Насколько же все-таки нас «сделали», повредили, что мы не способны на элементарные самозащитные действия. И ведь именно на это делают ставку инициаторы пенсионной реформы!

Наш народ с пенсионной реформой не смирился, ее не принял и никогда ее власти не простит

Мириам Камерон. Гребцы. 2006
Мириам Камерон. Гребцы. 2006
Мириам Камерон. Гребцы. 2006

Перед отъездом в Москву на митинг 5 ноября я разговорился в подземном переходе Ростова-на-Дону с одной пожилой женщиной. Она там торговала теплыми вещами и когда узнала, что я еду в столицу на митинг против пенсионной реформы, то очень оживилась, начала критиковать реформу, позвала другую продавщицу и обе страстно желали нам удачи в Москве. Ничего не хочу этим доказать, но разговор с женщинами в переходе лично меня убедил в том, что наш народ с пенсионной реформой не смирился, ее не принял, не проглотил, не забыл и никогда власти ее не простит.

Уже будучи в Москве, на самом митинге, я подумал, как, казалось бы, немного надо, чтобы остановить пенсионную реформу. Ведь достаточно относительно небольшому числу людей самим разобраться в ситуации, прийти в достаточном числе на митинг к правильной оппозиционной силе, и реформа будет отменена. Ведь в одной только Москве в результате пенсионной реформы на пенсию в 2019 году не пойдут десятки тысяч людей. Они, по идее, должны быть кровно заинтересованы в ее отмене и в обязательном порядке сами принимать участие во всех законных и конституционных акциях протеста.

Но этого не происходит, надо каждого вести лично, что заставляет меня думать о том, каков же все-таки масштаб повреждения нашего народа в результате поражения в холодной войне. Насколько же все-таки нас «сделали», повредили, что мы не способны на элементарные самозащитные действия. И ведь именно на это делают ставку инициаторы пенсионной реформы. Они рассчитывают, что народ будет пассивен и тихо согласится на собственную ликвидацию.

Еще одна вещь, на которую я обратил внимание на митинге 5 ноября, — это здание Театра Советской армии. Оно величественно возвышалось позади сцены. Не знаю, почему я вдруг об этом подумал, это не относилось к теме митинга напрямую, но я подумал о том, какой же это был, наверное, праздник для москвичей, когда построили это монументальное здание театра. Я подумал, что сейчас мы лишены возможности восхититься чем-то подобным, новым и грандиозным. Ведь не можем же мы по-настоящему радоваться новым офисным зданиям, какими бы современными и красивыми они ни казались?

Еще я подумал о том, что наверняка было не так-то просто соединить в митинге две темы: протест против пенсионной реформы и праздник в честь годовщины Великого Октября. Причем соединить так, чтобы это не казалось эклектикой.

После митинга был спектакль наших товарищей в театре «На досках». Спектакль мне показался полон загадок, я многого не понял. Но я точно запомнил, как во время спектакля передо мной всплывали эпизоды с нашего сбора подписей. И эти всплывавшие эпизоды не были случайными. Они как-то соединялись с происходившим на сцене, причем так, что я начинал осмысливать свои действия в этих эпизодах, пытался понять, правильно я в них действовал или нет.

А после спектакля была встреча с Сергеем Ервандовичем, на которой он сказал нам: «У вас сейчас по большому счету одна задача: что бы ни случилось — „рафт“ [от англ. raft — сплавлять, гнать плот]». Этот совет я хорошо запомнил.