Россия в «биоосаде». Как ответить США, когда разрушили собственную базу?

Лаборатории США вокруг России давно уже не тайна за семью печатями. Пандемия, а теперь — сворачивание деятельности лабораторий на Украине ввиду спецоперации сфокусировали внимание на теме. Американцы ушли далеко вперед в исследованиях по биооружию и в количестве и в качестве. Насколько все у нас «запущено» и что делать, чтобы менять ситуацию, в интервью газете «Суть времени» рассказал руководитель лаборатории особо опасных инфекций Федерального исследовательского центра фундаментальной и трансляционной медицины (ФИЦ ФТМ) Александр Чепурнов.

Корр.: Александр Алексеевич, что Вам известно о биологической составляющей так называемой программы совместного уменьшения угрозы, или программы Нанна — Лугара, проводимой США на территории бывших советских республик?

Чепурнов: Эта программа реализуется при участии DTRA (Управление по уменьшению угрозы министерства обороны США). Это очень мощная организация, ассоциированная с Пентагоном. Функционируют они на территории стран СНГ давно; по крайней мере, когда в конце 1990-х годов начались контакты с американцами, они уже активно работали в России. Я встречался с ними, когда они приезжали к нам на «Вектор».

Это был такой момент, когда предполагалось, что мы все вместе, дружными рядами, пойдем в сторону разоружения и невыполнения каких-либо исследований в области биологического оружия. Согласно этой программе, они собирались полностью уничтожить в России и странах СНГ химическое и биологическое оружие массового поражения, а также взять весь имеющийся у нас опыт в этой области под свой контроль.

В течение нескольких лет у нас был уничтожен почти весь промышленный комплекс биолабораторий, который обеспечивал нашу безопасность в рамках всего Советского Союза. Однако США свои мощности в исследованиях особо опасных патогенов, напротив, нарастили.

DTRA работает по разным направлениям во всем мире. У меня есть сотрудница, на которую произвело огромное впечатление, когда она встретилась с американцами в Африке во время вирусной вспышки Эболы. Она видела лаборатории, которые они там развернули. Прекрасно оборудованные, интенсивно вовлеченные в исследования. За красивым названием скрывается очень сильный исследовательский центр, собирающий информацию обо всем, начиная от людей, обладающих компетенцией, и заканчивая сбором различных материалов со всего мира. Они имеют собственные лаборатории во множестве стран, в том числе в СНГ.

Корр.: Что известно о деятельности сети биологических лабораторий на территории бывших советских республик? Какие следы этой деятельности оставлены?

Чепурнов: В первую очередь это сбор биологических материалов. С учетом того, что сегодня остра тема биолабораторий на Украине, скажу: главным образом сотрудники этих лабораторий либо по заданиям DTRA выполняли исследования, либо просто делали подборку каких-то материалов, данных, сведений. В частности, есть информация, что в DTRA были переданы эктопаразиты водоплавающих птиц, а также информация о миграционных потоках.

Для чего нужны эктопаразиты? Для того, чтобы можно было определить их видовой состав, составить представление о том, могут ли они быть носителями инфекции. Это всё, безусловно, имеет двойное назначение. С одной стороны, это сбор информации о том, кто может быть носителем, как всё это может развиваться и какие биологические угрозы может нести различным странам, в том числе и США. А с другой стороны, эта информация позволяет в случае необходимости применить те или иные агенты, возбудители, паразитов, для которых птицы являются прокормителями. Их можно подсадить к птицам и таким образом включить в миграционные потоки для последующего распространения различных инфекционных патологий.

Всегда считалось, что биологическое оружие зациклено на каких-то очень тяжелых патогенах — это натуральная оспа, это чума, холера, сибирская язва, Марбург, Мачупо, Эбола и так далее. То есть то, что вызывает массовую гибель и тяжелейшие болезни населения с высокой летальностью. Сейчас же мы увидели, что болезнь с относительно невысокой летальностью ― 2%, а не 80%, как, например, у вируса Эбола, ― и не такой заразности, как у натуральной оспы, тем не менее весь мир на два года погрузила в хаос, из которого непонятно, как теперь выбираться. Еще непонятно, не будет ли некоего продолжения, мир оказался поставлен на уши.

Такие вещи являются новыми в биологическом оружии. В данном случае это увеличение числа людей, инфицированных вирусом, который не вызывает тотальных расстройств, но в любом случае увеличивает нагрузку на здравоохранение, а также последующее ограничение привычных для населения возможностей ― во-первых, перегружая экономику страны, а во-вторых, в целом негативно настраивая общество по отношению к власти. Может, поэтому в момент начала спецоперации на Украине стали отменять ограничения и сейчас постепенно сворачивают вакцинацию. Всё-таки у власти, как и у людей, есть какой-то предел нагрузок, которые можно вынести. Приходится расставлять приоритеты.

Чем вызвана заинтересованность США к вирусу Конго-крымской геморрагической лихорадки, который изучался в биологических лабораториях на Украине? Например, для сибиряков большой проблемой является клещевой энцефалит, ограничивающий возможности для отдыха в определенный период ― в весенний период, в начале лета, а также в какой-то степени осенью, потому он так и называется: весенне-осенний. Это означает, что в лес сходить погулять нельзя. Это означает, что каждый год сотни, тысячи людей мучаются с тем, что они тащат клещей, которые к ним в лесу присосались, на определение клещевого энцефалита или других довольно неприятных болезней, например, Лайма.

Если возвращаться к Конго-крымскому вирусу, то с его помощью можно успешно сорвать туристический сезон в Крыму. И вот так, пункт за пунктом, болезнь за болезнью, создать значительные дополнительные нагрузки не только на здравоохранение, но и на финансовую систему.

Конго-крымская болезнь была открыта в 1944-м году в Крыму. Там был такой момент, когда после депортации татарского населения сельское хозяйство осталось «неприкрытым», а это как раз был период сбора урожая, сенокоса и т. д. К делу подключили военных из состава войск, оставшихся в Крыму после изгнания немцев. То есть сбором урожая занимались представители других регионов, не знавшие местных особенностей и ничего не опасавшиеся. Они стали добычей для клещей, которые оказались разносчиками вируса, его позже назовут «Крымским». Начались вспышки, в них оказались вовлечены сотни людей. Потом, где-то через десять лет, этот же вирус был изолирован в Конго. После чего он получил название Конго-крымской лихорадки, или Конго-крымского вируса.

Позже выяснилось, что этот вирус достаточно широко распространен в степной зоне южной России. Там есть очаг.

Такие исследования, безусловно, несут прямую биологическую опасность для граждан Российской Федерации. В случае применения американцами полученных в результате исследований знаний мало не покажется никому. Поэтому нужно как можно скорее разобраться со всеми биологическими лабораториями на Украине.

Корр.: В пресс-центре Минобороны России говорили о тридцати биологических лабораториях, которые можно разделить на научно-исследовательские и санитарно-эпидемические. Что из себя представляет эта система лабораторий?

Чепурнов: Насколько я понимаю, эти лаборатории действуют в составе научно-исследовательских учреждений Украины. Также упоминаются ветеринарные. То есть DTRA использовали существовавшие лаборатории для того, чтобы раздать им интересующие американцев задания в виде грантов. За выполнение гранта производилась оплата. Из наших материалов, которые опубликовало Министерство обороны, следует, что оплата была невысокая. (Хотя у меня другая информация ― неплохо платили.) И понятно, что ученым с невысокой зарплатой просто предложили провести исследование за чуть большие средства, чем они получают.

Теперь представьте себе: есть ветеринарное учреждение, которое попросили исследовать, например, водоплавающих птиц с точки зрения наличия эктопаразитов. Это достаточно легко делается: они отлавливаются или отстреливаются, затем очесываются паразиты, которые живут в накожном слое и перьях. Потом представители эктофауны птиц идентифицируется. Эти паразиты были заморожены и отправлены в исследовательские центры США. Таким образом, это грамотная постановка секретной работы, когда задача дробится на подзадачи так, чтобы Сидоренко не знал о том, что делает Петренко. Таким образом не создается цельной картины до тех пор, пока на нее не взглянет кто-то со стороны и не объединит все полученные данные.

Один изучает миграционные потоки птиц, другой изучает эктопаразитов, третий ― какие возбудители или болезни несут эти паразиты. В итоге создается цельная картина того, какие водоплавающие птицы, летающие по стабильным миграционным маршрутам, имеют эктопаразитов, которых можно инфицировать опасными агентами. Это всё как раз легко проверить в таких отдельных экспериментах. И создать или усилить инфекционную нагрузку на какую-то часть сопредельных территорий.

При этом использовались не только обычные лаборатории ветеринарного, здравоохранного или научно-исследовательского профиля, но часть лабораторий обладала достаточно высоким уровнем биологической защиты, Р-3, Р-4, где разрешена работа с возбудителями максимальной опасности. Где проводились исследования чумы, холеры и сибирской язвы. Такие лаборатории есть в Одессе, Харькове.

Какие в этих лабораториях проводили исследования ― вот это самое интересное и важное. То есть не были ли это эксперименты, направленные на получение вариантов, предназначенных для биологической войны? На получение вариантов с измененными характеристиками, например, устойчивых к антибиотикам. На получение вариантов, преодолевающих иммунитет. Давали такие задания или не давали? Вот это сегодня надо срочно выяснить.

Да, была команда на уничтожение всех материалов. Но я как специалист могу сказать, всегда где-нибудь в холодильнике заваляется какой-нибудь промежуточный вариант. Уничтожать будут отчеты, но останутся протоколы и записи, которые делал тот или иной исследователь. Вот это нужно как можно быстрее раздобыть и отдать в руки профессионалов для дальнейшего анализа и расчетов.

Корр.: Также в Минобороны привели несколько примеров. Говорилось, что собирали для армейского института Уолтера Рида (штаб-квартира в Форте Детрик) несколько тысяч образцов сыворотки больных. И в первую очередь относящихся к славянскому этносу. Можно ли создать такое биологическое оружие, которое воздействовало бы на конкретный этнос? Есть ли такие примеры?

Чепурнов: Три года назад аналогичный вопрос у нас уже обсуждался. Тогда еще Владимир Путин возмущался, что в России по всей стране очень профессионально собирают биологический материал разных этносов. Все сразу подумали об этническом оружии. Журналисты приставали к ученым с вопросами о возможности создания генетического биологического оружия. Большинство генетиков, очень уважаемых мною, действительно являющихся большими специалистами, отвечали, что это невозможно, потому что в каждом этносе огромная полиморфность. И поэтому зацепиться за какой-то один генотип практически невозможно. У граждан Российской Федерации даже основных генотипов выделяют несколько: R1a, R1b и так далее. При этом они все смешаны между собой. Кроме этого, у нас есть башкирское население, много кавказских народностей, а также финноугорские примешиваются и так далее. В связи с таким полиморфизмом большинство специалистов сказали: «Нет, это невозможно, и вообще неизвестно, чтобы были такие примеры».

Но это не так. Как минимум примеры такие есть. Скажем, есть болезнь «вилюйский энцефаломиелит» (ВЭМ). Я этой болезнью какое-то время занимался. Это губчатое перерождение мозга, медленная, но смертельная инфекция, совершенно четкой национальной направленности. Ею болеют только якуты, эвены, эвенки. Случаев заражения русского населения, которое уже давно живет в этих регионах, не было. Известен один описанный случай, когда медсестра пыталась покончить собой, введя себе кровь человека больного ВЭМ. Но классического заболевания у нее не развилось. А так ― это смертельное заболевание, совершенно четко этническое.

Не исключено, что при современных информационных и исследовательских возможностях, при наличии современных технологий сбор такого огромного количества биологического материала, который, как мы теперь знаем, пополняли еще за счет славянского населения Украины, приведет к выявлению некоторых маркеров, за которые можно попытаться зацепиться. Это, конечно, не означает, что американцы смогут гарантированно что-то найти. Но факт того, что такие исследования ведутся, как говорится, налицо. А это на сегодня самое главное. Раз они ведутся, значит, мы должны этому противостоять.

А теперь поговорим, как противостоять. На мой взгляд, мы сами совершенно прекратили исследования в этом направлении. У нас была мощнейшая исследовательская машина, которую основал маршал Огарков. В эту систему входили очень сильные противовирусные, противоинфекционные исследовательские организации. Мы были совершенно на уровне современного представления обо всех этих вещах.

Потом в период посыпания своих голов пеплом, в 1990-е и 2000-е годы, мы всё это сами разгромили. В итоге на сегодняшний день мы категорически отстали. Во-первых, мы располагаем сегодня только четырьмя учреждениями. Это бактериологический и вирусологический НИИ Министерства обороны, вирусологический центр «Вектор» и бактериологический центр в Оболенске. Всё, больше ничего серьезного у нас нет. Да и последние с переходом под юрисдикцию Роспотребнадзора подверглись кадровому погрому и утратили научный потенциал.

За это же время только в Америке были построены десятки мощнейших современнейших лабораторий, каждая намного мощнее, чем тот же «Вектор». А «Вектор» — это большая лаборатория. Они развернулись по полной. Создали множество больших и маленьких лабораторий высшего класса, где можно работать с самыми опасными на сегодняшний день возбудителями на самом высоком исследовательском уровне.

Корр.: Возвращаясь к теме курируемых минобороны США биолабораторий на Украине. Что можно сказать об адекватности действующего там режима инфекционной безопасности?

Чепурнов: На Украине только в Одессе есть подготовленный персонал, который может работать с особо опасными инфекциями. Во всех других лабораториях такого персонала нет, поэтому там такая работа чревата чудовищными последствиями. Тут было видео, на котором сотрудник СБУ рассказывает про гибель десяти военнослужащих ВСУ в 2016 году в Харькове от неизвестной легочной болезни. Если это правда, то это говорит о том, что необученному персоналу выдавали задания. А это является как минимум должностным преступлением. Если, конечно, исходная информация достоверна.

Людям без опыта приходится работать с очень серьезными возбудителями. У них не проводятся в лабораториях карантинные обсервационные мероприятия, нет хорошей службы, ничего для начала правильной работы.

А ведь необходимо закончить специальные двух-трех, а иногда и шестимесячные специализированные курсы биологической безопасности. Когда тебя в течение нескольких месяцев под специальным надзором приучают работать так, чтобы ты понимал, что капля, которая упала с пипетки, ― это авария. И когда к этим вещам приучают и научают, то вот после этого уже человек может иметь дело с настоящим инфекционным материалом.

При этом идет постоянное усложнение: человек начинает работать с пневмококком, а заканчивает работать с возбудителем чумы. Потом уже дают возможность работать с опасными возбудителями в специальных условиях, в полной боксовой защите. Так готовят специалистов.

Когда какие-то работы и препараты дают делать людям, которые к этому не приучены, вот тогда упускаются какие-то возбудители. Что наверняка и произошло с коронавирусом там, где изучалась способность его к изменениям при культивировании в тех или иных условиях. А люди не были приучены к тому, что есть такое понятие, как карантин, когда нельзя никуда ездить, пока ты не закончишь обсервационный период, то есть инкубационный период, пока ты не убедишься, что ты здоров.

Корр.: В контексте ситуации на Украине, наверное, уместно будет вспомнить про биологическую лабораторию США в Грузии. Что известно о ее роли в изучении биоматериалов, вирусов?

Чепурнов: На территорию этой лаборатории был проведен дружественный визит российской делегации. Было продемонстрировано полное отсутствие каких бы то ни было негативных моментов, связанных с изучением особо опасных патогенов.

Однако меня это никак не убеждает, потому что я прекрасно знаю, как легко замаскировать истинное направление исследований. Вот я работал в своей лаборатории, а по соседству со мной работал представитель Военного института инфекционных заболеваний США. Но он абсолютно не мог себе конкретно представить, чем я занимаюсь. Никто же не ходит и не выставляет на двери бокса: я сейчас буду заражать то-то и тем-то. Поэтому для меня то, что там ничего не обнаружено при прямом посещении, абсолютно ничего не означает. Инфекционный материал не рассыпан по сторонам, его просто так не выявишь.

Эта лаборатория подозревается на сегодняшний день в распространении африканской чумы свиней. Болезнь к нам в последнее время в значительной степени пришла из Грузии, но какую роль там играет DTRA, пока неясно.

Я наслышан от наших ветеринаров, что там были найдены туши больных свиней на каких-то кораблях. Каким-то образом выброшенных не там, где надо, и не так, как надо. Или специально выброшенных именно таким образом. Но, возможно, это легендирование, подброшенное ветеринарам для маскировки истинной роли упомянутой лаборатории. Всё нуждается в расследовании, но сейчас его никто проводить не будет.

Укомплектована биолаборатория в Грузии, что является важным моментом, по уровню максимальной биологической защиты.

Для сведения, инфекционные агенты делятся на четыре категории: первая группа, вторая, третья и четвертая.

Первая группа — это самая опасная: из бактерий — это только чума, из вирусов — натуральная оспа, Эбола, Марбург, Мачупо, Хунин. Дальше идет вторая группа: из бактерий это холера, сибирская язва, туляремия, сап, возбудитель сыпного тифа, из вирусных болезней — это ВИЧ, сюда же, кстати, отнесен гепатит А и коронавирус. Здесь же возбудитель сыпного тифа риккетсия Провачека с 60 -процентной летальностью.

Третья группа — это бытовые, простые вещи, не настолько опасные. Из вирусов — краснуха, корь, герпес и многие другие. А четвертая — это совсем безобидные возбудители, которые опасности никакой не представляют, в лаборатории используются как инструментарий молекулярной биологии, поэтому я с ними знаком.

У американцев и у Запада всё наоборот. Самое опасное — то, что у нас первая группа, у них — четвертая. То, что у нас вторая, у них — третья и т. д. Отсюда у них есть категорирование помещений, которое по уровню обеспечения биологической безопасности при проведении исследований с опасными инфекционными агентами и делятся на категории, где 3, 4 — максимальная физическая и биологическая защита. Физическая — это значит герметично ограждающие конструкции, это внутри разделение на грязную и чистую зоны с отрицательным воздушным потоком, то есть этот воздушный поток идет внутрь грязного помещения. Грязными называются помещения, в которых работают с инфекционным агентом. Они на самом деле очень чистые, но грязными лишь обозначаются. А чистыми называют то, где не работают с возбудителями, там, где идет подготовка, идут технические работы, работают с документами и т. д.

Есть еще одно разделение. Как правило, уровень защиты Р3 имеет в виду, что внутри работают только в изолирующих укрытиях, в изолирующих перчаточных боксах, то есть инфекционные материалы не то чтобы будут заражать или не заражать, их вносят внутрь такого бокса с помощью боксовых перчаток. Внутри бокса отрицательное давление, приток и вытяжка через фильтр, таким образом стерилизуется воздух.

P4 — это максимальная биологическая защита — это уже уровень, где применяются инфекционные виварии. А если есть инфекционные виварии, значит, вирус, с которым проводят исследования, может витать в помещении, ведь животные его так или иначе выделяют, поэтому исследователь там должен находиться в герметичном костюме, в который идет поддув воздуха снаружи, и таким образом создается избыточное давление.

Таковы условия для инфекционного вивария и других помещений, где может создаваться аэрозоль. Главным образом это виварий. А во вторую очередь это центрифужное помещение, потому что при центрифугировании могут возникать аэрозоли.

Но есть еще одна категория. Это уже исследовательские аэрозольные камеры, где создаются аэрозоли специально для того, чтобы определять, какие дозы инфицирования при изолировании актуальны для разных видов животных, и так далее. Вот там тоже работают в костюмах. И всё. Это P3 и P4. Есть еще P2. Это помещения, где работают с ламинарными шкафами, там, где просто отсекающий поток воздуха. Это уже не перчаточные боксы. Это уже возбудители уровня краснухи, герпеса.

Корр.: Как должна выглядеть концепция биологической защиты для России?

Чепурнов: Во-первых, у нас должно быть достаточное количество центров, несколько лабораторий и молекулярно-биологических центров, в которых мы должны изучать актуальные вопросы в направлениях биологической защиты от потенциальной возможности биологической войны.

Далее, должно быть самое мощное воздействие, в том числе на Соединенные Штаты Америки, с тем, чтобы они сократили количество центров, работающих с различными патогенами, — это просто ни к чему. Они их уже не изучают, они их модифицируют. Потому что изучение их или защитных препаратов, вакцин — это одно дело. А вот изучать возможность их модификации — другое. Это называется двойное предназначение. И уж категорически необходимо, применяя самые жесткие воздействия, убрать окружающие нашу страну лаборатории, которые сегодня, я надеюсь, исчезнут из Украины, но пока остаются в других примыкающих бывших советских республиках.

Меня очень беспокоит ситуация с Казахстаном, непонятно, что там за лаборатория. Кроме того, я знаю, что в Казахстане регулярно бывает или вернулся туда Алибеков (Алибеков Канатжан Байзакович, также известный США как Кен Алибек. — Прим. ред.). Это предатель, бывший полковник Советской армии, который бежал в США, он там занимался какими-то исследованиями.

И теперь вопрос: зачем он вернулся и какое он отношение имеет к американской биолаборатории в Казахстане? И мне совершенно непонятно, зачем соседней стране держать вражескую лабораторию? Она вражеская. Она финансируется Соединенными Штатами Америки. Я считаю, что здесь должно быть оказано очень мощное давление, особенно после того, что выяснили про украинские лаборатории, чтобы вот это было закрыто.

Еще есть лаборатории в южноазиатских наших бывших советских республиках. Вот это всё надо выявить и побудить закрыть полностью, с уничтожением всех материалов. Не передача их, а уничтожение. Автоклавированием и сжиганием.

Корр.: Можете рассказать про Алибекова? Почему его присутствие может быть опасным?

Чепурнов: Алибеков был, на моей памяти, директором Степногорского предприятия, которое входило в систему микробиопрома (называвшейся в советское время НПО «Биопрепарат». — Прим. ред.). Он достаточно активный командир был, и в какой-то момент он был назначен заместителем руководителя микробиопрома. Он к нам на «Вектор» приезжал. А потом, после 1991 года, был обмен делегациями. Во время приезда американской делегации к нам с нашей стороны был согласующим звеном и сопровождающим Алибеков. Ну вот, во время этих обменов он и был завербован, после чего в какой-то момент бежал в США, где выдал все тайны, которые мог.

После этого он еще и написал с кем-то из американских помощников книгу Biohazard («биологическая опасность»), ни слова не сказав о приготовлениях биологической войны со стороны США, но рассказал о том, какие в Советском Союзе якобы жуткие вещи создавались в виде биологического оружия.

Потом через какое-то время там он подвизался в попытках создать некий антидот для инфекций. Антидоты используются против химического оружия, которые позволяют человеку выжить. А он пытался создать некий аналог для биологических агентов. Не смог, но средства получал довольно долго.

Видимо, в результате к нему был потерян интерес. И он через какое-то время всплыл в Казахстане, который его принял, несмотря на то, что, в общем-то, он всё равно остается предателем.

Не знаю, точно ли он имеет отношение к этой лаборатории. Но в любом случае сочетание достаточно грамотного специалиста в области биологического оружия, приехавшего из Америки, и финансируемой США лаборатории, которая непонятно чем занимается, у меня лично вызывает напряжение. Я считаю, что такие вещи должны быть перекрыты любыми средствами. А Алибекова вообще желательно бы судить как предателя.