — толерантных, демократических пацифистов социал-демократии. Действительно, социал-демократы, крупнейшая партия Германии, зачастую просто смотрела, как нацисты проводили свои расправы, например, над коммунистическими журналистами. Да и, в конечном счете, приход Гитлера к власти в 1933 году есть объективное историческое доказательство данного тезиса.
Вторая же причина касается состояния самих пролетарских масс в целом и коммунистической партии в Германии в частности. Пацифизм социал-демократов как бы основывается на тезисе, что пролетариат был разбит в решающих боях. Но это в корне не верно. Сталин пишет:
«Решающих боев не было еще хотя бы потому, что не было массовых действительно большевистских партий, способных привести пролетариат к диктатуре. Без таких партий решающие бои за диктатуру в условиях империализма невозможны. Решающие бои на Западе еще предстоят. Были лишь первые серьезные атаки, отбитые буржуазией, первая серьезная проба сил, показавшая, что пролетариат еще не в силах свергнуть буржуазию, а буржуазия уже не в силах сбросить со счетов пролетариат».
По какой-то странной причине немцы отказываются обсуждать именно это состояние коммунистической партии. Или, точнее, ее состояние обсуждается в основном врагами коммунистов. То есть в том же кругу «социал-фашистов» и национал-социалистов. Но, к сожалению, никак не в самой коммунистической или, шире, антифашистской среде.
Так давайте обсудим именно это состояние компартии. И для начала обратим внимание на некоторые особенности приведенных цитат Сталина. В словах Сталина чувствуется, с одной стороны, какая-то уверенность в неизбежности исторического процесса. С другой — фашизму уделяется роль лишь инструмента буржуазии. Действительно ли это так?
Сегодня мы знаем, во-первых, что решающие бои пролетариата с буржуазией в Германии так и не состоялись. Ведь даже после поражения Гитлера и разделения Германии на ФРГ и ГДР так и не была создана «массовая действительно большевистская партия, способная привести пролетариат к диктатуре».
А во-вторых, мы также понимаем, что фашисты, перекочевав в США и Западную Европу, стали создавать план реванша против СССР. И уже в рамках этого реванша был «отменен» фундамент исторических процессов. Вдруг оказалось, что человек может не только восходить по исторической траектории, но и идти по ней вниз, то есть всё больше уподобляться животному. Это и «сексуальная революция», и движение Sex, drugs and Rock’n’roll, это и все сегодняшние «выверты» постмодернизма, сметающие всяческие табу, ведущие к расчеловечиванию общества и его коренному расслоению. Фашизм вдруг оказался сильнее исторического процесса. Что стало фатальным как для Советского Союза, так и для коммунистического движения в Германии.
По поводу связи Германии с историческими процессами написано множество томов. На протяжении всего XVIII и XIX веков ветер истории как бы дул в паруса развития Германии: развивалась и великая культура, и экономика, и наука, Германии удалось стать геополитически значимым игроком. Германия свершала одно чудо за другим, и складывалось ощущение, будто это делается легким взмахом руки. В таких условиях росли, с одной стороны, самоуверенность немцев и, с другой, ожидания, что так должно оставаться и дальше.
Может даже будет уместно сравнить эту тенденцию с крайне приятным засыпанием немецкого духа. Он яростно проснулся еще в XVIII веке, победоносно заявил о себе, а затем заснул в объятиях комфортного проживания, данного капиталистической действительностью.
Но вдруг приятный сон обернулся кошмаром поражения в Первой мировой войне. И вместо того чтобы трезво посмотреть на причины поражения, осмыслить собственное высокомерие, дать качественный ответ на вопрос, как Германия вообще могла допустить эту убийственную войну, — вместо всего этого коммунисты продолжали говорить о необходимости исторического процесса, прихода к власти пролетариата, продлевая тем самым приятный сон прошлых веков. «Вот сейчас мы будем вести борьбу и агитацию, последуем опыту Советского Союза и оседлаем заново исторический процесс», — примерно так думали коммунисты Германии после Первой мировой.
В этом контексте стоит взглянуть на мысли достаточно обычного партийного функционера Хайнца Брандта. Он вступил в коммунистическую партию довольно поздно — только в 1931 году. И выступал, находясь в ней, за примирение с социал-демократами. Когда к власти пришел Гитлер, Брандт был приговорен к шести годам лишения свободы, после чего депортирован в концлагерь. После войны продолжил работу в компартии, стал чиновником в Социалистической единой партии в Восточной Германии (СЕПГ). Но к 1958 году из-за своей оппозиционной деятельности в рамках СЕПГ (он выступал за сотрудничество со всеми, за то же пресловутое примирение), он, опасаясь последствий, перебежал в Западную Германию.
Так что же пишет этот достаточно средний немец-коммунист по поводу Веймарской республики? Вот что: «Мне было девятнадцать лет, и всё было для меня ясно. Я точно знал, какие внутренние устройства удерживали мир в его основе. Законы социального развития лежали передо мной, как открытая книга. Прошлое и настоящее были научно проанализированы, будущее предсказуемо. Всё было установлено, всё описано. Мое мировоззрение было чудесным образом закрыто. Всё идеально подходило друг к другу».
Я надеюсь, читатель чувствует в этих словах то самое стремление жить в комфортном сне, не открывая глаза на окружающую действительность. Ну, какие же законы социального развития после катастрофы Первой мировой войны?! Какая наука? Какое внутреннее устройство? Если человек не спит, а живет, бодрствуя, то он обязан же видеть несоответствие между заявленным и действительностью!
Как ни странно, такую же наивность, влюбленность в собственные фантазии, такой же катастрофический разрыв с реальностью я встретил и сегодня, почти сто лет спустя, среди вполне взрослых и начитанных коммунистов. Не могу передать то удивление, которое я испытал, глядя на них. Больше всего меня впечатлило заявление, сделанное после длительного и вполне толкового доклада о скверной ситуации с коммунизмом в мире: «Мы должны это остановить! Даже наша собственная слабость не должна стоять на пути борьбы с этими процессами». Поразительно было, что люди, осознающие свою губительную слабость, говорят о ней почти с любовью, лелеют ее. Вместо того чтобы сделать главным в докладе эту тему и предложения по преодолению слабости, подменяют выработку стратегии восклицаниями. Столь огромное несоответствие между возможностями и заявленными целями больше похоже на сумасшедший дом и вряд ли может привлечь новых сторонников к коммунистам.
Может быть, именно поэтому меня так поразила цитата Хайнца Брандта. Насколько же жив дух поражения среди немецких коммунистов, чтобы иметь такую же пораженческую позицию и сто лет спустя, после всего, что произошло в мире! Но дело даже не в этом.
Разве можно было с таким настроем победить фашизм? И уж тем более построить коммунизм? Почему-то этот вопрос никто из коммунистов не хотел перед собой поставить. И странным образом продолжают от него убегать даже сегодня.
И если мой тезис о преобладании именно такого психологического настроя в коммунистическом движении Германии верен, то поражение антифашистского движения становится более объяснимым. Но даже если тезис ошибочен, это всё равно не меняет того факта, что немецкие коммунисты нуждались в анализе извне, например, со стороны Сталина, чтобы понять, что происходит у них за углом, что такое фашизм и как с ним бороться.
Такая беспомощная позиция коммунистов привела к тому, что они не смогли стать центром антифашистского движения. А ведь было значительное число интеллектуалов, положительно относящихся к коммунистическим идеалам. И кроме коммунистов и социал-демократов на политической карте Веймарской республики существовали лишь анархисты. Но никто из левых «политических актеров» того времени не захотел действительно решать проблемы страны.
Можно лишь упомянуть таких личностей, как Карл фон Осецкий, который вместе с Куртом Тухольским выпускал газету Weltbühne. В статьях этой газеты постоянно звучали предупреждения об опасности фашизации немецкой политики. Особенно ярким событием оказалась публикация серии статей на тему обхода Веймарской республикой запрета Версальского мирного договора о создании своей собственной армии. Карла фон Осецкого за публикацию государственных тайн приговорили в 1931 году к 18 месяцам тюремного заключения. Эта история считается показательным примером политических репрессий Веймарской республики.
Были и попытки «духовного образования» пролетариата со стороны таких культурных деятелей, как Генрих и Томас Манны. Они предприняли попытку создать «духовные советы рабочих» в провозглашенной Социалистической республике Баварии. Но начинание не увенчалось успехом в связи со слишком короткой жизнью социалистической Баварии.
Показательной также была и деятельность журналиста Курта Хиллера. Несмотря на свою антиленинскую, антигегельянскую позицию, он всё же выступал за сближение Веймарской республики с Советским Союзом. Он даже создал специальную «Группу революционных пацифистов», чтобы усилить свое влияние в Немецком обществе мира (старейшая организация немецкого движения мира, существующая с 1892 года по сей день). Но его чрезмерная эмоциональность, восхищение внутренней силой Муссолини, да и его борьба за права гомосексуалистов (каковым он и сам являлся) рассорила его с большей частью немецкого антифашистского общества. Но зато он оказался эталоном для будущих антифашистов, у которых борьба за права сексуальных меньшинств станет самым главным критерием развития цивилизации.
Можно достаточно долго перечислять интеллектуалов, деятелей культуры и политиков, критиковавших национал-социализм. Например, это Лион Фейхтвангер, учитель Бертольта Брехта. Сам Брехт. Журналист Фриц Герлих, художник Георг Гросс, публицист Эмил Юлиус Гумбель, фотограф Джон Хартфилд, автор первой биографии Гитлера Конрад Гейден, философ Теодор Лессинг. А еще адвокат Ганс Литтен, который сумел сильно напугать Гитлера, драматург Эрих Курт Мюзам и многие другие. Все они выступали за мир, за пацифизм, против национал-социализма. И все они были преследуемы, подвергнуты пыткам или просто убиты после прихода к власти национал-социалистов. В конечном счете, красные идеалы были слишком слабо оформлены, а все остальные ничего не могли противопоставить ярой черной идеологии фашизма.
В своем исследовании «Беспомощный антифашизм» (1968 г.) немецкий философ-марксист Вольфганг Фриц Хауг пришел к именно такому выводу. Он проанализировал множество различных текстов и документов и выявил большое количество различных интерпретаций, объяснений, мнений. Но все эти объяснения прихода к власти фашизма конкурировали между собой, лишь ослабляя друг друга, вместо того, чтобы усиливать. «Не стоит ожидать, что результатом такой путаницы стало бы создание консенсуса, из которого можно было бы сформировать фактор политической власти», — объясняет Хауг.
На фоне подобного хаоса антифашистских тезисов лишь два тезиса — «антикоммунизм» и «уход в неполитическую науку» — смогли приобрести настоящую популярность. В этих условиях антифашизм оказался полностью лишен своей силы. Хауг описывал антифашистские движения 20-х годов, а также поздние попытки студентов сформировать левую альтернативу в Западной Германии, оперируя понятием «беспомощный антифашизм».
Но хлесткость этой оценки и осознание этого родового недостатка никак не повлияло на реформирование антифашистского движения. Сам Хауг продолжает издавать свои тексты, читать лекции… Он даже вступил в партию Левых в 2006 году. Однако усиления борьбы с «беспомощным антифашизмом», придания этому столь важному движению иной дееспособности так и не случилось.
В истории немецкого антифашизма большую роль сыграла и гражданская война в Испании. Антифашисты Германии видели в борьбе против диктатуры Франко шанс искупить свою вину. Они сформировали «Батальон Тельмана», названный в честь председателя немецкой коммунистической партии Эрнста Тельмана. В него входило порядка 1500 человек. «Батальон Тельмана» воевал, обороняя Мадрид.
Символом этого эпизода в истории антифашистского движения стала песня «Небо Испании» Пауля Дессау и Гудрун Кабиш, которая позже была исполнена Эрнстом Бушем (другие названия: «Над всей Испанией безоблачное небо» или «Свобода»). В песне звучит тема борьбы против фашизма как в Испании, так и в Германии. К сожалению, уже вскоре в последнем припеве меняется одно слово — всего одно слово — которое придает песне совершенно иной тон. Первые два припева звучат так: «Родина далека, но мы готовы, мы боремся и побеждаем за тебя, Свобода». Но в последнем припеве слово «побеждаем» меняется на слово «умираем». Изменение одного этого слова показывает весь трагизм немецкого антифашистского движения: единственная возможность не сдаться противнику — это смерть. Только умерев, человек доказывает, что он не предал свои идеалы. Это, безусловно, героизм, но убитый антифашист не может уже оказывать сопротивления фашизму. Сам Эрнст Тельман был убит в 1944 году по приказу Гитлера.
В такой ситуации победа СССР и Красной Армии над гитлеровской Германией была воспринята как спасительное чудо антифашистским движением Германии. До сих пор множество антифашистов собираются в Берлине у подножия памятника Воину-Освободителю в Трептов-парке. Ведь победа Красной Армии не только освободила немцев от фашизма, но и показала свой победительный дух. И своим существованием оправдала смерть павших бойцов-антифашистов.
Гражданская война в Испании, помимо прочего, дооформила раскол антифашистского движения на две части — троцкистскую и сталинистско-коммунистическую. Этот раскол также сыграл свою роль в антифашистском движении. Созданная в 1949 году Германская Демократическая Республика (ГДР) включила в себя именно коммунистическую часть этого движения, в то время как на западной территории стало расти влияние троцкистского понимания антифашизма.
При этом в ГДР развитие антифашистской идеологии оказалось практически невозможным. Во-первых, потому что развитие идей антифашизма прекратилось в самом СССР. А во-вторых, немцы были чрезвычайно поглощены (и травмированы) сложной смесью чувств. С одной стороны, существовала вина за допущение Гитлера к власти. А с другой, восточные немцы видели в русских коммунистах героев («отцовскую фигуру»), которые покажут, как надо. Победительный дух Красной Армии так сильно сиял в сердцах восточных немцев, что они просто не могли себе представить, как можно развивать антифашистскую идеологию дальше без участия русских. Да и руководство СССР не больно-то этого требовало.
После развала СССР и пожирания ГДР со стороны ФРГ единственная победительная традиция антифашизма — советская — оказалась лишена не только политической убедительности, но даже и идеологической. К тому же по антифашистской идее сильно ударила и антисоветская пропаганда. И если позже в России были проведены масштабные телесериалы «Суд времени» и «Исторический процесс», которые разъяснили множество спорных вопросов советской историографии, то широкой немецкой аудитории данные телевизионные дебаты недоступны. Получается, в Германии свое влияние могла развивать лишь троцкистская линия антифашизма.
К чему это привело, мы рассмотрим в следующей статье.
* Сталин И. В. Сочинения. Т. 6. М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1947. С. 283.
