Еще Калининград, но уже Кёнигсберг

В статье дан изрядный портрет культурного переформатирования региона. Но поражает не столько целеустремленная, долговременная, всеобъемлющая и слаженная работа врагов, сколько потворство и пособничество российских властей и интеллигенции.

Характерно, что даже будучи вынужденными признать проблему «культурной германизации», высокие чиновники пытаются усидеть на двух стульях. Например, губернатор Калининградской области Антон Алиханов в мае 2017 года (когда он еще был врио губернатора) в одном из интервью сказал: «Я живу и работаю в Калининграде уже полтора года, и на мой личный взгляд, в обывательском смысле германизации как насаждения культурной идеи в повседневной жизни не видно, и этого нет». И это смешно.

Я в Калининграде был проездом несколько лет назад. И в повседневной жизни города видны ровно две вещи: истерическое потребление и германизация. Во-первых, город завешен рекламой дальше некуда. Он разрушается на глазах, у домов на центральном проспекте отваливается треть или половина фасада — но замечаешь это не сразу. Потому что мало где горят фонари и почти все стены скрыты рекламными баннерами. Вывески на домах, остановках, заборах и фонарях, растяжки над дорогами, щиты на тротуарах… Как молодящаяся старуха, которая в огромных количествах навешивает на себя дурацкие блестящие цацки.

А во-вторых, Кенигсберг смотрит на тебя отовсюду. Огромные рекламные щиты: «Калининградский зоопарк. А знаете ли вы, что абонемент на многократное посещение зоопарка был у каждого десятого жителя Кенигсберга?». Сам зоопарк, хоть и называется еще калининградским, на каждом шагу напоминает, что ему уже 120 лет — то есть 120 лет со дня основания Кенигсбергского зоопарка. Буквально на каждом шагу. А там, где нет подходящего повода, чтобы напомнить об исторических корнях, стоят тантамарески «Königsberg Tiergarten — since 1896».

Кафе, магазины, парикмахерские и т. п. в обязательном порядке используют прилагательное «кенигсбергский» — для себя или для отдельных товаров и услуг. В средненькой гостинице, где не работают на отопление кондиционеры и наблюдаются перебои с горячей водой, в каждом номере — цветастый рекламный буклет, сообщающий, что гостиница эта расположена «в одном из самых престижных районов Кенигсберга», а в холле — толстенные, с качественной полиграфией «Очерки истории Восточной Пруссии».

На скамейках (скамейках!) написаны какие попало «цитаты известных жителей Калининграда» — от Иммануила Канта (!) до Евгения Гришковца — под заголовком «Европейский город». Это название фонда, который был создан группой инициативных предпринимателей во главе с руководством банка «Европейский». Как заявил Вячеслав Генне, бывший на тот момент главным архитектором города: «Это, пожалуй, один из наиболее показательных примеров сотрудничества власти, бизнеса и общества. Примеров, полезных для всех, поскольку лавочек много не бывает».

Надо понимать, именно про это губернатор Алиханов сказал: «Но, в силу своей должности и доступа к определенной информации, я понимаю — конечно, <…> [германизация] присутствует. Например, это работа различных некоммерческих организаций, всяких „псевдокультурных“ центров. Я бы не сказал, что вся эта работа имеет деструктивный характер». А я бы сказал, что имеет. Если одни и те же организации «потомков изгнанных немцев» требуют возвращения «потерянных» земель и собственности, а также компенсаций — и одновременно полностью финансируют обучение и стажировки юных и молодых калининградцев в Германии, то возвращать понесенные расходы они планируют сторицей. За счет России вообще и Калининграда в частности.

Впрочем, губернатор добавляет: «Но когда не ведется противоположная работа, нет постоянного поддержания связи с основной территорией России, с ее культурным кодом, <…> то есть о чем задуматься». Мне в этом слышится желание властей самоустраниться от формирования идентичности города — как в реальности, так и в умах его жителей. Мол, чиновники просто поддерживают инициативы предприимчивых граждан. Ну действительно, что плохого в скамейках? Это полезно и красиво, как говорят организаторы, «помимо комфортного отдыха наши скамейки выполняют еще и эстетическую функцию».

То есть власть перекладывает всю ответственность на граждан. Именно граждане, если им это надо, должны предлагать, продвигать и финансировать проекты, напоминающие всем вокруг о России, ее культуре и о связях с ней Калининграда. По факту результаты настолько малы, что совершенно незаметны. Или даже отрицательны. Потому что по всему городу слово «Кенигсберг» расположено на ярких рекламных вывесках, а слово «Калининград» — только на мусорных урнах. Исключительно гениальное и эстетически выверенное решение. Хотя я убежден, что глумеж сознательный.

Алиханов, имея «доступ к определенной информации», убежден: «По результатам социологических исследований, которые проводятся в Калининграде, этого [влияния германизации] не видно». То есть она как бы есть, но беспокоиться по данному поводу не стоит, поскольку эффекта от нее почти нет. Но это, знаете ли, как посмотреть. Губернатору удобно сказать: раз большинство не выступает за германизацию, не просит европеизации и т. д., то результат этой германизации почти нулевой. А можно сказать, что раз большинство не выступает против этой германизации, раз оно не сопротивляется и даже не кричит о своем возмущении, значит, оно пассивно эту германизацию поддерживает и одобряет.

По факту всюду, кроме пары памятников и железнодорожного вокзала, советская символика стерта или отколота. Смешно, но даже в зоопарке «советская» его часть — у входа (!) — необитаема и запущена. В бесцветном и бессмысленном парке Победы 2000 года постройки «разбиты аллеи, установлены скамейки, находится небольшой пруд, воздвигнута часовня Георгия Победоносца». На создание установленного в этом парке памятника-мемориала «Воинам-разведчикам» деньги собирали по всей России — и до сих пор собирают на его поддержание и уход за ним. А власти… власти дали разрешение. Расположенный там же памятник «Пограничникам всех поколений» был также «возведен за счет пожертвований физических и юридических лиц (в том числе правительства региона)». Вот оно, благословенное сотрудничество власти и общества.

А значит, вся «противоположная работа» (слова губернатора) вновь ложится на плечи советского прошлого — тех его артефактов, которые еще остались.

Когда, продравшись через окенигсбергизированный город, вдруг оказываешься у памятника 1200 гвардейцам, то не сразу веришь своим глазам. Мозг отказывается совмещать несовместимое.

Этот мемориал великолепен. Первый монумент, воздвигнутый во славу Победы советского народа в Великой Отечественной войне и во славу павших во имя этой Победы. Он искренен, строг, прекрасен и величествен. Он словно каким-то невидимым полем защищает пространство вокруг себя, не допуская ни продажности, ни грязи, ни карнавала, ни даже суеты. С ним рядом покойно и надежно. Но мирно ли? Нет.

На 26-метровом обелиске пылает огненными буквами ряд эпитафий:

«Здесь похоронены тысяча двести гвардейцев — отважных воинов 11 гвардейской армии, павших при штурме города и крепости Кенигсберг 6–10 апреля 1945 года».

«Тысяча двести славных сынов Родины вечно будут великим примером для поколений советских людей».

«Советский народ будет вспоминать вас с любовью и благодарностью. Слава героям штурма Кенигсберга!»

«Ваше мужество было беспримерным. Ваша воля была непреклонной. Ваша слава бессмертна».

«За четыре дня была сокрушена прусская твердыня».

«Штурм Кенигсберга на вечные времена войдет в историю Отечества».

«Вы прославили советскую Родину — и Родина будет славить вас вечно».

В серии медалей «За взятие и освобождение» Кенигсберг — единственный город, не являвшийся столицей. При штурме Кенигсберга полегли 3700 воинов Красной Армии. Чтобы, славя их подвиг, вспоминая их с любовью и благодарностью, беря с них пример, потомки без всякой угрозы, добровольно и сладострастно сдались этому Кенигсбергу?