Куда ведет Пакистан кризис власти?
В конце февраля 2024 года Пакистан подтвердил поданную в ноябре прошлого года заявку на вступление в БРИКС. Если принимать во внимание пакистанскую доктрину «дружбы со всеми», по-видимому, поддерживаемую всеми политическими силами в стране, то вступление страны в БРИКС выглядит вполне логичным шагом. В рамках такой внешнеполитической доктрины активное сближение между Пакистаном и США никак не противоречит одновременному расширению сотрудничества с Китаем и Россией.
Однако если наложить это решение на внутриполитическую обстановку, то, как говорят в таких случаях, есть нюансы. Дело в том, что законно избранное правительство у Пакистана появится в лучшем случае в начале марта, а с августа 2023 года страной управляет временное правительство, которое уже к середине ноября досидело формально отмеренный ему по конституции срок.
Единственной задачей временного правительства является проведение новых «честных и свободных» выборов, что формально не связано ни с какими влиятельными политическими партиями, которые придут к власти по результатам выборов. Так что и взятые им обязательства вполне могут оказаться столь же временными.
Несмотря на то, что долгожданные выборы всё же состоялись 8 февраля 2024 года, борьба за власть ничуть не ослабевает: прежние партии и коалиции трещат по швам, заключаются новые союзы, фавориты превращаются в аутсайдеров, а аутсайдеры, наоборот, выходят вперед. Бурный и нестабильный политический котел Пакистана продолжает варить очередное блюдо, которое совсем скоро подадут к мировому геополитическому столу.
Так что самое время приглядеться к тому, что варится в этом котле, поскольку результат, учитывая узловое расположение Пакистана для Средней Азии, его вовлеченность в региональные проекты Китая и связи с Афганистаном, придется вкушать совсем не только ближайшим соседям этой страны.
После выборов
Предвыборная борьба в Пакистане была настолько острой и насыщенной событиями, начиная от традиционных взаимных обвинений и перекладывания ответственности друг на друга и заканчивая самым бессовестным использованием в своих целях военно-репрессивного аппарата, что она могла бы заслужить отдельного материала. Однако поскольку результат ее в целом уже известен, то большинство ее деталей теряют интригу.
Поэтому здесь мы просто отметим, что правящая партия «Пакистанская мусульманская лига — Наваз» (ПМЛ-Н), этот политический орган влиятельного клана Шарифов, и ее ситуативные союзники из «Пакистанской народной партии» (ПНП), инструмента другого знаменитого клана Бхутто-Зардари, сделали все возможное для того, чтобы оппозиционная партия «Пакистанское движение за справедливость» (ПДС) бывшего премьер-министра Имрана Хана, не имеющая выраженного кланового окраса, растеряла свою популярность и проиграла выборы.
Перед выборами большинство политически значимых публичных лидеров ПДС либо заставили уйти из партии, либо упрятали в следственные изоляторы и тюрьмы. В частности, самому Имрану Хану присудили в общей сложности 31 год лишения свободы, а его заместителя в ПДС, бывшего главу МИД Пакистана Шаха Махмуда Куреши приговорили к 14 годам тюрьмы. Этот приговор, вынесенный по скандальному делу о раскрытии «гостайны», де-факто стал прямым подтверждением тому, что объявленный в апреле 2022 года вотум недоверия Имрану Хану был осуществлен под давлением США. Однако на фоне кипящих политических страстей этот факт был воспринят на удивление спокойно. Быть может, в силу того, что для граждан Пакистана он уже был секретом Полишинеля.
Не удовольствовавшись только репрессиями против лидеров, ПДС запретили проводить предвыборные митинги, запретили идти на выборы с официальным названием и официальным политическим символом (биты для крикета), а также запретили печатать фото Имрана Хана в агитационных материалах. Казалось бы, отсутствие знакомой картинки в избирательном бюллетене — это мелочь, но не в Пакистане, где около 40% людей не умеют читать.
Но даже несмотря на все принятые меры, временное правительство и силовые структуры, явно действовавшие в интересах Шарифов, преуспели в своих начинаниях против оппозиции лишь отчасти. На выборах в федеральный парламент из 266 мест «независимые» кандидаты от ПДС выиграли по 92 округам. При этом ПМЛ-Н заняла всего 75 мест (которые потом превратились в 79 после пересчета). Третья упомянутая выше партия, ПНП, записала себе в актив 54 места. Из существенных «миноритариев» стоит упомянуть «Объединенное национальное движение — Пакистан» (ОНД-П), которое смогло забрать 17 мест и уже объявило о своей коалиции с ПМЛ-Н.
В итоге выборы дали крайне противоречивые результаты: ни одна из партий самостоятельно не может рассчитывать на формирование федерального правительства большинством голосов в парламенте.
Хотя оппозиционная ПДС набрала больше всего голосов, она оказалась в политической изоляции и без крупных союзников, поэтому шансов на создание правительства у нее нет, однако в парламенте она будет сильной оппозицией, особенно учитывая сложность отношений между ПМЛ-Н и ПНП.
В свою очередь, Шарифы (ПМЛ-Н) и Бхутто-Зардари (ПНП), которые в целом не отличаются большой симпатией друг к другу, быстро создали новую коалицию с ОНД-П. Только вот союз этот с самого начала получился очень шатким, ведь ПНП не согласилась входить в новое правительство Пакистана, а также постоянно подчеркивает свою политическую независимость от других игроков.
«Мы будем поддерживать политические решения [парламента] по каждому вопросу в отдельности», — заявил пресс-секретарь ПНП Фейсал Карим Кунди 20 февраля в комментарии агентству Reuters.
При этом в обмен на свою поддержку кандидатов в министры от ПМЛ-Н партия Бхутто-Зардари затребовала себе посты спикеров в обеих палатах парламента, а также должность президента Пакистана. Этот пост, скорее всего, займет сопредседатель ПНП Асиф Али Зардари (глава семейства Бхутто-Зардари и муж убитой в 2007 году Беназир Бхутто), который уже был президентом в конце 2000-х годов.
Так что по всему выходит, что новое правительство будет слабым и вряд ли способным на проведение в жизнь жестких решений в экономической сфере. Вот и пост премьер-министра, по-видимому, достанется не верховному лидеру ПМЛ-Н Навазу Шарифу (в четвертый раз), а его младшему брату Шехбазу, который в первый раз был премьер-министром до августа 2023 года. Можно предположить, что «авторитарный» Наваз Шариф решил не портить себе политическую репутацию, возглавляя слабое правительство.
На уровне четырех главных провинций власть распределилась в целом ожидаемо: ПМЛ-Н праздновала убедительную победу в родном для нее Пенджабе (хотя и при значительной доле оппозиции ПДС в парламенте), ПНП сохранила свой контроль над южным Синдом, а оппозиция ПДС удержала свою родную провинцию Хайбер-Пахтунхва. При этом Белуджистан разделили между собою партии Шарифов и Бхутто-Зардари, хотя в их союз может войти еще «Народная партия Белуджистана» (НПБ), которую связывают с военными элитами.
Построение отношений между партией Шарифов и НПБ свидетельствует о том, что ПМЛ-Н взяла курс на нормализацию отношений с военными элитами; или, во всяком случае, с той их частью, которая сейчас держит стяг влияния. Об этом можно судить и по очень оперативному решению юридических проблем Наваза Шарифа, которые в прошлом так же быстро возникли.
Несмотря на то, что НПБ в общем не является «титульной» федеральной партией, ее плотно связывают с военными элитами, и она имеет значительное влияние в Белуджистане. Здесь необходимо сделать небольшое отступление, чтобы пояснить ситуацию, на фоне которой происходит борьба за влияние в этой провинции.
Дело в том, что Белуджистан занимает последнее место среди четырех основных субъектов Пакистана по численности населения. По последней переписи, из 250-миллионной страны в нем проживают всего 14 млн человек, но при этом он с большим отрывом превосходит все другие провинции по площади. Это противоречие возникает оттого, что большая часть территории Белуджистана — горные районы с недостатком воды и плодородных почв.
В этом смысле можно сказать, что провинции не повезло: согласно конституции Пакистана, федеральные средства на инфраструктурное и социальное развитие в регионах выделяются пропорционально численности населения, а значит, Белуджистан долгое время сидел на голодном пайке. Вдобавок развитие инфраструктуры в горных районах и стоит дороже. Так что совсем неудивительно, что в провинции много лет подспудно зреет недовольство, а сепаратистские движения находят значительную поддержку среди местного населения.
При этом провинция граничит с Афганистаном и Ираном и имеет выход к Индийскому океану. В 2012 году Китай пришел в Пакистан с целым комплексом инфраструктурных проектов под общим названием Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК), посулив вложить туда более $60 млрд. Этот коридор проходит осью через весь Белуджистан, оканчиваясь глубоководным портом Гвадар на юге провинции — вторым крупнейшим портом Пакистана после Карачи. Вполне естественно, что и выстраиваемые китайско-иранские сухопутные экономические связи также не смогут обойти Белуджистан — просто из-за отсутствия альтернатив, за исключением проблемного во всех отношениях Афганистана.
Так что на фоне перспектив освоения китайских инвестиций (которых уже вложено более $30 млрд) и проблема инфраструктурного развития Белуджистана, и проблема недовольства местного населения встают особенно остро. Более того, приграничная зона Белуджистана ввиду настроений местного населения вполне может превратиться в очаг экспорта нестабильности из соседнего Афганистана, который также переживает сейчас не лучшие времена, а его отношения с Пакистаном ухудшаются.
Таким образом, партия ПМЛ-Н смогла добиться возвращения в официальную пакистанскую политику своего лидера Наваза Шарифа, который провел в целом успешную кампанию по подавлению Имрана Хана и его «Движения за справедливость». Воспользовавшись конфликтом между Ханом и военными элитами, ПМЛ-Н смогла удержаться у власти, однако ее текущее положение отнюдь нельзя назвать ни уверенным, ни даже стабильным. Если «Народная партия» в парламенте отдает свои голоса по какому-либо вопросу в пользу оппозиции, то коалиция ПМЛ-Н сразу оказывается в меньшинстве.
К тому же нахождение у власти подразумевает, в принципе, решение государственных проблем, которые в Пакистане к настоящему времени уже приобрели угрожающий характер. В этом смысле нынешнее слабое правительство — совсем не то, что потребуется для их решения.
Но перед тем как перейти к описанию бедственной экономической ситуации в стране, необходимо описать еще один политический субъект, который имеет огромное влияние на происходящие процессы, но при этом совсем не торопится покидать задний план.
Армия вне политики?
Говоря об армии Пакистана, многие исследователи сходятся во мнении, что она представляет собой некий аналог закрытой корпорации, которая дает своим «акционерам» и «работникам» всё, вплоть до источника самоидентификации. Подобные оценки могут создать впечатление, что армия Пакистана — это полностью монолитная структура, сплоченная едиными интересами и целями, и дополнительно сцементированная военной дисциплиной. Но у всякого корпоративного сплочения есть свои пределы — тем более в Пакистане, где клановые и родовые узы очень сильны.
Для любой корпорации, помимо единства внешних целей, вполне естественны внутренние конфликты, интриги и противоречия между различными группами. Победа той или иной группы может приводить к поворотам во внешней политике этой корпорации, вплоть до кардинальных. Тем более когда речь идет о долгоживущих организациях, которые не могут не соотносить свои интересы и цели с известной максимой об изменчивости времени. Пакистанская армия с ее «корпоративным духом» здесь не является исключением.
В конце ноября 2022 года свой пост покинул главный военный чин Пакистана, начальник штаба сухопутных войск (НШСВ), генерал Камар Джавед Баджва. Хотя по закону срок полномочий НШСВ составляет три года, генерал Баджва занимал его дважды подряд, причем до последних месяцев 2022 года ходили настойчивые слухи о том, что он стремится сохранить за собой эту должность в третий раз. Сам Баджва, который в 2018 году попал в топ-100 самых влиятельных людей мира по версии журнала Time, не подтверждал, но и не опровергал эти слухи почти вплоть до собственной отставки.
Его место занял генерал Асим Мунир, долгое время служивший под командованием Баджвы, которого тогдашний премьер-министр Шехбаз Шариф выбрал из шести предложенных кандидатур на пост НШСВ. С формальной точки зрения никакого конфликта между военными в этом сюжете не просматривается: один генерал уходит в отставку, другого назначает глава государства. Но тут надо сделать поправку на реальное соотношение сил между армией и правительством. Для этого уместно вспомнить, как развивался и чем закончился в 2021 году конфликт интересов между тогдашним премьер-министром Имраном Ханом, который еще был в силе, и генералом Баджвой.
Он возник вокруг назначения нового главы Службы межведомственной разведки (ISI) Пакистана. Имран Хан хотел оставить на этом посту своего «друга», генерал-лейтенанта Фаиза Хамида, а Баджва настаивал на новом главе, генерал-лейтенанте Надиме Анджуме. В СМИ тогда публиковали своеобразный обмен репликами между премьер-министром и командующим. В ответ на реплику Хана о том, что он имеет право назначить главу ISI, Баджва ответил примерно так: «А я могу назначить нового премьера!» И Имран Хан был вынужден уступить. Как говорят, именно с этого момента между Баджвой и Ханом пробежала черная кошка.
Аналогичным образом Имран Хан успел обидеть и нынешнего НШ СВ генерала Мунира, поскольку досрочно сместил его с поста главы ISI в 2019 году в пользу Фаиза Хамида. Возможно, премьер-министр Шехбаз Шариф учитывал отношения между Имраном Ханом и генералом Муниром, когда выбирал его кандидатуру на высший военный пост в стране.
Бывший сенатор ПНП Мустафа Наваз Хохар в начале 2023 года рассказал, что решение о продлении полномочий Баджвы на посту НШ СВ в 2020 году Имран Хан «принял за 12 минут под давлением военных». Да и сам Имран Хан не раз заявлял, что даже после своего свержения в апреле 2022 года продолжал следовать советам генерала Баджвы, выбирая свой политический курс.
Высокопоставленные военные в Пакистане наравне с политическими деятелями совершают официальные иностранные визиты, причем не только по вопросам военной безопасности и сотрудничества, но и по вопросам экономической и внешней политики, крупнейших проектов межгосударственного сотрудничества, получения иностранных кредитов для Пакистана и многого другого.
Тут впору говорить о том, что это не премьер-министр Пакистана назначает военных руководителей, а скорее, наоборот. Это значит, что для ухода в отставку столь влиятельной фигуры, как генерал Баджва, простого решения политических властей недостаточно. Он должен был либо потерять поддержку части военных элит, либо, что более вероятно, его поддержка оказалась слабее, чем у его противников в военной элите. В пользу последней версии свидетельствует и то, что сразу после его отставки семья генерала Баджвы оказалась втянута в коррупционный скандал. Скандал, конечно, быстро замяли, но сделано это было очень специфическим образом: не через оправдание фигурантов, а почти буквально через провозглашение принципа «руки прочь от наших заслуженных генералов!» Опубликованную в СМИ информацию про доходы его семьи в итоге так и не опровергли.
Выглядит это не как месть ушедшему в отставку генералу, а скорее как «профилактика» со стороны победителей в адрес уважаемых ими побежденных: мол, не стоит сильно возмущаться своим поражением, а то мало ли что еще утечет в СМИ?
В итоге юридические претензии к генералу Баджве (который долгое время был прямым вышестоящим руководителем генерала Мунира) быстро закрыли уже в начале 2023 года, а генерала Хамида, который ушел в отставку фактически одновременно с Баджвой, правоохранительные органы вызывают на допросы до сих пор.
Все эти интриги можно было бы списать на банальные выяснения отношений между отдельными фигурами или же армейскими группами, но они идут на фоне основательных изменений в структуре исполнительной, законодательной и даже судебной власти Пакистана. Поэтому речь всё же о масштабном элитном конфликте, в котором военная часть элит принимает самое непосредственное участие. В какую же сторону направлены эти изменения?
Перестройка по-пакистански
Сразу после отставки Имрана Хана в апреле 2022 года пришедшее к власти правительство партий Шарифов и Бхутто-Зардари и их же парламент начали масштабную кампанию по ограничению полномочий Национального бюро отчетности (НБО) Пакистана. Это главное антикоррупционное ведомство в стране, созданное в 1999 году сразу после прихода к власти последнего по времени военного диктатора Пакистана, генерала Первеза Мушаррафа, и которое вплоть до его отставки в 2007 году возглавляли исключительно действующие (или отставные) генералы пакистанской армии.
Уже в конце мая 2022 года была принята поправка к закону об НБО, по которой полномочия ведомства были значительно урезаны как в части расследования коррупционных преступлений, так и в части судебного преследования фигурантов. Например, одна из новых норм гласит, что все коррупционные преступления с ущербом для казны менее 500 млн рупий (около 215 млн руб. по тогдашнему курсу) просто выводятся из-под юрисдикции НБО. По другой норме, коррупционные дела теперь должны рассматривать исключительно в суде того административного округа, где совершено преступление. Учитывая мощную систему местничества и кумовства, которая процветает в стране, вопрос о последствиях принятия подобных норм — риторический. У местных влиятельных чиновников есть все средства, чтобы добиться для себя положительного решения в любом уголовном деле, если оно рассматривается в местном же суде.
В итоге суды одномоментно возвратили в НБО более 90% всех коррупционных дел, просто потеряв над ними юрисдикцию. Конечно, этот закон принес прямую выгоду и правящей партии ПМЛ-Н, и ПНП, поскольку многие коррупционные дела были открыты против их членов и руководителей в период правления Имрана Хана с 2018 по 2022 год, однако сокращением полномочий ведомства всё не закончилось.
С марта 2022 года по настоящее время у НБО сменилось уже четверо глав, причем в настоящее время на этом посту снова оказался отставной генерал, Назир Ахмед Батт. 4 августа 2023 года, за неделю до отставки последнего правительства партии Шарифов и за пять дней до отставки парламента был принят закон об учреждении нового ведомства — Управления по борьбе с экономическими преступлениями и финансированием терроризма. В него на подчиненных началах включили и НБО. Так всесильное антикоррупционное ведомство было отодвинуто на глубокую периферию.
Параллельно с наступлением на полномочия НБО летом 2023 года в стране появилось особое экономическое суперведомство, Специальный совет по поддержке инвестиций (SIFC). В него вошли федеральные министры всех «народно-хозяйственных» министерств и главы правительств всех провинций. Председателем стал премьер-министр, а по специальному приглашению в состав совета вошел НШСВ Асим Мунир. При этом национальным координатором SIFC стал глава генштаба, генерал Мухаммед Аваис Дастагир — по сути, второе лицо в армии страны после генерала Мунира.
SIFC получил чрезвычайно широкие полномочия в рамках решения вопросов о получении инвестиций и покупки активов в Пакистане зарубежными инвесторами, особенно из стран Персидского залива (ОАЭ, Саудовской Аравии и Катара). Но еще более важно, что этот совет вывели из-под отчетности перед любыми финансовыми или антикоррупционными ведомствами, включая НБО и налоговую службу.
Вторым шагом централизации экономической власти стало учреждение Фонда национального благосостояния Пакистана (ФНБП), который появился 31 июля 2023 года. Под его управление передали государственные пакеты акций крупнейших системообразующих предприятий страны, включая нефтяную, энергетическую и банковскую сферы. При этом общую капитализацию ФНБП планировалось довести до внушительных для небогатого в целом Пакистана 100 трлн рупий (около 40 трлн руб. по нынешнему курсу).
Контроль над ФНБП, согласно учредительным документам, осуществляет наблюдательный совет под председательством премьер-министра Пакистана. В него вошли также министр финансов, министр планирования, федеральный секретарь по финансам (ответственный пост в парламенте), глава Государственного банка Пакистана и генеральный директор ФНБП.
Существенно, что деятельность ФНБП тоже закрыли от внимания общественности — за исключением той информации, которую сам фонд сочтет нужным публиковать. Управляющими директорами ФНБП стали частные лица, а не государственные чиновники, со сроком полномочий в пять лет.
Наконец, перед самой отставкой правительства и парламента ПМЛ-Н через последний провели еще один закон, который усилил закрытость армии от общественного контроля и одновременно увеличил полномочия командующего — начальника штаба сухопутных войск. Закон установил суровую ответственность за разглашение любой информации, которая касается армии или обороноспособности страны, если это не санкционировано командующим лично или теми, кого он уполномочит. Также было существенно ограничено право отставных военных устраиваться в другие ведомства, где «может возникнуть конфликт интересов с армией» и, неожиданно, заниматься политикой в течение двух лет (или пяти, для особо «чувствительных» должностей) после отставки.
И тут самое время сказать несколько слов о том, в каком состоянии экономики подошел Пакистан к этой организационно-хозяйственной перестройке.
Но об этом — в следующем номере.
(Продолжение следует.)
