Особые детские переживания, повлиявшие на формирование личности Сталина

Ребенок, конечно же, формируется за счет того, что он вступает в те или иные значимые для него отношения: с родителями, родственниками, друзьями, учителями, священниками и другими представителями окружающего его микросоциума. И даже переживания ребенка в каком-то смысле если не вторичны, то тесно связаны с такими отношениями. Но есть отдельная значимая сфера переживаний, в которой эти связи отходят на второй план, и такие переживания можно рассматривать как существенно автономные и самозначимые. Обычно такие переживания называют экзистенциальными.

Но здесь мы будем использовать это слово не только в узком смысле, когда ставится знак равенства между экзистенциальными переживаниями и зарождающимся у ребенка ужасом, порожденным осознанием своей смертности и конечности, но и в широком смысле слова. Речь тем самым пойдет о всех тех детских переживаниях, которые связаны с тем, что условно можно назвать самовозгоранием. Источниками самовозгорания могут быть странная мысль, страшный сон. То есть речь идет о таких процессах во внутреннем мире ребенка, которые самозначимы, потому что источник этих процессов, будучи внешним, менее важен, чем сам процесс (так ли важно, от чего зажегся дом, если надо тушить пожар?), или вообще не является внешним и полностью задан внутренним миром ребенка.

Можно ли говорить о таких переживаниях у Сталина, притом что роль этих переживаний в детские и юношеские годы достаточно велика?

Прежде чем приступить к описанию того, как взрослел Иосиф Джугашвили, и какие события стали причиной его экзистенциальных переживаний, вновь оговорим, что сведения о его детских и юношеских годах скудны и противоречивы.

Известно письмо И. В. Сталина сотруднику Грузинского отделения Комиссии по истории Октябрьской революции и РКП (б) (Истпарт) Севастию Талаквадзе от 2 января 1925 года. В письме Сталин просит не публиковать найденные сотрудником Истпарта ранние статьи за авторством Сталина (а также другие подобные материалы) без его личной санкции.

В 1931 году соратник Сталина Емельян Михайлович Ярославский предложил И. В. Сталину написать его биографию. Для чего попросил дать ему доступ ко всем существующим архивным материалам. Сталин отказал Ярославскому в этом, указав попутно, что об этом уже просил писатель Максим Горький, который также получил отказ. Сталин мотивировал решение тем, что для биографии «не пришло еще время».

В июле 1933 года директор ИМЭЛ Владимир Викторович Адоратский передал управляющему Центральным архивным управлением СССР и РСФСР Яну Антоновичу Берзину указание, согласно которому «все документы тов. Сталина, выявляемые при обработке различных фондов, направлять в архив ИМЭЛ. Всякое использование этих документов для различных работ не разрешается».

Воспоминания матери Сталина, Екатерины Джугашвили, записанные с ее слов в августе 1935 года, не только не вышли в печать при жизни Иосифа Виссарионовича, но пролежали в архивах до конца ХХ века. Опубликовано в советской прессе было лишь одно небольшое интервью Екатерины Георгиевны 23 октября 1935 года — в газете «Правда». Журналист Борис Дорофеев описал в основном бытовую обстановку и сусальные похвалы матери в адрес сына. Текст интервью был направлен Иосифу Виссарионовичу на согласование 21 октября. Тогда Сталин написал резолюцию: «Не берусь ни утверждать, ни отрицать. Не мое дело. Сталин». Однако спустя шесть дней он направил в Москву телеграмму совсем другого характера:

«Москва. ЦК ВКП (б). Молотову, Кагановичу, Андрееву, Жданову, Талю.

Прошу воспретить мещанской швали, проникшей в нашу центральную и местную печать, помещать в газетах «интервью» с моей матерью и всякую другую рекламную дребедень вплоть до портретов. Прошу избавить меня от назойливой рекламной шумихи этих мерзавцев.

Сталин»433.

В 1938 году Сталин резко выступил против планов издательства «Детиздат» выпустить сборник «Рассказы о детстве Сталина». В своем письме в издательство Сталин даже посоветовал «сжечь книжку». Он писал:

«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».

Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.

Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.

Советую сжечь книжку»434.

В официальной «Краткой биографии» Сталина, вышедшей в свет в 1939 году, ожидаемо ничего не сообщается о его детстве — разве что справочная информация о родителях и учебе. Во втором томе, вышедшем в 1947 году, также нет ни малейшей интересующей нас информации.

Знакомые и друзья Сталина писали воспоминания о нем, но рукописи попадали на архивную полку Института Маркса–Энгельса–Ленина (ИМЭЛ) и оставались там надолго.

Однокашник Сталина по Горийскому духовному училищу и Тифлисской духовной семинарии Петр Капанадзе написал книгу воспоминаний о детстве будущего вождя. В 1950 году начальник Управления пропаганды и агитации ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов направил Сталину просьбу от имени директора издательства «Детская Литература» Константина Пискунова с предложением напечатать эти воспоминания. В сопроводительной записке сообщалось, что автор учел замечания ИМЭЛ, и книга готова к печати.

Но Сталин оставил на рукописи резолюцию с отказом: «В „Воспоминаниях“ имеется много надуманных и прямо неверных моментов. Нельзя печатать»435.

Почему же так происходило? Можно предположить, что друзья детства и юности Сталина в своих мемуарах, написанных при его жизни, сильно идеализировали Сталина. Поэтому даже после очень требовательных правок, рекомендованных ИМЭЛ, воспоминания не прошли цензуру Сталина — главного действующего лица этих воспоминаний.

У этого, казалось бы, парадокса (чем плохи Сталину напечатанные хвалебные мемуары друзей?) есть свое объяснение. Сталин не хотел, чтобы особенно сокровенные события, повлиявшие на его судьбу, становились всеобщим достоянием.

Во-первых, этим без сомнения воспользовались бы враги, чтобы понять, где у их недруга слабые места, какие события в жизни стали для него травмирующими.

Во-вторых, став достоянием многих людей, сокровенные события потеряют свою сакральность. Их ценность пропадет, когда миллионы людей станут пересказывать их друг другу.

Таковы основные причины, по которым Сталин контролировал любую информацию о себе, выходящую в советской печати.

Сталин умышленно избегал публикаций о себе и своей семье. С одной стороны, он стремился предотвратить обнародование нежелательной информации. С другой стороны, давала о себе знать подпольно-революционная привычка вообще не рассказывать лишнего — по принципу «чем меньше о тебе знают, тем лучше».

Однако полный запрет на упоминание о детстве вождя в печати, если он вообще возможен, немедленно вызвал бы подозрения другого рода: мол, если он о себе ничего не рассказывает, значит, он не тот, за кого себя выдает. Количество слухов и сплетен выросло бы моментально — и без всякого участия прессы.

Поэтому и было принято решение подвергнуть всё, что касается детства Сталина, тщательной цензуре, направленной на вымарывание всего интимного, сокровенного, экзистенциального. Допускались только относительно правдивые сведения, не имевшие вышеуказанного характера, то есть относительно стерильные и точно отобранные сведения из разряда необходимых легенд, целью которых было не только создание нужного образа, но и сокрытие всего сколько-нибудь сокровенного.

Однако есть то, что скрыть невозможно и что при этом не является на сто процентов стерильным.

Ребенок не только общается с родителями и прочими представителями его детского микромира. Он еще и дышит воздухом своей малой родины — воздухом культурным, этническим, историческим и бог весть каким еще. И этот воздух может воздействовать на его формирующуюся экзистенциальную сферу.

Каков этот воздух в случае Сталина?

Сталин родился в Гори — уездном городе Тифлисской губернии Российской империи. Точных данных о времени строительства города нет. В «Летописи» армянского военачальника и историка Смбата Спарапета написано, что основателем города Гори был сам Давид Строитель436 — легендарный грузинский царь из династии Багратионов.

Вот как Троцкий в своей книге «Сталин» описывал интересующий нас социокультурный и исторический и даже метафизический воздух, оказывавший тонкое воздействие на формирование личности Иосифа Сталина: «К тому времени, когда сапожник Виссарион Джугашвили переселился сюда из родной деревни Диди-Лило, городок имел тысяч шесть смешанного населения, несколько церквей, много лавок и духанов для крестьянской периферии, учительскую семинарию с татарским отделением, женскую прогимназию и четырехклассное училище. <…> Бесформенные улицы, далеко разбросанные дома, фруктовые сады придавали Гори вид большой деревни. Дома городских бедняков, во всяком случае, мало отличались от крестьянских жилищ. Джугашвили занимали старую мазанку с кирпичными углами и песчаной крышей, которая давно уже начала пропускать ветер и дождь»437.

О том, как был устроен быт семьи Джугашвили, мы можем узнать из воспоминаний Гогохии, одноклассника Сталина. Гогохия пишет: «Их комната имела не более девяти квадратных аршин и находилась около кухни. Ход — со двора прямо в комнату, ни одной ступени. Пол был выложен кирпичом, небольшое окно скупо пропускало свет. Вся обстановка комнаты состояла из маленького стола, табуретки и широкой тахты, вроде нар, покрытой «чилопи» — соломенной циновкой»438.

На высоком холме над Гори возвышается древняя крепость Горисцихе. В летописях крепость впервые упоминается в XIII веке. Крепость имела стратегическое значение, так как стояла на перекрестке путей с запада на восток с севера на юг. Крепость много раз переходила из рук одних захватчиков в другие, перестраивалась, существующие ныне стены были отстроены в XVIII веке.

Однокашник Сталина Петр Капанадзе вспоминал439, как они вместе с Сосо ходили в эту горийскую крепость. Ее окружало множество легенд, и дети любили посещать ее. Они знали, что любому человеку, который поднимался в крепость, обязательно надо было принести наверх три камня — и бросить их в большую круглую яму в середине крепости. Существовало поверье, что как только яма наполнится камнями, людям станет легче жить. Мальчики всегда исправно приносили наверх камни — все они хотели сделать жизнь людей лучше.

Из крепости открываются замечательные виды на могучие Кавказские горы. Петр Капанадзе вспоминал: «Там, по преданиям, на самой высокой вершине, томится наш любимый герой Амирани. Мы часто говорим о нем, и нам хотелось бы спасти его. Амирани хотел уничтожить всех драконов, всех злых духов, говорится в сказке. Он был добрый великан и хотел, чтобы люди жили мирно и ели «хлеб, не смоченный кровью»440.

Считается, что однажды герой во время своих странствий обратил внимание на хлеб, которым питаются люди. Амирани сжал его в руке и увидел, что из хлеба вытекает кровь. Тогда в герое загорелось желание, чтобы люди не ели хлеб, из которого течет кровь.

Амирани — герой древнегрузинского эпоса, великан. Он совершил много подвигов на благо людей, но однажды бросил вызов богу — и в наказание был прикован к скале в горах.

Александр Цихитатришвили, одноклассник И. В. Сталина по духовному училищу, сын Михаила Цихитатришвили, крестного отца Сталина, вспоминал, что Сосо рассказывал другим детям сказки, героические сказания и шаири (форма стиха в грузинской поэзии, размером шаири написана, например, поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»). Среди сказаний и стихов было произведение XII века «Амиран Дареджаниани» — рыцарский роман, написанный писателем Мосэ Хонели на основе эпоса об Амирани441.

Исследованием эпоса об Амирани занимался грузинский советский фольклорист и литературовед Михаил Ясонович Чиковани. Михаил Ясонович — крупнейший специалист по грузинской мифологии. В 1947 году был издан его фундаментальный труд «Прикованный Амирани». Чиковани отмечал, что «сказание об Амирани принадлежит к числу самых распространенных в мире сюжетов. В грузинском фольклоре оно занимает центральное место»442.

Коль скоро эпос об Амирани занимает такое важное место в грузинской культуре, коль скоро Амирани был любимым героем маленького Иосифа Джугашвили, рассмотрим данный миф подробнее.

По мнению Чиковани, эпос об Амирани сформировался на территории современной Грузии, в исторических областях Колхида и Иберия, среди людей, говорящих на грузинском языке443. Колхида — историческая область, включающая современную западную Грузию и Абхазию. Иберия — историческая область восточной Грузии. Крупные союзы племен, населявших Иберию, к концу II тысячелетия до н. э. — началу I тысячелетия до н. э. образовали более или менее единую культурно-историческую общность444.

Аналоги Амирани есть у многих кавказских народов: это Артавазд в Армении, Рокапи у имеретинцев, Бородатый великан у кабардинцев и так далее. Однако, по мнению Чиковани, оригинальными являются только мифы грузин и абхазов, богатыря-богоборца которых зовут Абрскилом. То есть Амирани и Абрскил, по сути, один и тот же герой, тогда как богатыри других кавказских народов — более поздние копии Амирани.

С начала XIX века этнографы стали собирать и документально фиксировать грузинский фольклор. В 1848 году отрывки из сказаний об Амирани впервые вышли в печати в книге «История Грузии», написанной Теймуразом Багратиони, кавказоведом, сыном последнего грузинского царя Георгия XII. С тех пор и до 1960-х годов было собрано более 150 версий мифа на грузинском, абхазском, черкесском, лакском, убыхском, осетинском, армянском и других языках445. Михаил Чиковани обобщил найденные варианты эпоса и проследил основные сюжетные линии.

Амирани — это сын храброго охотника Дарджелани и богини Дали, покровительницы зверей. Охотник нашел Дали в пещере на скале и вступил с ней в связь. Ревнивая жена охотника в отместку отрезала золотые косы Дали, тем самым погубив ее. Чтобы спасти зачатого ребенка, Дарджелани вспорол живот Дали и вынул младенца. Мальчик был доношен в чреве быка.

После отец положил ребенка в корзину у родника около дома Иамани. Иамани подобрал Амирани и стал воспитывать вместе со своими сыновьями Бадри и Усипи. Крестным отцом Амирани стал сам бог. На теле Амирани начертаны знаки солнца и луны, а во рту у него золотой зуб. Вырос Амирани существом необычайной силы и проворности. Бог при крещении наделил Амирани стремительностью, с какой летит вниз сброшенное с горы бревно; быстротой низвергающейся лавины; силой двенадцати пар быков и буйволов; неутомимостью волка; предсказал ему в детстве бедность, а в зрелом возрасте — приключения и битвы446. В древнейшей версии сказания Амирани получил в младенчестве силу от омовения в воде волшебного родника447. Бог подарил Амирани булатный нож, пользоваться которым можно только в случае крайней необходимости.

Неизменным атрибутом Амирани является его меч, который он сам выковал. Меч этот настолько тяжел, что поднять его не по силам простому смертному. Существуют версии эпоса, в которых оружием героя являются также железный лук и стрелы.

Однажды Амирани решил бросить вызов богу — однако проиграл в состязании и был наказан. За дерзость бог приковал его к скале, в пещере.

Мифы о прикованных героях-богоборцах существуют у многих народов. Греческий Прометей, абхазский Абрскил, Тамбола индонезийских тораджей и Адиа филиппинских тагалов имеют общие черты448.

Крупный литературовед, профессор Московского университета Алексей Николаевич Веселовский, анализируя разные версии кавказских легенд о прикованных богатырях, приходит к выводу, что большинство героев терпит наказание от бога справедливо — за те или иные преступления, а вовсе не из-за любви к людям. Такими преступлениями могут быть «несправедливость к людям, необузданность кровожадного истребителя жизни, или ослушание отцовской воли <…>, или сопротивление божественной воле, доходящее до нарушения клятвы»449.

Встречается также и другая, прежде всего грузинская, самостоятельная версия, в которой мотивом богоборчества является именно заступничество за человечество450. Амирани и его спутники преодолевают силы природы и борются с врагами людей — злыми зооморфными существами — людоедами дэвами, духами бурь каджами. Амирани не только совершает много подвигов, но и обучает людей кузнечному делу.

Достаточно часто в разных версиях сказания об Амирани встречается эпизод битвы с тремя драконами-вишапами: белым, красным и черным. Амирани побеждает двух драконов, белого и красного, но черный проглатывает его. Спутники Амирани Бадри и Усипи успевают только отрезать дракону хвост. Выбраться из чрева дракона Амирани удается только с помощью булатного ножа, подаренного богом. Амирани вспарывает им живот дракона и выходит наружу.

Вишапы — зооморфные чудовища, олицетворения зла в грузинской мифологии. Также вишапами называют каменные изваяния, чаще всего изображающие рыб, размером до 5 метров в высоту, найденные в Армении, Грузии и других регионах Кавказа. Вишапы-изваяния располагаются близ источников воды: ручьев, родников, древних каналов и других ирригационных сооружений. Специалисты относят сооружение статуй вишапов ко II тысячелетию до н. э. Считается, что изваяния использовались при осуществлении культа божеств плодородия и воды451.

Интересно, что в пшавском варианте сказания отца Амирани зовут Сулкалмахи. Это имя составное: Сул + калмахи (сули — душа, кал-махи — форель, рыба)452. В этом варианте мифа Амирани рождается у престарелых родителей. А это значит, что культ Амирани приходит на смену более древнему культу рыбоподобных существ.

Одним из ключевых эпизодов мифа является похищение небесной девы Камари. Она живет в башне, прикованной цепями к небу, и олицетворяет небесный огонь. Амирани похищает ее, и разгневанный отец девы Камари, бог гроз и туч, обнаружив пропажу, преследует похитителя. Герою удается убить его только после того, как Камари раскрывает герою уязвимое место на теле своего отца.

Тут следует сделать небольшое отступление, чтобы сопоставить этот эпизод мифа с реакцией Сталина на реальное событие из жизни грузинских большевиков, дающее некий ключ к пониманию того, как культурные коды мифа об Амирани определяли его мировоззрение.

В своих воспоминаниях друг и соратник Сталина, бесстрашный и полулегендарный налетчик Симон Аршакович Тер-Петросян, известный как Камо, рассказывает следующую историю. Один из членов партии влюбился в дочь богатого авлабарского купца, которая ответила ему взаимностью. Но отец помешал счастью молодых, желая отдать дочь не за бедняка, а за богатого купца. Девушка из-за невозможности быть с любимым отравилась, а после ее смерти партиец повесился. И в городе, и в партии шли бурные дискуссии о том, кто прав, кто виноват. Камо рассказал историю Сталину, и тот прокомментировал ее так: «Некому в этой истории сочувствовать, — неожиданно сказал Сталин. — Отец — бессердечный тиран, дочь — истеричная дура, наш товарищ — слабовольный трус. Никто из них не достоин сочувствия. Почему она не сбежала из отцовского дома с любимым мужчиной? Почему он ее не „украл»? <…> Неужели отравиться лучше, чем сбежать с любимым? Или он ей этого не предлагал? Почему? А зачем он повесился?»453

Но вернемся к мифу об Амирани. Как видно, сказание о прикованном Амирани имеет очень много общего с мифом о Прометее. Алексей Николаевич Веселовский считает, что существует «соединительное звено между кавказскими сказаниями и эллинским мифом о Прометее, похитителе священного огня ради блага людского»454.

Амирани — защитник людей, он воплощает силы прогресса, выражает народные чаяния на освобождение от гнета и обретение свободы. Похитивший деву Камари, олицетворяющую огонь, обучивший людей кузнечному делу и прикованный за это богом на горе, Амирани является символом надежды людей на их собственное право быть хозяевами своей судьбы.

На протяжении тысячелетий сказание об Амирани изменялось — на древние сюжеты накладывались более поздние эпизоды. Самый яркий пример — изменения, которые произошли после принятия христианства, когда языческие персонажи были заменены на христианские.

По утверждению Чиковани, «основные части эпоса об Амирани долгое время исполнялись в форме языческого культового хоровода и драмы»455. В новой «христианской» версии Амирани крестит Христос, и он же приковывает героя железными цепями к скале. Но, несмотря на то, что христианизированная версия мифа существует, полная его трансформация не произошла. В народе по-прежнему существуют как дохристианские, так и христианизированные версии сказания.

О параллелях между древнегреческими и кавказскими сказаниями упоминали еще древнегреческие писатели. Они говорили о существовании в Колхиде на западе Закавказья мифа, подобного мифу о Прометее.

Выдающийся древнегреческий географ и историк Страбон в своей книге «География» указывает, что греки считали Кавказ местом действия мифического сказания о Прометее и его оковах456. Страбон пишет: «Только эти [кавказские] горы, находящиеся от Индии на расстоянии свыше 30 000 стадий, греки называли Кавказом и сюда они переносили место действия мифического сказания о Прометее и его оковах».

Греческий писатель Флавий Филострат II, известный как Филострат Афинский, также придерживался версии о том, что Кавказ — место действия мифа о Прометее. В своем романе «Жизнь Аполлония Тианского» Флавий, описывая путешествие Аполлония на Кавказ, сообщает: «Об этой горе у варваров ходят те же предания, что и у эллинских поэтов, именно, что к ней был прикован Прометей за свое человеколюбие. <…> Вершина эта двуглавая и говорят, что он был прикован руками к этим отрогам, между которыми не меньше стадия расстояния: так громаден будто бы был он»457.

Вместе с тем греческая традиция указывает на восточную часть Малой Азии как на место высокоразвитой железной индустрии. Исследователи указывают, что в Южной Колхиде, в области, именуемой у древних авторов Халибией, находился один из мощных центров железообработки458.

Исследователи на данный момент не определили точное время появления сказания об Амирани. Грузинский литературовед, историк культуры Шалва Исакович Нуцубидзе считает, что сказание об Амирани могло появиться в момент перехода технологии обработки металла от ковки к плавлению, то есть в середине II тысячелетия до н. э. Такой вывод Нуцубидзе делает на основании того, что в самой легенде Амирани рассказывает своему брату Бадри о своем мече, созданном методом горячей ковки.

С конца II тысячелетия до н. э. до конца VII века до н. э. в регионе длилась эпоха раннего железного века. К началу железного века в Колхиде существовали развитые металлургические центры459. Археологами найдены металлические изделия, украшенные сюжетными композициями эпоса об Амирани, которые датируются концом II и серединой I тысячелетия до н. э.460 Это говорит о том, что устный эпос сформировался 3 тысячи лет назад.

Необходимо также отметить, что сказание об Амирани формировалось примерно в период завершения эпохи почитания вишапов — каменных изваяний рыб. В сказании роль вишапов однозначно негативна, они предстают перед героями чаще всего в виде драконов. Герой борется с ними и побеждает.

Также отличительной особенностью многих вариантов сказания об Амирани является трепетное отношение к железу. В сванской версии охотник добирается до богини Дали, используя железные долота и молот. Бог при крещении (инициации) дарит герою булатный кинжал. Булат позже сослужит владельцу добрую службу: когда дракон проглотит Амирани, герой вспорет кинжалом живот обидчика. В сказании Амирани вооружен железным оружием, носит железную кольчугу, а бог приковывает Амирани к скале железной цепью.

Приведенные данные говорят о том, что эпос об Амирани сформировался на территории западной Грузии в начале железного века, который начался на Кавказе в конце II тысячелетия до н. э.

Грузинские культурные коды сильно связаны с эпосом об Амирани — его влияние прослеживается в литературных памятниках более поздних эпох. Например, в «Витязе в тигровой шкуре» Шота Руставели, а также в вышеупомянутом романе «Амиран Дареджаниани» Мосэ Хонели.

В этом романе, написанном во время царствования царицы Тамары, действие происходит в XII веке, в современное для автора время, и отражает существовавшее на тот момент социальное устройство общества. Героями «Амиран Дареджаниани» являются рыцари и их преданные вассалы. Основные сюжетные линии в романе Хонели сильно перекликаются с древним эпосом об Амирани. Например, Хонели повторяет сюжет, в котором чудовище проглатывает героя, а его спутники успевают только отрубить чудовищу хвост. Забравшись в свое логово, чудовище мучается от боли в животе, пытается переварить Амирани, но герой вспарывает брюхо изнутри спрятанным за голенищем ножом и выходит наружу.

Гуманистический образ Амирани был одним из слагаемых культурного кода Иосифа Джугашвили и его горийских друзей. Сталин цитировал средневековый роман «Амиран Дареджаниани» своим товарищам.

В дальнейшем образ Амирани находит отражение и в жизни зрелого Сталина. В 1939 году он одобряет произведение поэта Георгия Николаевича Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество», написанное к 60-летию вождя и вышедшее на русском языке в 1944 году. Поэт в эпопее несколько раз обращается к образу Амирани, очевидным образом связывая Амирани со Сталиным:

Здесь ждали родители сына,

Чтоб им облегчил он удел

И сердцем своим светоносным

Всю землю в сиянье одел.

И гор появился питомец,

Кто мощь Амирана явил,

Кто в узниках жажду свободы,

Оковы разбив, утолил.

Вся свежесть картлийского мая

Его овевала волной,

Чтоб родину он осчастливил

Невиданной вечной весной461.

В 1941 году за свое сочинение поэт получил Сталинскую премию II степени.

Еще один пласт кавказской мифологии, так повлиявшей на мировоззрение Сталина, — это нартский эпос. О его месте в жизни семьи Джугашвили мы расскажем подробнее.

В Гери, селе предков отца Сталина Виссариона Джугашвили, существовало святилище, которое посещали родители будущего вождя. Александр Цихитатришвили вспоминал: «Бесо и Кеке часто вспоминали Гери и ходили туда молиться как в молельню своих предков»462.

В святилище чтили героя нартского эпоса Уастырджи. Позже на его месте был построен христианский храм Святого Георгия. Таким образом в одном месте слились два культа — языческий и христианский. В храме продолжали приносить жертвы по языческой традиции, при этом там же служили христианские молебны. С этим святилищем связан эпизод из детства Сталина, о котором упоминает сама Кеке.

После того, как два первых ребенка Бесо и Кеке умерли в младенчестве, супруги в отчаянии поклялись, что совершат жертвоприношение в Гери, в случае если их третий ребенок выживет463. Однако когда у Кеке родился сын, его как можно скорее крестили, но не спешили совершить обещанное паломничество в родовое святилище. Мать Кеке Меланья, видя болезненность мальчика, ходила по гадалкам, молилась и постоянно напоминала родителям о необходимости исполнить данное обещание464.

Родителей заставила поторопиться очередная простуда, из-за которой ребенок потерял голос. Кеке и Бесо в отчаянии голосили так громко, что о произошедшем узнала вся округа. Соседи решили, что в ребенка вселился злой дух, но вскоре Сосо поправился, и родители решили больше не откладывать поклонение святыне и отправились в Гери465.

В святилище они принесли в дар овцу, заказали молебен в церкви Святого Георгия. У церкви Сосо сильно испугался, когда увидел, как невесту в белом одеянии подвесили над пропастью, чтобы изгнать из нее бесов. Мать вспоминала, что по возвращении в Гори Сосо беспокоили тревожные сны, он бредил и дрожал466.

Мы уже упоминали, что святилище, к которому совершили паломничество родители Сталина, было построено в честь нартского бога Уастырджи. Теперь расскажем подробнее о его дочери Сатане — покровительнице всего осетинского народа. Она прекрасна, коварна, умна, жестока. Ее прозвище — «хозяйка». Ее особенностью является светлая кожа, светящаяся во тьме. Без Сатаны не обходится ни одно важное событие, она и спасает людей от голодной смерти, и защищает их от врагов с мечом в руке. Вероятно, такой образ Сатаны — это наследие матриархата.

Сатана — приемная («неродившая») мать Сослана Стального, важнейшего героя всего северокавказского эпоса, и Батрадза467. Однажды Сатану, обнажившуюся у реки, с противоположного берега увидел безвестный пастух. Он возжелал ее — и испустил семя, которое упало на камень, согретый Сатаной. Тогда Сатана позвала небесного кузнеца Курдалагона. «Только раз ударил молотом Курдалагон, треснул камень — и вынули оттуда новорожденного младенца. Дала ему Шатана [Сатана] имя Сослан, что значит «из утробы камня рожденный».

Сатана взяла Сослана к себе домой на воспитание. Но однажды Сослан ей говорит: «Если вы хотите, чтоб стал я настоящим человеком, то отдайте меня Курдалагону, пусть закалит он меня в молоке волчицы». Стал тогда Курдалагон долбить из ствола большого дерева колоду, в которой мог бы поместиться Сослан. Но в это время мимо Курдалагона пробегал Сырдон, которого недаром зовут злом нартов.

Сырдон упрекнул кузнеца: «Вы только поглядите, что он делает! Знает, для кого готовит колоду, а долбит ее на четыре пальца длиннее». Курдалагон сбился со счета и сделал колоду короче, чем нужно. Поэтому Сослан не смог вытянуться в ней во весь свой рост, «согнул колени — и волчье молоко не покрыло их. В чистый булат превратилось всё тело Сослана, но незакаленными, мягкими остались его колени, колченогим он стал, когда начал ходить»468.

С точки зрения литературоведа Михаила Яковлевича Вайскопфа, Сталин не просто хорошо знал осетинский нартский эпос — он проводил параллели между мифом и своей жизнью. Самым ярким свидетельством этого является то, что в письмах к жене Надежде Иосиф Виссарионович называл свою дочь Светлану «Сатанкой». После самоубийства Надежды Аллилуевой, которая сама была с Кавказа и знала его фольклор, Сталин изменил это прозвище на «Сетанка», скорее всего, чтобы «избежать обидных и непонятных для девочки коннотаций« — ведь Сатана родилась от умершей матери.

Теперь Светлана была «Сетанкой-хозяйкой». Получилось удачно, поскольку, по воспоминаниям Светланы Аллилуевой, она сама не могла выговорить имя Светланка — у нее получалось «Сетанка»469.

Сослан Стальной — солнечное божество470. Выдающийся французский мифолог Жорж Эдмон Дюмезиль в специальном мифологическом этюде «Солнечные мифы» писал: «Разумеется, не каждая черта, не каждый подвиг Сослана носят солнечный характер… Но его цикл, единственный в кругу нартовских сказаний, дает целый ряд сюжетов — и притом сюжетов основных, в которых солнечный характер героя выступает еще вполне прозрачно»471.

Василий Иванович Абаев, советский и российский ученый-филолог, отмечает, что богоборческие мотивы в сказаниях о Сослане отсылают к «Прометеевско-Амирановскому комплексу, в котором отразились первые усилия человека освободиться от власти природы и подчинить ее себе». Абаев рассматривает этот миф как борьбу «старого, примитивного языческого натурализма с новым христианским культом». По его мнению, последнее подтверждается еще и тем, что в эпосе не описано «ни одного случая борьбы нартов с чисто языческими богами… Нарты борются только с христианизованными небожителями»472.

С раннего детства Сосо отличала постоянная готовность к борьбе, упрямство, отказ мириться с тем, что его не устраивает. В какой-то мере мальчик обязан этому кавказской традиции и кавказскому темпераменту, а в какой-то — личным данным и характеру.

По свидетельствам однокашников, Иосиф Джугашвили в детстве был очень активным мальчиком: постоянно играл во всевозможные игры, устраивал состязания по борьбе.

Примечателен эпизод, который вспоминает мать Сталина Кеке. На один из церковных праздников его отец Бесо принес домой два арбуза. Их должны были освятить в церкви и один надрезали на пробу. Пятилетний Сосо попробовал кусочек и тут же был отчитан отцом за нетерпеливость: есть арбуз до освящения мальчику не полагалось. Сосо обиделся настолько, что отказался идти в церковь и остался стоять у входа. После возвращения родители не смогли уговорить мальчика сесть с ними за стол. Не смог убедить его и зашедший в гости крестный.

В конце обеда, когда начали есть арбуз, Сосо вошел в помещение и закричал: «Плохие, плохие, плохие!..» Крестный посадил мальчика за стол, положил перед ним целый арбуз. Но Сосо уже начало лихорадить, он простудился из-за долгого стояния на сквозняке. Ребенок потерял сознание. По словам матери, привести мальчика в чувство смогла только знахарка473.

В своем детстве Джугашвили не раз оказывался на грани жизни и смерти.

В раннем возрасте он перенес заболевание оспой474. В Гори в тот момент свирепствовала эпидемия, во многих семьях умирали дети. У соседей, в семье виноторговца Эгнаташвили, в один день умерло трое детей475.

Медицина не была достаточно развита, чтобы эффективно бороться с оспой. Люди часто прибегали к народным средствам лечения. Соседка Кеке Мария писала, что ее сын Александр в то время также заболел оспой. По народному поверью, эта болезнь не любит врача и лечение, но любит веселье и песни. Родители окружили больных детей заботой и общением, «хлопотали около больных, молились, пели и убрали комнату цветами»476.

Кеке сильно переживала за сына, опасаясь осложнений, ведь заболевание оспой часто приводило к слепоте. Впоследствии Кеке вспоминала: «На третий день болезни у Сосо был жар. Он впадал в бред и вдруг заявил: покажите, мол, виновника моей болезни — Кучатнели. Бабушка обернула мутаку [диванную подушку продолговатой формы] одеялом и сказала внуку: вот твой Кучатнели. Сосо принялся топтать идола, наславшего на него недуг. Затем, успокоившись, уснул»477.

Кучатнели — убийца народного героя Арсена. Легенда гласит, что Арсен, выходец из крестьянской среды, полюбил крепостную своего князя и стал просить его о женитьбе. Князь не пожелал выдавать девушку за него, и тогда влюбленный юноша похитил ее, а имение князя разорил.

Арсен вскоре стал известен всей округе. Он грабил богатых, а добычу раздавал бедным. Народный герой наказывал обманщиков-торговцев, но при этом был справедливым: если по надобности брал коня не у богача, то возвращал обратно с деньгами. Арсен, борец против угнетения власть имущими простых людей, был очень популярен в народе.

По легенде, близкие люди предали Арсена, но удалой боец смог сбежать из-под стражи. Потом некто Кучатнели со своим спутником напали на него, но Арсен, который никогда ранее не шел на убийство, не стал лишать нападавшего жизни и в этот раз. Но коварные Кучатнели и его спутник не оценили поступок Арсена и убили его. Умирая, Арсен рассказал убийце, где лежит зарытый им клад, и наказал раздать всё бедным.

Герой народного сказания Арсен имел реальный прототип. Это Арсен Одзелашвили, который погиб в 1842 году. Одзелашвили возглавил антиколониальное и антикрепостническое народное движение в Грузии в первой половине XIX века. В 1840-е годы, еще при жизни Арсена, стала складываться народная поэма, прославлявшая удаль, честность и борьбу за народную свободу.

Имя Кучатнели стало нарицательным. Оно означало «подлец», «предатель», «злодей». В каком-то смысле Иосиф, затаптывая куклу Кучатнели, протестовал против несправедливости, насылаемой злодеем болезни.

Оспа оставила следы на лице и руках Иосифа на всю жизнь, из-за чего потом, во время подпольной работы, он стал известен под кличкой «Рябой». Например, в донесении начальника Тифлисского розыскного отделения ротмистра Лаврова директору департамента полиции от 9 февраля (по ст. стилю) 1903 года среди руководителей Батумского комитета социал-демократической партии называется «находящийся под особым надзором полиции Иосиф Джугашвили, известный под кличкой «Чопур»478 (то есть «Рябой»).

Иосиф Иремашвили — однокашник Иосифа Джугашвили по училищу и семинарии, меньшевик и политический оппонент Сталина, в 1932 году, находясь в эмиграции в Берлине, опубликовал мемуары «Сталин и трагедия Грузии». В мемуарах Иремашвили так описывал своего друга: «На продолговатом веснушчатом лице Сосо было заметно множество шрамов. Он был худым, но крепкого сложения. В живых, темно-медового цвета глазах читался его непреклонный нрав. Эти глаза не внушали доверия. Движения у него были почти не детские. Во время ходьбы он размахивал худыми, по-орлиному раскрытыми руками, и оставлял странное впечатление».

Предположительно в 6-летнем возрасте Сталин получил травму, из-за которой его левая рука плохо сгибалась в локте всю оставшуюся жизнь. Высказывались разные версии того, как Сталин мог получить эту травму: во время неосторожного прыжка с крыши, во время катания на санках или борьбы, из-за попадания под фаэтон. В качестве другой возможной причины повреждения руки указывают некое заболевание.

Существуют воспоминания родственников Сталина, в которых содержатся семейные легенды о травме руки. Анна Сергеевна Аллилуева, сестра второй жены Сталина Надежды, пишет: «Левая рука Сталина плохо сгибалась в локте. Он повредил ее в детстве. От ушиба на руке началось нагноение, а так как лечить мальчика было некому, то оно перешло в заражение крови. Сталин был при смерти.

— Не знаю, что меня спасло тогда: здоровый организм или мазь деревенской знахарки, — но я выздоровел, — вспоминал он [Сталин]»479.

Свою версию приводит племянница Сталина Кира Аллилуева: «Он [Сталин] никогда со всеми не плавал. Быть может, не хотел, чтобы кто-то видел его руку. Как говорили, поврежденную в молодости во время неосторожного прыжка с крыши. Я в разных книгах читала, что она плохо действовала и даже сохла. Но сама ничего подобного не замечала, хотя ребенком росла наблюдательным. Не видно этого было даже тогда, когда на даче в Зубалове Сталин с папой играли в бильярд»480.

Дочь Сталина Светлана Аллилуева вспоминала: «Он [Сталин] говорил, что в молодости <…> часто болела рука, покалеченная в детстве»481.

Врачи лечебно-санитарного управления Кремля занесли такую запись в историю болезни Сталина: «Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава»482.

В 1888 году Сосо Джугашвили поступает в Горийское духовное училище. Начинается новый этап его жизни, к которому относится несколько эпизодов, сильно повлиявших на его жизнь. Один эпизод этого периода жизни Сталина, по некоторым данным, относящийся к возрасту 10–11 лет, — это наезд фаэтона на толпу, в которой стоял мальчик. Семен Гогличидзе, учитель пения в Горийском духовном училище, рассказывает, что столкновение произошло на праздник Крещения, 6 января. Возле моста через Куру собралось множество народа, были выстроены войска. После церковной службы людские толпы ходили по улицам, в том числе и по улочке около Оконской церкви. По улице летел фаэтон, которого никто не заметил. Повозка врезалась в толпу в том месте, где стоял хор певчих, в котором пел также и Сосо. Он хотел перейти на другую сторону улицы как раз в тот момент, когда фаэтон налетел на него. Сосо упал на землю, и фаэтон проехал по его ногам483.

Кеке в своих воспоминаниях приводит такие подробности произошедшего: «Утром я отправила сына на занятия целым и невредимым, а в полдень его принесли на руках. Оказывается, когда он возвращался домой, его окликнул знакомый. Мой сын повернулся и в этот момент на него наехал фаэтон. Лошади чуть было не растоптали его. Сосо принесли без сознания… У меня началась истерика. В течение двух недель сын не проронил ни звука»484.

Мать сообщает, что мальчика спасли врачи: «Храни бог фельдшера Ткаченко, который привел к нам доктора Любомудрова. Оба они ежедневно посещали больного, утешали меня: молодой организм справится с бедой. Позже к ним присоединился доктор Сааков. Узнав о попавшем в беду ребенке, сам вызвался помочь. Впоследствии все трое отказались от вознаграждения. Три недели боролись они с недугом, спасли ребенка, подарили жизнь моему Сосо. Добрый доктор Сааков в день выздоровления подарил мальчику рубль на карманные расходы»485.

Существует также версия о том, что случай с фаэтоном и повлек за собой травму руки. Эту версию озвучивает, к примеру, соратник Сталина, один из высших руководителей ВКП (б) и КПСС Вячеслав Михайлович Молотов: «Рука у него была нормальная, но ее держал вот так, какая-то операция, видимо, была в детстве. Он под фаэтон попал…»486

Также примечателен эпизод из школьного периода жизни Сталина, описанный Симоном Тер-Петросяном. Камо вспоминает, что после разлада в семье отец Сталина Бесо перебрался в Тифлис, а в Гори наведывался лишь изредка. Иногда он заходил к лавочнику Васадзе, чтобы взять товары в долг. Для порядка долг записывался в специальную тетрадь. При погашении долга записи из тетради вычеркивались.

Несколько раз Бесо пьяным приходил к Васадзе отдавать долг, и лавочник обманывал его, принимая деньги, но не вычеркивая запись о долге. Наконец, Бесо обнаружил подтасовку, возмутился и стал требовать справедливости. Поднявшего шум сапожника забрали в полицейский участок. Кеке пришла в лавку усовестить торговца, а Васадзе прилюдно оскорбил ее. Домой она вернулась в слезах.

Иосифу было только одиннадцать лет, но он не мог стерпеть унижение и отправился к лавочнику. После разговора с мальчиком Васадзе пошел в участок и сказал, что ошибся в расчетах, так что Бесо ему ничего не должен. После этого они вдвоем пошли к Кеке, и Васадзе помирился с ней. Спустя годы Тер-Петросян спросил у Сталина, что тогда произошло, и получил ответ: Иосиф сказал обидчику, что подожжет лавку, если тот не исправит ситуацию. Васадзе понял, что мальчик не шутит, и поспешил решить дело миром487.

Далее мы переходим к описанию события, которое можно назвать наиболее глубоким экзистенциальным переживанием юного Сталина. 13 февраля 1892 года на центральной площади Гори Иосиф вместе со своими одноклассниками наблюдал казнь двух крестьян через повешение488.

О силе детских впечатлений от казни упоминал Григорий Размадзе, товарищ Сосо: «Эта жуткая картина произвела на нас, детей, самое тяжелое впечатление. Возвращаясь с места казни, мы стали обсуждать, что будет с повешенными на том свете. Будут ли их жарить на медленном огне? Сосо Джугашвили разрешил наши сомнения: «Они, — сказал он, задумавшись, — уже понесли наказание, и будет несправедливо со стороны бога наказывать их опять»489.

Свидетелем этой казни также был писатель Максим Горький (1868–1936), который во время своего знаменитого путешествия по России 1891–1892 годов заехал в провинциальный кавказский городок. Спустя несколько лет, 26 ноября 1896 года, Горький опубликовал в газете «Нижегородский листок» свой фельетон «Разбойники на Кавказе».

В фельетоне Горький ничего не говорит о преступлениях, из-за которых двум крестьянам вынесли смертный приговор. Он только упоминает, что в толпе на площади обсуждали, как разбойники убили нескольких человек при задержании.

Горький описывает, как приговоренные приняли казнь:

«Преступник сам спрыгнул с табурета и, не достав ногами до помоста, — повис в воздухе. Одно мгновение он висел неподвижно, потом задвигал связанными руками, весь вздрогнул и вдруг, дергая ногами, стал извиваться в воздухе. Лицо у него стало красное и странно надулось, точно вспухло всё сразу.<…>

— Хорули! — вдруг крикнул толпе другой осужденный, указывая на товарища всё еще бившегося в воздухе. Раздался смех: хорули — гурийский танец.<…>

— А ты, Васо, давай перхули! — крикнул кто-то из толпы по-русски. Васо кивнул головой. Перхули — тоже танец. Васо вязали руки, и он что-то серьезно говорил палачу, указывая кивками головы куда-то на толпу. Она опять замолкла. Вот Васо кивнул головой направо… налево… <…>

И Васо начал танцовать перхули… Когда же он неподвижно повис рядом с товарищем, причем головы обоих их свесились на грудь, а шеи странно выгнулись — толпа стала расходиться»490.

Фельетон, фрагмент из которого приведен выше, является частью серии очерков, в которых Максим Горький рассматривает «культ героя-разбойника» на Кавказе. Уважительное отношение местного населения к грабителям, восхищение их удалью, мужественностью и специфически понимаемой справедливостью было распространено и среди жителей Гори. Писателя тогда удивила жестокая простота горцев, обыденность, с которой была воспринята ими казнь.

Тем не менее Горький в фельетоне не говорит, за какие злодеяния двое крестьян были повешены. Потому ли, что писатель был ограничен цензурой, или он не имел достаточно информации, или таков был его художественный замысел, — мы не знаем.

Из фельетона Горького непонятно, почему казнь имела для Иосифа Джугашвили и его одноклассников такое значение. Поэтому приведем другие описания казни.

Согласно упомянутым выше воспоминаниям Петра Капанадзе, тем самым, которые Сталин не разрешил публиковать, «разбойников» казнили за то, что они потребовали от князей прекратить издевательства над крестьянами и вымогали у этих князей деньги.

По воспоминаниям Капанадзе, крестьян звали Сандро Хубулури и Тотэ Джиошвили. Во время казни Тотэ не принял священника, отказался от креста и причастия. Люди сочли это подтверждением того, что он «не считает себя грешным: не для себя брал у богачей».

Когда вешали Сандро, веревка оборвалась под тяжестью его огромного тела. По народным законам считалось, что в этом случае приговоренный к смерти должен быть помилован. «Даже пословица говорит: „Веревка простила“». Но казнь всё равно состоялась: «У палачей были свои законы. Они повесили Сандро второй раз, и Сандро умер»491.

Полицейские согнали на казнь жителей окрестных деревень, желая их запугать, но вызвали этим еще большую ненависть. Возвращаясь домой, Иосиф Джугашвили сказал другу Петру: «Все равно найдутся такие смельчаки, которые отомстят. Непременно отомстят!»492

На казни присутствовали воспитанники духовного училища, так как преподаватели считали, что увиденное внушит им чувство страха и подчинения.

Согласно версии Петра Капанадзе, «общественное мнение», как сейчас бы сказали, оправдывало казненных. Люди считали крестьян жертвами произвола властей, а их злодеяния объясняли безысходностью и нуждой. Тем более в детском сознании увиденное никак не могло увязаться с проповедями педагогов и заповедью «не убий». Дети были возмущены присутствием на месте казни священника493.

Приведенные воспоминания вскрывают общественно-политический мотив, толкнувший крестьян на путь преступления. Но эти источники информации о казни мы также не будем считать основными. Они готовились к публикации в советской, также цензурируемой, печати.

В качестве основной будем рассматривать версию, изложенную в неопубликованных воспоминаниях Симона Тер-Петросяна. Эти воспоминания сообщают о невероятной тяге молодых людей к справедливости.

На одном из занятий, когда Иосиф Джугашвили учил Симона грамотно писать по-русски, молодые люди стали обсуждать «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса. Симон вспомнил казнь «разбойников» в Гори, которая вызвала у него такие же сильные переживания, как у Иосифа. Вот что пишет Камо:

«В детстве на меня произвела большое впечатление казнь двух крестьян-побратимов, отомстивших молодому князю Амилахвари за бесчестье. Князь, известный своим беспутным нравом, развлекался тем, что крал девушек и бесчестил их. Жених одной из несчастных девушек решил отомстить. Вдвоем со своим побратимом они застрелили негодяя, когда тот выходил из церкви. Какие-то крестьяне подняли руку на сиятельного князя Амилахвари! Да еще на церковных ступенях. Суда еще не было, но все понимали, что несчастных крестьян ждет веревка, несмотря на то, что по людскому закону их ни в чем нельзя было обвинить. Такой позор, как бесчестье невинной девушки, смывается только кровью.

<…> я сочувствовал крестьянам и надеялся на то, что губернатор или царь их помилует. Они же были мстителями, а не грабителями. Но никто их не помиловал. Я присутствовал на казни и до последней минуты надеялся, что случится чудо — вот сейчас прискачет гонец из Тифлиса с письмом от губернатора или же нападут абреки и отобьют несчастных. Чуда не случилось.

Читая «Манифест», я вспомнил о повешенных крестьянах и сказал о них Иосифу. Он тоже помнил их, весь уезд их помнил, такие дела случаются раз в сто лет.

— Мы и за них расплатимся! — пообещал Иосиф»494.

Таким образом, Симон Тер-Петросян раскрывает подробности казни, не упомянутые ни Горьким, ни Капанадзе. Камо описывает, как крестьяне-побратимы мстили князю Амилахвари за то, что он обесчестил невесту одного из крестьян.

Даже если Максим Горький знал настоящую причину казни крестьян, он не мог открыть ее в фельетоне: этим он косвенно оправдал бы казненных, подверг сомнению справедливость вынесенного приговора. То есть общественно-политические обстоятельства и личные мотивы, побудившие крестьян стать разбойниками, остались «за кадром».

Надо понимать, что грузинская провинция конца XIX века имела консервативные моральные установки, а честь девушки и женщины на Кавказе была особо оберегаема. Поэтому в глазах горийских подростков и юношей поведение крестьян-побратимов было более чем оправданным.

Крестьяне были героями в глазах воспитанников духовного училища. Одноклассники Иосифа Джугашвили возмущались цинизмом и безнаказанностью власть предержащих, огромной социальной пропастью, лежащей между бедными и богатыми. В молодых умах зрел протест против несправедливости и угнетения простых людей.

Необходимо отметить также, что казнь в Гори могла оказать столь сильное влияние на Сталина еще и потому, что к княжескому роду Амилахвари у него было особенное отношение. Вот что пишет по этому поводу Троцкий:

«Один из биографов Сталина рассказывает, как к убогому дому сапожника подъезжал иногда на горячем коне светлейший князь Амилахвари для починки только что порвавшихся на охоте дорогих сапог и как сын сапожника, с обильной шевелюрой над низким лбом, пронизывал ненавидящими глазами пышного князя, сжимая детские кулачки. Сама по себе эта живописная сценка относится, надо думать, к области фантазии. Однако контраст между окружающей бедностью и относительной пышностью последних грузинских феодалов не мог не войти в сознание мальчика остро и навсегда»495.

Также Троцкий указывает на неизбежность презрительного отношения к семинаристу Сосо со стороны детей состоятельных родителей: священников, мелких дворян и чиновников.

Гогохия, одноклассник Сталина, рассказывает про то, как у Иосифа зрел социальный протест: «Он не любил ходить к людям, живущим зажиточно. Несмотря на то, что я бывал у него по нескольку раз в день, он подымался ко мне очень редко, потому что дядя мой жил, по тем временам, богато»496.

Одноклассник Сталина Григорий Глурджидзе рассказывает про разочарование тринадцатилетнего Иосифа в религии. «Знаешь, нас обманывают, бога не существует…»497 — сказал Иосиф другу и посоветовал прочитать книгу Дарвина.

М. Титвинидзе, еще один однокашник Сталина, рассказывал про упрямство ребенка: «Учитель Илуридзе вызвал Иосифа и спросил: „Сколько верст от Петербурга до Петергофа?“ Coco ответил правильно. Но преподаватель не согласился с ним. Coco же настаивал на своем и не уступал. Упорство его, нежелание отказаться от своих слов, страшно возмутили Илуридзе. Он стал угрожать и требовать извинений, но Иосиф обладал крепким, непримиримым характером и упорством. Он снова несколько раз повторил то же самое, заявляя, что он прав. К нему присоединились некоторые из учеников, и это еще больше разозлило преподавателя. Он стал кричать и ругаться. Сталин стоял неподвижно, глаза его так и расширились от гнева… Он так и не уступил»498.

В воспоминаниях Иосифа Иремашвили мы находим интересное описание характера Сосо: «Так как это было связано с определенным риском, нас очень тянуло ползать по скалам. Сосо с самого начала выделялся среди школьных ребят. Мысли, которые у него еще тогда рождались, были весьма далеки от нашей детской беззаботности. Если он ставил для себя какую-нибудь цель или хотел что-нибудь сделать, в нем просыпалась природа безграничного упрямства и прихоти. Подниматься на высокие вершины, лазать по пещерам и ущельям — это доставляло ему самые большие удовольствия в те годы. Если ему не удавалось исполнить свое желание, он уходил один и тренировался, пока не достигнет цели. Целыми днями и часами стоял он на берегу реки и упражнялся кидать камни в цель»499.

После того как Сталин закончил Горийское духовное училище, мать отправила его на учебу в Тифлисскую духовную семинарию, куда он поступил в 1894 году.

В то время обстановка в семинариях отражала социально-политические проблемы, связанные с положением Грузии внутри Российской Империи.

В 1801 году Картли-Кахетинское царство, на территории которого находился Гори, было присоединено к Российской Империи. В 1811 упразднена автокефалия Грузинской церкви.

Крепостное право в Тифлисской губернии было отменено в 1864 году. Реформу осуществили в интересах помещиков и землевладельцев, так что крестьяне не получили в собственность землю, а обязывались выкупать ее на протяжении десятилетий. После гибели российского императора Александра II в результате теракта в 1881 году на трон взошел его сын, Александр III. Относительно либеральная политика Александра II на окраинах сменилась наступательной политикой русификации. В Грузии стало запрещено получать образование на грузинском языке, русский язык стал единственным в делопроизводстве.

Иосиф Иремашвили вспоминает, как проводилась русификация в духовном училище: «В 1890 году грузинских учителей и надзирателей нашей школы сменили русские. Начавшаяся в Грузии русификация много изменила в школе. Первым, и самым неприятным для нас мероприятием явилась замена грузинского языка русским»500.

В семинарии преподаватели запрещали ученикам разговаривать на грузинском языке. Нарушивших запрет жестоко наказывали, сажали в карцер. Были случаи, когда дети требовали от начальства введения уроков грузинского языка.

В 1885 году студент семинарии Сильвестр Джибладзе избил ректора протоиерея Павла Чудетского за то, что тот назвал грузинский язык «языком для собак». Семинарист был выслан в Сибирь.

24 мая 1886 года ректор Чудетский был убит студентом семинарии по фамилии Лагиашвили.

В семинарии происходили стачки, участников которых исключали из семинарии и отправляли в ссылки. В 1893 году после одной из таких стачек 83 учащихся были исключены и 23 из них высланы из города.

Григорий Паркадзе, однокашник Сталина по Тифлисской духовной семинарии, описывает в своих воспоминаниях такой эпизод: «1893–1894 учебный год в Тифлисской духовной семинарии был большой „бунт“ <…>; семинария была закрыта на год»501.

В среде зарождающейся грузинской интеллигенции на фоне недовольства политикой российских имперских властей росли недовольство несправедливостью общественного устройства и националистические настроения. Недовольство росло как в широких народных массах, так и в образованных слоях общества. Молодые грузинские аристократы, получив образование в русских университетах, возвращались домой, чтобы на грузинском языке воспевать родную историю и культуру. Одним из лидеров национально-освободительного движения был выдающийся грузинский поэт князь Илья Чавчавадзе. Также в это движение входили Даниэль Чонкадзе, Рафаэл Эристави, Акакий Церетели и другие.

Григорий Паркадзе вспоминал, что ученики обсуждали творчество этих грузинских писателей и поэтов, спорили о творчестве мировых классиков, классиков русской и грузинской литературы502.

Естественно, ученики не могли удовлетвориться мертвой догматикой, вбиваемой им в головы преподавателями. Учебные заведения Грузии были средоточием «вольнодумства» любых оттенков: от крайнего грузинского национализма до народничества и марксизма.

Российский историк Юрий Васильевич Емельянов (род. 1937) пишет: «Распространению марксизма в Грузии способствовали местные особенности капитализма. Поскольку буржуазия в Грузии состояла в основном из лиц негрузинских национальностей, то здесь антикапиталистическая направленность борьбы неизбежно соединялась с движением в защиту грузинского народа, его основной части — крестьянства и городской бедноты»503.

Со временем в грузинской общественной мысли появилось направление, которое желало уйти от мелкобуржуазного национализма к интернациональной освободительной борьбе трудящихся, стремилось подчинить национально-освободительное течение социальному протесту.

Одним из представителей этого направления общественной мысли был Эгнатэ Ниношвили, выдающийся грузинский революционный писатель. Ниношвили в своих произведениях описывал борьбу грузинского народа против гнета феодалов и самодержавия.

Большое значение для юношей-семинаристов имело живое общение с рабочими, вставшими на путь революционной борьбы. Один такой случай описывает Иосиф Иремашвили. «В один вечер я и Коба сбежали из семинарии к одному рабочему, который жил на Мтацминде. Скоро собрались и семинарские единомышленники. На маленькой мтацминдской квартире собрались члены рабочей социал-демократической организации. Сбежавший из Сибири политзаключенный прочел доклад о преследовании революционеров, попиравшем их человеческое достоинство царской полицией и реакционерами, о жутком бытии политических заключенных в сибирских тюрьмах. Рассказывал, какие страшные муки испытал сам, что у него уже была утрачена надежда увидеть родину. Перенести эти пытки он смог благодаря ненависти к варварскому режиму.

Перед нами стоял бледный худой человек с впалыми глазами, который говорил с нами с редчайшим красноречием и убедительностью. Доклад этот на молодых произвел незабываемое впечатление. Он до мозга костей пронял нас. Его призыв бороться за свободу, братство и справедливость стал для нас высшим идеалом, а борьба за эти идеалы — смыслом жизни»503.

Из слов Иремашвили видно, насколько сильное впечатление произвел сбежавший политзаключенный на молодежь. Борьба за идеалы свободы и справедливости, которая будоражила непримиримые умы, была представлена, что называется, «во плоти». Живое общение с человеком, который уже встал на путь революции, означало очень много. Юноши понимали, что одними мечтаниями, пусть и возвышенными, исправить ситуацию нельзя. Что реальный путь — это путь борьбы, путь трудностей и жертв.

Иосиф Иремашвили вспоминает, как, увлеченные новым марксистским учением, семинаристы читали запрещенную литературу: «Запрещенные книги мы читали во время уроков, службы и на молитвах. На парте у нас была раскрыта Библия, а на коленях у одного лежал Дарвин, у другого — Маркс, а у третьего — Плеханов или Ленин. Мы прятались на переменах во дворе, в котельной и там читали»503.

Одноклассник по Тифлисской духовной семинарии Михаил Семенов писал: «С большой охотой занимался Джугашвили изучением словесности, а еще более любил гражданскую историю, в которой увлекали его легендарные подвиги отважных людей Эллады и древнего Рима и героические эпизоды народных войн и борьбы против тирании»504.

Другой одноклассник Иосифа Георгий Елисабедашвили вспоминал об увлечении Иосифа чтением: «Он читал везде, где попало: в комнате, если даже шел разговор совсем по другим вопросам; гуляя на балконе или в поле; читал, сидя за обедом, ничуть не пропуская мимо своих ушей даже мелочей, если это в какой-либо степени его интересовало»505.

В 15 лет в жизни Сталина наступает поворотный момент. Он начинает взаимодействовать с подпольными группами русских марксистов, которые «привили вкус» к подпольной марксистской работе.

В интервью Эмилю Людвигу Сталин сообщает: «Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения»506.

Обучение Сталина в семинарии закончилось итогом, закономерным для такого «бунтаря», как он. В 1899 году Иосифа Джугашвили исключили из семинарии.

Интеллектуальная и духовная среда, царившая в училище и семинарии, жестокий и несправедливый контроль со стороны преподавателей и руководства этих учебных заведений, оказывали влияние на формирующиеся личности детей. Атмосфера запретов и оскорблений толкала их на поиск правды вне стен учебных заведений — в книгах и среди подпольных групп марксистов.

«Таковы первые источники пока еще инстинктивного социального протеста, который в атмосфере политического брожения страны должен был позже превратить семинариста в революционера»507, — говорит Троцкий.

Это верно, но недостаточно. Этими «первыми источниками», по нашему мнению, являются не только сложные условия жизни в семинарии, но и вся глубинная народная культура: сказки и героические истории, песни и сказания, мифология с ее образами героев — борцов за человеческое счастье, сам дух социальной и человеческой справедливости, окружавший Иосифа с детства и вполне воспринятый им.

Недоброжелатели кричат о глубокой психопатии и жажде деструктивности, заложенных в личности Сталина чуть ли не с рождения.

Для таких недоброжелателей самое «вкусное» — это свести человека к психопатии и животным потребностям, отрезать каналы, связывающие человека с духом эпохи.

Между тем вся эпоха, в которой рос и воспитывался Сталин, была пропитана яркими гуманистическими идеями и героическими сюжетами, жаждой справедливости, готовностью к преодолению любых лишений, как физических, так и духовных, ради людей. И этой атмосферой не мог не быть пропитан Сталин.

Сводить всё к этой атмосфере и особым переживаниям, конечно же, невозможно. Потому что Сталин в итоге развивался в высшей степени не так, как все горийцы, которые тоже впитывали в себя примерно то же самое, что и Сталин. Уникальность крупной личности — это уравнение со многими неизвестными. Но в числе этих неизвестных важное место занимает то, что нами рассмотрено.

Почему рассмотренное так сильно повлияло именно на Сталина — это отдельный вопрос. Но то, что оно оказало влияние — не вызывает сомнений. И тут впору говорить в том числе и о какой-то, вполне сочетаемой с марксистским атеизмом, сталинской пара-религиозности. Сформированной и с помощью отвержения семинарского опыта, и с помощью его парадоксального впитывания, и с помощью более сложных пара-религиозных воздействий. В числе сочинений, на что-то подобное намекающих, пьеса «Батум», написанная Михаилом Булгаковым.

Булгаков явно хотел польстить Сталину. Но добился прямо противоположного эффекта. Почему?

В пьесе «Батум» молодой Сталин, празднуя с товарищами Новый год, говорит следующее:

«По поводу Нового года можно сказать и в пятый раз. Хотя, собственно, я и не приготовился.

Существует такая сказка, что однажды в рождественскую ночь черт украл месяц и спрятал его в карман. И вот мне пришло в голову, что настанет время, когда кто-нибудь сочинит — только не сказку, а быль. О том, что некогда черный дракон похитил солнце у всего человечества. И что нашлись люди, которые пошли, чтобы отбить у дракона это солнце, и отбили его. И сказали ему: «Теперь стой здесь в высоте и свети вечно! Мы тебя не выпустим больше!»

Что же я хотел сказать еще? Выпьем за здоровье этих людей!.. Ваше здоровье, товарищи!»508

Мы уже обсуждали пометки Сталина на размышлениях генерала Гуро об оптимальности для Наполеона именно культа солнца. Возможно, в этой реакции и в намеке Булгакова, который возмутил Сталина, — разгадка сталинской закрытой пара-религиозности, находящейся в тесном сопряжении с размышлениями Сталина о том, что партия должна быть «орденом меченосцев».

Если это так, то в подобных закрытых страницах прошлого вполне может содержаться нечто важное не только с исторической, но и с иной — собственно политической точки зрения. С точки зрения того, каковы неиспользованные советские возможности построения духовного коммунизма. И как этими возможностями можно воспользоваться при построении новой — преемственной по отношению к прошлому и отличающейся от него — левой духовной идеологии.