Сталин и политическая ссылка

Отдельные эпизоды жизни и деятельности Сталина как профессионального революционера описываются с разной степенью объективности в тех или иных — более или менее предвзятых — исследованиях. Но пока что не было попытки, во-первых, тщательно разобраться со степенью предвзятости, отделяя ее от того, что можно признать по-настоящему объективным. И, во-вторых, проследить весь революционный путь Сталина — не отдельные эпизоды, а именно весь этот путь. Конечно же, есть исследования, где перечисляются все эпизоды хождений Сталина по революционным политическим мукам. Но если они перечисляются все сразу, то в этом перечислении не находится места для принципиально важных деталей, подробностей, для всего того, что придает описанию крайне ценный, как представляется, привкус достоверности.

Между тем только вкусив от этой достоверности, можно вжиться в ту историческую реальность, которая в случае Сталина беспрецедентно искажена. Это касается всего, что делал Сталин на разных этапах своей жизни и деятельности.

Образ Сталина-революционера вызывает у многих современных исследователей, политиков и публицистов особую страсть к искажениям. И понятно, почему. Такой образ Сталина сейчас не просто не нужен — он крайне вреден. Поэтому этот образ нужно искорежить, замазать, поправить, и ради такого «святого» в кавычках дела можно пуститься во все тяжкие, осуществить любые подтасовки, подделки документов, предложить обществу не просто спорные, а тотально сфальсифицированные трактовки и назвать их борьбой с фальсификацией истории. Главное — предложить современному российскому обществу такую систему ценностей, в которой нет и не может быть места для революционного героя — человека, готового на любые трудности и лишения ради реализации своей и общенародной мечты о счастье и справедливости.

Итак, с одной стороны, такие десталинизаторы. А с другой… Увы, приходится признать, что насквозь лживая десталинизация не была бы успешной, если бы образ Сталина не был сконструирован создателями так называемого культа личности и их последователями самым что ни на есть ходульным образом. Десталинизаторы смачно разоблачают «ходульность» сталинизаторов и фактически паразитируют на этой ходульности, которая делает Сталина уязвимым для всех и всяческих нападок. И поэтому ощутимая доля ответственности за то, что мы сегодня находимся в капкане десталинизации, лежит на создателях крайне уязвимого и очень легко разрушающегося мыльного пузыря сусального сталинизма.

Зная, как лопнул этот пузырь, бродя по гниющей свалке, где валяются расколотые на куски помпезные статуи Сталина, и с тоской взирая на просталинские биографические конструкции, искореженные взрывами насквозь лживого разоблачения культа личности на XX съезде и раздробленные чуть ли не в пыль бесконечными истошными воплями о неизбытой сталинщине, задаешься вопросом, не была ли внутри того яростного восхваления Сталина изначально заложена взрывчатка будущей всеразрушающей и всеискажающей ненависти?

Но ведь есть же она, некая минимальная объективность, которая неуязвима и для просталинских лжеапологетов, и для фальшивых десталинизаторов! Никто же не будет отрицать того, что неопровержимо доказано архивами охранки. Уж она-то фиксировала всё с предельно объективной дотошностью. Что же зафиксировано ею? То, что Сталин шел по очень тернистому революционному пути, более тернистому даже, чем те, кто испил до дна чашу горьких эмиграционных унижений.

7 лет в неволе, 6 арестов, 6 ссылок и 5 побегов — это суровое испытание убежденности, силы духа, крепости идеала. Это экзамен, который Сталин сдал. Это цена, которую он заплатил, чтобы стать профессиональным революционером.

Раз так, то нужно всмотреться в тот кусок биографии Сталина, который не могут окончательно искорежить ни лжеапологеты, ни десталинизаторы — в сталинские хождения по тернистому пути гонений, пути, на который он встал с момента, когда его первый раз арестовали жандармы. Тогда ему было чуть больше 20 лет.

«Эра административного произвола»

1 марта 1881 года члены революционной организации «Народная воля» совершили покушение на императора Александра II. Император погиб в результате взрыва бомбы. Руководила покушением Софья Перовская.

Взошедший на престол Александр III не стал продолжать либеральный курс своего убитого отца. По России прокатилась волна «контрреформ», касающихся в том числе работы политической полиции. В августе 1881 года вышло «Положение об усиленной и чрезвычайной охране», позволившее областным и губернским властям вводить режим чрезвычайного управления. Хотя формально эта мера считалась временной, на деле она возобновлялась в некоторых регионах (в том числе в Санкт-Петербурге и в Москве) каждый год и действовала непрерывно вплоть до февраля 1917 года. Режим чрезвычайного управления («исключительное положение») мог быть более мягким («положение усиленной охраны») и более жестким («положение чрезвычайной охраны»). Во время революции 1905–1907 годов вводилось также военное положение.

В том же августе 1881 года Комитет министров утвердил «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия»⁴⁹. В соответствии с этим документом, власти территорий, на которых был введен режим усиленной или чрезвычайной охраны, получали возможность «высылки отдельных личностей в определенную местность без права выезда оттуда, но не иначе как по предварительному сношению с министром внутренних дел»⁵⁰. Кроме того, местные начальники полиции, начальники жандармских управлений могли арестовывать на таких территориях тех, кто «внушал основательное подозрение» в причастности к государственному преступлению или в принадлежности к «противозаконным обществам», а также санкционировать обыски в любых помещениях, в том числе на фабриках и заводах.

Итак, с августа 1881 года власти на местах получили право отправлять неблагонадежных лиц в ссылку на поселение «по предварительному сношению с министром внутренних дел».

Необходимо отметить, что в «Уставе о ссыльных» от 1822 года ссылка на поселение значится как законодательно принятая мера наказания. Решение о такой ссылке принимал суд. А в вышеупомянутом документе «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» (раздел V) от 1881 года были зафиксированы правила об административной ссылке. Такая ссылка, в отличие от судебной, официально считалась не наказанием, а превентивной мерой для пресечения и предупреждения вероятных будущих преступлений, которые пока не совершены⁵¹. Решение о применении этой меры принимал не суд, а административные властные органы.

«Предварительное сношение с министром внутренних дел» подразумевало, что генерал-губернаторы и губернаторы должны согласовывать ссылку неблагонадежных лиц со специальным органом при министре внутренних дел — «Особым совещанием». В этот орган входили один из товарищей министра в качестве председателя, два представителя Министерства внутренних дел и два представителя Министерства юстиции. Принятое Особым совещанием решение затем утверждал министр внутренних дел.

В так называемом «Протесте ссылки» — обращении на имя императора от лица ущемляемых в правах ссыльных, написанном в 1880-е годы, этой реформе дана следующая оценка: «Русское правительство <…> решило законный суд и им же введенное судопроизводство не применять больше к нам. Оно решило, что гораздо удобнее в своем деле одновременно явиться и потерпевшим, и обвинителем, и судьей! С тех пор в политических делах были обвиняемые, были обвинители, но не стало ни защиты, ни следствия. Началась та эра административного произвола, которая не окончилась до сих пор, которая стоила обществу лучших его представителей и обессилила его до современного позорного уровня»⁵².

Согласно статье 36 «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», срок ссылки мог быть от одного года до пяти лет. В «Положении» также есть примечание, касающееся предварительного ареста «лиц, предназначенных к высылке». Примечание позволяет по распоряжению министра внутренних дел продлить арест «до разрешения вопроса о высылке». Это примечание давало возможность властям долго держать «подозреваемых» под арестом перед высылкой, что также находит отражение в «Протесте ссылки», где констатируется: «Положением об усиленной охране предусматриваются <…> максимальные сроки предварительного заключения; административное делопроизводство по этому исключительному закону не должно тянуться более 3-х месяцев. <…> В среднем же [оно] продолжается никак не менее 2 лет. <…> Приговоренному приходится сидеть в одиночном заключении несколько месяцев, иногда чуть ли не год»⁵³.

Каждому административно-ссыльному было положено денежное пособие из казны. В зависимости от социального статуса определялся размер пособия: от 2 рублей 40 копеек до 10 рублей 16 копеек. Дополнительно к этому должны были ежегодно выделяться деньги на покупку одежды и обуви.

Такие размеры пособий обрекали ссыльного на настоящее прозябание — притом что пособия далеко не всегда выплачивались полностью. Но даже полная сумма не могла покрыть все необходимые для жизни расходы. А из-за того, что найти работу в связи с множеством ограничений было трудно, актуальной была материальная помощь ссыльным от родственников и знакомых. Профессиональным революционерам могла скрытно оказывать помощь партия.

К административным ссыльным на время их пребывания в ссылке применялся механизм административного полицейского надзора. Юридически он был оформлен в «Положении о полицейском надзоре, учреждаемом по распоряжению административных властей», принятом 12 марта 1882 года. В документе было сказано, что полицейский надзор — это «мера предупреждения преступлений против существующего государственного порядка», и что эта мера «учреждается над лицами, вредными для общественного спокойствия».

Назначался такой надзор тем же порядком, что и административная высылка — решением Особого совещания. Под надзор «неблагонадежных» могли ставить и без высылки — за антиправительственную пропаганду, участие в революционных кружках, подстрекательство к забастовкам, участие в беспорядках на предприятиях, распространение нелегальной литературы.

Существовало еще два вида полицейского надзора, кроме административного: судебный и подследственный. Судебный надзор устанавливался по приговору суда, подследственный — до рассмотрения дела в суде, также по решению суда или Отдельного корпуса жандармов. Официальное название — «особый надзор полиции».

Административный надзор мог осуществляться в двух режимах: секретном (негласном) и гласном. При секретном надзоре поднадзорные — в основном те, кого заподозрили в нарушении «общественного спокойствия», — не знали, что за ними ведется слежка, их свобода не ограничивалась, тайно фиксировались все их перемещения и контакты.

Гласный надзор мог быть обыкновенным и строгим. При строгом гласном надзоре наблюдение велось жестко: были ограничения в месте жительства, поднадзорный был обязан являться в полицию в назначенное время, а полиция могла в любое время нагрянуть по месту жительства ссыльного и произвести у него обыск и выемку.

Кроме того, поднадзорного лишали удостоверяющих личность документов, вместо них ему полагалось свидетельство о проживании в указанной ему властями местности. Выезжать с территории, на которой ему было назначено проживание, он не мог без особого разрешения органов власти. Выдать такое разрешение могли в случае уважительной причины отъезда и хорошего поведения поднадзорного. В случае получения разрешения он получал также «проходное свидетельство» с указанием маршрута и сроков поездки.

Если поднадзорный без разрешения уезжал с места, в котором он обязан был находиться по указанию властей, то полиция организовывала его розыск.

Для состоящих под надзором вводились ограничения по устройству на работу: они не могли работать на государственной и общественной службе, вести педагогическую деятельность, заниматься чтением публичных лекций, участвовать в публичных спектаклях и представлениях (часто даже в качестве зрителей), содержать типографии, фотографические ателье, библиотеки, торговать книгами, содержать трактиры и питейные заведения, торговать спиртным.

После освобождения от надзора власти могли запретить бывшему поднадзорному жить в столицах и Санкт-Петербургской губернии, а могли «дозволить повсеместное жительство». Поднадзорный мог просить власти дать ему разрешение вернуться в родной край или переехать куда-либо.

По решению, утвержденному императором, политических ссыльных могли освободить досрочно.

За осуществление надзора отвечали общая полиция и губернские жандармские управления, а после 1904 года эти обязанности были переданы губернским жандармским управлениям и охранным отделениям. Губернатор, министр внутренних дел, департамент полиции также участвовали в решении вопросов, касающихся поднадзорных.

Действия всех этих ведомств часто были разобщенными из-за того, что не было полноценной единой централизованной и скоординированной системы. Эффективность и оперативность действий полиции страдали из-за слабых средств связи, особенностей делопроизводства. Поскольку в Департамент полиции МВД сообщение о побеге могло прийти спустя несколько месяцев, было введено правило немедленно сообщать о побегах местному начальству, то есть начальнику губернского жандармского управления.

Из-за нехватки кадров и обширности подконтрольной территории полиция не имела возможности выставить за каждым ссыльным постоянное наблюдение.

В целом нормы, прописанные в «положениях», часто не соблюдались. Были как нарушения дисциплины со стороны поднадзорных, так и злоупотребления со стороны полиции и городских властей. В том же воззвании протестующих ссыльных, которое мы уже ранее цитировали, описано возмущение тем, как относится полиция к поднадзорным:

«Условия доставки на место, по этапному пути, являются новым неслыханно возмутительным нарушением законов. <…> Фигурирует ли в секретных циркулярах власть конвойного начальника в качестве верховного закона! Значится ли в них, что избиение прикладами есть законное средство верного доставления на место препровождаемых в ссылку! Числится ли в списке прав конвоиров изнасилование каждой женщины, идущей в партии. <…>

Напомним, что женщины каторжанки насиловались при переводе из Кары в Якутку на поселение, что напр. на Сийском этапе Архангельской губернии покушения на изнасилование каждой проходящей женщины и девушки вошли в обычай. <…>

Воинский начальник г. Вологды перед толпой народа произнес на улице конвоирам речь <…> «Коли что-нибудь, так вяжи его, бей прикладом, коли штыком, изруби и брось в сортир. Это внутренние враги, враги царя и отечества, каждый солдат должен истреблять их, коли убьешь, не только не ответишь, но заслужишь честь и славу. <…>

Требуем восстановления жандармского препровождения, практиковавшегося до 1883 года…»⁵⁴

Приведем мнение Джорджа Кеннана (1845–1924) — не того Кеннана, который написал знаменитую Длинную телеграмму, а американского журналиста и путешественника, автора книг о Сибири и сибирской ссылке, известного своей поддержкой русских революционеров и разоблачениями плохого обращения с политзаключенными. Справедливости ради укажем, что мотивы Кеннана разными исследователями трактуются по-разному и что некоторые исследователи считают, что эти мотивы носили исключительно коммерческий характер. Каковы бы ни были мотивы, объективность Кеннана не вызывает сомнений. Вот что он пишет по поводу Положения о ссыльных: «Что сразу поражает читателя этого „Положения“, это тот факт, что согласно ему ссылка и полицейский надзор представляют собою не наказание за совершение преступления, а меры предупреждения возможных, замышляющихся политических преступлений… Утверждение, что ссылка административным порядком — не наказание, а мера предупреждения — возмутительная игра слов»⁵⁵.

Петр Аркадьевич Столыпин (1862–1911), с 1906 года занимавший должности председателя Совета министров и министра внутренних дел, на заседании Государственный думы 13 марта 1907 года так объяснил необходимость подобных мер: «Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принять самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада. Это было, это есть, это будет всегда и неизменно. Этот принцип в природе человека, он в природе самого государства. Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его организм лечат, отравляя его ядами; когда на вас нападает убийца, вы его убиваете. Этот порядок признается всеми государствами. Нет законодательства, которое не давало бы права правительству приостанавливать течение закона, когда государственный организм потрясен до корней, которое не давало бы ему полномочия приостанавливать все нормы права. Это, господа, состояние необходимой обороны»⁵⁶.

Внимательно вчитываясь в эту цитату, мы обнаруживаем, что Столыпин, который вроде бы мужественно лепит правду-матку, на самом деле оправдывается, причем достаточно неуверенно. А почему нужны оправдания? Ведь и впрямь в так называемых просвещенных странах того времени со смутьянами обращались достаточно жестко. Столыпин оправдывался потому, что со смутьянами решено было обращаться не жестко, а супержестко. Не так, как везде, а особым образом. Столыпин понимает, что при всей видимой мягкости речь идет о мерах против ссыльных, которые должны этих ссыльных сломать — медленным, но беспощадным раздавливанием в тисках унизительной и горькой ссыльной жизни.

Приведем еще одну выдержку из «Протеста ссылки»: «Для подавления политического движения императорское правительство, слабое и скудное в творческом смысле, как и всякая деспотическая, вне общества стоящая власть, употребляло, надо отдать ему справедливость, самые отчаянные и судорожные усилия. Оно из конца в конец изменило всю организацию полиции, превратив ее из охранительницы благоустройства и общественной безопасности в простое орудие политической борьбы»⁵⁷.

Данное утверждение носит не патетический, а сугубо констатационный характер. Да, именно в этот период, в конце XIX — начале XX века, было положено начало созданию неких орудий политической борьбы, не пытавшихся представляться обществу средствами сохранения его благоустройства. Именно тогда ссылка стала фактически одним из средств ведения политической войны. А на войне как на войне. Принять такой военный подход к обеспечению общественной безопасности в тот период, как ни странно, было даже труднее, чем сейчас. Беспощадность буржуазной эксплуатации надо было чем-то компенсировать. Это «что-то» именовалось неукоснительным соблюдением закона. Встав на путь политической войны, создатели ссылки как орудия ведения такой войны отказались от неукоснительного соблюдения законов как средства смягчения беспощадной буржуазной эксплуатации: в таких случаях сказавший А всегда говорит Б. Но посеявший ветер всегда пожнет бурю. В народе про это говорят «лиха беда начало».

Функции политической полиции распределялись тем или иным образом между тремя ведомствами: Русской императорской армией (в ее состав входил Отдельный корпус жандармов), Министерством внутренних дел (до 1819 года — Министерство полиции) и в период с 1826 года по 1880 год — Собственной Его Императорского Величества канцелярией (см. Рис. 1).

Говоря о неизбежности перехода в «состояние необходимой обороны», вводя сам этот военный образ, Столыпин отбрасывает законодательную логику, заменяя ее логикой ведения войны — в данном случае политической. Но разве всё началось со Столыпина? Переходить в это «состояние необходимой обороны», существенным образом меняя организацию полицейской службы, государственная власть начала не после убийства Александра II, а гораздо раньше — после восстания декабристов.

В 1826 году, через год после восстания, Николай I подписал указы, касающиеся устройства полиции. Сначала он учредил должность шефа жандармов и назначил на нее Александра Христофоровича Бенкендорфа.

Затем, Указом от 3 июля 1826 года, он преобразовал Особую канцелярию Министерства внутренних дел, занимавшуюся политическим розыском, борьбой с революционным движением, в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии — переведя таким образом ведомство в непосредственное подчинение императору. Руководителем его стал всё тот же Бенкендорф.

Отдельный корпус жандармов таким образом оказался в подчинении одновременно двух ведомств: Третьего отделения Собственной Е. И.В. канцелярии и Императорской армии. По части политического розыска, наблюдения и дознания жандармский корпус стал подчиняться Третьему отделению.

Так было до 1880 года, когда Третье отделение Собственной Е. И.В. канцелярии оказалось упразднено и был создан Департамент полиции в составе Министерства внутренних дел. С этого момента Отдельный корпус жандармов в составе Императорской армии стал подчиняться Департаменту полиции, но его предыдущая экстерриториальность и прямая подведомственность высочайшему повелению продолжали править бал во всем, что касалось практики действий этого ведомства, сформировавшейся за предшествовавший период.

К Департаменту полиции также относились Отделения по охранению общественной безопасности и порядка (они же — Охранные отделения или «охранки»). Первое такое отделение было создано в 1866 году в Санкт-Петербурге, второе — в 1880 году в Москве, третье — в 1900 году в Варшаве. Московская охранка иногда выходила за пределы своего региона и выполняла общероссийские функции.

К 1902 году были организованы охранные отделения еще в 8 городах, среди которых — Тифлис. А к 1907 году в России существовало уже 27 охранных отделений⁵⁸.

Это говорит о том, что рост революционных умонастроений и действий был неким вызовом, ответом на который стало именно разрастание так называемой охранки. Что разрасталась эта охранка стремительно. Что именно ей была поручена раскрутка маховика внесудебных репрессий.

К моменту, когда Сталин начал активно участвовать в революционном движении, этот маховик был уже полностью раскручен. Сталин вошел в революцию в разгар «эры административного произвола». Все сталинские ссылки — это ссылки именно такого, внесудебного, упрощенного порядка.

Конечно же, такая ссылка не равна по тяжести условий политической каторге, которая на тот момент времени также продолжала выполнять свои функции. Но было бы ошибкой считать эти условия ссыльных облегченными. Многие ссыльные погибали от болезней, от голода, случались «эпидемии самоубийств». Ссылка ломала людей, которые не были крепки в своих идеалах, и закаляла стойких. Кто-то после освобождения возвращался к обывательской жизни, а кто-то не мог оставаться в неволе и бежал, рискуя многим, переходя на нелегальное партийное положение.

Некоторые десталинизаторы вслед за Хрущевым говорят, что так много раз удачно сбежать было невозможно и что это мог сделать только агент охранки. Но давайте ознакомимся с составом ЦК РСДРП (б) на 1917 год. Мы увидим, что не у всех его членов опыт ухода от преследований полиции сопоставим с опытом Сталина, но что среди членов ЦК РСДРП (б) есть люди с сопоставимым опытом. Например, Виктор Павлович Ногин был арестован 8 раз, провел в тюрьмах 6 лет и 6 раз бежал⁵⁹. Ему тоже «помогали» царские власти? Почему надо одну логику применять в случае Сталина, а другую — в случае Ногина?

Ознакомление с системой тогдашнего полицейского контроля за ссыльными позволяет сделать вывод об относительной легкости побегов из ссылки. Это не означает, что сбежать было легко. Скорее, надо говорить о том, что сбежать было трудно, но не невозможно, и что власть не очень-то боялась этих побегов, понимая, каковы будут их последствия. Почему же тогда побегов было относительно мало? Потому что беглец должен был впоследствии переходить на нелегальное положение, а среди ссыльных было не так много людей, готовых к профессиональной революционной работе, которая однажды и навсегда закрывает для перешедшего на нее любую возможность вернуться к так называемой нормальной жизни. Для ссыльных бегство было тождественно тому, что называется «окончательно изломать свою жизнь», — многие были к этому не готовы. Многие предпочитали отбыть срок наказания и начать с чистого листа, а не становиться рецидивистами, к которым с каждым разом применяются всё более строгие меры. Такие «рецидивисты» — это и есть профессиональные революционеры, у которых партийная работа была в абсолютном приоритете.

Сталин с самого начала был преисполнен решимости идти именно путем профессионального революционера. Встав на этот путь, он уже с него не сходил.

Хроника арестов, ссылок, побегов

Но сколько же раз на самом деле Сталин был сослан, подвергнут этим самым внесудебным репрессиям, которые Столыпин считал «средством необходимой обороны»?

Увы, приходится констатировать, что на данный момент нет единого, принятого всеми исследователями ответа на вопрос, сколько раз Сталин был арестован, сколько раз его отправляли в ссылку и сколько раз он совершал побеги. Это обстоятельство порождает у некоторых исследователей шквал подозрений. Ведь если даже сам Сталин не приводил верные данные, то это значит, что он старался скрыть некие «темные страницы» своей биографии, считают эти исследователи.

Чтобы разобраться в обозначенном вопросе, нужно начать с рассмотрения того, какие данные приводил в разное время сам Сталин.

В анкете участника IV Всеукраинской конференции КП (б), заполненной Сталиным в марте 1920 года, он написал: «Арестовывался с 1902 г. восемь раз (до 1913 г.), был в ссылке семь раз, бежал шесть раз»⁶⁰.

Исследователи не смогли конкретизировать эту информацию. Так, 16 марта 1946 года сотрудница Института Маркса-Энгельса-Ленина С. М. Познер (она работала в Кабинете произведений И. В. Сталина) констатировала: «До сих пор не удалось установить точных дат всему числу арестов, ссылок и побегов, о которых сказано в анкете 1920 г., заполненной Сталиным»⁶¹. Данный документ, как и вышеупомянутая анкета Сталина, хранится ныне в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ).

11 декабря 1920 года, отвечая на вопросы шведской социал-демократической газеты Folkets Dagblad Politiken, Сталин указал уже другие цифры: «Арестовывался семь раз, высылался (в Иркутскую губ[ернию], Нарымский край, Туруханский край и пр.) шесть раз, убегал из ссылки пять раз. В общей сложности провел в тюрьме семь лет»⁶².

В еще одном документе, которым мы располагаем, — анкете, направленной в Комиссию по изучению истории партии (Истпарт) в декабре 1922 года по согласованию со Сталиным, — упомянуто шесть арестов, шесть ссылок, пять побегов, и даны следующие разъяснения: «Характер репрессий: арест и сидение в Батумской и Кутаисской тюрьмах в 1902–1903 гг., определен под надзор [полиции] на 3 года в Восточную Сибирь в конце 1903 г., откуда бежал в январе 1904 г., в 1908 г. арест в Баку и высылка на 3 года в Вологодскую губернию, откуда бежал в 1909 г. В 1910 г. арест в Баку и высылка на 5 лет в Сольвычегодск, откуда бежал в 1911 г. В том же 1911 г. арест в Петербурге, несколько месяцев тюремного заключения и высылка в Вологодскую губернию на 3 года, откуда в декабре 1911 г. бежал. В апреле 1912 г. снова арестован и выслан летом на 3 года в Нарымский край, откуда в сентябре бежал. В 1913 г. в конце марта арестован в Петербурге и выслан в Туруханский край, в деревушку Курейка за Полярным кругом, где пробыл до февральской революции»⁶³.

Итак, у нас есть три документа, где данные о числе своих арестов, ссылок и побегов дает или сам Сталин, или его секретариат по согласованию с ним (см. Табл. 1).

Теперь рассмотрим данные, которые приводит уже не сам Сталин.

В документе за подписью Лаврентия Павловича Берии, тогда Первого секретаря ЦК КП (б) Грузии, направленном 5 марта 1937 года заведующему Секретариатом Сталина Александру Николаевичу Поскребышеву, содержится «хроника арестов, ссылок и побегов» Сталина⁶⁴.

Согласно данным этой хроники, Сталин был арестован шесть раз, сослан шесть раз и бежал пять раз (см. Табл. 2).

Если сравнить сведения, указанные в анкете в Истпарт от 1922 года, и данные, предоставленные Берией Поскребышеву, то увидим, что они различаются только в одном пункте — в анкете от 1922 года не учитывается, что в 1911 году Сталин выехал из Сольвычегодска по проходному свидетельству, освободившись от надзора по истечении срока ссылки. Выехав легально из Сольвычегодска в Вологду, он должен был оставаться там до особого распоряжения. Но он поехал в Санкт-Петербург, нарушив запрет.

Таким образом, в 1911 году Сталин не совершал побег из Сольвычегодска, побег был из Вологды. Именно это обстоятельство учтено в документе Берии от 1937 года.

В нашем распоряжении также есть хроника арестов, ссылок и побегов, датированная 14 мая 1937 года, составленная по данным жандармских документов, воспоминаний и других источников, а ныне хранящаяся в РГАСПИ⁶⁵ (см. Табл. 3).

Последняя хронология отличается от бериевской тем, что здесь указано три варианта даты побега из Вологды в 1911 году. Но в сумме здесь также 6 арестов, 6 ссылок и 5 побегов (см. Табл. 4).

Наконец, есть такой источник, как официальная «Краткая биография», подготовленная в 1939 году к 60-летию Сталина. Авторы биографии, по-видимому, берут за основу анкету, заполненную самим Сталиным в марта 1920 года (о ней было сказано выше). Они пишут: «Аресты, тюрьмы и ссылки следовали друг за другом. С 1902 по 1913 год Сталин арестовывался восемь раз, был в ссылке семь раз, бежал из ссылки шесть раз. Не успевали царские опричники водворить Сталина на новое место ссылки, как он вновь бежит и снова на „воле“ кует революционную энергию масс. Только из последней ссылки Сталина освободила февральская революция 1917 г.»⁶⁶

Характерно, что в корректурном варианте «Краткой биографии» было указано, что его арестовали шесть раз, отправили в ссылку шесть раз и пять раз он бежал из ссылки⁶⁷. Однако Емельян Ярославский раскритиковал этот первоначальный текст, хотя в нем и указаны цифры, совпадающие с теми, что указаны по согласованию со Сталиным в анкете 1922 года. В итоге и в печать вышла книга с теми цифрами, которые Сталин указал в анкете 1920 года. Но при этом авторы смогли конкретизировать данные только по шести арестам, шести ссылкам и пяти побегам (См. Табл. 5).

Еще один источник данных — письмо директора ИМЭЛ Марка Борисовича Митина Поскребышеву 13 марта 1940 года, в котором он также приводит таблицу арестов, ссылок и побегов.

Данные в этой таблице совпадают с данными хроник 1937 года — за исключением того, что в этом новом документе, наконец, называется 7-й арест Сталина — арест на 3 дня, который состоялся 23 июня 1911 года в Сольвычегодске.

Во второй редакции «Краткой биографии», вышедшей в 1947 году, цифры поменял сам Сталин: арестов стало семь, ссылок шесть и побегов пять⁶⁸. Такие же цифры Сталин называл ранее, в декабре 1920 года, шведской газете Folkets Dagblad Politiken (см. Табл. 6).

Перечисленные выше версии о количестве сталинских арестов и ссылок и нестыковки в их хронологии дают предвзятым исследователям повод говорить о «туманном» дореволюционном прошлом Сталина и задавать вопрос, не стремился ли Сталин скрыть какие-то страницы своей биографии, спутать карты?

Нам кажется, что в приведенных выше подсчетах может быть своя логика. Сложно представить себе, чтобы за этими цифрами не стояло какого-нибудь содержания, и они были расставлены в произвольном порядке.

В получившейся сводной таблице мы видим три комбинации сведений об арестах, ссылках и побегах — 8–7–6, 7–6–5 и 6–6–5.

Можно видеть, что к общеизвестным шести арестам, шести ссылкам и пяти побегам могли добавляться второстепенные даты и события, такие, как трехдневный арест 23 июня 1911 года в Сольвычегодске, легальный выезд из Сольвычегодска в Вологду и нелегальный выезд из Вологды в том же 1911 году и прочее. Впоследствии Сталин не хотел, чтобы кто-то заподозрил его в желании преувеличить количество гонений из-за введения в оборот малозначимых репрессий. Раньше он говорил об этих репрессиях, не задумываясь о том, кто и как может истолковать сообщаемые им данные. Опыт нахождения на политическом Олимпе породил у Сталина особое отношение к любым сведениям, которые он кому-либо сообщал. Став вождем (и даже уже двигаясь по пути к такому статусу), Сталин начал более тщательно продумывать то, как могут быть интерпретированы сообщаемые им сведения.

Начало большого пути. 1900–1902

Вернемся к началу хронологии и рассмотрим ее более подробно.

5 апреля 1902 года — общепринятая дата первого ареста Сталина. Но существует также версия, что его арестовывали уже в 1900 году. В пользу этой версии могут говорить разночтения в описании одной из его ранних фотографий. В изданном в 1936 году сборнике воспоминаний «Рассказы старых рабочих о великом вожде» публикуется фотография молодого Сталина с подписью «Фото тов. Сталина (1900 год), найденное в архиве Тифлисского жандармского управления»⁶⁹.

Год спустя эта фотография появляется в сборнике «Батумская демонстрация 1902 г.» с такой же подписью.

С этой же подписью фотография публикуется в 1939 году в юбилейном альбоме «Сталин».

Значительно позже, в 1947 году, фотография появляется на страницах второго издания «Краткой биографии», но с подписью «И. В. Сталин. Фото 1900 г.». То есть исчезло упоминание о том, что фото найдено в архиве Тифлисского жандармского управления.

А еще через два года та же самая фотография перепечатывается в альбоме «Иосиф Виссарионович Сталин» с таким комментарием: «И. В. Сталин. 1902 г. Снимок Батумского жандармского областного управления»⁷⁰.

В связи с тем, что жандармские управления производили фотографирование только при арестах, существует версия, что первый арест Сталина был не в 1902, а в 1900 году. Но принять эту версию невозможно, поскольку нет никаких архивных документов, подтверждающих ее.

Поэтому в качестве точки отсчета возьмем 21 марта 1901 года — дату, постепенно подводящую нас к официальной дате ареста.

В этот день, спустя примерно два года после исключения из семинарии, состоялся первый обыск на квартире Иосифа Джугашвили при Тифлисской физической обсерватории (метеорологической станции), в которой он тогда работал.

28 марта 1901 года Сталин прекратил работу в обсерватории и перешел на нелегальное положение. В это время он вел активную политическую работу: руководил массовой забастовкой в Главных тифлисских железнодорожных мастерских, организовывал распространение прокламаций среди рабочих. А Тифлисская РСДРП развивалась, создавала нелегальные социал-демократические кружки и переходила к массовой политической агитации.

Переход на нелегальное положение, безусловно, являлся поворотной точкой в судьбе члена партии. Во-первых, это был один из способов избежать ареста при преследовании со стороны полиции. Во-вторых, такой переход был крайне значим для становления члена партии как профессионального революционера.

Нелегал не мог официально зарабатывать себе на жизнь и должен был жить по поддельным документам. Каким? Что было предпочтительно для нелегалов?

В России тогда было три вида паспортов:

1) бессрочная паспортная книжка;

2) годовой паспорт;

3) бланк, выдаваемый на 5 лет.

Все эти документы могли подделываться. Но самым качественным считалась бессрочная паспортная книжка. И ее было труднее всего подделать высококачественно.

Как подделывались документы?

Поддельные документы могли быть действительными или специально изготовленными. Чистые бланки для изготовления документов могли добывать за деньги, в том числе в самих управах.

Самыми качественными поддельными документами считались настоящие, действующие паспорта других людей.

Вторыми по качеству были дубликаты чужих паспортов. Такие дубликаты иногда изготавливались без ведома владельца.

Третьими по качеству считались паспорта уже умерших владельцев.

Наконец, самыми низкокачественными считались подделанные документы с вымышленными данными.

Итак, Сталин стал жить по подложному паспорту, понимая при этом, что любое обнаружение прячущегося от органов нелегала приведет к усугублению наказания. Каковы основные вехи на этом, безусловно, тернистом пути?

11 ноября 1901 года Сталина избрали в состав Тифлисского комитета РСДРП, но вскоре, в этом же месяце или в начале следующего, он направился в Батум. Существует несколько версий касательно причин столь скорого отъезда.

По канонической версии биографии Сталина, Тифлисский комитет отправил своего нового члена в Батум для создания местной организации. В пользу этого говорит документ, полученный тифлисским губернским жандармским управлением от своего агента: «2 декабря вечером снова происходило совещание ЦК в том же доме Окуашвили. На том совещании было решено отправить в Батум для пропаганды Иосифа Джугашвили»⁷¹.

Однако Георгий Леонидович Шидловский, автор первого биографического очерка о Сталине, писал по этому поводу: «В конце 1901 года у него был произведен обыск, после чего он переселился в Батум»⁷². Таким образом, преследование полиции является также одной из возможных причин переезда. Данные архивов — донесения Губернского жандармского управления — подтверждают, что с конца октября 1901 года жандармерия уже установила слежку за Сталиным и знала, что он участвовал в конференции 11 ноября⁷³.

Озвученные выше версии не противоречат друг другу: Сталина могли направить в Батум, исходя, в том числе и из того, что ему надо скрыться с глаз тифлисской полиции.

Еще одной версией отъезда из Тифлиса является исключение Сталина из партийной организации из-за разгоревшегося конфликта с другими членами тифлисской организации⁷⁴. Но исследователи не находят документального подтверждения этого предположения.

В Батуме Сталин создает нелегальную типографию, организует крупные забастовки и демонстрации рабочих заводов Манташева, Ротшильда.

5 апреля 1902 года на заседании батумской руководящей партийной группы Сталина арестовывают (по канонической версии биографии — впервые) и помещают в батумскую тюрьму.

Соратник и друг Сталина Семен Тер-Петросян, он же — Камо, так описывал свой первый арест:

«В тюрьме всё было нелегко, но особенно трудно приходилось тем, кто попадал туда впервые. Это я говорю как опытный арестант. Нигде и никогда больше, даже в суровой Моабитской тюрьме, не было мне так тяжко, как в батумской тюрьме в декабре 1903 года. В небольшой камере, рассчитанной на шестнадцать человек, сидели сорок. Непонятно, кто друг, а кто враг, в каждом, кто со мной заговаривал, я подозревал провокатора. Бесконечные допросы. Тюремная еда, от которой меня с непривычки выворачивало. Неженкой я никогда не был, но я жил в человеческих условиях и ел простую, обычную пищу, а не щи из протухшей капусты с жилами вместо мяса»⁷⁵.

Для Сталина этот батумский арест тоже был первым. Вновь предоставляем слово Камо: «У Иосифа до времени батумского ареста тоже не было опыта. Но уже спустя четыре дня после его ареста батумские товарищи получили от него первую весточку. И то было не простое сообщение „я жив-здоров“, а деловое письмо, касающееся того, как надо уберечь организацию от полного разгрома. Письма Иосиф шифровал при помощи Евангелия. Это был старый революционный прием, которому он заранее научился. Евангелие было единственной книгой, которую в любой тюрьме мог получить любой заключенный. Тюремщики даже радовались, когда политические просили дать им в камеру Евангелие, они считали, что чтение божественной книги поспособствует излечению от „заблуждений“»⁷⁶.

Затем Сталина переводят в кутаисскую тюрьму.

Социал-демократ Григорий Уратадзе, встретивший Сталина в кутаисской тюрьме, писал: «На вид он был невзрачный, оспой изрытое лицо делало его вид не особенно опрятным. Здесь же должен заметить, что все портреты, которые я видел после того, как он стал диктатором, абсолютно непохожи на того Кобу, которого я видел в тюрьме в первый раз, и на того Сталина, которого я знал в продолжении многих лет потом. В тюрьме он носил бороду, длинные волосы, причесанные назад. Походка вкрадчивая, маленькими шагами. Он никогда не смеялся полным открытым ртом, а улыбался только. И размер улыбки зависел от размера эмоции, вызванной в нем тем или иным происшествием, но его улыбка никогда не превращалась в открытый смех полным ртом. Был совершенно невозмутим. Мы прожили вместе в кутаисской тюрьме более чем полгода, и я ни разу не видел его, чтобы он возмущался, выходил из себя, сердился, кричал, ругался, словом, проявлял себя в ином аспекте, чем в совершенном спокойствии. И голос его в точности соответствовал его ледяному характеру, каким его считали близко его знавшие».⁷⁷

В хронологии арестов Сталина за этот период есть еще одна «нестыковка». В сборнике «Батумская демонстрация 1902 г.» опубликовано донесение начальника Тифлисского розыскного отделения в Департамент полиции, датированное 9 февраля 1903 года. Согласно канонической версии, Сталин в это время находился в тюрьме. Однако в этом донесении сказано, что активный деятель Батумской организации РСДРП Джугашвили, известный под партийной кличкой Чопур (то есть Рябой), состоит «под особым надзором полиции»⁷⁸. Но выражение «под особым надзором полиции» означает, что человек находился не в тюрьме, а на воле.

Новоудинская ссылка и первый побег. 1903–1904 гг.

Как бы там ни было, в ноябре 1903 года Сталина высылают в село Новая Уда Иркутской губернии. 27 ноября 1903 года он прибывает в Новую Уду — место своей первой ссылки. В газете «Правда» от 1939 года сообщается следующее: «В то время Новая Уда делилась на две части — верхнюю и нижнюю. Нижняя часть называлась Заболотье: на маленьком мысочке, окруженном с трех сторон топкими болотами, стоял десяток домишек, в которых жили крестьяне-бедняки. В верхней части села расположились две купеческие лавки, огромное здание острога, окруженное высоким частоколом, пять кабаков и церковь. Здесь жила новоудинская „знать“. Лучшие дома занимали местные купцы и торговцы… Ссыльные, направлявшиеся в Новую Уду, распределялись группами и в одиночку по крестьянским дворам. Каждый из них обязан был регулярно являться в волостное правление для отметки… Прибыв в Новую Уду, товарищ Сталин поселился в беднейшей части села — в Заболотье — у крестьянки Марфы Ивановны Литвинцевой. Убогий, покосившийся домик Литвинцевой был расположен на краю болота, в нем было две комнаты»⁷⁹.

По официальной биографии Сталина, побег из Новой Уды он совершил 5 января 1904 года.

Существуют воспоминания об этом побеге Доментия Алмасхановича Вадачкории, батумского рабочего завода Манташева. Эти воспоминания опубликованы в сборнике «Батумская демонстрация 1902 г.». Вадачкория сообщает следующее: «Помню рассказ товарища Сосо о его побеге из ссылки. Перед побегом товарищ Сосо сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников»⁸⁰.

В 1936 году более развернутые воспоминания Доментия Вадачкории записал художник Михаил Николаевич Успенский. Вот что Вадачкория сообщил дополнительно о сталинском побеге: «Он [Сталин] мне рассказывал, живя у меня, как он бежал из ссылки. Сделав себе поддельное удостоверение, что он является якобы агентом, он направился в Россию. В пути он заметил шпика, который стал следить за ним. Видя, что положение ухудшается, Сталин обратился на одной из станций к жандарму, показал ему свое удостоверение и указал на шпика как якобы подозрительное лицо, последний был снят с поезда и арестован. Сталин продолжал путь»⁸¹.

Сергей Яковлевич Аллилуев — революционер, социал-демократ, тесть Сталина — утверждал, что Сталин пытался сбежать из Новой Уды не один раз. По словам Аллилуева, первый побег Сталин пытался совершить в середине ноября 1903 года, но данная попытка закончилась неудачей: «Прибыл из Новой Уды в Балаганск с отмороженными ушами и носом, потому что в то время стояли лютые морозы, одет он был по-кавказски, поэтому дальше бежать он не смог и вернулся обратно в Новую Уду»⁸².

Кроме того, по мнению Аллилуева, второй — успешный — побег Сталин осуществил в декабре 1903 года, а не 5 января 1904 года. Но в архивных документах И. В. Джугашвили значится в списках ссыльных Балаганского уезда на 1 января 1904 года⁸³.

Кроме того, 6 января 1904 года уездный исправник посылает из Балаганска в Иркутское охранное отделение телеграмму с описанием примет беглеца:

«Новоудинское волостное правление донесло, что административный Иосиф Джугашвили 5 января бежал. Приметы: 24 лет, 38 вершков, рябой, глаза карие, волосы голове, бороде — черные, движение левой руки ограничено. Розыску приняты меры. Телеграфировано красноярскому начальнику железнодорожной полиции. За исправника — Киренский»⁸⁴.

7 января 1904 года Иркутское Губернское жандармское управление сообщает Департаменту полиции о случившемся.

5 марта начальник Иркутского Губернского жандармского управления подписывает розыскную ведомость.

И только 1 мая в розыскном циркуляре появляется сообщение о И. В. Джугашвили. Причем описание примет в циркуляре отличается от описания, составленного уездным исправником 6 января. Вот что говорится в майском документе: «Приметы: рост 2 аршина 4,5 вершка, телосложения посредственного, производит впечатление обыкновенного человека, волосы на голове темно-каштановые, на усах и бороде каштановые, вид волос прямой, без пробора, глаза темно-карие, средней величины, склад головы обыкновенный, лоб прямой, невысокий, нос прямой, длинный. Лицо длинное, смуглое, покрытое рябинками от оспы, на правой стороне нижней челюсти отсутствует передний коренной зуб, рост умеренный, подбородок острый, голос тихий, уши средние, походка обыкновенная, на левом ухе родинка, на левой ноге второй и третий пальцы сросшиеся»⁸⁵.

Первая ссылка Сталина оказалась совсем непродолжительной — он вскоре бежал. Лев Троцкий пишет по этому поводу следующее: «К началу 1904 года ссылка успела окончательно превратиться в решето. Бежать было, в большинстве случаев, не трудно: во всех губерниях существовали свои тайные „центры“, фальшивые паспорта, деньги, адреса. Коба оставался в селе Новая Уда не больше месяца, т. е. ровно столько, сколько нужно было, чтобы осмотреться, найти необходимые связи и выработать план действий»⁸⁶.

Бывший заведующий Особым отделом Департамента полиции Л. А. Ратаев в оценке состояния ссылки был еще более резок: «Ссылка существовала только на бумаге. Не бежал из ссылки только тот, кто этого не хотел, кому, по личным соображениям, не было надобности бежать».

Нельзя умалять сложности, опасность и риски, которыми сопровождался каждый побег. Но в чем-то Ратаев прав: те, кто хотели, могли бежать — конечно, проявляя соответствующую волю и способности. Но хотели бежать в основном те, кто окончательно оформился в качестве профессионального революционера, осуществляющего побег для того, чтобы продолжить работу в партии.

Арест в Баку и первая ссылка в Сольвычегодск. 1908–1909 гг.

С момента побега Сталина из Новой Уды до его следующего ареста проходит около 4 лет. 25 марта 1908 года Сталина арестовывают в Баку под именем Кайоза Нижерадзе и помещают в Баиловскую тюрьму.

Семен Верещак — не восхваляющий Сталина советский пропагандист. Он — бывший эсер, бежавший из Советской России. Вот что этот эмигрант, имеющий все основания ненавидеть советскую власть, написал в парижской газете «Дни» в 1928 году по поводу поведения Сталина в Баиловской тюрьме: «Когда в 1909 году, на первый день пасхи, 1-я рота Сальянского полка пропускала сквозь строй, избивая, весь политический корпус, Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках»⁸⁷.

Верещак, конечно, рассказывал это не с тем, чтобы Сталиным восхищались. Он просто честно делится воспоминаниями. Позже этот рассказ Верещака был превращен в сусальную притчу о том, что Сталин якобы шел сквозь строй избивающих его солдат с открытым томом «Капитала» и читал им этот «Капитал» вслух. А потом, конечно же, было сказано: «Вот до какой степени изолгались сталинские холуи, а на самом деле ничего героического не было, одни выдумки». Мы имеем дело с наглядным примером использования сусальных искажений сталинской биографии для того, чтобы потом превратить эту сусальность в повод для хулы и издевок. Спрашивается, почему бы не ознакомиться с настоящим текстом Верещака? Ответ понятен. Настоящий текст не нужен апологетам, потому что он для них недостаточен. И не нужен хулителям, потому что он не может быть поводом для издевательств.

9 ноября 1908 года Сталин отправляется в ссылку в Сольвычегодск Вологодской губернии. В губернии до 1905 года было не больше 250 политических ссыльных. Затем, когда в 1905–1907 годах революция всколыхнула широкие народные массы, по всей стране прокатилась волна забастовок на фабриках и заводах, уличных выступлений, количество ссыльных возросло до трех тысяч⁸⁸. Однако состояние большинства из них Эразм Иустинович Павчинский, участник революционного движения, журналист, описывает следующим образом: «В ссылке было много случайного элемента. Речь идет о тех, кто сделался гражданином лишь на четверть часа: 1905 год их взбудоражил, пробудил в них духовные запросы, и они вспыхнули, как яркий фейерверк. Вспыхнули, а затем, очутившись в ссылке, оторванные от родных гнезд и обычных занятий, под влиянием реакции погасли. И, не видя быстрого исхода борьбы, вернулись в первобытное обывательское состояние. А таких тогда было много. И они ныли и метались, ссорились и скучали. И, разумеется, ничего не делали»⁸⁹.

Путь в Сольвычегодск намеренно растягивался по указанию властей. Там, где можно было преодолеть расстояние за несколько дней, этап занимал месяцы. От Вологды до Сольвычегодска через Вятку и Котлас он мог длиться до 2 месяцев. Из Вятки в Котлас нужно было добираться по железной дороге, а от Котласа до Сольвычегодска — только санным путем по замерзшей реке Вычегде. Вологодский губернатор Алексей Николаевич Хвостов, как говорят, по этому поводу усмехался: «Дальше едешь — тише будешь».

На этапе Сталин заболевает возвратным тифом, его помещают в вятскую губернскую больницу на лечение. После выздоровления он продолжает путь и 27 февраля 1909 года прибывает в Сольвычегодск.

Город Сольвычегодск располагается на берегу реки Вычегды. До железнодорожной станции Котлас — 27 километров. Известен город был своей соляной промышленностью — вываркой соли. Шутили также, что в городе занимаются еще и вываркой «соли» другого рода — «обработкой» политических ссыльных. Сольвычегодск назывался тогда «каторгой ссылки»⁹⁰. Местный исправник Цивилев имел печальную славу человека, который «завинтил ссылку, как гайку»⁹¹. Цивилев, получивший прозвище Береговой Петушок за его «ярость при смешном малом росте», установил в городе свои порядки. В архивных воспоминаниях читаем: «Здесь были очень жестокие законы, как например: всем политссыльным воспрещается появляться после 10 часов вечера на улицах; воспрещается ссыльным участвовать в любительских спектаклях и появляться на них, воспрещается ссыльным собираться больше 5 чел. вместе и т. д.»⁹²

«Законы», изданные Цивилевым, запрещали ссыльным также входить в городской сад, появляться на пристани, вести знакомства с местными⁹³.

Считалось, что именно в Сольвычегодск «на исправление Цивилеву» нужно было переводить тех ссыльных из других городов Вологодской губернии, которые совершили какой-либо предосудительный поступок.

Жительница Сольвычегодска Мария Прокопьевна Крапина в своих воспоминаниях описывает такой случай: «В 1909 году был большой разлив реки, а также разлилось и соленое озеро или Солониха, как у нас его зовут, и вот вечером политические собрались, взяли лодки, украсили их красными флагами и с пением революционных песен стали кататься по озеру. На берегу собралось очень много публики, которые с удовольствием слушали пение, а береговой петушок, т. е. исправник, бегал по берегу и ругался, кричал: «Прекратите пение!“ — но полицейские ехать на лодках не смели»⁹⁴.

Татьяна Николаевна Сухова, ссыльная Сольвычегодска, рассказывает о том, что иногда ссыльные снимали не отдельные квартиры, а целый дом и жили в нем «коммуной» человек по десять. Сухова сообщает: «Эти коммуны были отдушинами в нашей жизни. Жизнь там кипела и днем и ночью; туда можно было заходить всегда, не возбуждая подозрений полиции. Вся жизнь этих коммун была построена на самообслуживании, и в этом было спасенье для многих: хоть таким трудом можно было заниматься и расходовать свою энергию. Живя вместе — товарищи поддерживали друг друга материально и морально».

Описываемые Суховой коммуны были для ссыльных не только способом выживания. Они были для них еще и своеобразными университетами. В коммунах с утра до вечера шли занятия кружков по русскому языку, арифметике. «Продвинутые» изучали «Капитал» Маркса, политическую экономию, историю рабочего движения на Западе.

Сама Татьяна Сухова была участницей одной из таких коммун. По ее словам, она и ее товарищи, встретив вновь прибывшего Сталина, предложили ему пойти в коммуну. На что Сталин «охотно согласился»⁹⁵.

Пробыв в Сольвычегодске 5 месяцев, Сталин совершил побег. Деньги на побег были собраны ссыльными и переданы Сталину под видом инспирированного карточного выигрыша. Горожанка Мария Крапина описывает этот эпизод так: «И вот, накануне побега он в клубе сел играть в карты и покрыл кон 70 руб., а за городом в деревне у учительницы был ему приготовлен сарафан, и Иосиф Виссарионович, переодевшись крестьянкой, бежал. Его до берега проводила учительница Мокрецова. Там он на лодке переправился через Вычегду и бежал»⁹⁶.

Сталин не стал пользоваться пароходом, который ходил от Сольвычегодска до Котласа. Необходимо было переправиться через реку на лодке. Что и было сделано утром 24 июня 1909 года в сопровождении трех товарищей. К 17:44 Сталин был уже в вагоне поезда, следовавшего в Вятку, а в 11:25 на следующий день уже пересел на поезд до Петербурга.

Арест в Баку и очередная ссылка в Сольвычегодск. 1910–1911 гг.

Из Петербурга Сталин не позднее 7 июля 1909 года приехал в Баку, где полиция взяла его под наблюдение под кличкой Молочный и только в августе выяснила, что подозреваемого зовут Оганез Вартанович Тотомянц — по такому фальшивому паспорту проживал в Баку Сталин.

На свободе Сталин пробыл меньше девяти месяцев. 23 марта 1910 года его арестовали и снова заключили в Баиловскую тюрьму — на этот раз с паспортом на имя Захара Крикоряна Меликянца. (Ранее, в 1908 году, Сталин попал в Баиловскую тюрьму под именем Кайоза Нижерадзе.) Начальник Бакинского охранного отделения ротмистр П. П. Мартынов посчитал этот арест необходимым, хотя ранее, в октябре 1909 года, он настаивал на нежелательности ареста Кобы «в виду грозящего провала агентуры»⁹⁷. У охранки был план борьбы с бакинской организацией, и арест Сталина срывал его, так как агенты в таком случае обнаруживали себя. Теперь же он говорил следующее: «К необходимости задержания „Молочного“ побуждала совершенная невозможность дальнейшего за ним наблюдения, так как все филеры стали ему известны, и даже назначаемые вновь, приезжие из Тифлиса, немедленно проваливались, причем „Молочный“, успевая каждый раз обмануть наблюдение, указывал на него и встречавшимся с ним товарищам, чем, конечно, уже явно вредил делу»⁹⁸.

Сталин, будучи в заключении, написал полицейским чиновникам письмо, в котором жаловался на плохое здоровье, просил ускорить его дело, смягчить наказание и дать разрешение вступить в брак со Стефанией Петровской, которая в тот момент жила в Баку. Письмо это иногда цитируется, чтобы проиллюстрировать то, что Сталин при нажиме «дал слабину». Но такая трактовка этого письма представляется совершенно неубедительной, учитывая то, какими действиями оно сопровождается.

Революционерка Елизавета Адамовна Есаянц вспоминает эти действия и то, какие усилия она и ее товарищи приложили к тому, чтобы смягчить условия пребывания Сталина в Баиловской тюрьме: «Мы старались сделать всё, чтобы т. Сталина перевели в тюремную больницу, где он был в сравнительно лучших условиях, чем в общей камере тюрьмы. Для этого вот что мы сделали. В тюремной больнице тогда сидел некто Горячев, у которого был туберкулез 3-й степени. Мы взяли его мокроту и сдали в городскую больницу на анализ доктору Нестерову. Этот последний был пьяница и большой взяточник. За деньги мы получили от него листок диагноза туберкулеза 3-й степени на имя т. Сталина. Благодаря этому диагнозу удалось т. Сталина перевести в тюремную больницу»⁹⁹.

Дорога до Сольвычегодска заняла на этот раз меньше месяца. Сталин прибыл на место ссылки 29 октября 1910 года.

Жизнь в этом городе ссыльная Серафима Васильевна Хорошенина описывала как безотрадную: «Плохо живут в нашем Сольвычегодске. Даже внешние природные условия отвратительны. Такая скудная, бедная природа. Только и жить тут мещанам. И верно, городок совсем мещанский. Ничего не коснулось жителей, ничему не научились их жители. Но еще безотраднее жизнь ссыльных. Знаете, полицейские условия довольно сносные, но ссыльные не живут, они умерли. Живет каждый по себе, до другого мало дела. Сойдясь, не находят разговоров. Была когда-то жизнь, и жизнь кипучая. Были и фракции, и колонии, было много кружков, но теперь нет ничего. Только вспоминаем о прежней жизни — осталась библиотечка, но библиотечка так себе. В существующую же земскую библиотеку ссыльные должны вносить 3 руб. залога, а это, конечно, непосильно ссыльным. Даже совместных развлечений нет, и ссыльные топят тоску в вине»¹⁰⁰.

Известно, что Сталин квартировался поочередно в домах у Григорова и Кузаковой.

В официальной биографии Сталина говорится, что из Сольвычегодска Сталин уехал только по окончании ссылки — в конце июня 1911 года. Однако имеется несколько источников, опровергающих это мнение.

Прежде всего, есть письмо самого Сталина в Народный комиссариат внешней торговли СССР, написанное в 1926 году. В нем Сталин описывает такой случай. Через члена партии Иваняна, проживавшего в Вологде, ЦК отправил ему, Сталину, 70 рублей на побег из ссылки. Но Иванян присвоил себе эти деньги и отдал Сталину телеграмму, в которой вытравил несколько слов. В этом же письме Сталин упоминает, что в 1911 году он нелегально жил какое-то время в Вологде¹⁰¹.

В мемуарах Веры Швейцер — члена большевистской партии, отбывавшей ссылку в Туруханском крае в период, когда там же находился Сталин, также существует описание нелегального выезда Сталина из Сольвычегодска: «В конце февраля [1911 года] товарищ Сталин под предлогом лечения выехал из Сольвычегодска в Вологду. По его просьбе ссыльный большевик Саммер, жена которого работала в больнице, получил фиктивную справку о нахождении товарища Сталина в больнице на излечении. А сам товарищ Сталин приехал в Питер»¹⁰².

Сталин пишет из Сольвычегодска в ЦК, что он готов «сняться» в любой момент: «Мне остается 6 месяцев. По окончании срока я весь к услугам. Если нужда в работниках в самом деле острая, то я могу сняться немедленно. <…>

С товарищеским приветом К. С.»¹⁰³.

24 января 1911 года Сталин отправляет письмо из Сольвычегодска в Москву на имя большевика Владимира Семеновича Бобровского с тем же посылом: «Пишет Вам кавказец Сосо, — помните в четвертом году в Тифлисе и Баку. <…> Я недавно вернулся в ссылку („обратник“), кончаю в июле этого года. Ильич и Ко. зазывают в один из двух центров, не дожидаясь окончания срока. Мне же хотелось бы отбыть срок (легальному больше размаха), но если нужда острая (жду от них ответа), то, конечно, снимусь. А у нас здесь душно без дела, буквально задыхаюсь. <…> Мой адрес: Сольвычегодск Вологодской губернии, политическому ссыльному Иосифу Джугашвили»¹⁰⁴.

В итоге он дожидается окончания срока ссылки и 27 июня 1911 года освобождается от гласного надзора. По окончании ссылки в Сольвычегодске Сталин переезжает в Вологду, так как проживать на Кавказе, в столицах и фабрично-заводских центрах ему было запрещено. Он получает проходное свидетельство, в котором сказано, что «по сему свидетельству не может проживать нигде, кроме города Вологды, а по приезде в этот город обязан не позднее 24 часов со времени своего приезда лично предъявить его местной полиции»¹⁰⁵. С момента приезда в Вологду Сталин находится под негласным надзором под кодовым именем Кавказец.

Вологодская ссылка. Декабрь 1911 года — февраль 1912 года

В Вологду Сталин приезжает 16 июля 1911 года и остается на свободе до конца года. Фактически сразу он попадает здесь под негласный надзор полиции под кодовым именем Кавказец, к его дому выставляют «шпиков» для слежки.

В Вологде он знакомится с Петром Алексеевичем Чижиковым и его невестой Пелагеей Георгиевной Онуфриевой.

За два месяца 17 раз посещает местную библиотеку.

6 сентября едет в Петербург с документами Чижикова, нарушая запрет на выезд из Вологды. Но его отъезд выслежен, и уже 9 сентября 1911 года Сталина арестовывают и помещают в Петербургский дом предварительного заключения.

25 декабря он снова возвращается в Вологду — уже в качестве ссыльного.

В феврале 1912 года к Сталину в Вологду приезжает революционер Серго Орджоникидзе, чтобы рассказать о результатах VI партийной конференции, которая состоялась в январе в Праге. На конференции был избран новый ЦК партии, и вошедший в его состав Орджоникидзе прибыл к Сталину сообщить о том, что тот также кооптирован в ЦК, и передать деньги для побега. Орджоникидзе, с которым Сталин познакомился еще в 1907 году в камере № 3 Баиловской тюрьмы, примерно через два месяца будет арестован и приговорен к 3 годам каторги в Шлиссельбургской крепости.

29 февраля 1912 года Сталин совершил очередной побег.

Гаврилова, хозяйка квартиры, на которой жил Сталин, вспоминает: «В день побега Джугашвили вернулся домой в 11 часов вечера и сразу же собрался уходить. <…> Заметив, что он в руках держит подушку, завернутую в одеяло, я сразу же догадалась, что он уходит совсем и спросила: «Вы совсем уезжаете?» После некоторого раздумья он ответил: «Да». На мое замечание, что об этом я должна заявить в полицию, Джугашвили сказал: «Когда думаете заявить?» «Завтра утром», — ответила я. И. В. снова спросил: «Так Вы завтра об этом заявите?“ — «Да». «Ну так хорошо, пожалуйста». С этими словами Джугашвили вышел из дому»¹⁰⁶.

Пелагея Онуфриева также оставила воспоминание о побеге Сталина. Но Онуфриевой этот эпизод запомнился прежде всего тем, что Петра Алексеевича Чижикова, близкого ей человека, после побега Сталина часто вызывали в полицию, поскольку Сталин перед отъездом взял паспорт Чижикова. Онуфриева рассказывает: «Он [Петр] мне в Тотьму письмом сообщал: „Вот уехал Иосиф и паспорт мой, чертушко, спер“. Но я знала, что всё это делается, чтобы следы замести. Знала, что не спер Иосиф паспорт, а Петр Алексеевич ему собственноручно его отдал»¹⁰⁷.

Нарымская ссылка. 1912 год

22 апреля 1912 года в Петербурге Сталин снова арестован и помещен в дом предварительного заключения на 2 месяца и 9 дней.

2 июля решением Особой комиссии Сталина высылают в Нарымский край сроком на 3 года.

Нарым с XVII века был центром политической ссылки. Здесь отбывали наказание участники стрелецких бунтов, разинского и пугачевского восстаний. После 1825 года в Нарыме были ссыльными два участника восстания декабристов: Николай Осипович Мозгалевский и Павел Фомич Выгодовский. Последний написал в Нарыме 3,5 тысячи страниц «крамольных идей». Но массовой нарымская ссылка тоже стала после революции 1905–1907 годов.

Туземное население, остяки, в Нарымском крае были оттеснены или к северу, или к притокам Оби. «Нарым» с остякского переводится как «болото». Иван Никитич Смирнов, революционер, побывавший в ссылке в Нарыме, ставший впоследствии одним из лидеров левой оппозиции, так описывал этот край: «Основное в нарымском пейзаже была большая, с версту шириной, холодная река, угрюмая тайга и низкое, серое, всегда облачное небо. Берега низкие, болотистые; на них десятки больших и малых озер, покрытых стаями уток»¹⁰⁸. Фактически единственным занятием населения здесь была рыбная ловля.

Смирнов в своей статье «Нарымская ссылка накануне революции» рассказывает, что сбежать из Нарыма было непросто. До ближайшей железной дороги от самого Нарыма — около 420 километров. «Бежали обычно по реке, летом — пароходом, зимой — на лошадях». Был случай, когда группа ссыльных совершила побег через тайгу (а это тоже около 420 километров)¹⁰⁹.

Таким образом, на сей раз Сталина сослали в место, добраться до которого было нелегко, и побег из которого был существенно затруднен.

Эрнест Озолиньш (1887–1942), член Латвийской Социал-демократической рабочей партии, меньшевик, оставил описание, как вместе со Сталиным шел по этапу в нарымскую ссылку: «Мы со Сталиным проделали путь до Челябинска без остановок. В этот город тогда стекались эшелоны с арестантами со всех концов европейской России. Там комплектовались так называемые «сибирские эшелоны», которые затем уходили в разных направлениях в Восточную и Западную Сибирь. От Челябинска эшелоны шли безостановочно до конечных пунктов. Последний этап от Челябинска был особенно несуразным и тяжелым. Вагоны тесные, неудобные; они напоминали наши летние взморские вагоны, только гораздо хуже. Отделения сидячих мест оборудованы так, чтобы дежурный конвоир мог обозревать весь вагон. И, что самое худшее, вагоны были набиты битком. На двухместных скамьях размещалось самое малое три человека. Хотя вся поездка длилась очень долго, если память мне не изменяет, — дней десять, арестанты обходились почти без сна. О том, чтобы лечь, не было и речи, если и спали, то только сидя. Чтобы дремать в более или менее устойчивом положении, привязывали к крюку вешалки полотенце и обеими руками держались за него. Другое положение для сна было следующее: садились на пол, опираясь головой на край сиденья. Но конвоиры обычно не разрешали спать таким манером, боялись, что так можно подготовиться к побегу. Снова надо было усаживаться на скамью. И вообще разрешалось только сидеть. Разгуливать по вагону запрещалось.

В эшелоне было и несколько женщин, осужденных за уголовные преступления. Конвоиры использовали этих женщин без малейшего стеснения, нисколько не считаясь с окружающими. Но это было настолько привычным делом, что никто особенно не удивлялся. И возмущаться по этому поводу было нельзя. За свои «услуги» женщины получали немного еды.

С питанием вообще дело обстояло плохо. На содержание одного арестанта полагалось десять копеек в день. С собой разрешалось брать очень ограниченное количество продуктов. Своих денег можно было иметь не больше рубля. Все эти строгие ограничения были введены для того, чтобы предотвратить побеги»¹¹⁰.

Путь в Нарым лежал через Томск. Из Томска надзиратель сопроводил Сталина на пароходе «Колпашевец» к месту ссылки.

Нарымская ссылка начала XX века по своему качеству и количеству ссыльных делится на три «волны»: первая — с 1906 года (в связи с революцией 1905 года), вторая — с 1912 года (подъем революционного движения после ленских расстрелов), третья — с 1915 года (связанная с Первой мировой войной). В момент, когда Сталин попал в ссылку в Нарым, она как раз наполнялась второй «волной». Эта волна была немногочисленной, но в ней было больше профессиональных революционеров, и увеличивался процент рабочих. Поэтому к моменту прибытия Сталина в Нарым жизнь ссыльных — в отличие от жизни ссыльных в Сольвычегодске в 1910 году — била ключом.

Смирнов в своей статье рассказывает о том, как это было: «К этому времени относится наиболее интенсивная просветительская работа в ссылке. Организовывались кружки, рабочие усиленно учились как общественным наукам, так и по общеобразовательным предметам. Насколько шли успешно занятия, видно из того, что большинство рабочих по окончании ссылки уже не вернулись к станку, а сделались землемерами, кооператорами, а один даже преподавателем математики и языков, изученных им в ссылке»¹¹¹.

Есть данные о составе Нарымской ссылки от 1913 года — то есть близкие ко времени пребывания Сталина в Нарыме. По этим данным, процент так называемых «обратных» ссыльных — тех, кто бежал из Нарыма, но потом был возвращен сюда обратно, — 14,5%¹¹². Это и есть процент профессиональных революционеров — бежали в основном на партийную работу и, разоблаченные полицией, снова оказывались в ссылке.

Озолиньш вспоминал, что однажды в этапном вагоне Сталин сказал про себя: «Мое счастье в том, что все свои силы и работу ума я мог отдавать только на пользу революции и партии. Работай я в какой-нибудь конторе или где-то еще, я бы неизбежно подвергся мелкобуржуазному влиянию, утратилась бы острота мысли, ослабла революционная энергия, как у той революционной интеллигенции, которая вынуждена зарабатывать на хлеб в конторах и бюро пусть даже либеральной русской буржуазии»¹¹³.

Непривилегированные ссыльные (к которым относился и Сталин) получали в Нарыме 6 рублей в месяц. За этим государственным подаянием каждый ссыльный должен был лично приходить в полицейский участок.

Озолиньш рассказывал, что Сталин проводил время за чтением книг, сидел над книгами до поздней ночи. Но главное отличие Сталина от других ссыльных, по его словам, состояло в том, что обычно «каждый больше всего озабочен тем, как устроиться, чтобы удобнее и лучше провести годы ссылки»¹¹⁴. У Сталина же, напротив, единственной мыслью было то, что необходимо «установить связь с внешним миром, обзавестись фальшивым паспортом, устроить побег, оказаться на судне и добраться до Томска или Тобольска»¹¹⁵. Бытовым же вопросам он не уделял внимания и был непрактичен. Главное, что его занимало, — подготовка к очередному побегу.

Озолиньш описывает этот (уже второй удачный) побег так. Сталина было решено посадить на пароход в самом Нарыме. Далее, чтобы запутать полицейского, десять человек взошло на палубу и все они стали разгуливать в разных направлениях. Потом сошли на берег, потом опять поднялись на палубу. В определенный момент матросы спрятали Сталина так, что полицейский не понял, сколько человек взошло на палубу и сколько сошло обратно на пристань¹¹⁶.

Таким образом 1 сентября 1912 года Сталин сбежал из Нарыма в Петербург.

Арест в Петербурге и высылка в Туруханский край. 1913 год

23 февраля 1913 года Петербургская большевистская организация устроила в зале Калашниковской биржи благотворительный бал-маскарад. Сталин не собирался идти туда, подозревая, что там будут шпики, которые его узнают. Но Роман Малиновский, депутат Госдумы IV созыва, член ЦК РСДРП, который, как позже выяснилось, был провокатором, гарантировал ему безопасность, описал расположение комнат, через которые можно уйти в случае опасности. Сталин согласился прийти на мероприятие. Спустя примерно час после прихода он был арестован.

Участница Гражданской войны, член партии большевиков Татьяна Александровна Словатинская (1879–1957) так описывает этот арест: «Сталин сидел за столиком в одной из комнат и беседовал с депутатом Малиновским, когда заметил, что за ним следят. Он вышел на минутку в артистическую комнату и попросил кого-то из товарищей вызвать меня из буфета. <…> И. В. успел сказать мне, что появилась полиция, уйти невозможно, очевидно, он будет арестован. Он попросил меня сообщить в ПК [Петербургский комитет], что перед концертом он был у Малиновского и думает теперь, что оттуда и следили. Действительно, как только он вернулся на свое место, к столику подошли двое в штатском и попросили его выйти. Сделали они это тихо и деликатно. Публика не обратила внимания, вечер продолжался. О том, что Малиновский провокатор, никто еще не знал…»¹¹⁷

На этот раз Сталин провел в тюрьме больше 4 месяцев, и 2 июля 1913 года его высылают в Туруханский край под гласный надзор полиции на 4 года.

Сурен Спандарян, большевик, приговоренный в 1913 году к пожизненной ссылке в Сибирь, где умер от туберкулеза в 1916 году в возрасте 33 лет, так описывает свой путь в Туруханский край (Сталин проделал аналогичный путь): «Четыре с половиной тысячи верст провезли меня по железной дороге, то есть везли 10 дней подряд до города Красноярска, затем 2 дня везли на пароходе по реке Енисею до города Енисейска и 14 дней ехали без останова на лодках, и за эти 14 дней проехали 1100 верст»¹¹⁸.

27 июля в Польше (Поронино) состоялось партийное совещание, на котором было принято организовать побег Сталину и Свердлову, который тоже был сослан в Туруханский край. Но Малиновский донес об этом плане в Департамент полиции, и побег из-за этого стал невозможен.

10 августа 1913 года Сталин оказывается в Туруханске, а потом — в поселке Костино.

В первой половине марта 1914 года Сталина переводят еще дальше от цивилизации — в поселок Курейка, за Полярный круг.

Глухая деревня Курейка названа по притоку Енисея, реке Курейке. Она располагалась примерно на 20 км севернее полярного круга. Зимовье из двух-трех домов было при впадении речки Курейки в Енисей. Даже во время летней навигации здесь были редкими остановки пароходов. Они заходили в Курейку только для того, чтобы забрать графит, который добывали в 70 километрах¹¹⁹.

В Курейке Сталин разместился в избе под наблюдением специально к нему приставленного надзирателя. Как отмечает Яков Борисович Шумяцкий, участник революции 1905 года, большевик с 1907 года, Сталину здесь пришлось «зажить Робинзоном, приспособляясь к окружающей обстановке».

«Точно заправский челдон полярной Туруханки, он окружил себя таким ворохом сетей, неводов, морд, самоловов, переметов, капканов, плашек и дробовиков, что каждый побывавший у него диву давался»¹²⁰.

Сталин сам заготавливал дрова, ловил рыбу (в том числе подледную осетрину), изготавливал неводы и сети.

С Туруханской ссылкой связан эпизод, чем-то напоминающий попытку вызволения Сталина из Баиловской тюрьмы. Здесь Сталин пишет Малиновскому столь же жалобное письмо, которое теперь приводят как доказательство того, что Сталин был жесток и груб только с теми, кто слабее его, а перед людьми в сильном положении якобы заискивал и унижался. В письме говорится: «Здравствуй, друг. Неловко как-то писать, но приходится. Кажется, никогда не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усилившимися морозами (37 градусов мороза), общее состояние болезненное, нет запасов ни хлеба, ни сахара, ни мяса, ни керосина (все деньги ушли на очередные расходы и одеяние с обувью). А без запасов здесь всё дорого: хлеб ржаной 4 копейки фунт, керосин — 15 копеек, мясо — 18 копеек, сахар — 25 копеек. Нужно молоко, нужны дрова, но… деньги, нет денег, друг. Я не знаю, как проведу зиму в таком состоянии»¹²¹.

Позже Сталин пишет совершенно другое по настроению письмо Ольге Евгеньевне Аллилуевой, матери Надежды Аллилуевой, будущей жены Сталина: «Посылку получил. Благодарю. Прошу только об одном — не тратиться больше на меня: вам деньги самим нужны. Я буду доволен и тем, если время от времени будете присылать открытые письма с видами природы и прочее. В этом проклятом крае природа скудна до безобразия — летом река, зимой снег, это всё, что дает здесь природа, — и я до глупости истосковался по видам природы хотя бы на бумаге. <…> Я живу как раньше. Чувствую себя хорошо. Здоров вполне — должно быть привык к здешней природе. А природа у нас суровая: недели три назад мороз дошел до 45 градусов. До следующего письма. Уважающий Вас Иосиф»¹²².

Эти два письма написаны в совершенно противоположном ключе — и понятно почему. После истории с арестом в Петербурге Сталин, конечно, догадывался, что Малиновский — провокатор, неоднократно писал ему с установкой, что из «паршивой овцы» нужно выжать по максимуму.

Здесь вспоминается рассказ Камо о том, как Иосиф учил его брать плату с владельцев заводов за то, что на этих заводах они не будут временно поднимать бунт: «Но пока мы не можем с ними покончить, мы хотя бы их подоим. На благо революции».

Анна Сергеевна Аллилуева, сестра Надежды Аллилуевой писала, что Сталин никогда не жаловался в письмах на тяжелые условия: «Он просил ничего ему не посылать, не тратить денег: „Не забывайте, что у вас большая семья“»¹²³.

Весной 1915 года, в начале войны, в Туруханском крае одновременно оказались большая часть членов и кандидатов в ЦК, выбранных на Пражской конференции 1912 года и находившихся на активной партийной работе в России¹²⁴. Ссыльными «Туруханки» в тот момент, кроме Сталина, были Каменев, Спандарян, Голощекин, Свердлов.

Свердлов так описывал свои впечатления от суровых условий в ссылке: «Оторванность у нас сильная от всего живого, и это самое тяжелое. Надо обладать сильным источником внутренней бодрости, чтобы не подвергнуться воздействию мертвечины. На большинство ссылка действует положительно гибельно, заставляя целиком уходить в мелочные, будничные вопросы. Таков результат отсутствия широких интересов, живых связей с жизнью. Но некоторым удается сохранить „душу живу“»¹²⁵.

Сталин и Свердлов некоторое время жили в одном доме в Курейке, но довольно скоро разъехались из-за конфликта. Нарастание неприязни можно проследить по письмам Свердлова.

«Устроился я на новом месте значительно хуже. Одно то уже, что живу не один в комнате. Нас двое. Со мною грузин Джугашвили, старый знакомый, с которым мы уже встречались в ссылке другой. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда. Но это не так важно»¹²⁶.

Позже Свердлов пишет: «В условиях ссылки, тюрьмы человек перед вами обнажается, проявляется во всех своих мелочах. Хуже всего, что только со стороны „мелочей жизни“ и виден. Нет места для проявления крупных черт. С товарищем теперь на разных квартирах, редко и видимся»¹²⁷.

Еще чуть позже Свердлов дает такую оценку отношениям со Сталиным: «Со своим товарищем мы не сошлись „характером“ и почти не видимся, не ходим друг к другу. Ко мне никто не ходит, ибо ходить некому. Хорошо и дома одному»¹²⁸.

И дополняет это тем, что в Курейке он был »__в гнусных условиях» и что его товарищ «оказался в личных отношениях таким, что [они] не разговаривали и не виделись»¹²⁹.

Как и многие другие эпизоды, этот конфликт стали использовать для создания отрицательного образа Сталина. Вот что писал об этом конфликте в своих мемуарах Никита Сергеевич Хрущев: «Сталин рассказывал: „Мы готовили себе обед сами. Собственно, там и делать-то было нечего, потому что мы не работали, а жили на средства, которые выдавала казна: на три рубля в месяц. Еще партия нам помогала. Главным образом мы промышляли тем, что ловили нельму. Большой специальности для этого не требовалось. На охоту тоже ходили. У меня была собака, я ее назвал Яшкой“. Конечно, это было неприятно Свердлову: он Яшка и собака Яшка. „Так вот, — говорил Сталин, — Свердлов, бывало, после обеда моет ложки и тарелки, а я никогда этого не делал. Поем, поставлю тарелки на земляной пол, собака всё вылижет, и всё чисто. А тот был чистюля“»¹³⁰.

Однако свидетельства Хрущева, создающие образ человека, пренебрежительно и высокомерно относящегося к товарищу, не что иное, как выдумка.

Дочь Сталина Светлана Аллилуева в своей книге «Только один год» писала про собаку, которая была у отца в Сибири, совершенно другое: «Когда-то в молодости он любил рыбную ловлю, охоту, любил собак. В сибирской ссылке у него была собака „Тишка“ или „Тихон Степаныч“, с которой он любил ходить в тайгу на охоту, и просто разговаривать. Он вспоминал иногда этого „Тихона Степаныча“»¹³¹.

Анна Аллилуева и вовсе описывает¹³² этот конфликт Сталина и Свердлова в ссылке как нечто незначительное и бытовое, что можно свести к шутке. Она вспоминает их разговор в 1919 году:

— Сколько раз старался провести тебя, увильнуть от хозяйства. Проснусь, бывало, в свое дежурство и лежу, будто заспался… — говорил Сталин.

— А ты думаешь, что я этого не замечал? — добродушно и весело рассмеялся Свердлов. — Прекрасно замечал.

Существует также история, вызвавшая негодование ссыльных большевиков в Монастырском (в тот момент центр Туруханского края), о том, как Сталин забрал себе из Монастырского в Курейку всю библиотеку Иосифа Федоровича Дубровинского, большевика, умершего в ссылке в Туруханском крае¹³³.

Есть истории о «подвигах» Сталина в Курейке.

Анна Сергеевна Аллилуева, сестра Надежды Аллилуевой, описывает такой эпизод: «Однажды зимой он с рыбаками отправился проверить улов. Путь был не близкий — за несколько километров. На реке разделились. Сталин пошел к своим снастям. Улов был богатый, и, перекинув через плечо тяжелую связку рыбы, Сталин двинулся в обратный путь. Неожиданно завьюжило. Начиналась пурга. Мгла полярной ночи становилась непроницаемой. Крепчал мороз. Ветер хлестал в лицо, сбивал с ног. Связка замерзшей рыбы тяжелее давила на плечи, но Сталин не бросал ношу. Расстаться с ней — значило обречь себя на голод. Не останавливаясь, борясь с ветром, Сталин шел вперед. Вешек не было видно — их давно замело снегом. Сталин шел, но жилье не приближалось. Неужели сбился с пути?

И вдруг, совсем рядом, показались тени, послышались голоса.

— Го-го-го! — закричал он, — Подождите!..

Но тени метнулись в сторону и исчезли. Голоса смолкли. В шуме вьюги он только слышал, как ударялись друг о друга замерзшие рыбы за его плечами. Теряя силы, он всё же продолжал идти вперед. Остановиться — значило погибнуть. Пурга всё бушевала, но он упрямо боролся с ней. И когда казалось — надеяться уже не на что, послышался лай собак. Запахло дымом. Жилье! Ощупью добрался он до первой избы и, ввалившись в нее, без сил опустился на лавку. Хозяева поднялись при его появлении.

— Осип, ты? — Они в страхе жались к стене.

— Конечно, я. Не лешак же!

— А мы встретили тебя и подумали — водяной идет. Испугались и убежали…

И вдруг на пол что-то грохнуло. Это отвалилась ледяная корка, покрывавшая лицо Сталина. Так вот почему шарахнулись рыбаки там, по пути. Обвешанный сосульками, в ледяной коре, он показался им водяным. Да еще рыба, звеневшая за его плечами! Он не мог удержать смеха, глядя на остяков, смущенно окружавших его.

— Я проспал тогда восемнадцать часов подряд, — вспоминал он, рассказывая о пурге»¹³⁴.

Другую историю рассказал советский летчик-испытатель, автор мемуарной литературы Георгий Филиппович Байдуков: «Иосиф Виссарионович рассказал нам, как, будучи в ссылке, он чуть не погиб в Енисее, когда провалился в полынью и вынырнул уже обледеневшим перед глазами собравшихся у проруби женщин. Женщины с испуга побросали коромысла, ведра и убежали в деревню. Долго пришлось уговаривать, чтобы пустили отогреться. Только исключительно крепкий организм спас его тогда от смерти»¹³⁵.

Жители Курейки рассказывали также про то, как дерзко Сталин обращался со стражником Лалетиным, который вел себя бесцеремонно: «Весной 1914 года, к вечеру, население станка было свидетелем невиданной сцены: стражник пятился от избы, где жил Сталин, к Енисею, размахивая перед собой обнаженной шашкой, а ссыльный, необычайно возбужденный, со сжатыми кулаками, наступал на него, теснил к обрыву. В тот день Сталин не выходил из дома: то ли приболел, то ли работал. Стражнику это показалось подозрительным, он решил проверить и без стука ввалился в комнату ссыльного. Тогда Сталин схватил его за шиворот и вывел на улицу…»¹³⁶

На этого Лалетина Сталин отправил жалобу, и вскоре его сменил другой надзиратель — Михаил Мерзляков, с которым у ссыльного установились более дружеские отношения.

В 1916 году был объявлен призыв административно-ссыльных в армию в связи с войной. 14 декабря Сталина направили по этапу в Красноярск как призывника. Но по решению призывной комиссии Сталин был освобожден от службы из-за дефекта руки. Он подал прошение, чтобы остаться до конца ссылки в Ачинске, и получил разрешение.

8 марта 1917 года, после Февральской революции, из Ачинска Сталин направился в Петроград с группой других освобожденных ссыльных.

12 марта он уже был в Петрограде.

Анна Аллилуева встречает Сталина вместе с другими членами семьи: «Да, конечно, он изменился. Я хочу уловить: в чем же то новое, что я замечаю в нем? В одежде? Нет. Он в таком же темном, обычном для него костюме, в синей косоворотке. Странными, пожалуй, кажутся мне его валенки. Он не носил их раньше. Нет, изменилось его лицо. И не только потому, что он осунулся и похудел, — это, должно быть, от усталости. Он так же выбрит, и такие же, как и раньше, недлинные у него усы. Он так же худощав, как прежде. Но лицо его стало старше — да, да, значительно старше! А глаза — те же. Та же насмешливая, не уходящая из них улыбка»¹³⁷.

Емельян Ярославский написал про Сталина: «Это пребывание в ссылке, в тюрьме, эти жесточайшие споры там с меньшевиками, с эсерами, несомненно, также наложили определенный отпечаток на характер тов. Сталина»¹³⁸.

Понимая, что Ярославский является источником исключительно хвалебно-позитивной характеристики Сталина, которая никак не может быть объективной, на которую невозможно опираться, мы должны сказать, что в данном случае он прав, но отчасти.

По характеру трудностей, которые человек преодолевает, действительно что-то можно сказать о личности человека. Но в условиях дефицита информации, когда со всех сторон доносится вой субъективных оценок, а архивы в части своей потеряны, — в такой ситуации корректно применить формулу, обратную формуле Ярославского.

Мы описываем этот период жизни Сталина не для того, чтобы определить отпечаток, который наложили ссылки на характер Сталина. А для того, чтобы понять, какова личность, которая выбирает такую жизнь.

Те условия жизни, тот образ жизни, который следовал из многолетней работы на нелегальном положении, из арестов и ссылок длительностью в общей сложности в 7 лет, — это совершенно особый образ жизни профессионального революционера, посвятившего себя своему идеалу, образ жизни человека, который идет на жертвы ради чего-то большого. Это так вне зависимости от того, как воспринимать этот идеал, — со знаком «плюс» или со знаком «минус», и каким бы сложным и противоречивым ни был обладатель данного идеала.

Злопыхатели будут кричать о двойной игре, подтасовке дат арестов, об измене, об усталости — лишь бы только разрушить этот образ человека-служителя. Поклонники будут рассказывать с придыханием о безмерной справедливости, доброте и богатырской удали. Для нас же главное — очевидная тернистость того пути, которым прошел Сталин, сделавшись профессиональным революционером.

Сталин прошел тяжелейший путь — и ни разу с этого пути не свернул. О чем это говорит? Мог ли пройти этот путь безыдейный властолюбец, циник, рвущийся к власти, каким многие представляют Сталина? Откуда такой циник мог черпать силы, не имея никаких гарантий успеха, прихода к власти собственной партии и уж тем более восхождения на вершину политического олимпа? Ведь никто из большевиков, даже Ленин, который обладал особым даром предвидения, не ждал, что власть будет взята в 1917 году. Ленин был вполне готов к тому, что то поколение революционеров, к которому он принадлежал, не доживет до взятия власти. И Сталин не мог не быть готовым к тому же самому. Так зачем же в этом случае столь последовательно и неуклонно идти именно по тернистому пути? Притом, что каждый следующий шаг по этому пути, как мы видим, был всё более и более трудным и тягостным?

Совершенно очевидно, что такой путь мог пройти только человек, имеющий огромную веру в правоту своего дела, в свою миссию, в необходимость принесения жертв на алтарь борьбы за огненную политическую мечту.

Как именно впоследствии такая вера начинала сплетаться с политическим властолюбием и мастерством ведения игры — отдельный вопрос. А вот то, что на этапе, который мы рассматриваем, Сталиным могла двигать только мощная идейная вера — очевидно для каждого, кто не воспевает и не огульно клевещет на идущего этим путем человека, а всматривается в следы, оставляемые им на столь тернистом пути, и пытается что-то понять в прошлом и будущем своей многострадальной Родины.