Турецкий гамбит. Часть III

Признаки «великого передела» Сирии, о котором мы говорили в предыдущей части исследования, проявлялись неоднократно на всех этапах идущей уже 9 лет войны. Особенно явными они стали в 2015 году, когда правительственные войска фактически были «отдавлены» в территориальную полосу вдоль Средиземного моря и у границы с Ливаном. Тогда только вступление в войну России предотвратило критический для Сирийской Республики исход.

Российская поддержка довольно быстро — и кардинально — изменила военно-политический расклад сил на территории страны, прежде всего в ее западной части (до Евфрата). Войска Сирийской Арабской Республики уверенно освобождали от оппозиционных боевиков западные провинции. В результате все силы международной поддержки этих боевиков (прежде всего, США) потребовали — «из гуманитарных соображений» — прекратить боевые действия и дать возможность «согласным» противникам правительства Асада выйти из войны.

Формат такого выхода был найден после длительных переговоров в Астане между Россией, Ираном и Турцией. Документ об этом, принятый 6 мая 2017 года, назывался Меморандумом о создании зон деэскалации в Сирии и предполагал отделение «на земле» радикальных исламистов из ИГ*, «Джебхат ан-Нусры»*, Исламской партии Туркестана* (ИПТ*) и др. от так называемой «умеренной» оппозиции, а также обеспечение гуманитарной помощи населению «изолированных» анклавов оппозиции. Командиры большинства отрядов «умеренной» оппозиции в соответствующих районах Сирии приняли план и карты четырех «зон деэскалации». (См. карту 1)

Наиболее крупные зоны деэскалации были расположены на севере в провинциях Идлиб и Алеппо, а также на юге в провинциях Дераа и Эс-Сувейда, более мелкие — в пригородах Дамаска (Восточная Гута) и на севере провинции Хомс. Во всех зонах деэскалации предполагалось обеспечить населению медицинскую, продовольственную и другую необходимую помощь, восстановление инфраструктуры (в том числе водо- и энергоснабжения), а также возможность безопасного возвращения беженцев и внутренне перемещенных лиц в места прежнего проживания.

Меморандум оговаривал, что при необходимости в Сирии могут быть созданы дополнительные зоны деэскалации, и что их создание позволит отделить «умеренную» оппозицию от «непримиримых», борьба с которыми продолжится. Такую пятую «зону деэксалации» создали США на пересечении границ Ирака, Иордании и Сирии, вблизи Эт-Танфа, объявив этот район вокруг своей военной базы лагерем беженцев «Эр-Рукбан» и 55-километровой зоной формирования и контроля так называемой «Новой сирийской армии», противостоящей правительству Асада.

Тогда же, в июне 2017 года, были уточнены американо-российские соглашения о деэскалации. Помимо упомянутой пятой зоны деэскалации на юге Сирии, была достигнута договоренность между Россией и США об установлении реки Евфрат в качестве разделительной линии между «Сирийскими демократическими силами» (СДС) — курдскими вооруженными формированиями, воевавшими с ИГ* на левом, восточном берегу Евфрата при поддержке США, — и правительственной Сирийской арабской армией (САА).

А далее проходило жесткое подавление очагов сопротивления исламистских халифатистских радикалов ИГ*, «Джебхат ан-Нусры»*, ИПТ* и т. д. по всей территории Сирии, а также, в некоторых случаях, их изгнание из зон деэскалации. То есть, поэтапная эвакуация из таких зон (часто — вместе с семьями) под контролем и в сопровождении САА «по месту проживания», в основном — в идлибскую зону деэскалации на границе с Турцией.

Таким образом, вмешательство России и ее почти пятилетняя поддержка борьбы Сирии с внутренними врагами и оккупантами привели к достаточно радикальной смене военно-политической ситуации в стране.

Были ликвидированы угрозы подавления сирийской армии и ключевых пунктов защиты государственной власти, включая Дамаск и пригороды, и была освобождена от вооруженной оппозиции основная часть территории Сирии. Под давлением России были выведены с территории Сирии «до Евфрата» основные силы «международной коалиции», то есть в основном США, которые оказывали прямую и косвенную поддержку (вооружениями, логистикой, разведданными, инструкторами) антиасадовской оппозиции.

В результате, по состоянию на начало 2020 года правительственные вооруженные силы Сирии и их союзники контролировали около 65% территории страны, преимущественно курдские СДС — около 25%, Турция и вооруженная оппозиция (ХТШ*, «умеренные» и пр.) — около 12%, американцы (Эт-Танф) — около 5% и ИГ* — около 3%. (См. карту 2)

При этом, по данным ООН на конец 2019 года, в мире насчитывалось около 6,7 млн беженцев из Сирии. В том числе в Турции — около 3,6 млн, в Ливане — около 960 тыс., в Иордании — около 680 тыс., в Германии — около 540 тыс., в Ираке — около 260 тыс. В то же время высказывает желание вернуться на родину всего примерно четверть беженцев — 1,75 млн, причем реально в настоящее время возвращаются только небольшие группы беженцев, преимущественно из Иордании и Ливана.

На сегодняшний день у Сирии налицо следующие главные военно-политические проблемы.

Проблема Идлиба

Это, прежде всего, «идлибский гнойник» на севере, в котором оказались собраны основные «непримиримые» халифатисты. То есть, основная часть «Хайят Тахрир аш-Шам»* (ХТШ) и «Джебхат Тахрир Сурия»* (бывшие последователи «Аль-Каиды»* из «Джебхат ан-Нусры»*), а также ИПТ*. Кроме того, здесь же оказались прочно связанные с Турцией группы «Братьев-мусульман»* и «Свободной сирийской армии» (ССА), не желающие хоть как-то договариваться с властью Асада как из идеологических соображений, так и будучи слишком «замазаны кровью» и потому гарантированно не попадая под обещанную правительством амнистию. Этих относительно «умеренных» (их в Идлибе большинство) Турция собрала в так называемый «Национальный фронт освобождения».

Однако вместе со всеми перечисленными, здесь же, в идлибской зоне, оказались их многочисленные жены с детьми и другими родственниками, и только часть из них перебралась в соседнюю Турцию. В результате, по примерным подсчетам, на каждого боевика в Идлибе приходится не менее 3–5 человек «мирного населения». Это «мирное население», во-первых, представляет собой мощный ресурс для турецкой торговли с Европой по проблеме «беженцев» и, во-вторых, нередко используется радикалами как живой щит против атак войск Асада.

При этом многочисленные и разрозненные «умеренные» из «Национального фронта освобождения» получают от Турции весьма объемную военную и гуманитарную помощь, однако и часть «гуманитарки», и основное (и наиболее современное) оружие фактически достается гораздо более организованным и обученным отрядам ХТШ*. В которые по указанным причинам постепенно «перетекает» часть «умеренных» и которые, по данным экспертов, в реальности контролируют не менее 80% территории идлибской зоны деэскалации.

Боевики, воюющие под главным халифатистским именем ХТШ*, базируются в основном в Идлибе и пригородах, их численность оценивается в 30–35 тыс. человек. Боевики ИПТ* (в основном уйгуры и выходцы из республик Средней Азии) сделали своим оплотом Джиср аш-Шугур и его окрестности. Их численность вместе с семьями — от 12 до 18–20 тыс. человек. В целом общая численность боевиков в идлибской зоне деэскалации в настоящее время оценивается в 105–110 тыс. человек.

Однако «непримиримые» в идлибской зоне для Сирии не единственная проблема. По мере усиления давления на халифатистский анклав со стороны ССА, и в особенности после Московского соглашения от 5 марта 2020 года, Турция все более активно насыщает Идлиб собственными войсками и военной техникой. Московское соглашение не только потребовало от Турции немедленно выполнить свое прежнее обязательство разделения «непримиримых» и «умеренных», но и обязало Турцию обеспечить «коридор безопасности» шириной 6 км по обеим сторонам стратегической трассы М4, связывающей Латакию и Алеппо. Но Турция эти требования выполнять и не может, и не хочет. (См. карту 3)

Турция не в силах отделить «умеренных» от «непримиримых» и потому, что их (с семьями) территориально отделять в тесной провинции просто некуда, и потому, что и командиры, и рядовые «умеренные» к настоящему времени уже гораздо больше боятся «непримиримых», чем турецкого командования.

И Турция не в силах выполнить условие освобождения трассы М4, поскольку политически не может себе позволить «силовых прорывов» через созданные боевиками заграждения на трассе в виде баррикад и толп «мирных жителей».

То есть главные условия Московского соглашения Турция выполнить не может. Но она их выполнять и не хочет. Она понимает, что их выполнение заводит Эрдогана в безысходный политический тупик.

Неохалифатистский проект Эрдогана предполагал возвращение Империи всей провинции Сирия во главе с подконтрольным Анкаре прокуратором. Несколько лет войны привели к фактическому сокращению амбиций Эрдогана к неполной провинции Идлиб и прерывистой «полосе безопасности» против курдов вдоль турецкой границы.

Освобождение зоны безопасности вдоль трассы М4 оставляет для Эрдогана в лучшем случае только крохотный гористый «огрызок» Идлиба, причем до отказа наполненный радикальными халифатистами, вовсе не дружественными неоосманской Турции. Нет сомнений, что они сочтут такой исход предательством со стороны Эрдогана, со всеми вытекающими из этого «вооруженными» последствиями.

Удержаться во власти при таком исходе, с учетом активной (и растущей) внутритурецкой политической оппозиции, Эрдоган вряд ли сможет. И потому он — под предлогом борьбы с халифатистами — неуклонно насыщает Идлиб турецкими войсками и тяжелой военной техникой. По последним данным на середину апреля 2020 года, Турция уже создала в Идлибе 57 опорных пунктов и баз, на которых размещено более 27 тыс. военнослужащих, к которым непрерывно направляются колонны тяжелой военной техники, включая танки, САУ и современные зенитные установки.

Отметим также, что в последние дни поступает все больше сообщений о том, что Катар направил «ополченцам Идлиба» $2 млн, что Турция «переформатировала» силы ХТШ* в Идлибе в три хорошо оснащенные и вполне боеспособные бригады, и что в зоне Идлиба с каждым днем происходит все больше нарушений режима прекращения огня.

Эксперты предполагают, что план Эрдогана сейчас состоит в том, чтобы отвлечь наиболее боеспособные войска Сирии от «Идлибского котла» мощными террористическими атаками на других направлениях и затем несколькими решительными ударами вернуть ситуацию в Идлибе к состоянию конца 2019 года, когда халифатисты полностью контролировали прилегающий к Идлибу участок стратегической магистрали М5 Дамаск — Алеппо, а также Саракиб — ключевой транспортный узел на пересечении магистралей М5 и М4.

Вопрос о том, куда и как могут быть отвлечены боеспособные части сирийской армии — также ясен.

Очаг Дераа

Напомним, что мятеж в Дераа (Даръа) на юге Сирии на границе с Иорданией стал в 2011 году спусковым механизмом так называемой Сирийской революции. А затем в 2017 году там же была создана «зона деэскалации», в которой большинство боевиков (преимущественно — «Братьев-мусульман»*) сложили оружие, оказались амнистированы и перешли к «мирной жизни», а «непримиримые» вместе с семьями были эвакуированы в Идлиб. (См. карту 4)

Однако «мирная жизнь» в Дераа в последние месяцы регулярно осложняется террористическими нападениями на сирийских военных и органы государственной власти. Военные аналитики указывают, что, во-первых, в регионе не могло не остаться «спящих ячеек» боевиков из БМ*, которые активизируются по командам из руководящих центров. Во-вторых, неподалеку в Эр-Рукбане американцы давно формируют так называемую «Новую сирийскую армию», включая подготовленные диверсионные группы, «для борьбы с режимом Асада».

В-третьих, через вполне проницаемую границу с Иорданией, где живут родственные сирийским племена, не могут не просачиваться боевики, подготовленные как в Эр-Рукбане, так и на американских базах в Иордании. В-четвертых, наконец, в Дераа вовсе не исчезли «спящие ячейки» боевиков ИГ*, и именно на них эксперты чаще всего возлагают ответственность за резонансные теракты.

Арабские военные аналитики отмечают, что в 2019 году в Дераа произошло более 300 антиправительственных вооруженных акций, включая фактическое вооруженное восстание «примиренных» боевиков. Восстание не имело широкого размаха и было быстро подавлено. Однако не исключено, что оно представляло собой лишь «разведку боем» для подготовки и планирования гораздо более широкого и массового вооруженного мятежа.

Очаг Дейр-эз-Зора

После российско-американского соглашения о разделе «зон ответственности» по Евфрату многие вооруженные группы ИГ* были «выдавлены» в американскую зону ответственности, за Евфрат. Немало боевиков ИГ* там были арестованы и находятся в американских тюрьмах. (См. карту 5)

Оставшиеся в зоне российской ответственности боевики ИГ* также в большинстве были арестованы и находятся в сирийских тюрьмах. Однако ускользнувшие от преследования ИГИЛ*-овцы в основном сосредоточились в труднодоступных районах пустыни Бадия аш-Шам, а также в «спящих ячейках» в районах крупных городских агломераций на западе страны.

В целом численность боевиков ИГ* в Сирии оценивается в 15–20 тыс. чел. (включая спящие ячейки), в том числе не менее 3–4 тыс. зарубежных членов ИГ* из разных стран Востока и Запада. К западу от Евфрата они концентрируются в пустыне в северных частях провинций Дейр-эз-Зор и Хомс, преимущественно в районах нефтяных месторождений, и регулярно проводят теракты как на месторождениях, так и на трассе М20 Дамаск — Дейр-эз-Зор. К востоку от Евфрата ИГ* также в основном действует в зоне нефтяных месторождений вдоль Евфрата.

Хотя так называемый «Сирийский наблюдательный совет по правам человека» трудно назвать надежным источником информации, тем не менее отметим, что, как он сообщает, с 24 марта по 9 апреля 2020 года боевиками ИГ* были убиты более 400 военных правительственной армии и ополченцев из соединений, союзных Асаду. Как сообщает портал Al-Monitor, у ячеек ИГ*, действующих в Сирии, полно вполне современного оружия, включая тяжелые пулеметы, минометы и гранатометы.

Еще более опасной аналитики считают ситуацию с американскими тюрьмами для членов ИГ* в «Заевфратье». Эти тюрьмы переполнены, и в них уже были бунты и попытки массовых побегов заключенных. Если, например, в одной из тюрем появится слух об эпидемии коронавируса, эксперты считают почти неизбежными крупные бунты с глубокой военно-политической дестабилизацией всего региона.

* — организации, деятельность которых запрещена в РФ